Армагеддон всегда с нами?

Проиграет - и уйдет из этой души навсегда.

Потому, что до самой смерти человек еще может что-то изменить в своей душе.

"Праведник едва спасается".

фононы существуют только при условии существования кристалла и нас, наблюдателей

Римма, по поводу нематериальности: поехали Вы, скажем, в Америку. Гуляете так перед Белым домом. Вдруг видите окровавленный труп Буша. Первая мысль: "президента убили". Включаете вечером телевизор -- там та же картинка. В газетах и Интернете Вы читаете: "Буш зарезан". То же самое слышите от соседей. Информация ОДНА И ТА ЖЕ, а МАТЕРИАЛЬНЫЕ носители РАЗНЫЕ: телек, сам труп, инет, газеты, слова соседей. Если бы информация имела материальную сущность, то ОДИНАКОВЫЕ ее проявления представлялись бы ОДИНАКОВЫМ образом.

Римма, наблюдателями пренебречь нельзя. Потому что фононы -- НАША модель для упрощения рассмотрения твердого тела. Мы их ВВОДИМ. Так что они существую исключительно для нас.

А вапче... Вслушайтесь, как здОрово: смерть - очень необычное переЖИВание... М-м-м...

Цитата:
От пользователя: дежурный

Проиграет - и уйдет из этой души навсегда.

Опа...

Цитата:
От пользователя: дежурный

Потому, что до самой смерти человек еще может что-то изменить в своей душе.

То есть... Бог может туда еще вернуться? Просто из моих усилий??

Цитата:
От пользователя: дежурный

"Праведник едва спасается".

Кранты тебе, Ктоя, малолетняя иеруса... %(
Бог может лишать надежды?

Осекитесь, ибо из чего Вы исходите... и кому говорите - заблудшей уже душе и пропавшей уже. а не только пропащей.
Или Он отвел свои прекрасные глаза... Обычное дело.

А мысль? Информация в вашем понимании то же, что мысль?

Причины всегда обусловлены. Каковы условия? То есть, причины всегда вторичны, что первично

Не слишком удачный пример, нет? Все «причины» дерева в косточке вполне материальны.

Э... Что совершенно верно, Костя3? Кто или что это за пустотность причин? Хм... Причины не имеют содержания… Почему?

Всеми предыдущими комментариями я хотела сказать, что «информация» и «причины» - не одно и то же, и здесь даже ДЛЯ ПРЧИН можно выявить временнУю зависимость. Они всегда ПОСЛЕ и зависимы по отношению к информации, обусловлены ею.

Информация бывает только о чем-то, или не имеет содержания? Если «о чем-то», то может ли возникнуть лишь после возникновения Чего-то? Или является тем самым платоническим шаблоном? Информация о Римме как таковой появилась как минимум после ее зачатия. Ранее была информация о других субъектах. Если с этим согласиться, то информация должна иметь начало, хотя может и не иметь конца.

А как информация может быть вообще более очевидной для одного и менее очевидной для другого? Может, ошибаюсь, но всякий объект несет в себе персонифицированную информацию, то есть СВОЮ для каждого.
Информация нематериальна, материальны только ее носители

Только восточные мудрецы по этому поводу от энтузиазма не скачут. Главный предмет их религиозных исканий - как бы достичь нирваны и покинуть эти счастливые круги сансары

> Говорить о том, что информация существует в пространстве – то же, что информация существует. ТЧК. Или покажите мне такое место, которое не было бы пространством.

Вот, Вы начали понимать.

Походящий образ здесь - беременное пространство.

Абсолютный потенциал, всё время воплощающийся в формы.

Вслушайтесь, как здОрово: смерть - очень необычное переЖИВание

Тогда мы пытаемся представить себе "информацию в пространстве".

ЧИСТИЛИЩЕ. Учение Римско-католической церкви о чистилище состоит в следующем. Когда человек уже после крещения совершает грех и получает прощение или когда он совершает «простительный» грех, остающийся неотпущенным, он, как правило, подвергается «временному» наказанию здесь или в будущей жизни. Человек, умерший добрым христианином, однако отягощенный бременем подобных грехов, попадает в чистилище, т.е. туда, где души претерпевают страдания за прегрешения, что дает им впоследствии возможность попасть на небеса.

Согласно учению Западной церкви, эта истина подтверждается богооткровенным словом Писания в 2 Макк 12:43-46. Поскольку возможно приносить за умерших умилостивительную жертву, это должно означать, что их души не пребывают ни в аду, ни в раю, так как достигшие спасения не нуждаются в молитвах живых, а осужденным на вечное проклятие такие молитвы не помогут. Стало быть, души умерших пребывают в таком месте, где молитвы еще могут им помочь «разрешиться от греха».

Веру в чистилище церковь обнаруживает уже у ветхозаветных евреев. Это учение всегда принимала Католическая церковь, однако протестанты (Лютер и Кальвин) решительно отвергали его; православные церкви в основном согласны с католическим учением о чистилище.

С началом Страшного суда чистилище вообще будет упразднено, однако до тех пор каждая душа останется в нем на тот срок, который необходим, чтобы она расплатилась за свои прегрешения. Живые могут помочь сократить этот срок себе и другим, принося «умилостивительные жертвы» благих дел (например, заказывая мессы) или получая индульгенции. Эту плату Бог учитывает, определяя сроки временного наказания.

Души в чистилище не могут избежать наказания. Однако, поскольку они умерли в мире с церковью и не находились в состоянии смертного греха, они продолжают любить Бога, а потому знают, что непременно окажутся на небесах после того, как завершатся их страдания.

Е.А. Бочкарёва

СРЕДНЕВЕКОВОЕ ВОСПРИЯТИЕ СМЕРТИ В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ
(СОВРЕМЕННАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ МЕДИЕВИСТИКА В СВЕТЕ
ОДНОЙ ПРОБЛЕМЫ)

В
последние несколько десятилетий в отечественной исторической науке всё отчётливее проявляется интерес к проблемам со-циокультурной, демографической, антропологиче-ской истории. Существенно расширился объект исторического исследования. Наряду с такими тра-диционными темами отечественной историогра-фии, как изучение рабочего и революционного движения, хозяйства и промышленности, междуна-родных отношений, появились новые дисциплины и темы: политическая и культурная антропология, история повседневности, макро- и микроистория. Немалое место среди них занимают такие темы, как изучение семьи, детства, особенностей гендер-ной структуры, чудесного и воображаемого, cтраха и болезни, времени и пространства. Проблема от-ношения к смерти и понимания потустороннего мира – составная часть более общей проблемы истории ментальностей, социально-психологических установок. Ментальность выража-ет повседневный образ коллективного восприятия, зачастую имея в себе бессознательные и непод-контрольные элементы. Отношение к смерти – од-но из самых устойчивых в истории коллективных представлений, настроений, эмоций, изучение ко-торых позволяет выделить определённые законо-мерности и тенденции в формировании жизненных установок.
В 70 – 80е гг. в европейской историогра-фии произошёл «прорыв» в области исследования восприятия смерти. Темы Страшного Суда и за-гробного воздаяния, картины Плясок смерти, ада, рая, чистилища по-новому стали рассматриваться историками; смерть и отношение к ней стали как важнейшие ментальные составляющие эпохи[1]. Не остались без внимания данные сюжеты и в со-временной отечественной историографии, так, на-пример, в работах А. Я. Гуревича, Ю. Л. Бессмерт-ного, В. П. Даркевича, Ю. Е. Арнаутовой и др..
А. Я. Гуревич подчёркивает значение ис-следования темы смерти для анализа новых науч-ных методик, а также для открытия не затронутых ранее аспектов ментальности, выхода на более широкую социокультурную проблематику; обраща-ет внимание на связь изучения этого вопроса с насущными проблемами современности.[2] В представлениях о смерти, по мнению А. Я. Гуреви-ча, отразились коллективные страхи и одержимо-сти эпохи; средневековые люди «переносили в структуру мира иного идеи о времени и простран-стве, о человеческой личности, о соотношении ду-ха и материи…»[3]. К смерти, как и к другим ком-понентам картины мира (пространство, время, бо-гатство, труд и др.), А. Я. Гуревич применяет тер-мин «категория»[4]. Раскрывая смысл отдельных категорий, историк приближается к пониманию единой социально-культурной системы, «живой, пульсирующей и изменяющейся действительно-сти»[5].
Собственную концепцию А. Я. Гуревич создаёт, анализируя особые жанры средневековой литературы – загробные видения (visiones), нраво-учительные примеры (exempla). Средневековые видения загробного мира выступают у автора как самостоятельные объекты исследования, как спе-цифический феномен средневекового миросозер-цания. Они встречаются в сочинениях Григория I, Хинкмара Рейнского, Григория Турского, Беды Дос-топочтенного и др.[6]. А. Я. Гуревич выделяет по-вторяющиеся мотивы в видениях: мост, соединяю-щий ад и рай и переброшенный над потоком; книги с записями добрых и злых деяний человека; тяжба из-за души между ангелами и нечистой силой; ко-лодец, из которого вырывается адское пламя; пыт-ка чередованием мороза и жары и т.д.[7 ].
Становление взглядов А. Я. Гуревича на восприятие смерти проходило, во многом в поле-мике с историками-медиевистами, среди которых выделяются Ф. Арьес, Ж. Ле Гофф, П. Шоню. А. Я. Гуревич не раз подвергал разумной и вполне обос-нованной критике концепцию Филиппа Арьеса, ак-центируя внимание на односторонности и произ-вольности отбора источников[8], преобладании среди них памятников литературы и изобразитель-ного искусства; на том, что французский историк не учитывал законов литературных жанров, воспри-нимая стилистическое клише за действительный элемент ментальности; на отрицании наличия страха смерти как одного из основополагающих фрагментов средневековой картины мира[9 ].
Серьёзные расхождения между А. Я. Гуре-вичем и Ф. Арьесом лежат в плоскости представ-лений о Страшном Суде. Ф. Арьес считал, что окончательная оценка личности умершего откла-дывалась до Страшного Суда, на котором будет вынесен приговор его душе. Поэтому между вре-менем жизни индивида, между моментом его осуж-дения существует интервал неопределённой дли-тельности[10 ]. А. Я. Гуревич же говорит о сосуще-ствовании большой и малой эсхатологии, так как идеи о немедленном суде над душой умершего и о Страшном Суде были сразу заложены в христиан-ской трактовке. Для первых христиан, живших в ожидании конца света, это противоречие было не-актуальным, аллегорическим и символическим («отделение овец от козлищ»)[11]. Но в начале средневековья стали преобладать представления о том, что суд, который должен состояться в конце времён, вместе с тем, вершится в момент смерти индивида, и адские муки начинаются немедленно, а не после Страшного Суда[12] Существенным не-достатком концепции Ф. Арьеса, по мнению А. Я. Гуревича, является преимущественное внимание к высшим слоям средневекового общества и не-обоснованная экстраполяция представлений знати на всё общество, включая народную культуру[13].
Немалое влияние для концепции А. Я. Гу-ревича имеет спор с Жаком Ле Гоффом по поводу возникновения чистилища. По Ж. Ле Гоффу, пере-ход от бинарной картины потустороннего мира к троичной совершается на рубеже XII – XIII вв. (с 1170 по 1220 гг.), когда схоласты пришли к заклю-чению о том, что у души умершего, если это не ду-ша тяжкого грешника, есть шансы на спасение, пройдя очищение огнём в чистилище. Появление таких представлений было вызвано ростом рацио-нальности средневековых городов, распростране-нием троичной системы (oratores – bellatores – la-bouratores), отображением которой стала схема «рай – чистилище – ад»[14].
А. Я. Гуревич не согласен, что «триада» - это более высшая система по сравнению с бинар-ной оппозицией; он утверждает, что троичное де-ление было присуще ещё архаическому обществу и носит сакральный характер, а в средневековую культуру пришло через латинских авторов, которые делили общество на «лучших», «средних» и «низ-ших». Мнения Ж. Ле Гоффа и А. Я. Гуревича схо-дятся в том, что идея чистилища существовала с начала средневековья (евангельские сюжеты, со-чинения Оригена, Климента Александрийского, Августина Блаженного, Григория Великого, Беды Достопочтенного) – чистилища, не названного по имени и не имеющего строго определённого локу-са, существующего для очищения от грехов, кото-рые можно искупить после смерти[15].
Другой подход в изучении восприятия смерти предложил Ю. Л. Бессмертный, поставив-ший задачу связать исследование смертности, продолжительности жизни с восприятием смерти, и причин смертности с активностью самосохрани-тельного (витального) поведения. Демографиче-ский анализ у автора становится способом ком-плексного изучения объективной и субъективной сторон исторической действительности. В работе «Жизнь и смерть в средние века» Ю. Л. Бессмерт-ный утверждает, что в истории, равно как и в чело-веке, происходит постоянная борьба двух ключе-вых феноменов – жизни и смерти, которая опреде-ляет менталитет и поведение людей[16].
Ю. Л. Бессмертный выделяет несколько периодов в развитии борьбы жизни и смерти, с преобладанием какого-то одного из этих начал: IX – X вв. (каролингская эпоха) – время большой смерт-ности, низкой продолжительности жизни [17]; XII – XIII вв. – период смирения перед смертью и болез-нью; появления новых литературных жанров – «стихов о смерти», в которых провозглашались две концепции смерти – традиционная церковная, со-гласно которой земная жизнь – это только приго-товление к телесной смерти и душевному спасе-нию, и светская, делающая акцент на земные ра-дости[18]. В это время создаётся идея чистилища, формируется зрительный образ смерти, активизи-руются самосохранительные настроения, возрас-тает независимость индивида, увеличивается чис-ло пожилых, немного возрастает продолжитель-ность жизни[19].
Большое значение, по Ю. Л. Бессмертно-му, в изменении восприятия смерти сыграли XIV – XV вв. – пора массовых эпидемий, демографиче-ского спада, длительной психологической напря-жённости, которые наложились на процесс разло-жения средневекового строя, внутреннего кризиса общества. Это вызвало рост пессимизма, отчаяния, трагического осмысления неотвратимости смерти и проявилось в самобичевании флагеллантов, «пля-сках смерти», пышных похоронных процессиях[20]. Но, несмотря на это, постепенно происходит даль-нейшая активизация самосохранительного поведе-ния, рост заботы о здоровье, в частности, о здоро-вье старых людей [21].
В современной отечественной историо-графии существует немало работ, посвящённых различным аспектам проблемы восприятия смерти. Так, Ю. Е. Арнаутова, исследуя феномен колдовст-ва и болезней, насылаемых с помощью колдовст-ва, приходит к выводу о тесной связи отношения к смерти с магическими действиями над мёртвыми, проводимыми, чтобы вылечить болезнь, или, на-оборот, «наговорить» её на человека[22]. В. П. Даркевич, Ю. П. Крылова отмечают особую смехо-вую составляющую народного восприятия смерти, которая была тесно связана со средневековыми карнавальными процессиями[23]. Л. Н. Чернова, А. Г. Румянцев сквозь призму исследования завеща-ний XIV – XV вв. показывают демографическую ситуацию в Англии, изменение восприятия смерти английской элитой[24].
Весьма любопытную попытку предприняла О. А. Новикова, попытавшаяся выделить на приме-ре памятников испанской поэзии основные «общие места», характерные для средневекового видения смерти. К таковым автор отнесла мотивы смире-ния, ничтожности человека и земных благ перед смертью; неожиданности, внезапности прихода смерти; возможности тесного общения с потусто-ронним миром; изображения отталкивающей сто-роны смерти (так называемого macabre) и др.[25].
Ц. Г. Нессельштраус занялся изучением более узкой проблемы – «Плясок смерти» в запад-ноевропейском искусстве. Анализируя образы смерти в литературе, изобразительной традиции, автор приходит к выводу о том, что «Пляски смер-ти» и «ars moriendi» - это тема искусства не сред-невекового периода, а переходной эпохи к новому времени, и отражают они, в первую очередь, «раз-ломы» во времени, пространстве, социальных структурах и ментальности, сложившиеся при дли-тельном и постепенном переходе к новому време-ни[26].
Необходимо упомянуть о собственно исто-риографическом изучении проблемы смерти, пред-принятом в современной отечественной историче-ской науке. Это работа М. М. Федотовой, в которой представлены основные направления «истории смерти» в западной историографии [27], и более фундаментальное исследование Т. И. Зайцевой по французской историографии, в частности, по рабо-там Ф. Арьеса и М. Вовелля [28].
Таким образом, изучение восприятия смерти в отечественной исторической науке явля-ется одним из наиболее перспективных, на наш взгляд, направлений развития исследований. Дан-ная тема является весьма обширной по охвату – это и демографическая составляющая, и психоло-гическая, и изобразительная, к тому же она служит ключом к пониманию ментальности средневекового общества (не в статичном облике, а в динамичном, сложном по структуре и функциям).

ПРИМЕЧАНИЯ
1. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. – М., 1992; Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. – М., 1992; Делюмо Ж. Ужасы на Западе. – М., 1994; M. Vo-velle. La Mort en Occident: De 1300 `a nos jours. P., 1983.
2. Гуревич А. Я. Смерть как проблема исторической антропологии: о новом направлении в зарубежной ис-ториографии.//Одиссей. Человек в истории. – М., 1996. – С. 115.
3. Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. – М., 1981. – С. 176.
4. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры.// В кн.: Гуревич А. Избранные труды. Т. 2. Средневековый мир. – М. – СПб., 1999. – С. 17.
5. Там же. С. 22.
6. Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. – С. 191 – 196.
7. Там же. С.203- 4.
8. Гуревич А. Я. Смерть как проблема исторической антропологии: о новом направлении в зарубежной ис-ториографии. – С. 120.
9. Гуревич А. Я. Филипп Арьес: смерть как проблема исторической антропологии.// Предисл. в кн.: Арьес Ф. Указ. соч. – С. 8.
10. Арьес Ф. Указ. соч. – С. 114 – 117.
11. Гуревич А. Я. Смерть как проблема исторической антропологии: о новом направлении в зарубежной ис-ториографии. – С. 122.
12. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. – С. 30, 241.
13. Гуревич А. Я. Филипп Арьес: смерть как проблема исторической антропологии. – С. 25.
14. Ле Гофф Ж. Время чистилища.// В кн. Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. - М., 2001. – С. 114, 118 –119.
15. Там же. С. 115, Гуревич А. Я. Категории средневеко-вой культуры. – С. 246.
16. Бессмертный Ю. Л. Жизнь и смерть в средние века. – М., 1991. – С.13.
17. Там же. С. 51 – 52.
18. Там же. С. 108.
19. Там же. С. 109 – 113.
20. Там же. С. 174 – 186.
21. Там же. С. 184 – 185.
22. Арнаутова Ю. Е. Колдовство и колдовские болезни в средние века.//Вопросы истории. – 1994. – №11. – С. 161.
23. Даркевич В. П. Народная культура средневековья. – М., 1988. – С. 105; Крылова Ю. П. Игры и развлечения горожан.// Город в средневековой цивилизации За-падной Европы. Т. 3. Человек внутри городских стен. – М., 2000. – С. 320.
24. Румянцев А. Г. Завещания как источник по истории английской социальной элиты начала XV вв.// Про-блемы истории и культуры средневекового общества. – СПб., 2000. – С.96; Чернова Л. Н. О самосознании купеческой элиты Лондона XIV – XV вв.// Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 3. Человек внутри городских стен. – С. 312.
25. Новикова О. А. К вопросу о восприятии смерти в средние века и Возрождение.// Культура средних ве-ков и Нового времени. – М., 1987.- С. 152.
26. Нессельштраус Ц. Г. «Пляски смерти» в западноевро-пейском искусстве XV в. как тема рубежа средневеко-вья и Возрождения.// Культура Возрождения и сред-невековья. – М., 1993. – С. 142.
27. Федотова М. М. Образ смерти в западноевропейской культуре.// Человек. – 1991. - №5. – С. 3 – 27.
28. Зайцева Т. И. Проблема смерти в современной фран-цузской историографии. Автореферат диссертации на соискание уч. степени канд. ист. наук. – Томск, 1995.