21+ Книга на КЛиО (графоманская тема)

Обалдевший от всего, что произошло, я не знал, как мне продолжить свой пересказ, и стоит ли вообще делать это. Будет ли интересно Дойне выслушивать выдуманные истории после того, что творится наяву прямо на наших глазах?
На столе стоял недопитый нами чай и остатки тернового варенья, которые Дойна усердно доедала с абсолютно спокойным и даже равнодушным видом, как будто ничего такого не произошло. Мне же ни чай, ни варенье в горло теперь не лезли.
- Дойна, сейчас наверно неуместно продолжать пересказ после того, что случилось?
- Почему же? Что такого случилось необычного?
- Как что?! А эта погребальная ведьма, или кто она там? Это нормально?!
- Какая ещё погребальная ведьма? Вам где-то что-то показалось, почудилось, привиделось — это далеко не всегда соответствует реальности, вы же понимаете?

Я был ошарашен этими словами и начал с подозрением поглядывать на недопитый мной чай. Взяв себя в руки, чтобы уж совсем не выглядеть ненормальным в глазах Дойны, я продолжил пересказывать повесть. Она уже близилась к своему концу.
Когда я добрался до сцен моей встречи с мистической Дойной (а повесть была от первого лица), реальная Дойна совсем уж заскучала. Мне начало казаться, что ей надоело меня слушать, и она хочет, чтобы я уже заканчивал. В конце концов, она многозначительно и иронично произнесла всего одно слово – Понятно.
Это окончательно выбило меня из колеи, и я стал почти физически ощущать наваливающуюся на меня адскую депрессию и апатию, чего раньше никогда со мной не было. Казалось, что краски мира мгновенно померкли, а смысл жизни исчез. За окном был серый рассвет на фоне серых туч. Мне казалось, что потеря интереса Дойной выносит мне смертный приговор и дальше никакой жизни уже не будет. Я сам не понимал, что творится у меня в душе и почему на меня так повлияло всего одно её слово.

- Дойна, я расстроил Вас своим рассказом?
- Ну почему же… Мне было очень интересно слушать и про Трансильванию и про бессмертный женский дух, который восходит на землю то в образе сияющей девы, то в виде огромной прекрасной бабочки, но то, что было дальше… Понимаете, Дьёрдь, мне совсем не интересно знать как и с кем вы проводите ночь. Это ваши личные интимные вещи, которые не стоит выносить на обозрение постороннего человека. И вы обещали, что всё это связано со мной и моим театром, но пока что я никакой связи не вижу.
- Но, Дойна, это всего лишь выдуманный рассказ. Я написал его задолго до того как узнал о вашем театре, при этом имя сияющей девы - Дойна, а название бабочки совпадает с названием вашего театра. К тому же Дойна в рассказе куманская ведьма, а у Вас ведь тоже среди предков были куны? По крайней мере, в толпе я слышал об этом. Ну, разве все эти совпадения не чудесны?
- Чудесны? В магии это именуют зовом других реальностей.
- Ну вот! Магия! Если Вы позволите, то я хочу продолжить свой рассказ. Там в конце ещё много интересных событий!
- Каких событий? Выдуманных Вами событий? Позвольте, я угадаю, что было дальше - сияющая дева поднимает из могилы Дракулу, и он останавливает вражеские армии, спасая города Трансильвании…

Я стоял, раскрыв рот. Дойна почти слово в слово повторяла мою повесть, да ещё и с язвительной улыбкой на лице. Как она узнала?!
Выходит, что Дойна и есть та воровка, которая украла мою повесть и теперь пытается воплотить её в жизнь, создав грандиозную мистификацию и получив на этом популярность!
Надо сказать, ей это удалось. Слухи о таинственной мистической актрисе уже ползут во всех уголках империи.

- Дойна, получается, что это Вы украли мою рукопись?! Вам это кажется смешным?
- Рукопись? Какую рукопись? Не нужно меня демонизировать и в чём то обвинять. Я очень сочувствую вам в утрате и мне нисколько не смешно, но это не даёт Вам права обвинять меня в воровстве!
- Тогда как Вы узнали о Дракуле, о вражеских армиях?
- Дьёрдь, вам корона не жмёт? Я такие «рукописи» от поклонников получаю десятками и наверняка сегодня опять под дверь просунут. Вон посмотрите, они сотнями лежат в мешках в углу, всё рука не подымается выкинуть. И поверьте, в них тоже куча выдуманных историй про Дойну, Дракулу и про королевских предков. А уж сколько там рассказов про ночных мотыльков! Вы не оригинальны, Дьёрдь, поверьте мне. Я вскрыла все эти письма и многие из них читала.
- Вскрыли все, но не все читали?
- Естественно! А Вы думаете, что у меня есть на это время? Поначалу я их читала, но потом поняла, что на это у меня просто нет сил. Я очень благодарна нашим поклонникам. Значит, мы как артисты всё делаем правильно, и наше искусство находит отклик в сердцах людей. Наша игра заставляет людей верить в наши образы, но я никакая не королева темноты, не сияющая дева и не оборотень мотылёк! Я обычная женщина со своей земной жизнью и земными заботами. Я не питаюсь нектаром и не летаю по ночам!
- Тогда почему Вы продолжаете вскрывать письма, если прекратили их читать?
- Деньги!!! Там в письмах иногда попадаются деньги!
При слове «деньги» глаза Дойны загорались ярким зловещим светом.
Та, что ещё недавно казалась неземной и божественной, вдруг начала казаться мне алчной и приземлённой.

- Дойна, я могу сопровождать вас в поездке по Трансильвании?
-Дьёрдь, я понимаю ваши чувства, но хочу сразу предупредить, что ничего не получится. Вы написали красивую историю, но она не может иметь никакого практического применения. У меня сотни поклонников, и я не могу взять каждого из них с собой. Я благодарна Вам за интерес к нашему театру и лично ко мне, но пришло время расстаться. Прощайте…

Когда я уходил от Дойны близился день.
На улице я столкнулся с Эльвирой, которая удивилась увидеть меня вновь.
- Здравствуйте, Вы опять здесь? Мы же вчера расставили все точки над «и».
- Я заходил по личному делу, но уже ухожу. Скажите, Эльвира, а почему театр называется «Сатурния»?
- Название появилось спонтанно, когда меня ещё не было в труппе. Девочки рассказывают, что во время обрядов при свете луны на белые одеяния Дойны часто садились стаи ночных мотыльков, как на источник света. За это девочки её называли королевой бабочек, или даже большой бабочкой. А кто у нас самая большая ночная бабочка? – Сатурния! Вот так по легенде и появилось название театра.
- Вы упомянули какие-то обряды…
- Обряды? Нет, что вы, вам показалось! Я говорила про наряды.
Эльвира вдруг засуетилась и засмущалась. По ней сразу было видно, что она ляпнула лишнего.

У меня в голове вдруг опять возник образ огромной прекрасной бабочки, которая живёт уже миллионы лет в своём неизменном виде. Она постоянно умирает и вновь возрождается уже в новых поколениях, которые ничем не отличаются от предшествующих.
Вот и Дойна представилась мне такой же прекрасной ослепительной бабочкой, которая живёт в мире вечно, постоянно умирая и возрождаясь то в теле половецкой княжны, то в теле кровавой графини, то в теле обворожительной театральной актрисы. Вечная жизнь… Вечная мудрость… Вечная скука… Вечное одиночество…

Как она может жить вечно? Откуда она черпает силы для нового «пробуждения»?
И тут опять я вспомнил о прекрасной Сатурнии и о том, каким образом она возрождается вновь и вновь.
Я вспомнил эту огромную жуткую прожорливую тварь. Эту страшную коричнево-зелёную гусеницу, покрытую мерзкими волосатыми бородавками синего цвета, пожирающую грушевые сады, посаженные людьми и терновники, попадающиеся на пути.
Перед глазами в памяти сразу же возник образ Дойны, жадно доедающей терновое варенье и алчно рассказывающей о деньгах в конвертах.
В этот момент я пожалел, что не умыкнул втихаря со стола чашку с остатками чая. Было бы интересно сдать его в лабораторию и узнать, чем таким она меня опоила. Не каждый ведь день погребальные ведьмы мерещатся.

Прав был Арц фон Штраусенбург, Дойна очень походила на хорошо законспирированную шпионку или диверсантку. Её знание языков… Её умение готовить снадобья… Её безупречная «легенда». И ведь, судя по всему, давно её готовили, несколько лет.

Зачем она меня опоила? Хотела проверить меня и выведать что либо? Неужели она меня подозревает?
Очень надеюсь, что она меня не раскусила. Пусть думает, что я просто влюблённый дурачок, который понял, что она украла мою рукопись.
А рукопись украла именно она! Я в этом уверен! Иначе как она могла бы так точно пересказывать её содержимое? Это невозможно, если только она не ведьма, а в ведьм я не верю.

Почему для своей мистической легенды она решила использовать мою рукопись понятно, ведь она очень хорошо сочеталась с её театральным образом. Непонятно другое. Что толкнуло её на кражу рукописи, ведь она не знала о её содержимом. Придумать аналогичную историю для своего образа может любая продвинутая шпионка, или люди из разведки, которые за ней стоят. Моя рукопись здесь явно лишняя.
К тому же Дойна в те годы была совсем юной, практически ребёнком. Детей в шпионы не вербуют. И деньги! Деньги остались не тронуты, когда пропала рукопись, а эта актриса уж точно прибрала бы их в первую очередь! Нет, это точно не она украла!

Опять ничего не сходится. Эту головоломку невозможно решить. Дойна к моей рукописи не имеет отношения. Выходит, что она телепат, прочитавший мои мысли, а потому знает содержание повести. Либо я сам рассказал ей, не ведая того, пока наблюдал галлюцинации после её чая.
Да, но содержание повести она узнала только сегодня, а Дойна она от рождения и театр Сатурния существует уже много лет. Это всё случайно так совпало с повестью? Не верю я в такие случайные совпадения!

Получается, что содержание рукописи она знает давно. Возвращаемся к тому, с чего начали.
Нужно её проверить, может она никакая и не Дойна. Имя может быть и не настоящим. Если так, то она точно «работает под рукопись».
Надо ли ей меня устранять в этом случае, как её разоблачителя?
Вряд ли, ведь рукописи никто никогда не видел, а меня легко выдать за влюблённого поклонника, выдумывающего глупые истории про своего кумира.

Я целый день обдумывал, как мне всё-таки быть рядом с театром и следить за действиями Дойны. Ничего не приходило в голову. И тут вдруг началось…
На следующий день Дойну арестовали. Ей предъявили обвинения в убийстве господина Герцля.
Якобы она задолжала ему крупную сумму за аренду помещений и решила нанять наёмных убийц, чтобы не платить старику.

Я тут же запросил встречу с командующим Артуром Арцем фон Штраусенбургом и получил его аудиенцию.
- Генерал, я узнал, что Дойна арестована за организацию убийства.
- Да, это так. Других подозреваемых нет. У Герцля не было конфликтов и других должников.
- Генерал, я уверен, что поводом к убийству стал не долг. Не такой уж он и большой, этот долг, судя по тем жалким развалинам, которые она у него арендовала. На самом деле старик что-то узнал о Дойне и начал её шантажировать, вымогая гораздо более крупные суммы. И вообще, нужно проверить, Дойна ли она. Я не уверен, что это её настоящее имя.
- В полиции уже проверили. Можете не сомневаться, это её настоящее имя, данное с рождения, а вот фамилия, конечно же, вымышленная. Никакая она не Фалькенхайм. Это просто сценический образ, который лучше подходит к готическим пьесам.

У меня в повести фамилия Фалькенхайм нигде не фигурировала, в отличие от имени, а потому фамилия меня не очень интересовала. В тот момент я даже не спросил, какая у неё настоящая фамилия, о чём впоследствии весьма пожалел. А ведь это было важно! Но мой мозг уже был поражён чарами Дойны, а потому отказывался проявлять свойственные мне сосредоточенность и анализ.

- Что с ней будет дальше? Выходит, что она на время нейтрализована и не будет мешать проведению военной операции в немецкой Трансильвании?
- Ошибаетесь, Дьёрдь, её уже выпустили. Без залога, без ничего! У неё определённо есть покровитель на самом верху.
- Как такое возможно? Это ведь как то обосновали?
- Да, она сообщила, что накануне полностью погасила задолженность перед Герцлем, и убивать его не было никакого резона.
- Но это неправда! Я сам слышал их разговор! Она собиралась заплатить только после гастролей в Трансильвании. А расписка в получении денег была?
- Никаких расписок у неё на руках нет. Она сказала, что он расписался в какой то ведомости. Ведомость полицией не обнаружена. И, тем не менее, её выпустили. Покровитель… Другого объяснения не нахожу.
- Генерал, у меня появился план, как попасть к Дойне в самый ближний круг!
- И как же?
- Раз она якобы расплатилась с Герцлем, значит, у неё нет денег на организацию гастролей. Я приду к ней с требуемой суммой и предложу помощь.
- А если она откажется? Тем более что деньги реально остались у неё, судя по Вашим показаниям.
- От денег она точно не откажется! Я видел, как загораются её глаза!
- Ну, хорошо, я распоряжусь, чтобы в кассе вам выдали нужную сумму.

[Сообщение изменено пользователем 16.10.2023 14:21]

Вначале была любовь. Любовь чистая, абсолютная, не имеющая никакой материальной основы.
Любовь пришла мгновенно, осенью 1912 года, когда я был в Трансильвании, но её нельзя было увидеть, услышать и осязать. Сердце вообще глухо и слепо, оно может лишь знать, но у сердца есть друг и имя ему разум.

Мозг всегда был глазами, ушами, пальцами и кожей сердца. Когда сердце что-то знало и чувствовало, мозг всегда был готов показать это наяву или в фантазиях. Именно разум предложил сердцу увидеть ту абсолютную чистую любовь и сделать её видимой и осязаемой.
Разум показал сердцу прилёт на землю прекрасной ночной бабочки Сатурнии и превращение её в сияющую деву. Всё это было записано на бумаге в утерянной рукописи, и теперь сердце знало, как выглядит абсолютная любовь.

Но любовь была настолько сильна, что ей стало тесно в клетке фантазий разума. Она решила покинуть рукопись и воплотиться наяву. Так в мою жизнь ворвался театр с прекрасной загадочной актрисой. Это и послужило началом войны. Войны вежду сердцем и разумом. А имя той войны – ревность.

У мозга не было никого кроме сердца, и он воспринял как угрозу появление реальной Дойны. Теперь любовь жила своей независимой жизнью и никак не подчинялась разуму. Наоборот, она как будто делала всё назло и вопреки логике, к которой привык мозг. Реальная любовь не вписывалась в рамки разума, и он никак не мог её понять и принять.

Сердце потеряло разум, когда Дойна появилась на горизонте, свободная и самостоятельная. Мозг стал просто не нужен.
Мозг видел Дойну алчной, холодной и надменной, но сердце полностью отметало все наговоры разума.
Мозг показал, что Дойна это расчётливая предательница и убийца, но сердце отказывалось в это верить.

Сердце разбитое и ослеплённое любовью, получило невиданную ранее силу, и готово было идти на всё. Оно демонстрировало чудеса коварства и легко обводило разумный мозг вокруг пальца.
Сердце притворно согласилось на то, что Дойна занимается диверсиями и убийствами, работая на врагов, но это была ловушка для мозга и разум в неё попал. Теперь мозг уже сам подтверждал барону Штраусенбургу, что Дойна шпионка и за ней требуется слежка. Именно этого и добивалось сердце – ему нужно было любой ценой быть рядом с Дойной.

Теперь обманутый разум был полностью на услужении сердца, сам того не ведая. Сердце без мозга беспомощно, а мозг отработал блестяще. Именно разум придумал схему приближения к Дойне через деньги. Именно разум смог достать эти деньги физически.
Сердцу не важно, как быть рядом с Дойной, хоть через деньги, хоть через самого чёрта.

Сердце не видит ничего в будущем. Оно не понимает, что Дойну могут арестовать и даже убить. Сердцу нужно быть с Дойной здесь и сейчас, а всё остальное, включая последствия, не имеет никакого значения.
Разум намекал сердцу, что всё это похоже на наркотическую зависимость, но сердцу было всё равно. Любой отрыв от Дойны подобно топору рубил сердце на куски и сердцу было нужно лишь одно – вернуть Дойну и прекратить эту адскую пытку.


Предложение помощи театру стало для Дойны полной неожиданностью. По крайней мере, чувствовалось, как в ней борются два противоположных чувства.
- Дьёрдь, я очень благодарна Вам за это, но мне неудобно пользоваться Вашей добротой. Вы ведь забираете деньги из семьи, а в них, возможно, нуждаются ваши дети.
- Не волнуйтесь, Дойна, у меня нет детей. Я ещё не обзавёлся семьёй, а мой род достаточно обеспеченный и я могу иногда позволить себе такие расходы.
- Но всё равно, мне, правда, неловко брать у Вас такую большую сумму. С другой стороны, я никогда не отказываюсь от помощи театру. Давайте я тоже для Вас что-нибудь сделаю. Хотите, я сделаю обряд на привлечение денег, или на сохранение здоровья?
- Дойна, Вы что, реально ведьма?!
- А Вы в этом до сих пор сомневались? Вы разве не слышали, что обо мне шепчут в толпе?

Мне было забавно слышать про обряд на привлечение денег. Если бы все эти обряды работали, то наверно и театр не нуждался бы в финансах. В общем, мне стоило больших усилий сдержать невольную улыбку.
С другой стороны, моим родственникам реально требовалась помощь. Вот уже несколько месяцев юная кузина находилась в психиатрической клинике. В какой-то момент на неё напала хандра, и она потеряла интерес к жизни. Постепенно она забросила учёбу, а потом и вовсе перестала заниматься домашними делами и следить за собой.
Когда её отправляли в психиатрическую клинику, она днями лежала в постели и просто смотрела в потолок. Тётя не находила себе места, а кузина сама дала согласие на лечение. Ей было все равно.

Выслушав мой рассказ о юной кузине, Дойна вдруг стала здравой и рассудительной. Казалось, что в одно мгновение она проделала длинный путь от жуликоватой уличной гадалки до ответственного и серьёзного профессора психоанализа.
У меня невольно возникло чувство, что в теле Дойны заключено множество разных людей, или их духов, которые выходят наружу в зависимости от обстоятельств.
- Да уж, Дьёрдь, дело действительно серьёзное. Я с этим сталкивалась и знаю, что магия тут не всегда способна помочь. К тому же, я не буду проводить обряды над детьми без согласия родителей. А ещё очень важно, что говорят врачи и какое они сейчас проводят лечение. Всё это нужно учитывать при магических действиях. Вы можете организовать встречу с её родителями? Ну и в любом случае мне нужна её фотография, раз доступ в клинику ограничен.
- С фотографией, думаю, проблем не будет, и встречу я тоже организую.
- Я не буду вас сейчас обнадёживать. Постараюсь сделать защиту на вашу кузину, но для этого я должна выяснить причину недуга. Для этого и нужна фотография. Если мой обряд не поможет, то не отчаивайтесь. У меня есть знакомые в среде психоанализа – постараемся перевести её в нормальную клинику. Жаль, что Шейва сейчас не в Вене – она бы точно помогла. Тем более, она знает эту проблему изнутри.

В дальнейшем я свёл Дойну с тётей и многие вопросы они решали уже без меня. Мне же было важно установить круг общения Дойны и эта зацепка с Шейвой, которая «знает эту проблему изнутри», показалась мне очень интересной.
Я сразу же направился в Вену.
Эти несколько дней до выезда театра на гастроли я использовал для посещения штаб-квартиры Эвиденцбюро, под вывеской которого работало наше управление военной разведки. Там были все архивы.

Настрой у меня был скептический. Ещё бы, попробуй найти «маленькую» Шейву в огромном «стоге сена», зная лишь, что она имеет отношение к психическим расстройствам. Хотя, имя редкое... Я с таким ещё не сталкивался. А может это и не имя?
К тому же я никому не доверял.
Буквально три года назад был разоблачён сам глава нашей контрразведки Альфред Редль, которого русские завербовали аж в 1903 году! 10 лет глава контрразведки работал на Россию и об этом даже никто не догадывался!
Поэтому я и не удивлялся, когда командующий Штраусенбург говорил мне о предательстве на самом верху.

Мне пришлось выдумывать всякие небылицы, рассказывая сотрудникам разведки, зачем мне понадобилось искать некую Шейву.
Тем не менее, по краткому описанию они сообщили мне, что такая женщина уже попадала в их поле зрения. Более того, она очень подозрительная и за ней постоянно ведётся слежка.
На особом внимании она была и в отделе почтовых отправлений, так как ведёт переписку с Юнгом и даже Фрейдом и явно пытается сформировать агентурную сеть через медицинские круги, создав себе очень сильную легенду.
Но прямого компромата на неё никакого не найдено, даже несмотря на то, что все её письма читаются.

Загвоздка была лишь в том, что звали ту женщину не Шейвой. По крайней мере, такого имени сотрудники, не имеющие прямого отношения к расследованию, не припомнят.
Мне посоветовали взять материалы дела и самому рассмотреть все подробности. В деле она фигурировала под кодовым именем «Малышка». Именно так называли её между собой Юнг и Фрейд (содержание их переписки по поводу «пациентки» также прилагалось к делу).
Любопытно, что исходно они именовали её «больная из России», а лишь потом перешли на «Малышку».
Сама себя она называла Сабиной.

Хорошо, что я не сдался сразу и прочёл все материалы дела.
В итоге я был вознаграждён, когда дошёл до происхождения этой «русской пациентки».
В психиатрическую клинику она поступила с диагнозом «психотическая истерия» в возрасте 19 лет (почти как моя кузина), а через год стала студенткой медицинского факультета университета, что уже вызывает подозрение.
Любопытно, как она, будучи на амбулаторном лечении у Юнга, смогла закончить университет и защитить дипломную работу, а вскоре и вовсе получить степень доктора медицины. Казалось, что она не прыгала, а летала по ступенькам карьерной лестницы!

А не могла ли она симулировать свою истерию, чтобы войти в доверие к нашим мэтрам?
Эту Россию не понять, у них и в 19 лет девушки могут быть агентами. По крайней мере, способностей ей не занимать. Судя по переписке, многие идеи Юнг и Фрейд заимствовали именно у неё.

А что, если она шантажирует их угрозой раскрытия научного приоритета и тем самым склоняет к сотрудничеству с русской разведкой?
Непонятно только, зачем она скрывает своё настоящее имя Шейва, ведь всё равно наша разведка всё узнала.

В любом случае, девица явно неординарная. Как-никак окончила Екатерининскую гимназию с золотой медалью в Ростове на Дону (где, кстати, и родилась). Вполне могла симулировать и попытки суицида и бредовые завещания на немецком языке, типа этого, которое прилагалось к делу:

«Последняя воля.
После моей смерти я разрешаю анатомировать лишь голову, если ее вид будет не слишком отталкивающим. Вскрытие могут наблюдать лишь самые прилежные студенты.
Мой череп я посвящаю нашей гимназии. Его следует поместить в стеклянный ящик, украсив бессмертниками. На ящике напишите следующее: «И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть, И равнодушная природа красою вечною сиять».
Мой мозг я вручаю Вам. Поместите его чистым в красивый сосуд и напишите на нем те же слова.
Тело следует сжечь, при этом никто не должен присутствовать.
Пепел разделите на три части. Одну положите в урну и пошлите домой. Вторую часть развейте по земле посреди нашего большого поля. Вырастите там дуб и напишите: «Я тоже была однажды человеком. Меня звали Сабина Шпильрейн». Что делать с третьей частью — скажет Вам мой брат…»

Что значит «я тоже однажды была человеком»?
В своих письмах Шейва часто утверждала, что «демоническая сила, сущностью которой является зло и разрушение — в то же время и есть творческая сила».
Всё это не давало мне покоя.
Казалось, Шейва сама раскрывает свой секрет головокружительного взлёта. Раньше она была человеком, но перестала им быть, получив разрушительную демоническую силу зла, которая легко двигает её на пути творчества и великих достижений.

Вот и Дойна, похоже, из этого же теста. Имеет странный необъяснимый талант, слывя в людской молве не человеком вовсе, а воплощением тёмных сил в человеческом обличье.
Мысли о Шейве и Дойне кидали меня из крайности в крайность. То я представлял их ячейкой русской шпионской сети, то лютыми ведьмами, получившими невероятный взлёт, используя тёмные силы.
Как бы то ни было, но обе они имели невероятную способность влиять на других людей, начиная от толпы театральных зевак и заканчивая признанными мэтрами психологии и тайными покровителями на самом верху.

А ведь я её помню!
Ну как же!
Я ведь присутствовал на защите её докторской диссертации у нас в Венском университете, ещё будучи студентом!
На защиту меня затащил всё тот же Эрвин, который увлекался всем на свете, начиная от физики и театра, и заканчивая философией и психологией.
Как же я мог про неё забыть!?
Ну, да, на защите она фигурировала как Сабина, возможно, поэтому сразу и не подумал на неё.
Помню, как в ходе полемики она утверждала, что любовь – это смерть, повергая в шок своих оппонентов. Сейчас эта фраза заиграла для меня новыми красками. Я чувствую смертельную опасность от своей любви к Дойне.

Я попросил сотрудников Эвиденцбюро держать меня в курсе всех событий вокруг Шейвы, а сам поспешил вернуться в Пешт.
Театр уже через день отправлялся на гастроли.
По пути в Трансильванию театр планировал дать представления в городках и селениях Надькуншага или Большой Кумании, «отдав дань» предкам Дойны.

[Сообщение изменено пользователем 27.12.2023 19:24]

Первым на пути был Сольнок, раскинувшийся на берегах Тиссы. Именно здесь, за рекой, начинались земли кунов.
Где то на равнинах вдоль реки Тиссы, между Сольноком и Сегедом находится гробница Аттилы, так и не найденная до сих пор.
Именно эти земли и называются Надькуншагом.
Именно здесь живут те, кто считает себя дальними потомками кунов.

От Пешта до Сольнока меньше ста километров. Путешественник на поезде этот путь даже не заметит, но мы плелись по дорогам вереницей телег и экипажей, а время тянулось бесконечно.
Так театру было удобнее перемещаться, так как при необходимости можно было заночевать хоть в поле, и не было проблем с багажом (сдать театральный реквизит в багаж было почти нереально).
Да и на железнодорожных билетах тоже экономия. Овёс для лощадей, да еда для актрис и рабочих – вот все основные расходы театра.

Останавливался театр либо на постоялых дворах, либо лагерем на берегах рек, чтобы можно было помыться и постираться.
В этом походе я понял, что у актрис на организацию гастролей и бытовые нужды уходит в разы больше сил, чем на репетиции театра.

Пока мы ехали от Пешта до Сольнока, Дойна поведала мне интересную историю о том, почему она выбрала себе сценический псевдоним Фалькенхайм.
Скажу честно, я сам её об этом спросил, а она даже не удивилась, что я знаю, что это не настоящая фамилия.
Дойна дала мне краткий экскурс в историю, который я перескажу вам сейчас максимально сжато.

От Аттилы до Дойны очень далеко, даже если те россказни в толпе имеют хоть какое-то отношение к реальности.
После смерти Аттилы куны были вытеснены с этих земель германцами аж на Дон и Волгу, где русские стали называть их половцами.
На венгерские земли они вновь вернутся лишь через 800 лет во главе с ханом Котяном.

Котян призывал русских на помощь в войне с монголами, но это дорого обошлось и половцам и русским, сложившим свои головы на реке Калке.
А после и вовсе пришёл Батый, внук Чингисхана, разгромивший армию Котяна и покоривший Русь.

Котян собрал десятки тысяч оставшихся половцев и бежал с ними на Дунай, в славный город Пешт.
Король Венгрии Бела четвёртый обещал приютить половцев, если они помогут защитить Венгрию от наступающих монгольских орд.
К тому же Иштван, сын короля, сразу влюбился в прекрасную половецкую деву, дочь хана Котяна, которая была так не похожа на его соплеменниц.
Мы не знаем, как исходно звали дочь половецкого хана. Нам она известна лишь как будущая королева Венгрии Елизавета Куманская. Именно с ней людская молва связывает Дойну.

Мадьяры плохо воспринимали так не похожих на них половцев, считая их бескультурными дикарями. В конце концов, венгерские бароны ворвались в лагерь Котяна в Пеште, и почти вся половецкая знать погибла.
Какая уж после этого защита от монголов… После убийства Котяна мадьяры лишились помощи своих степных союзников.
Не удивительно, что вскоре венгерская королевская армия была уничтожена Батыем на реке Шайо, а сам Бела четвёртый вместе с семьёй бежал на острова в Адриатике, мечтая спастись, уплыв на корабле в Италию.
Пешт тогда сгорел дотла, а Буда лежал в руинах.

Половецкая княжна уже тогда была в свите венгерского короля, помолвленная с его сыном Иштваном.
Потом было многое…
Спустя годы Венгрию восстановили, но сын пошёл против отца, требуя часть земель. В результате Бела позволил Иштвану и Елизавете Куманской управлять Трансильванией.
А кончилось всё тем, что Иштван стал королём всей Венгрии, а Елизавета королевой.

Но история на этом не заканчивается.
У них родилось шесть детей и одну из дочерей они тоже назвали Елизаветой. Теперь она известна как Елизавета Арпад или Елизавета Венгерская.
Более необычной женщины свет не видывал.
Ещё в детстве она была пострижена в монахини и прожила в монастыре 26 лет. Это был монастырь на Заячьем острове на Дунае, прямо между Пештом и Будой.
А потом её похитил могущественный чешский рыцарь Завиш из Фалькенштайна, но она, похоже, и не возражала, с удовольствием выйдя за него замуж. Ещё бы, отсиди 26 лет в монастыре…
Также она была похищена сербским королём Милутином и тоже с удовольствием вышла за него замуж, став королевой Сербии.

Споры о том, кто похитил её первым, а кто вторым, ведутся до сих пор, но оба брака ни одна церковь не признала, считая их постыдными. Это не помешало венгерской церкви почитать Елизавету как блаженную, что уж совсем ни в какие рамки не укладывается.
Дойна считает, что тут не обошлось без тёмных сил, иначе как объяснить все эти противоречия.

Дойну поразила и восхитила биография Елизаветы Арпад.
Что это за дама такая была, в которую все влюблялись и стремились похитить её любой ценой, и которую почитала церковь, несмотря на все её грехи?
Только тёмные силы могут делать женщину такой привлекательной и застилать глаза церковным служителям, пишущим её житие.

А знаете ли вы, что Завиш из Фалькенштайна потерял голову дважды? Сперва от Елизаветы, а через год и буквально.
В общем, беря себе ложную фамилию Фальненхайм, Дойна как бы подчёркивала своё родство с внучкой хана Котяна.
Но окончания «фамилий» всё же разные и я обратил на это внимание. Ответ Дойны был очень витиеватый:
- Это не важно. Важна лишь первая часть, которая с немецкого переводится как «соколиный», а это немецкое слово образовано от латинского «falx» («серп»), что подчёркивает серпообразную форму крыльев в полёте.
- И чем же важен серп?
- Серп это Луна. Вы слышали про культ Луны?
- Нет, не слышал. И мне кажется, что окончание тоже имеет значение.
- Наверно имеет, но не сейчас. Я и сама пока не знаю. Но я знаю, что всё не просто так. Важно всё, любая буква, любая деталь. Всё это ещё проявится в будущем.


В Сольноке мы остановились на постоялом дворе и всё сразу пошло не так. Дойна пропала в первый же день, пока я отлучился в ближайшую лавку.
Девочки сказали мне, что Дойна не докладывает им о своих планах и может исчезнуть в любую минуту. Тем более, имеет право – выступление театра в Сольноке будет только через два дня.
Да, действительно, на заранее расклеенных афишах дата стояла соответствующая.
Я не мог добиться у актрис, куда же уехала Дойна. Они сказали лишь, что она схватила конверт и отправилась на вокзал.

Конверт! Что в этом конверте?
А вдруг в этом конверте важная разведывательная информация, которую она должна передать русским?! Я должен её догнать!
Я практически не думая взял билет до Мукачево, ведь куда ей ехать, кроме как туда.
Там русины, мечтающие создать Подкарпатскую Русь, запросто проведут её через перевалы прямо в расположение русской армии.
А может там её ждёт Шейва и конверт русским будет передан через неё, а Дойна вернётся в театр, чтобы не вызывать подозрений.

Была уже ночь, когда поезд сделал остановку на маленькой станции Ньирбатор, и тут меня осенило!
Буквально в последний момент я выпрыгнул на платформу, потому что был уверен, что Дойна сошла именно здесь.

Чем дальше я удалялся от станционных огней, тем более кромешная тьма меня окутывала.
Городок лежал во мраке. Ни у кого в окнах не горел свет.
Вскоре ноги перестали чувствовать дорогу и лишь глаза едва различали вокруг силуэты крыш, между которыми я и прокладывал свой путь.
Я шёл на юг, к центру городка, но наверно давно уже сбился с пути, полагаясь лишь на свою интуицию.
У меня не было ни фонаря, ни спичек, ни огнива. Ничего, что может мне помочь осветить путь.

Дальше уже совсем ничего не было видно, но вдруг я услышал странную возню, тявканье и рычание. Впереди я увидел множество парных огоньков, которые шарахались из стороны в сторону.
Рука невольно потянулась к расту-гассеру, который был полностью заряжен. Ну что черти, может 8 пуль на вас и не хватит, но без боя вам меня точно не взять!

Я уже начал целиться в сторону блуждающих огней, как вдруг полная луна вышла из-за туч и осветила улицу.
Мохнатые спины тварей отливали серебром, а из открытых клыкастых пастей сиял алый огонь. В этот момент я пожалел, что пули у меня в барабане не серебряные.
Но твари, похожие на огромных седых волков, развернулись ко мне хвостами и направились вдоль улицы.
Они меня ведут?
Ну, конечно же! Они меня ведут!
Я вспомнил один из фрагментов многочисленных стихов Дойны, которые она постоянно вплетала в свои пьесы:

Стаи белых псов мчатся вслед за ней,
Сотни алых, голодных огней
И гадаю я при седой луне,
Есть ли кровь людей во мне?

Стая вела меня ещё несколько кварталов и, наконец, дома отступили и я оказался у маленького пустыря, слегка возвышающегося над окружающей территорией.
Пустырь занимали развалины с одиноким примыкающим зданием.

Это был небольшой старинный особняк, разрушенный почти до основания.
Лишь одно его крыло сохранилось от разрушения и там располагалось зернохранилище. Об этом свидетельствовала вывеска, которую можно было различить при свете луны и горящих керосиновых ламп.

Лампы были расставлены среди остовов разрушенных стен по углам самого большого помещения, которое в особняке, очевидно, было центральным залом.
Здесь же стоял стол.
За столом сидел худой высокий старик в цилиндре и фраке с усохшим вытянутым лицом.
В его руках была трость с набалдашником в виде дракона, а на столе лежал конверт.

- Что привело Вас сюда, Дьёрдь? Вас ведь так, кажется, зовут?
- Отдайте мне конверт!
- Желаете знать, что в нём? Тогда вам придётся сыграть со мной в одну увлекательную игру.
- А если я просто застрелю Вас, а конверт заберу себе?
- Дьердь, Вы готовы убить человека? Это у Вас не выйдет. Где вы тут увидали человека? А не человека ваши пули не возьмут. Так что садитесь за игру. После игры я обещаю показать Вам содержимое конверта.

Старик с ехидной ухмылкой достал шахматную доску и поставил её прямо на конверт.
Когда он улыбался, неизбежно обнажались его длинные и острые клыки с нездоровой желтизной.
Странно, всего четыре маленьких лампы источали такой яркий свет, что стол буквально пылал, а глаза слепило.

Мы начали расставлять фигуры.
К моему удивлению, себе этот ряженый «граф Дракула» выбрал белых.
Когда фигуры были уже расставлены, он не спешил делать первый ход.

- Вот смотрите, Дьёрдь, белые – это свежие румынские армии, а чёрные - это армия Австро-Венгрии. До начала игры я уберу у чёрных ферзя, ведь их командование бездарно. Пешек и лёгких фигур я оставлю чёрным лишь треть, ведь большую часть солдат и офицеров уже перебросили на русский фронт.
- Тогда и я уберу у белых ферзя, ведь как показывают баталии прошлых войн, их командование так же бездарно.
- Убирайте, не буду Вам этого запрещать. И давайте уже играть.

С этими словами старик развернул доску на 180 градусов, и я понял, что мне выпало играть за румын.
Имея подавляющее преимущество в пешках и лёгких фигурах, я тут же начал наступление на врага.
«Граф Дракула» умело маневрировал, создав из немногочисленных чёрных пешек цепь с несколькими неизбежными пробелами, которые напоминали Карпатские горы с незакрытыми для врага перевалами.
За пробелами в пешечной цепи он выставил ладьи. Не было никаких сомнений, что это башни древних немецких крепостей, защищающих ключевые направления.

Силы были неравными. Мои многочисленные лёгкие фигуры устремились в пробелы пешечной цепи противника и уже через несколько ходов вышли в тыл чёрных, осадив беззащитные крепости.
Ещё немного и ладьи противника пойдут под рубку.

На этом шахматные правила закончились.
Дракула взял лежащего на столе чёрного ферзя и откусил у него с головы «помпон».
Теперь ферзя можно было ставить вниз головой, что старик и сделал, установив его на доску вниз головой рядом с осаждёнными мной «крепостями».
Всё это меняло расклад. Мои фигуры мгновенно оказались под обстрелом новой вражеской фигуры. В то же время, и перевёрнутый вражеский ферзь тоже был у меня под боем.

- Что это за фигура? Это чёрный ферзь?
- Нет, Дьёрдь, не совсем. Скажем так – это королева.
- Чёрная королева?
- Скорее это Королева темноты.

Я не знал, по каким правилам играет новая фигура, появившаяся на доске.
Я всячески проявлял осторожность, выполняя бессмысленные позиционные ходы фигурами и не решаясь пойти на штурм крепостей.

- Ну что же Вы, Дьёрдь, не идёте в атаку, ведь новая фигура стоит у вас буквально под боем.
- Я не знаю, чего от неё можно ожидать – Вы ведь не посвятили меня в правила её игры. Она может быть опасна для моих лёгких фигур.
- На это и расчёт, Дьёрдь, на это и расчёт… Но теперь всё, ваше время упущено.

С этими словами старик убрал с доски «Королеву темноты».
Теперь он поставил ферзя как положено на его основание.
Он расположил чёрного ферзя на самой последней линии в тылу чёрных. С этой позиции чёрный ферзь начал свой путь к пешечной цепи, громя мои фигуры и пешки.
Мои жалкие кони и слоны не могли противостоять этой грозной тяжёлой фигуре чёрных и начали общее отступление через те же бреши в пешечной цепи, по которым ещё недавно проникли в логово врага.

[Сообщение изменено пользователем 23.10.2023 01:47]

Старик всячески препятствовал отступлению.
Собрав со стола горсть лежащих фигур, в основном коней, он вывалил их на доску, туда, где среди пешечной цепи были пробелы. Это было совсем уж не по правилам, и я в ответ начал щелчками пальцев «расстреливать» эти баррикады, мешающие моему отступлению.

Каждый диктовал свои правила, это уже была не игра. Тогда я просто рывком перевернул шахматную доску и фигуры посыпались на землю. Мне важно было убедиться, что секретный конверт по-прежнему находится под шахматной доской.
- Зачем же вы устроили эту революцию, Дьёрдь? Австро-Венгрия уже почти победила, а вы доску переворачиваете.
- Хватит игр! Я хочу знать, что находится в конверте!
- Ну, так откройте его.
- Деньги?!
- Да. Деньги.
- Но это мои деньги!
- Деньги меняют хозяев. Может когда-то они и были вашими, но вы передали их Дойне, а Дойна передала их мне. Теперь это мои деньги.
- Зачем вам столько денег?
- Деньги это топливо. Есть Силы, которые не работают без этого топлива. Они им питаются. То, что просила Дойна, требует невероятных усилий, а значит, и денег в эту топку ей пришлось закинуть немало.
- Почему Вы так откровенны со мной?
- Потому, что я не вижу от Вас, Дьёрдь, никакой угрозы. К тому же Вам дан дар видеть будущее, хоть Вы и совершенно не умеете им пользоваться. Ступайте уже, но деньги оставьте при мне, если не хотите разгрома на румынском фронте.

Я оставил деньги старику и побрёл обратно на станцию. Уже светало, но городок по-прежнему смотрелся как безлюдный.
Мне повезло переговорить с начальником станции, который в этой глуши искал любую возможность общения. Увидев мою военную форму, он тут же принялся расспрашивать меня о делах на фронте и о том, что привело меня в их забытую богом дыру.

Нет, Ньирбатор не всегда был дырой. Он появился много лет назад, сразу после нашествия Батыя. Захватив Венгрию, монголы оставили баскака, который собирал дань для хана.
Возможно, это был один из его станов, мы об этом не знаем, но название городка пошло именно с той поры.
Баторами в монгольском войске называли храбрых воинов и именно от них пошли всякие батыры и богатыри у тюрок и русских. У нас же, у мадьяр, это монгольское слово осталось неизменным не только по смыслу, но и по звучанию.

Но кто же завладел Ньирбатором после ухода монголов?
О, это был древний германский род Гуткеледов!
Братья Гук и Келед были в составе германского войска, посланного для участия в междоусобной войне за трон двух венгерских королей. А было это аж за два века до нашествия Батыя!
Видимо братьям так понравилось в Венгрии, что они там и остались, основав род Гуткеледов, по их именам. Этот германский род пережил нашествие монголов и дал начало сразу нескольким родам, которые теперь уже считаются как бы венгерскими.
Сейчас мало бы кто интересовался этими выходцами из Германии, если бы не проклятие в одном из их родов.

А начиналось всё хорошо, и даже героически.
Уже после ухода монголов, король Венгрии подарил роду Гуткеледов селение, которое ныне называется Ньирбатором.
Легенда гласит, что никто из Гуткеледов не стремился в это селение, ведь там, в окрестных болотах, жил страшный бессмертный дракон, терроризировавший местное население и похищавший девушек.
Откуда там взялся этот дракон, никто не знает. Возможно, он был оставлен там монголами, как страж покинутых земель.

Нашёлся лишь один смельчак из рода Гуткеледов по имени Бричиус. Он сразил дракона тремя ударами и забрал селение себе.
За храбрость местные жители дали Бричиусу прозвище Батор, что по-монгольски означало смелый воин (ведь не прошло и 30 лет после ухода монголов).
Бричиус Батор построил в селении своё поместье, которое стало семейным для новообразованного рода Батори. По имени рода стало называться и само селение.

На родовом гербе Батори гордо красуется ранее поверженный дракон, но дракон не умер. Он не может умереть навсегда. Он умирает, но потом вновь возрождается уже в новом обличье.
Как часто происходит реинкарнация, никто не знает, но через два века после смерти Бричиуса в семейном поместье в Ньирбаторе рождается Эржебет Батори, которая очень похожа на того дракона.
Нет, в семейном поместье она ничего такого не делала и в детстве росла милой и послушной. Дракон проснулся в ней только тогда, когда муж увёз её Чахтицкий замок. Вот там и начались убийства и похищения девушек, а всё ради вечной жизни и молодости. Дракон опять ожил в том роду, который его и убил.

Но про дракона к тому времени все уже забыли, а Эржебет Батори считали ведьмой, вампиршей или просто садисткой.
Она умерла в Чахтицком замке после трёх лет заточения, но где она захоронена, никто не знает. Изначально её якобы похоронили в церкви в Чахтице, но местные жители устроили протесты, и тело ведьмы пришлось перезахоронить.
Говорят, что её увезли в поместье Ньирбатор и захоронили в семейном склепе. Где сейчас этот склеп – ищи свищи, да и от самого поместья остались одни только развалины, на которых я только что «играл в шахматы» с безумным ряженым стариком.

Да, кстати, шахматы были очень странными. Это я начал осознавать только тогда, когда добрался до станции. Вроде бы у чёрных были убраны две трети фигур и пешек, но даже оставшихся пешек хватило для построения цепи.
Сколько же пешек было изначально?
Ну, явно не восемь!
Чертовщина какая-то…


Но вернёмся к начальнику станции…
Я уклончиво ответил на его вопросы, а потом сам стал расспрашивать его о странном старике на развалинах поместья.
Оказалось, что старик живёт тут уже довольно много лет, снимая небольшой дом около развалин.
Зовут его Алайош Батори, но никто не проверял, настоящее ли это имя.
Многие сомневаются, что он потомок рода Батори, хоть и выдаёт себя за такового. Уж очень театральны его наряды и годятся разве что для иллюстрации глупой книги про Графа Дракулу, который к роду Батори не имеют никакого отношения (ни персонаж книги, ни его прототип). Ну, разве что драконы на гербах и там и там.

Многие откровенно смеются над стариком, но он не так прост, как кажется.
Во-первых, он никогда не нуждался в финансах и ни на чём не экономит. Один только золотой набалдашник в виде дракона на его трости чего стоит.
Во-вторых, многие люди боятся этого смешного, на первый взгляд, старика. Они считают его колдуном, а некоторые даже несут ему деньги для выполнения разных магических обрядов.

А ещё, почти сразу после появления в Ньирбаторе этого Алайоша Батори, в Венгрии появился необычный театр «Сатурния» со странной актрисой Дойной, которая умеет изображать живых и мёртвых людей.
Раньше о ней никто ничего не слышал и вдруг она появилась из ниоткуда.
Многие в Ньирбаторе считают, что Алайош нашёл на развалинах вход в разрушенный родовой склеп и откопал там это исчадие ада – чахтицкую ведьму, и теперь «кровавая графиня» колесит по стране под видом театральной актрисы.

Именно поэтому сегодня городок как будто вымер. Вчера на вокзале люди узнали Дойну в одной из незнакомок, а она раньше никогда не посещала Ньирбатор (её рисованный портрет они видели только на афишах в ближайших городах).
Теперь люди боятся выходить на улицу не только ночью, но и днём, не зная, покинула ли Дойна их городок. Они пока не знают, а начальник станции знает точно. Он сам видел, как Дойна покупает обратный билет и садится в поезд.


После моего возвращения в Сольнок Дойна делала вид, что ничего такого не случилось. А ведь девочки наверняка уже рассказали ей, что я долгое время отсутствовал. Неужели ей не интересно, где я был всё это время?
Всё-таки, я не готовился стать разведчиком, и навыков держать эмоции при себе у меня не было. На роль разведчицы лучше подходила хладнокровная Дойна.
Я дождался окончания выступлений театра, а потом меня прорвало…

- Дойна, где ты была последние двое суток?

- Какое Вам до этого дело? Это моя личная жизнь! Как только с вами начинаешь по-человечески – вы начинаете наглеть.

- Твоя личная жизнь заключается в том, что бы рассказывать обо мне какому то непонятному старику?

- Никакому старику я ничего о Вас не рассказывала!

- Да?! Не рассказывала? Тогда откуда он знает моё имя?!

- Дьёрдь, вы совсем свихнулись? Какой старик? Какое имя? Что за адский бред Вы несёте?!

- Ладно, пойдём с другой стороны… Твоего отца зовут Алайош?

- Нет! Моего отца зовут Алин!

- То есть, Алайош тебе даже не отец? Тогда зачем ты отдала ему все мои деньги?! Ты понимаешь, что он просто мошенник? Он же дурит тебя! Он внушил тебе, что ты реинкарнация Эржебет Батори и теперь просто тянет с тебя деньги! Я давал деньги на театр, а не на содержание престарелого жулика! Не удивительно, что у театра постоянно нет денег.

- Дьёрдь, у Вас совсем нет страха? Кто дал Вам право следить за мной! Вы вообще понимаете, кто я, и какие силы мне даны? Лучше не злите меня! И хватит уже оскорблять моего наставника! Всё, что я умею, это благодаря ему. Это он раскрыл во мне дар.

- Дойна, я люблю тебя и не хочу, чтобы ты была в паутине этого проходимца!

- Я Вам сочувствую, Дьёрдь, но ваша ревность лишена всякого смысла. Этому человеку уже много лет. Очень много… Он уже и не человек, практически. Вы бы тоже могли у него многому научиться.

- Чему я могу у него научиться? Как выманивать у людей деньги, или как создавать законспирированную шпионскую сеть, финансируемую за счёт мошенничества и поступлений от театра? А какова роль Шейвы? Она ведь еврейка и вполне может быть связана с марксистами. С ней ведь у тебя тоже странная связь.

- Какая связь?! Что Вы опять выдумываете! Шейва вообще не входит в мой ближний круг. Она моя клиентка, я ей очень помогла в своё время. Не просто так помогла, за деньги. Без денег магия не работает. Силы принимают разные жертвы для осуществления желаний, но самая простая жертва это деньги. Когда не знаешь, что подарить женщине, - дари цветы. Так вот для Сил деньги это аналог цветов. А у Шейвы денег много. Ей отец присылал на содержание в Цюрих по 300 франков в месяц, пока она училась в университете, а это соизмеримо с жалованием доктора Юнга. И не советую конфликтовать с Шейвой, если вдруг встретите её. Вы не представляете, какие у неё сейчас связи! Она просто сотрёт Вас в порошок и никакой командующий Вам не поможет!

- Какой ещё командующий? Причём тут командующий?

- Дьёрдь, Вы меня совсем за дуру принимаете? Вы разгуливаете в офицерской форме при оружии, козыряете какими то удостоверениями перед военными патрулями, болтаетесь с театром вместо того, чтобы воевать… Дьердь, Вы почему сейчас не на фронте?

- Дойна, всё очень просто. Я приписан к подразделению 1-й австро-венгерской армии, находящемуся в Южной Трансильвании, и оно пока не воюет. На румынском фронте боевые действия не ведутся, Румыния в войну не вступила. Мне дан небольшой отпуск, и я как раз успею вернуться в подразделение по окончании гастролей. Тем более что последнее выступление театра как раз намечено в районе дислокации моего подразделения.

- Хорошо, Дьёрдь, пусть будет так. Я не особо верю ни в вашу любовь, ни в ваши отговорки. Меня вообще не интересует ни Ваша жизнь, ни Ваши военные задания. Я не собираюсь допускать Вас в свой ближний круг. Впредь попрошу Вас не лезть туда, куда не надо, если хотите и дальше сопровождать театр. Если бы не Ваша помощь театру, я бы давно всё это прекратила.

На этом инцидент был завершён, и мы отправились дальше на юг по левому берегу Тиссы в сторону Сегеда по землям Кумании.
Перед этим ещё в Сольноке меня нагнал посыльный, который передал мне письмо из дома.
Это письмо было как гром среди ясного неба.
Тётя сообщала мне, что кузина неожиданно пошла на поправку, хотя до этого врачи считали её случай безнадёжным!
В один из дней кузина попросила книги и карандаши. Карандаши ей отказались давать – дали мелки, после чего она начала рисовать примитивные картинки. Книги она поначалу читала только детские, так как взрослые книги оказались трудны для её восприятия. Позже она подступила и к серьёзной литературе.
Кузина шла на поправку не по дням, а по часам и уже просилась из клиники обратно домой, строя большие планы на будущее.

Я поделился этой новостью с Дойной и увидел на её лице неподдельную искреннюю радость. Она ведь и сама не до конца верила, что её обряд поможет, хотя до этого подобный обряд, но с несколько другой направленностью, помог и Шейве.
Как оказалось, Шейву из клиники вытащила именно Дойна со своим колдовством, а не Юнг и Фрейд со своим психоанализом.

В дороге Дойна попросила меня больше не называть Эржебет Батори исчадием ада и кровавой графиней. Она считает, что графиня действительно занималась колдовством и по этой причине была оклеветана. Но она не совершала тех преступлений, которые ей приписывают.

Дойна представлялась мне всё более разной и многогранной, как будто в её теле жило множество разных женщин, абсолютно не похожих друг на друга. Я влюблялся в неё всё сильнее. Она затягивала и увлекала меня как воронка безумного водоворота, в котором я готов был утонуть.

[Сообщение изменено пользователем 05.11.2023 05:04]

Следующей нашей стоянкой должна была стать излучина реки Тиссы между Жидохаломом и Надьревом.
Я недоумевал, зачем потребовалась стоянка в этой глуши между двумя деревнями, где вряд ли получится продать билеты даже на одно выступление.
По словам Дойны на то были веские причины.
Сразу перед войной на гастролях в Лондоне Дойна познакомилась с молодым студентом Оксфорда, который недавно поступил на отделение классической археологии и имел неплохую стипендию. Его звали Вир Гордон Чайлд.
Гордон сам подобрался к Дойне после выступления и сразил её великолепным знанием европейских языков, включая латынь и древнегреческий. Такому полиглоту в знакомстве она не могла отказать, особенно учитывая общую сферу интересов.

Языки Гордон изучал ещё в частной школе в Сиднее, а потом там же окончил классическое отделение университета. Сиднейского университета ему оказалось мало, и он отправился из Австралии в Старый Свет.
То есть, Оксфорд был уже вторым его университетом, но теперь после языков он с головой ушёл в археологию.

К Дойне он подошёл не случайно, ведь он слышал легенды о её куманском происхождении. Кумания простирается в тех местах, где искали могилу Аттилы, но часто натыкались на могильники бронзового века, а это и было сферой интересов Гордона Чайлда.

Гордон буквально загорелся исследованиями находок бронзового века. Он рассказывал Дойне свои идеи о неолитической революции на просторах Дунайских равнин и о древних ариях, пришедших на эти земли из «великой степи».
Дойна понимала, что силы, данные ей, они вовсе не от Баториев и не от половцев и даже не от Аттилы. Это древний дар ариев, великих прародителей европейских народов.
Возможно, поэтому на древних могильниках по берегам Тиссы римляне возвели свою крепость Партискум, а позднее Аттила выбрал эти же места для своего стана. Все они чувствовали невероятную силу, идущую здесь из-под земли. Все они вобрали эту силу.

Взлёт Аттилы кажется просто невероятным и его неожиданное падение тоже. Сила даёт невиданные возможности, но она же может и сжечь тебя. Это прекрасно понимала и Дойна. Её волнение и трепет нарастали и достигли высшей точки, когда наш театральный караван проехал Жидохалом и остановился в поле, не доезжая до Надьрева.
Именно с этих мест были некоторые бронзовые украшения и осколки сосудов со странными изображениями безголовых людей, простирающих руки к небу. Их Дойна видела в Национальном музее в Пеште.
Эти артефакты были взяты с раскопок древних пепелищ, которые были могильниками. За это народ, живший тут в древности, называли трупосжигателями.

Мы расположились на узком перешейке между современным и старым руслом Тисы, где сейчас была широкая старица, ничем не уступающая самой Тиссе. Здесь от реки до реки было меньше чем полмили, но отыскать могильники с находками бронзового века было не так просто, как изначально казалось Дойне.
Пока актрисы и наёмные работники сооружали лагерь, мы с Дойной и ещё тремя её близкими подругами отправились к берегу Тиссы, надеясь найти там следы раскопок.

Конечно же, ничего мы там не нашли, но после выхода к реке вдруг неожиданно «повалил снег», закрывший небо. Это из глубин Тиссы в воздух поднялись миллионы крылатых тварей размером с ладошку, похожих на нечто среднее между бабочкой и стрекозой.
Дойна подняла руки вверх и на них мгновенно уселись эти крылатые монстры.
Мне было не по себе, а девочек пробирал смех и они только раззадоривались, отпуская шутки, которые Дойна встречала в штыки.
- Дойна, ты разбудила подданных своего царства. Смотри, они до смерти напугали Дьёрдя!
- Девочки, это не смешно. Была бы тут Шейва, она бы совсем по-другому оценила танец любви и смерти. – отвечала Дойна.

В грязи и иле на дне Тиссы живут личинки древнейших насекомых, которым уже треть миллиарда лет. Лишь раз в году они превращаются в странных мотыльков, всего на несколько часов, которые отведены им на любовь и смерть ради продолжения жизни.
Я видел такое впервые, хотя раньше и слышал о «цветении Тиссы».
Никто не может предсказать дату и время начала этого адского хоровода, но в театре «Сатурния» все поголовно уверены, что мотыльков со дна поднимает Дойна, когда оказывается на берегу Тиссы. Эта «эпидемия» мгновенно распространяется вдоль всей реки от того места, где Дойна вышла на берег.

Так было всегда, все годы существования театра. Актрисы уверены, что и до создания театра Дойна, будучи маленькой девочкой, точно так же поднимала со дна крылатые рои, просто выходя на берег. Сама Дойна никогда этого не отрицала, но у меня, как у учёного, сразу же возникли сомнения, которые девочки перекрывали своим юмором.
- Кто же поднимал насекомых тогда, когда Дойна ещё не родилась? Ведь Тиса «цветёт» все века и даже в летописях это зафиксировано. На Дунае и Днестре, говорят, тоже такое бывает, а раньше было и на других реках Европы.
- Дьёрдь, вы что забыли, что Дойна бессмертна и вездесуща? – смеялись девицы.
Сама же Дойна не теряла серьёзности и не преминула воспользоваться этим для своих нравоучений:
- Вот видите, Дьёрдь, что такое, эта ваша любовь? Любовь это короткая вспышка среди миллиардов лет, за которой неизбежно следует смерть. Надо ли так из-за неё убиваться?


В лагерь мы вернулись ни с чем, когда солнце уже садилось за горизонт, но Дойны с нами не было. Она предпочла остаться на берегу Тиссы для сбора трав, настоятельно прося оставить её одну.
Никто из актрис травами не занимался и не интересовался ими, а потому они сразу предпочли удалиться. Я последовал за ними, видя, как Дойна недовольно фыркает на меня. Ну что с ней может случиться всего в трёхстах метрах от лагеря, подумал я.
Тем не менее, случилось…

Когда уже смеркалось, к нашему лагерю вышла старуха, видимо из местных. Глазами она пробежалась по всем, кто сидел около костра, и, увидев меня, попросила уединиться на пару слов.
- Господин офицер, Вы, как человек наделённый властью, можете произвести арест и разбирательство?
- Кого нужно арестовать?
- Ведьму!
- Какую ещё ведьму?
- Там на берегу Тиссы бродит женщина и собирает травы.
- Ну и пусть собирает. С чего Вы взяли, что она ведьма?
- Место там такое… Ведьмины травы там растут… Я наверно пойду в село людей поднимать.
- Подождите. Не нужно людей поднимать. У меня есть оружие и документы. Пойдёмте, арестуем её.

Я прекрасно понимал дремучесть нравов в этой глуши. Если я не «арестую» Дойну, то ожидать от разъярённой толпы можно чего угодно.
Старуха ковыляла довольно бодро, несмотря на свой почтенный возраст и уже через несколько минут мы были в роще на берегу Тиссы.
Дойна ходила среди деревьев, набрав целую охапку. Мне стало не по себе от неестественного свечения, которое от неё исходило. Старуха тоже выпучила глаза:
- Ты гляди, она ещё и светится вся! Ведьма! Ей богу, ведьма!
- Да не светится она, это лунный свет отражается от её белых одежд. Не волнуйтесь, сейчас её арестую, и во всём разберёмся.

В этот момент в соседних кустах раздался шорох, и между деревьев мы увидели силуэт ещё одной женщины. В отличие от Дойны она не светилась, а потому была малозаметна.
- Бабуля, а это кто же? Ещё одна ведьма? Её тоже арестовать?
- Это не ведьма, это смерть!
- Чья смерть? Моя?
- Нет, не твоя. Твоя смерть другая - та, сияющая. Дойна должна быть погребена!
Эти слова пронзили меня как молния. Старуха стояла позади меня, а мне не хватало воли и смелости, чтобы обернуться.
Мне казалось, что старуха, стоящая за спиной, превратилась в то чудовище, которое рвалось в коморку Дойны в ночь нашего первого с ней знакомства. Я чувствовал этого монстра спинным мозгом.
В этот момент Дойна сама вышла ко мне из леса и начала недовольно ворчать.
- Дьёрдь, ну я же просила Вас не следить за мной и не ходить по пятам!
- Дойна, уже стемнело. Я волновался и решил пойти на поиски.
- Ну, хорошо, Дьёрдь, скажите, Вы не видели тут странную женщину?
- Старуху?
- Нет. Судя по очертаниям, она не старуха. В темноте разглядеть трудно.
- Я только что видел силуэт женщины вон там, за кустами.
- Она очень странная и от неё веет смертью. У меня очень нехорошие предчувствия, Дьёрдь.
- Скажи, Дойна, а что за растения ты насобирала?
- Те же, что и она.
- Но это же белладонна!
- Вот именно! Зачем она ей?
- А тебе зачем?
- Мне нужно!
- Ты с ума сошла! Ты можешь умереть!
- Дьёрдь, никогда не говорите, что я могу, что я не могу, и уж тем более о том, что может со мной случиться! Я напущу на вас все порчи и проклятия, которые только есть на свете, если ещё такое повторится в отношении меня! У вас злой язык – следите за ним! То, что с него срывается, имеет потом место быть! Если бы не мои защиты…


Выступление театра под Надьревом проходило совершенно не так, как везде.
Обычно на спектакли приходили грустные женщины, чьи мужья ушли на фронт, а всё хозяйство легло на их плечи. Некоторым уже пришли сообщения о гибели или пленении мужей, а другим пришлось ещё хуже – с фронта вернулись калеки. В их глазах была тоска и безысходность.
По ходу пьес их состояние менялось. Дойна и её актрисы погружали зрительниц в иной мир. В мир, где живут ведьмы и вампирши и где женщинам подвластно всё. В мир великой силы и магии, в мир сказки о бессмертии и наслаждении.
Глаза зрительниц загорались одержимостью и счастьем, и они забывали о земном бремени.
Когда спектакль заканчивался, наступало отрезвление. Возвращаясь в реальный мир, зрительницы испытывали настоящий шок после той эйфории, которую давал театр. Некоторые рыдали, другие бились в истерике, а единицы и вовсе теряли сознание…
На следующий день они снова покупали билеты и шли в театр Дойны, как наркоман, посаженный на иглу…

А здесь, в излучине Тиссы всё пошло совершенно не так.
К назначенному времени зрители не пришли и тянулись ещё часа два. Из-за этого спектакль пришлось задержать.
Пришедшие на спектакль девицы весь день отработали на полях, но выглядели они бодрыми и весёлыми, как будто женщины с другой планеты. Никаких тебе тягот войны, никакой тебе разлуки…
Во время ожидания они шутили и дурачились, что продолжилось и во время спектакля. Было такое чувство, что они пришли сюда пьяными, но они были трезвы. Их опьяняло любовное зелье…
За Надьревом в излучине Тисы располагался лагерь военнопленных, где содержались русские. Куда они сбегут, когда со всех сторон река, а потому их решили использовать на полях для сельскохозяйственных работ в помощь местному женскому населению.
Тут и работа в радость, и река для купания. А после купания наступали забавы послаще, после которых никакие бледные грустные вампирши уже никому не интересны, будь они хоть трижды бессмертны.
Зрителей не захватывал спектакль. Они откровенно потешались и над нарядами актрис и над драматическим выражением лица Дойны. Не помогали ни интонации голоса, ни пронзительная музыка – зрителям было смешно и забавно.

Выходя за кулисы, Дойна была в бешенстве и не знала что делать.
Девочки похоже уже привыкли к «баловству» Дойны с травами и даже дали ей прозвище Дойна-белладойна.
Дойна закапывала настой белладонны в глаза, втирала его в кожу и даже принимала внутрь, но в этот раз она явно переборщила, желая переломить веселье зрительного зала.
После процедуры «овампиривания» Дойна стала белая как бумага с неестественным чахоточным румянцем на щеках, а зрачки стали огромными.
Когда Дойна вышла на сцену с абсолютно чёрными глазами, как у зверя из ада, по залу прокатились смешки.
Стоило ей заговорить странными путаными фразами, которые обычно вводят людей в транс, реакция была обратной – зал просто взорвался от смеха.
Долго это не могло продолжаться. Дойна потеряла сознание и со сцены её уносили на руках. Спектакль пришлось прервать.


На следующий день Дойна не вставала с постели, постепенно слабея и угасая.
Я пытался вспомнить, какие процедуры требуется провести при отравлении белладонной, но ничего не всплывало из памяти.
- Дьёрдь, не пытайтесь вспомнить, это не отравление.
- А что это тогда?
- Не знаю. Похоже, что я умираю.
- Это всё мой проклятый язык! Дойна, ты не можешь умереть! Это невозможно!
- К сожалению, это возможно.
- А зачем тогда мне жить?! Ты же ведьма! Ты же сама говорила! Возьми мою энергию! Возьми мои силы! Я здоров как бык – мне от этого вреда не будет!
- Мне хватает и сил и энергии, но меня терзает боль.
- Тогда перекинь на меня свою болезнь. Ведь есть такие обряды! Я даю своё полное согласие. Если умру я – умрёт лишь один, если умрёшь ты – нас умрёт двое.
- Это невозможно, Дьёрдь, - вы не того пола. Нужен представитель своего пола в более молодом возрасте. Но я бы всё равно не стала этого делать ни с вами, ни с кем-либо ещё. Последствия могут быть ужасными для всех.
- Что же делать!?
- Найдите врача.

Врача в этой глуши найти не удалось, нашли только фельдшера, но Дойна категорически отвергла его.
- Я не позволю, чтобы меня осматривал мужчина!
- Я не мужчина, я доктор.
- А нет доктора женщины?
- Вы с ума сошли, барышня. Доктора женщину даже в Пеште днём с огнём не сыскать, а здесь тем более! Тут ещё есть повитуха, но Вам-то она к чему…
- Вот! Повитуха пускай приходит.
- Ну, как знаете… Она, в принципе, ещё и травница, так что может, чем и поможет.

Через пару часов отыскали повитуху. Та, как увидела Дойну, сперва чуть не остолбенела от неожиданности, но потом попросила всех удалиться.
Наедине они были всего-то минут двадцать, после чего повитуха выскочила от Дойны с недовольным и раздражённым видом и только прошипела сквозь зубы: «ведьма».

После посещения повитухи Дойна вдруг быстро пошла на поправку.
Уже к вечеру она была бодра и полна сил настолько, что планировала утром отправиться дальше в Сегед.
Она могла бы отправиться в путь сразу, но ей нужна была ночь. Этой ночью она собиралась посетить местное кладбище.

[Сообщение изменено пользователем 05.11.2023 19:58]

Появляться на кладбище днём было небезопасно. За Дойной итак тянулся ведьмин шлейф, а попробуй она появись на кладбище днём – её тут же заметят и сожгут, того и гляди. Люди здесь в глуши тёмные, чего угодно ожидать можно.

Хорошо, что Дойна согласилась на моё сопровождение.
Несмотря на протесты Дойны, я всё же взял керосиновую лампу на всякий случай.
Она категорически запретила зажигать её на кладбище, ведь огонёк среди могил люди могут увидеть издалека.

Местность освещала луна, но иногда она заходила за облака, и тогда сразу воцарялся мрак.
В это время мне приходилось останавливаться, так как я ни зги не видел, постоянно спотыкался и падал.
Впереди слышался раздражённый шёпот и брань Дойны, которая проклинала меня, за то, что увязался вслед за ней и был ей обузой.
Сама-то она шла во мраке как кошка, видя каждый корешок, оградку и даже камушек на тропинке. Казалось, что глаза ей совсем не нужны, и она может совсем их закрыть.

Хорошо, что перед этим походом мы нашли для неё длинный чёрный плащ с капюшоном, иначе бы она опять светилась в темноте со своими белыми одеждами.
Несмотря на капюшон, ей приходилось опускать лицо вниз, чтобы белоснежное лицо не маячило во мраке, а вот рукава оказались коротки – её бледные кисти рук порхали в темноте как ночные мотыльки.

Каким-то чутьём она наткнулась на относительно протоптанную дорожку и по ней мы вышли на довольно свежие могилы, которые появились здесь за последние месяцы. Их было довольно много для этого небольшого селения и в большинстве захоронены молодые мужчины призывного возраста.
Даты смерти у всех были разные, а не совпадали с датами крупных сражений, как это обычно бывает. Мне было ясно, что они не погибли на фронте, а умерли уже здесь. Но почему?!
Дойне, судя по всему, тоже было всё ясно, и для этого ей вовсе не нужны были даты. Она выражала недовольство, когда я просил её прочитать надпись, которую я не мог разглядеть в этой темноте, а она прекрасно видела. Иногда она просто могла поднести к надписи руку, и мгла немного отступала под натиском сияния.

Это явно были не все могилы, ведь некоторых, возможно, подхоранивали к родственникам.
Дойна продолжала поиски, пока вдруг не наткнулась на могилу Дьюлы Фазекаша, умершего два года назад. Он, похоже, был единственным за последние два года, кто умер тут в преклонном возрасте.
Могила Дьюлы сразу же привлекла внимание Дойны. Было очень неприятно наблюдать, как она обхватывает надгробие руками и медленно сползает по нему на землю, закатывая глаза.

После этого интерес Дойны к захоронениям пропал, но зато у меня появился интерес к общению с местными жителями, от которого Дойна меня всячески отговаривала.
- Дьёрдь, что вы хотите выяснить? Лично мне итак всё ясно.
- А мне не ясно. От чего умерли все эти молодые мужчины? Кто такой этот Дьюл Фазекаш, с надгробием которого ты обнималось?
- Я не обнималась с надгробием! Я говорила с ним!
- Ха! Говорила с надгробием! Вот потеха, то…
- Ваша ирония, Дьёрдь, здесь неуместна. Я говорила с самим Дьюлем.
- Ну и о чём же он поведал, если не секрет? О чём ты спрашивала?
- Я спрашивала о том, как он умер, но он ничего не помнит. Он помнит, что съел гуляш на обед, а потом ему стало плохо. Я не стала сообщать ему, что его убили – пусть лежит спокойно, чтоб дров не нарубил.
- Да с чего ты взяла, что его убили? Он же старый уже – мог своей смертью умереть.
- Я вижу это. Я знала это ещё до похода на кладбище, а почувствовала ещё там, на берегу Тиссы, когда увидела в лесу другую ведьму. Она слаба в своей магии, но творит дела, которые ей не по зубам. На нашем выступлении Вы видели результаты её трудов, всех этих весёлых женщин. Она не понимает, что не сделает этих женщин счастливыми, а лишь привлечёт проклятье на всё село. Я предупредила её, что она плохо кончит, но она крайне упряма!
- Меня больше интересуют все эти молодые мужчины, которые захоронены в последнее время. Их ведь не один десяток. Их тоже убили?
- Да.
- Я это и сам понял, а потому нужно провести расследование, оповестить власти. Это же наши воины!
- Дьёрдь, не лезьте в это дело. Вы всё равно ничего не измените. Колесо истории уже закрутилось. Надьрев и его окрестности прокляты с того момента, как археологи вскрыли тут захоронение древних ариев из племени трупосжигателей. Древние тёмные силы, удерживаемые ранее бронзовыми артефактами, ныне вырвались из заточения и вершат свои дела. Они не злые и не добрые, они не знают людской морали и им не жалко людей. Это совсем другие, непонятные нам сущности. Мир людей лежит вне их мира, но они могут управлять людьми в своих интересах. И лишь немногие могут совершать обратное, управляя сущностями.
- То есть, люди тоже могут управлять сущностями?
- Люди не могут. Я могу.
- Если ты не человек, то кто ты и каковы твои интересы?
- Если бы я знала… Иногда мне кажется, что я обычная женщина, но почему тогда я могу то, чего не может никто? По ощущениям мне уже восемьсот лет и всё в этом мире мне знакомо, но я помню, как родилась совсем недавно, как росла, и у меня тоже есть родители, как и у обычных людей.
- Ты ничего не сказала о своих интересах. Для чего ты властвуешь над силами, духами и сущностями?
- Мне не дано это знать. Моя миссия на земле остаётся для меня загадкой. Я просто делаю то, что делаю, но особенно охотно берусь за денежные заказы, ведь мне нужно подкармливать все эти силы, невидимые простым смертным. Для сущностей деньги - это волшебный сироп с безумным манящим вкусом, а для меня это песок, постоянно уходящий сквозь пальцы, независимо от размеров сумм. Такое вот проклятье. И лишь родным и людям из самого ближнего круга я помогаю, не беря никакой платы.

Вопреки протестам Дойны я всё же отправился в Надьрев, чтобы узнать у людей, что здесь творится. Я отправился туда один.
Дойна вообще избегала посещать это село после того как зашла в местную лавку. Уже на входе она, не заметив, вляпалась в липкую ленту для мух и верещала так, как будто увидела мышь, или на неё сел паук.
После этого ей уже было не до товаров. Мы буквально вывели её под руки, уже теряющую сознание.
А там, в Надьреве, почти в каждом доме висела липкая лента. Мух было много тем летом. Неизвестно, с чем это было связано. Возможно, виновата антисанитария в лагере для русских военнопленных, расположенном неподалёку. Никто не знал причин нашествия мух, но липкая бумага сразу же стала очень ходовым товаром в местной лавке.
Дойна не могла даже смотреть на это. Множество мелких чёрных трупиков и трепыхания ножек ещё живых мух вызывали у неё острую реакцию. Ей не просто становилось плохо, она буквально падала в обморок.
Из-за запрета Дойны на липкую бумагу в бытовой палатке театрального лагеря невозможно было поесть – пищу мгновенно облеплял рой назойливых насекомых.
После Надьрева девочки из театра шутили, что свита Дойны пополнилась. Теперь, наряду с бабочками и мотыльками, её будут сопровождать ещё и мухи. Если с порхающими подданными её королевства все готовы были мириться, то жужжащие навозные твари ни у кого любви и сочувствия не вызывали.
И это началось именно после Надьрева, ведь до этого Дойна сама варварски ловила мух ловушками и ядовитыми липкими лентами.
Дойна никак не комментировала свой новоиспечённый запрет на ловлю мух, повторяя лишь, что эти ленты несут смерть.

Допросы местных жителей по поводу загадочных смертей ни к чему не привели. Все обычно повторяли, что муж пришёл с войны весь больной и искалеченный, а потому долго не протянул и «умер от ран».
Причина смерти была разная, но местный фельдшер, который, кстати, недавно приходил к Дойне, уже и не помнил точно, кто от чего умер. Записи он отправлял в Сольнок, но сейчас уже не было времени ехать туда и поднимать дела.
По словам фельдшера, причиной смерти часто становились сердечные приступы, кровоизлияния в мозг, цирроз печени и даже утопление в реке после алкогольной интоксикации. Местные мужики пьют безбожно, особенно вернувшиеся с фронта – отсюда и все их болячки. Какой организм выдержит, если столько пить.

Что интересно, быстрее всех умирали калеки, которые вернулись без рук или без ног. Быстро умирали и те, кто имел суровый нрав и часто поднимал руку на жену, причём даже не молодые, которые и на фронте то не были в силу возраста.
Всё мужское население Надьрева было запугано, а в местной пивнушке особо выпившие и посмелевшие иногда делились мыслями о заговоре ведьм, для разрушения которого необходимо вычислить и сжечь верховную ведьму, из которой исходят все мертвящие силы.

Если с мужчинами мне удалось поговорить в кабаке, то от женщин вообще слова было не вытянуть. Не помогли и мои документы военной полиции. Ответ всегда был один – «ничего не знаю, ничего не видела». Лишь одна молодая девушка под давлением моих документов и угроз арестом призналась, что очень боится:
- Господин офицер, вы можете арестовать меня и делать что хотите, но я ничего вам не скажу. Её глаза в ночи светятся красным, как рубины, а в её страже состоят ядовитые змеи и ящерицы, которые заползут в постель к любому, кто её предаст.
Я был настолько ошарашен этим ответом девушки, что сразу отпустил её.
Чьи глаза светятся рубиновым светом? Глаза верховной ведьмы?
Я бы предпочёл найти убийцу, а не какую то мифическую ведьму.

Больше всего мужики невзлюбили Жужанну, эту повитуху-травницу, которая появилась в Надьреве пять лет назад. Они давно подозревали своих жён в изменах с русскими пленными, а Жужанну обвиняли в проведении незаконных абортов.
Ну а кого они ещё могли в этом обвинять, ведь другой акушерки в Надьреве и окрестностях не было. Тёмный народ, что с них взять.
Мало того, на эту Жужанну писали доносы, а власти её уже три раза арестовывали, но каждый раз дела рассыпались. Никто не смог доказать в суде, что Жужанна делала аборты.
С одной стороны, Жужанна очень подозрительная женщина, но, с другой стороны, ведь это именно она смогла поставить на ноги Дойну, когда та буквально умирала. Да, после этого она что-то шипела про «ведьму», но кто их женщин разберёт.
К тому же у Жужанны были рекомендательные письма от врачей из Вены, где она буквально купалась в похвалах.

Пока я проводил допросы, театральный лагерь успел собраться, и мы отправились в Сегед.
Предлагались разные места базирования театрального лагеря, но Дойна изначально настаивала на острове ведьм. Именно это место и было вписано в афиши, что несло неудобства жителям Сегеда, желавшим попасть на представления.
Сейчас это просто берег реки Тиссы, покрытый лесом и ничто не говорит, что это место когда-либо было островом.
Не всем было по нраву размещение театра на костях, а многие откровенно боялись духов сожжённых здесь ведьм и колдунов. Часть людей не оставались в лагере на ночь - ночевать они уходили в Сегед в самую дешёвую гостиницу.

Все прекрасно знают, что Сегед – главный город ведьм. По крайней мере, здесь их преследовали даже тогда, когда во всей Европе суды над ведьмами были запрещены.
В Сегеде было столько судов над ведьмами, сколько их не было во всей остальной Венгрии, а последние суды проходили всего лишь двести лет назад.
В то время страна только отошла от чумы и на неё навалилась новая беда – несколько лет засухи.
За засухой пришёл голод, и нужно было что-то делать. Хотя бы найти виновных, пока народ не устроил бунт.
В империи Габсбургов стал распространяться страх, что ведьмы начали организовываться, подобно военным подразделениям, обладающим огромной силой и накликающим беды на страну и её народ.
Особый страх вызывало и то обстоятельство, что ведьмы в Венгрии одновременно считались и вампирами, что отличало венгерских ведьм от всех остальных.

Виновные нашлись быстро. Самой первой обвинили вспыльчивую и постоянно ругающуюся акушерку Анну Надь Кёкенине, которой вменялись и сношения с дьяволом и отрубленные головы младенцев.
Под пытками Анна призналась, что дождь украл старик Даниель Рожа, бывший судья и самый богатый человек в Сегеде, а знает она об этом, так как он колдун и предводитель сегедского ковена ведьм. Утверждалось, что Рожа продал дождь туркам на 7 лет вперёд.
Далее пошли наговоры и на других, пока, наконец, на острове не сожгли одновременно двенадцать человек (шесть мужчин и шесть женщин), а ещё 28 человек ожидали суда. Последних спас король Венгрии, который примчался в Сегед и потребовал прекратить всё это мракобесие.

После сожжения ведьм в Сегед наконец пришла долгожданная гроза и небо затянули тучи. Вот только вместо дождя на Сегед обрушился град ледяных камней размером с кулак. Местные говорят, что то было проклятье акушерки Анны, которая действительно была ведьмой.

С такой предысторией места проведения, спектакли «Сатурнии» с ведьмами и готическими вампиршами шли в Сегеде на ура. Зрительницы плакали, теряли сознание и впадали в истерику, а Дойна наслаждалась триумфом.
Я же размышлял о том, как Дойне удалось втянуть меня, учёного, в этот мир мистики и магии, который мне совершенно чужд. Я ведь уже на полном серьёзе беседовал с ней обо всей этой дребедени.
Я пытался найти разумные объяснения разных событий и происшествий, но они вписывались только в мир ведьм, колдунов и древних сущностей из параллельного мира.

Тем не менее, я твёрдо продолжал придерживаться научных представлений о мире. Мои уже неоднократные видения «погребальной ведьмы» я объяснял травами и снадобьями, которые Дойна могла подмешивать мне в чай.
Когда я ездил в Ньирбатор «играть в шахматы», Дойны рядом не было, а, значит, зелье никто не мог подмешать. Белых псов с алыми пастями я объяснил своей усталостью после дороги, бессонной ночью и общим страхом неизвестности и темноты, когда воображение «дорисовывает картину чувств». Клыки у Алайоша Батори наверняка были вставные, а в остальном ничего необычного.
Вроде бы все объяснено, но непонятно, зачем Дойна передаёт старику Батори деньги. Её объяснения на этот счёт меня не удовлетворили. Да и что она может объяснить на языке мистики…
Также непонятна её связь с Шейвой Шпильрейн и со студентом археологом Гордоном Чайлдом.
Ну, предположим, Шейва, как психоаналитик, могла учить Дойну методикам психологического воздействия на зрительный зал, а Чайлд? Только ли бронзовый век его интересовал?

Наши телеграфные войска работают прекрасно, поэтому с вокзала Сегеда я отправил в Вену шифровку с просьбой выслать мне информацию об этом археологе. Информацию через пару дней мне привёз посыльный.
Информации по сути никакой и не было. Чайлд в поле зрения наших служб пока не попадал, но зато его опекает британская разведка, так как в Оксфорде он крутится в кругах университетских марксистов. Об этом сообщил наш осведомитель в Лондоне.

Самой большой загадкой для меня оставались непонятные смерти в Надьреве, где одновременно располагаются и места находок артефактов бронзового века и лагерь российских военнопленных. Не могу же я объяснять эти смерти ковеном ведьм и их предводительницей с горящими красными глазами.

Во время одного из представлений в Сегеде я переступил через себя и порылся в вещах Дойны.
То, что я там обнаружил, повергло меня в шок и заставило надолго позабыть о проблемах Надьрева. Теперь мне стало понятно, какие такие вампиры терроризировали нашу армию в Южной Трансильвании.

[Сообщение изменено пользователем 27.11.2023 00:00]

В вещах Дойны было много разнообразных оккультных предметов, часто используемых гадалками, ведьмами и прочими шарлатанами всех мастей. Кажется, они называют их магическими артефактами.
Меня эти огромные перстни, хрустальные шары, странные зеркала, шкатулки в виде черепов, свечи, амулеты, мешочки с травами, ритуальные ножи нисколько не удивили, учитывая специфику занятий Дойны, но большая вилка для мяса была явно лишней среди магических вещей! В бытовых целях она ей тоже была не нужна. Что вегетарианка будет с ней делать? Фрукты на неё накалывать?

Мои подозрения ещё больше возросли, когда я чуть не поранился. Оба острия вилки были дополнительно заточены и дали бы фору любому шилу.
Расстояние между зубцами было стандартное, то есть меньше, чем между клыками человека, но больше, чем между клыками летучей мыши. Такой вилкой было очень легко имитировать укусы вампира – гибрида человека и летучей мыши.
Неужели это она? Ведь солдаты видели «сияющую деву» на месте страшного преступления!
Но кто её сообщники? Не могла же хрупкая девушка изрубить саблей целый отряд!
Это было самым непонятным, ведь валахи были заинтересованы в уходе австро-венгерских частей с Южных Карпат перед нападением Румынии и им незачем было запугивать нашу армию на марше. Тогда кто и зачем всё это устроил?
Ну не евреи же…

Дело в том, что посыльный привёз мне информацию не только об археологе Чайлде, но и о Шейве Шпильрейн, помня мои прежние запросы.
Как оказалось, у Шейвы был контакт с Лили Хайду. По какой линии контактировали Шейва и Лили было непонятно. Они обе еврейки и обе являются дипломированными женщинами психоаналитиками. В то же время, Хайду ещё в 1909 году вступила в Будапеште в студенческий кружок «Галилео», где было множество евреев-марксистов. Вероятно, что и Шейва связана с марксистами.
С другой стороны, учителем Лили Хайду является Шандор Ференци, настоящая еврейская фамилия которого Френкель. Он является основателем венгерской психоаналитической ассоциации и близким другом Фрейда (тоже, кстати, еврея), а Шейва имеет с Фрейдом обширную переписку.
Получается, что марксистская линия и психоаналитическая линия тесно переплетены связями, идущими по линии еврейства. Еврейское происхождение Маркса также общеизвестно.
Вероятно, марксисты понимают, что для воплощения их грандиозных революционных планов требуется воздействие на умы множества людей, которых просто необходимо подвергнуть «гипнозу» идей. Кто в этом лучше всего разбирается? Конечно же психоаналитики и психологи, ученики Фрейда, так же баловавшегося гипнозом.

Мне было уже давно ясно, что революционные евреи, в числе которых есть множество психоаналитиков, замышляют нечто недоброе.
Они несомненно более опасны, чем жалкие имитаторы вампиров из Южной Трансильвании, но кого интересует опасность массового гипноза населения и проведения революционного мятежа, когда Румыния вот-вот нападёт?
Если я буду заниматься распутыванием еврейского клубка змей, меня просто не поймут в военном руководстве. Нет, я должен искать трансильванских «вампиров», помогающих валахским партизанам, и «пасти» театр «Сатурния», который может быть в этом замешан.

В конце концов, Дойна со своим оккультизмом бесконечно далека от революционного материализма, да и евреев среди её родственников тоже вроде не обнаруживается ни в каком колене.
Похоже, что Дойна вполне искренне говорила, что Шейва не входит в её ближний круг. В то же время и революционные евреи вряд ли примут Дойну в свою стаю, ведь она для них абсолютный чужак. Но они могут её изучать, ведь по искусству воздействия на людей Дойне нет равных, а этот опыт им ой как нужен.
Они тоже хотят разгадать тайну Дойны и в этом смысле являются моими конкурентами.

Страшная находка в вещах Дойны очень удручала меня, ведь на всём свете нет женщины более таинственной и манящей.
Обладание ей превратилось для меня в высшую цель существования, но это должно быть не просто физическое обладание женщиной, а, чтобы она признала тебя равным ей. Ты должен стать для неё такой же ценностью, как и она для тебя. Другие варианты просто не рассматриваются.
Дойна - это высшее существо, парящее над несколькими мирами. Заключив с ней взаимный союз можно стать единым целым вне времени и пространства, вне земных забот и примитивных земных представлений о мироздании.
Да, наверно в их мире тоже есть свои заморочки, но это проблемы совсем другого уровня, ведь мир людей с их высоты похож на глупое копошение тараканов или муравьёв. Хотя, а почему с «их» высоты? Возможно Дойна лишь одна такая во всей вселенной и никаких «их» просто нет, а есть лишь она. По крайней мере в моей утерянной рукописи Дойна была именно такой – единственной вечной, всемогущей и страшно скучающей от своего одиночества.
Вот такие мысли витали у меня в голове, но я ещё не окончательно лишился рассудка на почве любви к ней. Я понимал, что наделяю реальную Дойну качествами той выдуманной Дойны, которая была в моей повести. Но уж очень сильно эта актриса походила на ту вымышленную женщину-бабочку.
Остатки здравомыслия не позволяли мне полностью раствориться в Дойне и обожествить её, а потому я метался между ней и моей любимой Венгрией. Мысли, что Дойна может убить человека или пойти против родной страны я отметал сразу. Оставалось лишь понять, для чего ей остро заточенная вилка для мяса и почему она контактирует с марксистами и психоаналитиками.


Мы задержались в Сегеде ещё на один день перед выездом в Трансильванию, так как Дойну вдруг неожиданно осенило, и она решила обновить афиши в городах, где будут проходить выступления. Мотивировалось это тем, что старые афиши висят уже довольно давно, а потому могли прийти в негодность из-за дождей, или просто могли быть сорваны.
Расклеивать новые афиши было поручено Тимее, которая не участвовала в спектаклях. Она должна была выдвинуться на поезде, чтобы успеть во все города до приезда театра.
Художником выступила сама Дойна. Как оказалось, афиши театра традиционно оформляла именно она. Её художественный дар распространялся не только на живопись, но и на изделия металла и камня. Свои оккультные перстни, амулеты и шкатулки она изготавливала собственными руками. Об этом мне рассказали девочки из театра, чем немало меня удивили.

Дойна явно почувствовала, что в её вещах кто то шарил. Наверняка её дар позволил вычислить меня, ведь любой человек оставляет свой след на предметах, который виден только ей.
Я даже был рад этому, так как ожидал разговора и объяснений по поводу странной вилки, но она только дулась и косо смотрела на меня, не решаясь выяснять отношения и раскрывать свои тайны.

Облик новых афиш был изменён кардинально.
На каждой афише изображалась старинная немецкая крепость, соответствующая конкретному городу в Южной Трансильвании.
Под каждой нарисованной крепостью была дата и время выступления, а также соответствующая надпись на немецком языке:
«Опасные гастроли театра Сатурния и госпожи Фалькенхайм у стен Клаусенберга»
«Опасные гастроли театра Сатурния и госпожи Фалькенхайм у стен Херманнштадта»
«Опасные гастроли театра Сатурния и госпожи Фалькенхайм у стен Мюльбаха»
«Опасные гастроли театра Сатурния и госпожи Фалькенхайм у стен Шесбурга»
и так далее…
Каждая такая надпись дублировалась также на венгерском и румынском языках, чтобы не только саксы, но и мадьяры, валахи и секеи не чувствовали себя обделёнными.

Дойна трудилась над оформлением несколько часов, ведь для каждого города требовалось нарисовать от трёх до пяти афиш (в зависимости от размеров городка).
Наконец она встала из-за стола и подозвала Тимею, передав ей увесистую пачку афиш.
Я застыл в недоумении…
- Дойна, подожди, а как же Кронштадт? Ты забыла сделать афиши для Кронштадта!
- Ничего я не забыла! Выступлений театра в Кронштадте не будет.
- Но почему?! Это же столица всего немецкого семиградья и всей Южной Трансильвании! Там можно собрать больше зрителей, чем во всех этих мелких городках вместе взятых.
- Дьёрдь, я очень устала! Лучше оставьте меня в покое и не заставляйте ругаться нецензурной бранью. В Кронштадте выступлений не будет! Точка!
- Но ведь в прошлых афишах значился Брашов (немецкое название Кронштадт)! Люди там уже настроились на выступление театра и будут ждать вас.
- Дьёрдь, откуда вы знаете о наших старых афишах? Вы что, посещали Трансильванию в последнее время и видели там наши афиши? Ведь нет. Кто-то вам рассказал об этом. Я даже не буду допытываться, кто и зачем информировал вас о наших гастролях – мне это не интересно. Я, в отличие от вас, не роюсь в чужих вещах и секретах.
- Я могу всё объяснить.
- Не утруждайте себя. Для меня итак открыты многие тайны. Вы бы сошли с ума, если бы видели столько, сколько вижу я. Я бы предпочла быть обычным человеком и видеть гораздо меньше. Вы потратили на театр свои личные деньги и деньги немалые. Этого вполне достаточно, чтобы я не задавала лишних вопросов.
- Да, но все мои деньги ты отдала этому старику в Ньирбаторе. На что, спрашивается, сейчас живёт театр? Где ты берёшь деньги?!
- Что за грязные намёки? Вы хотите сказать, что я убила Герцля чтобы не платить ему долги по аренде? Нет! Я к этому не причастна! Я не знаю, кто его убил. Честно не знаю. Я вижу многое, но не всё, представьте себе.
- Но деньги за аренду ты ведь ему так и не передала? На эти деньги сейчас живёт театр?
- Да, не передала. Не успела. Как вы знаете, его убили. И что я должна была сказать полиции? Что деньги у меня? Ну, тогда бы я прописалась в тюрьме надолго. Мне бы вменяли убийство из корыстных интересов, а деньги у меня на руках стали бы уликой. Но я не убивала Герцля! И тех солдат в лесу я тоже не убивала – они уже были мертвы.
- Каких ещё солдат? Дойна, ты о чём?
- Дьёрдь, вы копались в моих вещах и хватали своими руками ритуальную вилку. Вы думаете, что я ничего не вижу? Ошибаетесь…
- Каюсь, грешен, копался… Дойна, ты можешь объяснить, что там произошло, и кто убил солдат в лесу?
- Вы можете копаться в моих личных вещах и моих тайнах, а я точно так же имею право не отвечать на ваши вопросы. Думайте, что хотите. И про Кронштадт тоже. У вас ведь была подсказка. Я не знаю, зачем Алайош раскрыл вам будущее через пророческие шахматы, тем более что вы всё равно ничего не поняли. А вот доску вы зря перевернули – в следующий раз хорошо подумайте, прежде чем делать что либо.
- А что может означать переворот доски? Мятеж? Революцию? Может это тебе стоит ограничить круг общения и не заводить знакомств с марксистами и психоаналитиками?
- Прекратите, Дьёрдь! Прекратите! Неужели вы не понимаете? У вас есть особый дар – все ваши фантазии имеют закономерность сбываться. Так что постарайтесь меньше фантазировать, особенно когда ваши фантазии граничат с кликушеством!

Дойна была права по поводу личных денег. Действительно, мне пришлось собрать все свои накопления и передать их Дойне.
Дело в том, что в кассе армии мне было отказано в выделении таких крупных средств на проведение столь незначительной разведывательной операции. Не помогло даже вмешательство командующего Арца фон Штраусенбурга – армейская бухгалтерия не была в его полном подчинении.
Именно поэтому я так эмоционально отреагировал на передачу моих денег старику Алайошу. Были бы это казённые деньги – моя реакция не была бы столь бурной.
Но, с другой стороны, моя кузина вышла из депрессии. Кто знает, помогли бы обряды Дойны, если бы деньги были казёнными? Возможно, что и не помогли бы.
Одно интересно, что такое Дойна заказала Алайошу, передавая ему деньги? Он ведь сам говорил мне нечто намекающее на разгром на румынском фронте.


Я не стал терять времени и срочно выехал в штаб 1-й армии на встречу с командующим Арцем фон Штраусенбургом.
Я доложил командующему о неожиданной отмене выступлений театра «у стен Кронштадта» (то есть в Брашове) и поделился своими мыслями по этому поводу.
Я считал, что Дойна знает о готовящемся нападении Румынии, причём к моменту ранее назначенных гастролей театра в Брашове румыны уже должны осадить город. То есть, по датам из старых афиш мы можем судить о планируемом темпе продвижения румынских армий.
Рассказал я также и о странной шахматной партии на развалинах Ньирбатора. Мне показалось это важным, так как Дойна говорила, что старик Алайош показал мне будущее через эти «пророческие шахматы». Конечно же, про шахматы я рассказывал Арцу в шутливой форме, как о забавном случае. Иначе пострадала бы моя репутация, как взвешенного здравомыслящего человека.

Командующий отнёсся к моим сообщениям весьма серьёзно.
- То, что вы сообщили, Дьёрдь, имеет очень большое значение. Я и сам понимаю, что в случае нападения Румынии превосходящими силами перевалы в Карпатах падут. Эти перевалы расположены так, что я просто не успею отвести войска из под Брашова и наша армия может попасть в окружение. Теперь, когда вы сообщили мне об отмене гастролей в Брашове, я просто уверен, что необходимо заранее начать отвод войск из города, оставив там только боевое охранение. И ваш рассказ о шахматной партии тоже интересен.
- Ну, это скорее просто забавный случай.
- Не скажите, Дьёрдь… Этот смешной старик вполне может быть агентом. Не зря же Дойна с ним встречалась. Да и сама шахматная партия уж очень похожа на планы действий воюющих сторон. Продолжайте расследование и в этом направлении тоже. И вот ещё что, это дурацкое немецкое прозвище Дойны… А ещё, почему она вдруг переделала все афиши на немецкий лад?
- Про её прозвище Фалькенхайм я могу Вам поведать.
- Не нужно, Дьёрдь… Все её поклонники знают историю про рыцаря из Фалькенштайна, похитившего дочь Елизаветы Куманской, якобы дальнего предка Дойны. Просто я слышал подобную фамилию и в высшем военном руководстве наших немецких союзников. Немного странное совпадение.
- Скажите, господин командующий, а какое расстояние было между клыками на шеях солдат?
- Сейчас, после получения ценнейшей информации об отмене выступлений в Брашове, это не так уж и важно, но если вам так интересно, то сантиметра два с небольшим. Если это кусало живое существо, то оно было размером с кошку наверно. А вообще всё это больше похоже на имитацию укуса неким стальным инструментом типа большой вилки для мяса.

Следующие выступления театра проходили в Клаузенбурге, негласной столице Северной Трансильвании, который первым оказался на пути.
Этот город неоднократно менял названия и своих хозяев. Сперва это была Напока – столица Римской Дакии. Потом на развалинах древней Напоки поселились валахи, назвав своё поселение Клуж, а мадьяры, господствовавшие в Трансильвании, называли этот город Коложваром.
Позднее венгерский король Иштван пятый разрешил немцам построить здесь свою колонию, названную Клаузенбургом.
Во время гастролей летом 1916 года ещё была жива Австро-Венгерская империя, поэтому город продолжал называться Клаузенбургом.

Рабочие начали монтаж сцены на центральной площади Клаузенбурга у стен древней готической церкви, которая стоит здесь уже шесть веков, а сам театр Сатурния встал лагерем в лесу Хойя на западной окраине города.

Древняя церковь, которая сейчас именуется в честь Архангела Михаила, величественна и огромна, уступая по размерам лишь «Чёрной церкви» в Кронштадте (Брашове), столице Южной Трансильвании.
Подобно городу, церковь также меняла своих хозяев и веру. В разные годы храм был католическим, лютеранским, кальвинистким, пока вновь не вернулся в лоно римской католической церкви.
Стены этого храма помнят почти всех князей Трансильвании, которые там и венчались и «короновались», в том числе из родов Батори и Ракоци, потомками которых являемся мы с Дойной (если конечно семейные легенды и людская молва не врут).

Древний храм был построен на месте старинного кладбища и его постоянно преследовали странные беды. Казалось, некий злой рок препятствует строительству башен, показывая тем, что храм не близок к небесам, а тяготеет к тёмным подземным силам.
Изначально у церкви должно было быть две высоких парных башни, как и у всех готических храмов того времени, но лишь спустя 150 лет построить удалось только одну из них.
Прошло ещё 150 лет, и эта единственная башня была разрушена пожаром.
Её отстроили заново, но потом произошло землетрясение, после которого разваливающуюся башню пришлось снести.
И вот совсем недавно, в 1860 году, эту единственную башню вновь восстановили. Долго ли она простоит в этот раз?
А про вторую башню уже никто и не вспоминает даже.
Кажется, что сами небеса противятся храму в этом месте и не хотят благословлять его.

Но ещё более мрачен оказался лес Хойя, где Дойна решила встать лагерем. Через лес проходит не менее мрачный тракт, который ещё недавно был оживлённым.
Раньше в лесу Хойя жители Клужа собирали грибы и ягоды, а сам лес был чист и светел, но несколько лет назад пастух Бачу гнал овец на ярмарку в город по тому самому тракту через лес. Купцы заранее оплатили живой товар, поэтому они забили тревогу, когда Бачу с отарой на ярмарке так и не появился.
Поиски с прочёсыванием леса длились несколько дней, но ни пастуха, ни 200 овец никто так и не обнаружил. В лесу и на тракте не было ни их следов, ни их костей.
С той поры лес стали называть Хойя-Бачу, а тракт начал зарастать кустарниками и деревьями, так как немногие соглашались идти этой дорогой. Деревья в лесу стали искривляться и покрываться лишайниками, а земля мхами. Звери и птицы ушли из леса, и он стал не только безлюдным, но и абсолютно мёртвым.

Местные жители придумали легенду, объясняющую исчезновение пастуха с отарой и всей живности из леса Хойя. Они считают, что в лесу после предыдущих гастролей театра «Сатурния» (а они останавливались здесь же, накануне исчезновения пастуха) образовалась дыра во времени, через которую в наш мир проникает князь Влад третий из рода Басарабов Дракулешти, носящий прозвища Цепеш и Дракула.
Князь Дракула устраивает здесь охоту на дичь и людей, утаскивая добычу в свою эпоху.
С той поры местные жители считают Дойну чуть ли не дочерью Влада Дракулы. Они думают, что она может поднимать его из могилы, перемещая в наш мир, и от того она располагает страшной неземной силой.
Теперь они боятся ходить в лес Хойя, но при этом никакой ненависти к Дойне у поклонников нет, несмотря на исчезновение пастуха и одичание леса. Как будто это нормально, что она создала дыру во времени своим колдовством во время прошлых гастролей.
Хотя, как и в любом другом городе, есть иная группа людей, винящих Дойну во всех людских несчастьях. Они считают её нечистой слугой Дьявола, ведьмой, наводящей порчу и врагом всего светлого мира. По их мнению, от неё исходит тлен и разложение, она отравляет мысли людей и отнимает у них разум, делая безвольными куклами тёмных сил. Будь их воля, они бросили бы её в костёр, или облили кислотой (кстати, такие попытки уже были).

Я раньше никогда не был в этом лесу, поэтому не знаю, каким он был. Девочки из театра утверждают, что особых изменений они не заметили – лес и в прошлый раз был примерно такой же. Но тракт в лесу действительно зарастает и нам пришлось местами продираться чрез кустарники на своих повозках.
Дойна отрицает своё колдовство в лесу Хойя с целью вызова князя Дракулы, но развеивать слухи на публике не спешит. Ничто так не может поднять популярность театра, как тёмные мистические слухи, распространяемые вокруг. Порой мне кажется, что Дойна сама их распространяет и подогревает.

Благодаря страшным слухам выступления театра в Клаузенбурге были окутаны особым мистическим ореолом и проходили в условиях полного аншлага. Площадь даже не всегда вмещала всех желающих, а муниципалитет иногда проявлял недовольство скоплением людей.
Тем не менее, со стороны властей театру никто не препятствовал, а полиция не пыталась разогнать толпу. В других городах театр редко осмеливался выступать на центральных площадях, так как это часто приводило к неприятным инцидентам с органами власти, а здесь всё было довольно гладко. Складывалось ощущение, что именно Клуж является тем местом, где у Дойны есть покровитель «наверху».

После окончания гастролей в Клуже (Клаузенбурге) Дойна дала театру один день отдыха.
Жители об этом видимо не знали, иначе они наверняка пришли бы в лес, чтобы просить театр дать ещё одно выступление.
До города из леса было довольно далеко, поэтому никто из театра туда не рвался. Лишь скрипачка Илона отпросилась в город по личным делам. В лагерь она вернулась в крайне возбуждённом состоянии и сразу же кинулась к Дойне:
- Дойна, там весь Клуж «на ушах стоит»!
- Почему?
- Девочка пропала, найти не могут. Она гуляла с другими детьми на краю леса, а потом погналась за бабочкой и исчезла в лесной чаще. Это только сейчас у других детей выяснили. Родители и их соседи уже по лесу рыщут, а завтра с утра горожане пойдут цепью лес «прочёсывать». Сейчас вечереет уже, потому на утро перенесли.
- Нас обвиняют?
- Нет. Они думают, что театр ещё утром уехал. А так бы конечно… Ведь это бабочка её в чащу заманила.
- А тебя, Илона, кто-нибудь опознал?
- Вряд ли, я ведь за ширмой вместе с оркестром сидела – меня никто не видел во время выступлений.
- Надо срочно уезжать! Мы не можем оставаться до утра, иначе они всех собак на нас спустят, когда обнаружат, что мы были здесь во время исчезновения девочки. Никто не видел, как ты уходила в лес?
- Нет, Дойна, я всё понимаю… У нас ведь эти бабочки на каждой повозке нарисованы и на декорациях.
- Тушите костры, собирайтесь, а я пока карты разложу, попробую увидеть, где эта девочка. Придётся в ночь ехать.

Расклад Дойны по картам таро был неутешительным. Выходило, что девочку не найдут ни сейчас, ни через год, ни через три года. Дойна произнесла таинственную фразу: «лес поглотил девочку и судьба её мне не видна на ближайшие годы».
Она даже не смогла объяснить, где девочка и жива ли она, сказав лишь: «Она на грани миров, ни тут, ни там. Она не живёт, но и не мертва».

После такой информации нам не оставалось ничего, кроме как бежать. Бежать прямо сейчас, в ночь.
Выезжать по тракту в сторону Клаузенбурга было нельзя, поэтому пришлось ехать в противоположную сторону по непроторенной дороге.
То и дело наш караван останавливался, чтобы вырубить кусты и ветви деревьев, мешавшие проезду. Посветлу это было еще нормально, но когда стемнело…
Во время вынужденных остановок в лесу были слышны шорохи, стоило только умолкнуть топору. Среди деревьев перемещались тени. Лошади нервничали.
Наконец лошади и вовсе бросились скакать во весь опор, когда во тьме сверкнули красные огоньки.
Неуправляемые лошади неслись уже не разбирая дороги, а наши повозки и экипажи нещадно хлестали ветки кустов. Пологи части повозок оказались разорваны в клочья сучьями небольших деревьев, выползающих на дорогу.
Экипажи нещадно болтало, людей и вещи в повозках бросало из угла в угол. Мы боялись, что кто-нибудь не удержится и улетит за борт в кромешную мглу.
Все фонари уже были разбиты или оторваны ветками, а мы мчались в полной темноте. Лошади сами находили дорогу каким-то чудом, либо просто неслись наобум.

Несмотря на бешеную скорость красные огоньки были всё ближе и ближе.
Неожиданно вышла луна и её свет осветил серебряные спины белых псов, преследующих нас.
Некоторые псины в прыжке пытались зацепиться за края повозки, или ухватиться зубами за сбрую лошади. От этого лошади стали метаться из стороны в сторону, а повозки и экипажи сошли с тракта и неслись по лесу врассыпную.
Лес хоть и стал менее густой, но того и гляди можно было столкнуться с деревом и убиться.

Впереди уже виднелся просвет среди деревьев, но вдруг из чащи вылетело множество чёрных сов, которые кружились над повозками, разбросанными по лесу.
Среди сов с неимоверной скоростью летала огромная ведьма в остроконечной шляпе. Лохмотья её одежд развивались по ветру. Она дико кричала своим хриплым утробным голосом: «Не всех! Не всех! Найдите только одну повозку! Одну! Погребальную!».
Постепенно чёрные совы сбились в одну стаю и летели только перед нашим экипажем. Увидев это, Дойна отпрянула от окна, забилась в угол и с головой накрылась покрывалом. Откуда-то сверху на наших лошадей набросилась свора визжащих летучих мышей.
«Нашли! Нашли!», радовалась ведьма, «Дойна должна быть…».
Фраза ведьмы оборвалась на полуслове. В этот момент наш экипаж выскочил из леса, а вся преследовавшая нас нечисть исчезла как небывало.

Постепенно светало.
Мы выехали на дорогу, ведущую в Южную Трансильванию, и решили не останавливаться на пути. Чинить повозки и латать пологи планировалось на стоянке у места следующего выступления – в Мюльбахе, которого мы должны были достичь ближе к вечеру.
Именно в Мюльбахе нас настигли неожиданные новости о том, что три румынские армии вчера перешли границы и Румыния объявила нам войну.
2-я румынская армия под командованием Александра Авереску и Северная румынская армия Константина Презана обрушились на перевалы Трансильванских Альп и буквально смели наши пограничные кордоны. Имея десятикратный перевес, они быстро сломили сопротивление нашей 1-й армии и в течение дня стремительным броском достигли Кронштадта, взяв его в полукольцо.

Пока мы разбивали лагерь, стало известно, что Кронштадт уже пал. Румыны заняли его практически без боя.
Я был рад этому, ведь это означало, что генерал Штраусенбург успел отвести подразделения 1-й армии из города, предотвратив их окружение и полное уничтожение.
Люди сообщали, что румыны уже срывают таблички «Кронштадт» на въезде в город и меняют их на «Брашов». Значит, заранее заготовили!
То, что румыны уже в первые сутки войны молниеносным броском захватили столицу Южной Трансильвании, стало для всех шоком. Такого никто не ожидал и не мог даже помыслить. То, что это случится, знали только Дойна, я и генерал Штраусенбург.

На фоне неожиданных новостей актрисы театра и рабочие находились в подавленном состоянии и в полной растерянности. Лишь Дойна была невозмутима, как будто ничего не случилось. Более того, она даже умудрялась отпускать язвительные шутки, делая при этом милую улыбку.
- Ну что, Дьёрдь, есть ещё желание выступить в Кронштадте? Нет? А что так? А вдруг румынским военным понравятся наши спектакли?
- Дойна, как ты можешь вообще шутить на эти темы? Тебя это что, совсем не тронуло?
- Ну, почему же, тронуло, конечно, но только не сейчас, а тогда, когда я об этом узнала.
- И когда же ты об этом узнала?
- Понятно когда – давно. Вы думаете, я просто так в Сегеде перерисовывала афиши и исключила Кронштадт из гастролей?
- Как ты узнала об этом? Ты связана с румынами? Через кого? Через старика Алайоша в Ньирбаторе?
- Не фантазируйте, Дьёрдь, ни с какими румынами я не связана. Просто иногда Силы раскрывают мне будущее. У меня есть тайные знания и магические приёмы, которые позволяют мне делать предсказания. Но вы же всегда обесцениваете меня и принижаете мои способности.
- Ну да, ну да, никто не может увидеть будущее, а ты можешь. Почему я не вижу будущее, а ты его видишь?
- Дьёрдь, вы не видите будущего, хотя знаки о нём буквально висят у вас перед глазами. Ну, не дано вам, что уж тут поделаешь. Зато вам дано другое, гораздо более опасное – вы это будущее можете накликать. Это неприятный дар, поэтому ещё раз прошу вас следить за своим языком, за своим пером и даже за своими мыслями.
- Ну, хорошо, Дойна, допустим, тебе дан дар ясновиденья. Поделись со мной тогда, что будет с нами и с нашей Венгрией в ближайшее время.
- Дьёрдь, я не буду ни чем с вами делиться. Хотите знать будущее? Тогда вспоминайте свою шахматную партию и думайте в следующий раз, перед тем как швырять доску, поддавшись эмоциям. Всё, дальше без меня…
- Я понял. Тогда объясни хотя бы, что это было ночью в лесу? Что это за псы, совы, огромная летающая старуха? Ты подмешала мне за ужином экстракт белладонны, или что это было?
- Экстракт? Подмешала? Вы о чём, вообще? Не нужно меня обвинять во всех смертных грехах. Да, я далеко не ангел, но такой ерундой точно не занимаюсь. Вы что-то увидели во сне, а теперь хотите, чтобы я толковала ваши сновидения?
- А поломанные спицы на колёсах, треснувшие рессоры, порванные пологи повозок? Они тоже это всё во сне увидели? Или я до сих пор сплю, когда вижу эти повреждения?
- Мы пробирались через лес! Ночью! Странно было бы, если бы обошлось без повреждений. Если бы вы не спали всю дорогу, то видели бы, какой урон наносят сучья, ветки и корни деревьев на заросшем лесном тракте.
- Если это был сон, то я уже не знаю, где сон, а где реальность. Может румыны в Кронштадте это тоже сон?
- Нет, это как раз реальность.

Я подходил к Эльвире, к Тимее, к Илоне, к рабочим и спрашивал их про сегодняшнюю ночь.
Они отводили глаза и молча уходили, либо ограничивались дежурными фразами о том, что ветки и сучки в лесу обычное явление, как и совы со стаями бездомных псов. В крайнем случае, советовали мне отдохнуть и выспаться.

[Сообщение изменено пользователем 03.12.2023 20:26]

В переводе с немецкого Мюльбах означает мельничный ручей, но местные валахи предпочитают называть его Себешем.
Дорога из Клаузенбурга до Мюльбаха пролегала по невысоким отрогам гор Металлифери или Трансильванским рудным горам. Немцы, приглашённые для охраны границ Трансильвании, известны как знатоки руд и горного дела, а потому они сразу «взяли эти горы в оборот». Даже с названием мудрить не стали, назвав их Эрцгебирге (рудные горы) по аналогии с их родными рудными горами на границе Саксонии и Богемии. Наверно поэтому трансильванских немцев до сих пор называют саксами. Ну а Металлифери – это уже валахи постарались, переделав название на свой лад.
Сам же Мюльбах расположен в седловине между Металлиферри и Южными Карпатами и окружён непривычными здесь равнинными степями. Именно поэтому из него открывается удобный путь к центру Южной Трансильвании, а сам Мюльбах считается её западными воротами.

Мы долго искали удобное место для выступления, ведь древние крепостные стены 14 века сохранились не везде и были запрятаны в палисадниках, кущах садов и гуще усадебных построек.
Наконец, была найдена удобная площадка, вполне достаточная, чтобы вместить всех желающих жителей маленького Мюльбаха.
Сарафанное радио быстро разнесло информацию о месте выступления от местных зевак, наблюдавших за сооружением сцены.

Публика всё так же эмоционально реагировала на выступления театра, но среди толпы чувствовалось напряжение, связанное с начавшейся войной.
После первого стремительного рывка румынские армии медленно ползли по землям Южной Трансильвании с боями выдавливая 1-ю австро-венгерскую армию.
Там, где прокатывалось колесо войны, царили разрушения и разорение. Из-за этого, войне были не рады не только мадьяры и немцы, но даже и валахи, которые, казалось бы, должны были поддерживать вторжение родной румынской армии.
По окончании выступлений из толпы доносились выкрики, обращённые к Дойне:
«Госпожа Фалькенхайм, примените магию! Остановите эту войну!» - кричали немцы, напирая на её немецкую «фамилию».
«Дойна, поднимай Дракулу! Ведь ты его дочь! Пусть он встанет стеной на пути всех армий!» - кричали валахи, подчёркивая её румынское имя.
Дойна на это не реагировала, предпочитая тихонько покинуть сцену, потупив взор. Вслед ей толпа разочарованно гудела: «Ууууу… Да она ничего не может! Она никто! Самозванка!».

Нездоровая атмосфера постепенно нарастала и, в конце концов, театр «Сатурния» вынужден был закончить выступления в Мюльбахе досрочно, сорвавшись с места.
Я видел разочарование людей и бессилие Дойны что либо изменить. Я был уверен, что у Дойны есть способности, выходящие за грань реальности, и мне было непонятно, почему она их не применяет.
- Дойна, ты разочаровываешь людей! Сначала ты даёшь людям веру в свои магические способности, а потом заставляешь их сомневаться в этом.
- Я не виновата, что люди верят в то, во что они хотят верить. Когда это я заявляла, что я дочь Дракулы? – Никогда! Они сами придумали себе красивую сказку и сами в неё верят, а когда сказке приходит конец, виноватой вдруг становлюсь я.
- Но ведь ты и не опровергала никогда эти народные сплетни про Дракулу. Молчание – знак согласия.
- Если я буду опровергать все слухи и легенды, которые обо мне сочиняют, то мне никаких сил на это не хватит!
- Но названия спектаклей! «Дочь Дракулы», «Королева темноты» - они сами за себя говорят.
- Народ должен понимать разницу между реальностью и художественным вымыслом. Я не намерена никому подтирать сопли. К тому же эти два спектакля исключены из выступлений в Южной Трансильвании, если вы этого не заметили.
- Да, я заметил это, но не понимаю по какой причине. В Сольноке, Надьреве, Сегеде и Клаузенбурге театр преспокойно играл и «дочь» и «королеву», а сейчас что такое случилось?
- Дьёрдь, война случилась, если вы ещё не заметили. А ещё у нас на пути Херманнштадт и Шессбург. Хотите сыграть там «дочь»? Ну ну… Вы, вероятно, очень смелый человек. Уверяю вас, если Дракула «встанет из могилы», вам это очень не понравится. Я никогда не играла там «Дочь Дракулы» и играть не буду. Я человек ответственный и понимаю цену подобных безрассудств.
- Ну, хорошо, Дракула здесь табу, но «королева»… Что мешает сыграть «Королеву темноты»? Корона на месте – я сам видел. Надень эту чёртову корону и покажи людям какое-либо чудо. Ведь ты же умеешь, я знаю! Дай людям хоть какую-то надежду, она им сейчас очень нужна.
- Я не балаганная клоунесса, чтобы показывать фокусы. И давать людям ложные надежды я тоже не буду. Королева темноты, говорите? А где вы видите темноту? Солнышко светит, птицы поют, а темноты нет! Я не буду сверкать своей короной в солнечных лучах на потеху публике. Пока не время. Придёт время, и я её надену.

Наш караван двигался к Шессбургу с запада, а в это время с юго-востока к нему приближалась румынская армия.
Маршрут был очень странным, ведь Херманнштадт лежал почти на полпути между Мюльбахом и Шессбургом. Логичнее было дать гастроли в Херманнштадте, а уж потом отправиться в Шессбург, но у Дойны всегда свои планы, которые она ни с кем не обсуждает.
Когда мы прибыли в Шессбург фронт находился всего лишь в 20 милях от города. А успеет ли театр провести здесь гастроли до прихода румын? Они, поди, уже и таблички заготовили с надписью «Сигишоара».

Цитадель Шессбург расположилась на холме. На вершину холма ведёт каменная лестница в деревянном обрамлении. Там, на самой вершине стоит Горная Церковь 14 века.
Церковь построена на месте древней трансильванской крепости, от которой церкви достались подземные катакомбы, прорытые прямо в холме. А над этими катакомбами нависает древнее немецкое кладбище с могилами и склепами.
Почти двести лет строили эту церковь, но никак не могли закончить. Когда родился Влад Дракула, стройка шла уже лет сто. Когда он умер, церковь так и оставалась недостроенной. Нечто нечистое и подземное мешало строительству. А может ему мешали души немцев, похороненных на холме за столетие до начала возведения храма.

Но не церковь, не подземные катакомбы и не древнее кладбище на холме влекли Дойну.
После первой же ночи по городку поползли слухи, что Дойна наведалась к небольшому невзрачному дому в три этажа, где раньше располагался монетный двор.
Люди утверждали, что Дойна, сияющая среди ночи в своих белых одеждах, прижималась к стенам дома и произносила заклинания, а потом из темноты вдруг возник совсем маленький мальчик. Они взялись за руки и мальчик неожиданно исчез, как растворился, а Дойна вздрогнула всем телом и рухнула на землю.
История эта передавалась из уст в уста и обрастала всё новыми и новыми подробностями, порой самыми невероятными. Каждый рассказчик старался по-своему приукрасить историю.
Найти исходного свидетеля, который всё это видел в ночном безлюдном городке, не представлялось возможным, но все в театре знали, что Дойна всегда ходит в чёрном и лишь на выступлениях и во время своих обрядов иногда облачается в белое.

Что двигало Дойной можно понять, если кинуть взгляд на историю.
Семь веков тому назад, когда король Венгрии пригласил немцев охранять Трансильванию, за карпатским хребтом жили православные валахи, но господствовали там куманы (они же куны или половцы). Всё изменилось с приходом монголов, которые смели все государства по обе стороны Карпатских гор.
После ухода монголов территории на нижнем Дунае попали в зависимость от Венгрии, но Басараб сын Тохтемира разбил мадьяр в битве при Посаде и провозгласил независимую Валахию.
Сам Басараб не был валахом. Его имя и имя его отца говорят сами за себя. Это были куманы. Тем не менее, все документы в Валахии писались на церковно-славянском, а верховный правитель именовался князем на славянский манер.

Трон Валахии не всегда наследовался от отца к сыну, наследник должен был утверждаться боярским советом. Это породило полную неразбериху в наследовании и междоусобные войны между потомками Басараба.
В результате династия Басараба разделилась на две ветви: Данешти и Дракулешти. Данешти были потомками князя Дана. Это старая ветвь.
Сын Дана - Влад боролся за престол против Мирчи «Старого». При поддержке Венгрии победил в итоге Мирча Старый, а Влад был выдан венграм и убит.
И вот тут начинается самое интересное. Через три года у Мирчи рождается сын и он называет его Владом, что выглядит парадоксально. Вот вы, моли бы назвать сына именем своего злейшего врага?
Видимо Мирча поставил крест на сыне, так как в раннем детстве Влада пришлось отдать в заложники королю Венгрии. Так мадьяры могли контролировать Мирчу, своего ставленника. Наверно поэтому он и назвал сына именем врага – сгинет так и не жалко.

Но Влад второй, сын Мирчи, не сгинул, а как раз наоборот.
Венгерский король Сигизмунд стал императором Священной Римской империи германского народа, а для защиты Венгрии он организует рыцарский «Орден дракона», членом которого становится уже возмужавший Влад второй.
Император Сигизмунд поручает Владу второму охрану южных границ Трансильвании по линии Карпатских гор, для чего Влад второй селится в Шессбурге и прямо у себя в доме начинает чеканку монет для рыцарского ордена с изображением дракона. За это его и прозвали Владом Дракулом, а всех его потомков Дракулами. Так начался род Дракулешти, будущих правителей Валахии.
Именно к этому дому Влада второго и приходила Дойна, но чей дух она вызвала в виде мальчика?

Местные валахи утверждали, что Дойна вызвала дух Влада Дракулы.
Во время проживания в Шессбурге у Влада Дракула уже был сын Влад Дракула (будущий правитель Валахии Влад четвёртый «Монах»). Ему в эти годы было 6 -11 лет. Ну, явно не его вызывала Дойна – великоват мальчик.
В то же время, у Влада Дракула и его жены Василисы Молдавской только что родился ещё один сын и его тоже назвали Владом! Это был будущий правитель Влад третий «Цепеш».
Странные эти валахи, называть сыновей одинаковыми именами…
Тем не менее, в Шессбурге под одной крышей в одной семье проживали стазу три Влада, три будущих правителя Валахии: отец Влад Дракул и два его сына – оба Влады Дракулы.
Горожане не сомневались, что Дойна вызывала дух младшего из них – Влада Дракулу «Цепеша». И не только из-за совпадения возраста. Влад «Цепеш» был самым тёмным и самым мистическим из всех Дракул, и у него не было дочерей. Загадочная Дойна лучше всего подходила на роль его тайной не стареющей дочери, владеющей всеми его колдовскими приёмами.
Более того, Влад Дракула «Цепеш» был таким же стражем Трансильвании, как и его отец. Он заключил договор с саксонцами (трансильванскими немцами) и секеями (трансильванскими мадьярами) о том, что он может свободно приходить в Трансильванию, чтобы искать и карать там своих врагов. В то же время он обязуется защищать Трансильванию от турок и молдаван и не пропускать в Трансильванию никаких врагов через Карпаты и земли валахов.
Теперь все взоры жителей Трансильвании были обращены к Дойне, как последней из рода Дракулов. Они считали, что после обряда у дома Дракулов, дух Цепеша вселился в неё, и она готова нести «семейное бремя» защиты Трансильвании от вторжений.

Все народы Трансильвании считали Дойну своей.
Мадьяры верили, что куманская ведьма Дойна потомок Елизаветы Куманской, дочери хана Котяна, а валахи видели в ней потомка Басараба, сына кумана Тохтемира.
То же самое было и с драконами. Валахи видели в ней силу дракона из рыцарского ордена, в котором состоял Влад, а мадьяры считали, что в ней живёт болотный дракон клана Баториев.
Даже немцы считали её своей, ибо Батории вышли из немцев Гуткеледов.

Во время войн и потрясений народ бессилен что либо изменить. Кажется, что помочь может только чудо. И от того возникает тяга к оккультизму и всевозможным мессиям.
Игры Дойны с этими темами в театре Сатурния безобидны в мирное время, но во время войны всё это мгновенно вынесло её на вершину оккультного «Олимпа».
Дойна превратилась в божество в глазах людей, стала всемогущей, но доброй ведьмой, на которую можно возложить всю ответственность за развитие событий.
Да, людям очень комфортно плыть по течению и ни за что не отвечать, но каково Дойне получить весь этот груз на свои плечи? Она вовсе не стремилась к этому.
Дойна прекрасно понимала, что народ растерзает своё божество, как только разуверится в его могуществе. Она уже столкнулась с этим в Мюльбахе, когда слышала разочарованное гудение толпы. К этому она была не готова.
Чтобы народ не терял веры нужно постоянно демонстрировать ему чудеса, а это сложно даже для настоящей ведьмы.

«Да с чего они взяли, что я его дочь?!» - негодовала Дойна, «Это всего лишь глупый спектакль!».
«Обряд был совсем не для этого! Никакого мальчика не было! Они всё выдумали!» - сокрушалась она.
Но переубедить жителей Шессбурга было уже невозможно. Люди на улицах ликовали, уверенные в том, что Дойна получила силы Дракулы и теперь уж точно остановит войну.
А на следующее утро городок и вовсе был исписан надписями «Фалькенхайм спасёт Трансильванию!».
Эти надписи, сделанные мелом, вызвали у Дойны крайнее раздражение. Её руки буквально дрожали от негодования. Она подошла к одной из надписей и попыталась её стереть, но отпрянула - в этот момент её как будто ударило током.
И вот тут её осенило. Она ещё раз посмотрела на надпись, и в её глазах появился весёлый злой огонёк.
Дойна вновь потянулась к надписи и осторожно, одним пальчиком, стёрла всего лишь одну палочку.
Теперь вместо «Фалькенхайм спасёт Трансильванию» надпись гласила «Фалькенхайн спасёт Трансильванию». Изменилась всего одна последняя буква в «фамилии».
«Отныне нет никакой госпожи Фалькенхайм!», заявила Дойна. «Называйте меня просто – Дойна Сатурния».

В последующие пару часов актрисы театра по указанию Дойны искали в городке такие же надписи, исправляя их аналогичным образом. Только после этого выступления театра, наконец, начались, но я уже не мог их наблюдать – мне пришлось срочно выехать в штаб нашей 1-й армии для встречи с генералом Штраусенбургом.
- Генерал, похоже, вы были правы по поводу созвучия фамилий. Дойна сейчас везде распространяет слухи, что Трансильванию спасёт Фалькенхайн. Неужели она намекает на Эриха фон Фалькенхайна? Может он и есть тот самый ферзь из шахматной партии?
- Хотел бы я, Дьёрдь, чтобы ваша шахматная партия воплотилась в реальность, но, к сожалению, в реальности ситуация обстоит иначе. Я понимаю, что Трансильванию мне не удержать, а потому обращался к нашим германским союзникам. Я уже и сам начинаю верить во всех чертей, поэтому переделку афиш на немецкий язык расценил как тайный знак, как бы смешно это ни казалось.
- И что же немцы? Они согласились нам помочь? Своих-то резервов у нас, как я понимаю, нет?
- А что немцы… у них своих забот хватает. И резервных армий у них тоже нет. Летом они распустили свою 9-ю армию - вот, обещали перебросить остатки её частей к нам под Херманштадт и заново сформировать её. Когда это ещё будет… А ведь там 1-я румынская армия во главе с генералом Иоаном Калсером уже перешла хребты и подошла к городу. Пока германцы соберут свою армию, город уже падёт. Нам бы ещё месяц, но этого времени у нас нет, к сожалению. А про генерала Фалькенхайна - это вообще утопия. Он начальник Генерального штаба всех германских войск – ему сейчас совсем не до Трансильвании.
- Вы сказали, что румыны уже под Херманштадтом?!
- Да, уже там. И, кстати, из Шессбурга театру тоже следует поскорей убираться. Ещё несколько дней и румынские армии подойдут и к нему.
- Но после Шессбурга театр должен направиться на гастроли в Херманштадт.
- Дьёрдь, это безумие. Отговорите Дойну от такого безрассудства. Через несколько дней в Херманштадте начнётся настоящая мясорубка.

[Сообщение изменено пользователем 16.12.2023 22:37]

Никакие доводы не могли отговорить Дойну от выступлений в Херманштадте, но она дала право выбора актрисам и работникам театра. Любой желающий мог покинуть театр и отправиться в тыл, но обратной дороги уже не было.
Дойна понимала, что не может и не имеет права удерживать людей. Да и что толку, удерживай не удерживай, а тот, кто решил, тот уйдёт и без её согласия. Не в кандалах ведь ходят.
Ещё в Мюльбахе пара человек покинули наш театральный караван, теперь же по пути в Херманштадт желающих отколоться стало ещё больше.

До Херманштадта оставалось несколько миль, но наш караван следовал в полном одиночестве. Попутчиков не было. Никто не заходил в город, все из него выходили.
На встречу нам попадались как телеги со скарбом местных жителей, так и потрёпанные армейские подразделения, и обозы с раненными. А где-то впереди, вдалеке громыхала артиллерийская канонада.
На нас смотрели как на умалишённых, не понимая куда и зачем мы движемся «против шерсти».
Некоторые ворчали из-за того, что мы затрудняем их бегство – они ведь уже привыкли за последние дни, что эта дорога стала с односторонним движением.

Наконец нам навстречу попался штабной автомобиль с командующим гарнизоном города. Он преградил нам путь и потребовал объяснений, кто мы такие и с какой целью едем в город.
Больше всего вопросов было ко мне, так как я был в военной форме. Пришлось показывать все имеющиеся у меня документы.
Как оказалось, город уже находится в полукольце, а железнодорожное сообщение в восточном направлении полностью перерезано. Отправленный на разведку бронепоезд был атакован и сожжён румынами.
Положение гарнизона стало безысходным и началось отступление, ведь серьёзных оборонительных сооружений в городе почти нет, кроме пары сохранившихся крепостных башен, да пары соборов, башни которых могут использоваться для корректировки огня. К тому же немцы, составляющие большинство жителей, крайне негативно настроены к ведению городских боёв и разрушению их древнего города.
Как оказалось, командующий гарнизоном уже объявил Херманштадт «свободным городом», а румыны приняли капитуляцию и уже на следующий день должны будут войти в город.
Мне пришлось сообщить командиру гарнизона о моей разведывательной миссии, подкрепив это документами, после чего мы продолжили путь.
Пришлось переодеваться в гражданскую одежду, ведь было бы смешно оказаться завтра среди румынских солдат в форме австро-венгерского офицера.

Когда то Херманштадт был мощной крепостью, но сейчас от крепостных стен мало что осталось. Раньше в этой цитадели было 39 защитных башен, а теперь их можно пересчитать по пальцам руки.
Для выступлений Дойна выбрала одну из башен, соединённую с сохранившимся фрагментом крепостной стены, но оставались сомнения, сможет ли маленькая площадка вместить всех желающих многолюдного Херманштадта. К нашему удивлению большинство жителей остались в городе. Здесь преобладали немцы, и Венгрия вряд ли могла их приютить, а путь в Германию неблизкий.
Несмотря на преобладание немцев, надписи афиш были на трёх языках, включая румынский и венгерский, в которых город именовался Сибиу и Надьсебеном.
Были времена, когда сюда с войском наведывался Влад Дракула Цепеш чтобы наказать жителей города, которые хотели посадить на трон Валахии его брата - Влада Дракулу Монаха. Теперь вот Дойна со своим театром вошла в город. А что если у неё здесь тоже есть враги?

В ярких лучах заката башня, выбранная для выступлений, вдруг побагровела. Казалось, что вся она забрызгана кровью, стекающей по древним кирпичным кладкам. Своим необычным наблюдением я поделился с Дойной:
- Дойна, какой жуткий вид у этой красной башни. Она будто бы купается в крови.
- Это не «красная башня»! Это «башня плотников»! Дьёрдь, прекращайте уже свои фантазии, я чувствую, что добром они не закончатся.
- Ты опять увидела во мне предсказателя?
- Не предсказателя, а кликушу. Вы вообще можете думать о чём ни-будь хорошем, чтобы не накликать беду? Ну, вот и думайте о хорошем, а фантазии про потоки крови и красные башни оставьте при себе.
- Мне кажется, что всех зрителей здесь трудно разместить.
- Да, у меня тоже есть такие опасения. Схожу, посмотрю, что там вокруг «башни оружейных мастеров». Может, перенесём туда.
- Я с тобой.
- Не нужно, Дьёрдь. Я не маленькая девочка и могу сама за себя постоять. Вы не мой папа, чтобы постоянно опекать меня.

Отпустить Дойну одну было большой ошибкой с моей стороны. Уже через несколько минут послушался шум со стороны «оружейной башни» и крики толпы. Потом ко мне прибежали девочки с выпученными глазами и стали наперебой кричать, чтобы я бежал на выручку, ведь у меня есть оружие.
Как оказалось, взбудораженная толпа схватила Дойну и потащила её на «мост лжецов» устраивать свои допросы. Я пытался вразумить людей и доказать, что легенды о мосте полная чушь, но меня никто не слушал.
Тогда я попытался объяснить, что тот старый деревянный мост давно рухнул, а этот чугунный новодел той силой не обладает – но мне только кулаки показывали.
Когда сопротивляющуюся Дойну начали силой под визги затаскивать на этот чёртов мост, разрывая её одежду, я уже не выдержал и начал палить в воздух, после чего меня тоже скрутили и отобрали оружие.
Дойна начала взывать к толпе:
- Куда вы меня тащите?! Зачем это?!
- Мы хотим знать правду! Мост не даст тебе соврать! Будешь врать – мост рухнет.
- Безумцы! Вы же рухните вместе со мной!
- А ты что, вздумала нас обманывать? Ну, тогда да, рухнем все вместе. Но нам терять уже нечего. Если завтра в город войдут румыны, то мы, немцы, потерям многое. А может и жизнь.
- Wahnsinnige! Die Brücke wird unter Ihrem Gewicht zusammenbrechen! – кричала Дойна.
- Wird nicht zusammenbrechen! Die verdammte Brücke lässt die Hexe nicht fallen! – отвечали саксонцы.
- Что вам от меня нужно?!
- Подтверди, что ты дочь Дракулы, а не самозванка! Ну! Говори уже! Нам нужно знать это сейчас, чтобы успеть погрузиться на телеги и покинуть город до завтрашнего утра, если ты самозванка. Завтра будет уже поздно!
- Я могу подтвердить лишь то, что мой папа….
В это время мост начал трещать и рывками проседать. Топа замолкла и замерла, боясь пошевелиться, чтобы не обрушить мост. Потом из толпы раздался одиночный выкрик:
- Молчи, ведьма! Мы уже всё поняли – ты лжёшь! Дай нам уйти с моста, а потом говори что хочешь.
- Я не лгу! Да, я не дочь Дракулы, но могу заверить вас, что мой папа уже здесь, в Трансильвании. Он делает всё возможное, чтобы провинция устояла.
- Кто он?
- Этого я вам не скажу, хоть жгите. Поверьте мне, в городе вы в безопасности. Не покидайте город и приходите завтра на выступления театра к «башне плотников». Приходите утром.

Толпа, пропитанная оккультными предрассудками на почве безысходности, начала молча расходиться. Они видели, что мост не рухнул, а, значит, Дойна их не обманула.
Да, они были разочарованы, что Дойна не дочь Дракулы, но теперь они знали, что её отец здесь, в Трансильвании. Он хоть и не Влад Цепеш, но, видимо, обладает огромной силой и властью, раз способен удержать провинцию.

- Дойна, хорошо, что ты придумала всю эту историю про отца. Боюсь, иначе толпа бы тебя растерзала.
- Я ничего не придумывала, Дьёрдь, а рассказа всё как есть. Вы слышали, как трещал мост? Представляете, что было бы, если бы я соврала?
- Так твой отец реально такой всемогущий? Кто же он?
- Я не утверждала, что он всемогущий. Я говорила, что он делает всё, что может.
- Но ты же сама уверила жителей, что румыны завтра не войдут в город!
- Да, не войдут, но не по этой причине.

Выступления театра начались с самого утра, что было необычно. Раньше такого не было.
Жителям ничто не помешало прийти в столь раннее время, ведь город не принадлежал ни одной из сторон, а учреждения не работали. Даже лавочники и пекари забросили свой бизнес в эти дни, так как было непонятно чего ждать.
Между тем вокруг города всё громыхало и враг, вероятно, готовился обойти город с флангов и взять его в полное окружение.
Румынские разведчики уже наверняка наблюдали за городом в бинокли, расположившись на горной гряде к югу от городских кварталов. Они видели, что город свободен от военных и осталось лишь войти в него.

Зрители буквально одним глазом смотрели на сцену, а вторым на окрестные горы.
Вдруг из-за холма проявился румынский разведывательный воздушный шар, наблюдающий за обстановкой. В толпе начался ропот.
Уже никто не следил за развитием событий на театральной сцене, всех интересовал только театр военных действий, который должен был вот-вот поглотить весь город.
Люди щурились, вглядываясь вдаль. Смотреть приходилось прямо на солнце, ведь именно в той стороне были румынские позиции. Все были ослеплены лучами, а потому мало кто заметил, как большое тёмное облако, возникшее на горизонте, готовится проглотить солнечный диск.
Дойна его заметила…
- Корону мне! – скомандовала она. Быстро!
При этом люди увидели у неё во рту острые клыки, как у вампиров.

Облако было настолько чёрным, что эффект оказался сродни солнечному затмению.
Ночной мрак опустился на землю, как только последние лучи сгинули на небе в тёмной клубящейся массе.
Всё померкло… В темноте не было видно ни людей ни зданий. Лишь сияющая Дойна стояла на освещённой ей же сцене, да силуэт башни и крепостной стены слегка проступал из мрака.
На голове Дойны была корона. Она стояла с закрытыми глазами, а с её сомкнутых губ стекали струйки крови, пачкая белую одежду и капая на помост.
Наверно все, как и я, не могли оторвать от неё глаз, и даже румыны наверняка разглядывали её в свои подзорные трубы. А куда ещё смотреть, если всё исчезло в темноте, и осталась одна лишь сияющая королева вампиров, истекающая кровью?
- Тёмная королева! Тёмная королева! – слышался шёпот в толпе.

Когда лучи солнца вновь показались из-за туч, корона воссияла столь ярким блеском, что можно было ослепнуть. Казалось, что корона раскаляется на солнце и от этого жара волосы Дойны вот-вот начнут дымиться. Но этого не произошло. Дойна рухнула на сцену, а корона слетела с её головы.
Люди, пытавшиеся поднять корону с земли, тотчас же получали ожоги пальцев и корону на время оставили в покое.
Актрисы окружили Дойну, пытаясь привести её в чувства, попутно отталкивая меня и прося не мешаться. Тем не менее, я успел заметить, как у неё изо рта вынимают бутафорские вампирские клыки и обрабатывают мазью её насквозь прокушенные губы.
Флакончик с нюхательной солью привёл Дойну в сознание и тогда Эльвира на правах старшей начала выговаривать ей:
- Дурочка, ты зачем это сделала?! При твоём то малокровии! Не пугай нас так больше!
- Я вас не пугала. Я пугала того, кого надо пугать…


В этот день румыны в город не вошли. Не вошли они и на следующий день. Не вошли они и через неделю. Театр продолжал свои ежедневные выступления, которые уже затянулись дольше положенного срока.
В конце концов, по так и не перекрытой северо-западной дороге в город въехал автомобиль, который направился к нашему лагерю. Это были офицеры в германской форме, и они искали Дьёрдя, то есть меня.
Проверив документы и убедившись, что это именно я, они попросили меня сесть в автомобиль и выехать на встречу с командующим.

Я ожидал встретить Арца фон Штрауссенбурга, но оказался в глухом лесу в расположении германских войск.
- Здравствуйте, Дьёрдь, вы понимаете, кто перед вами?
- Не могу знать, господин генерал, но смею догадываться.
- Эрих фон Фалькенхайн, командующий 9-й германской армией.
- Я ничего не понимаю, ведь вы же начальник Генерального штаба!
- Был им, ещё пару недель назад. Я давно ожидал, что меня снимут после Верденской мясорубки, а потом после Брусиловского прорыва, но это произошло только сейчас. Итак, к делу. Вот документы от Арца Штрауссенбурга, согласно которым вы переходите в моё полное распоряжение в качестве офицера разведки. Армия Штрауссенбурга сейчас стоит западнее, а вы как раз на моём участке.
- Какова цель моей дальнейшей деятельности?
- Цели по сути те же. Вы под прикрытием театра проводите разведку действий противника в «серой зоне», в которую попадает весь Херманштадт. Нам нужно понять, почему имея многократный перевес, противник так и не вошёл в город. Мне докладывали, что после первого выступления театра румыны не только прекратили наступление вдоль всей линии фронта, но и начали окапываться на южных подступах к Херманштадту и заниматься фортификацией, готовясь к обороне. Это очень странно. Их действия выглядят абсурдно.
- Может их разведка засекла переброску 9-й армии под Херманштадт и они решили проявить осторожность?
- Это исключено. Во-первых, армия до сих пор не сформирована, а ударь они в тот роковой день – весь наш фронт и вовсе посыпался бы из-за острой нехватки сил. А во-вторых, мы пока располагаемся довольно далеко от линии фронта. Румыны не могут знать о сосредоточении германских сил. Так что по данным румын на этом участке фронта в нашей обороне зияет брешь. Почему они в неё не устремились? Ведь они бы точно нанесли нам поражение.
- О сосредоточении германских сил могли докладывать местные валахи, лояльные Румынии.
- В том то и дело, что местные жутко боятся ходить в леса после тех случаев с вампирами. Это помогает нам скрытно сосредотачивать силы. То перемещение, которое валахи могут фиксировать вдоль дорог, лишь малая доля наших сил. По сути, для румын нас практически нет на этом участке и оттого особенно странно, что они не решаются нанести удар.
- Я постараюсь это выяснить.
- Вы сильно не усердствуйте в выяснении, для меня гораздо важнее другое... Среди местных ходят слухи, что румынское командование испугалось некую «Королеву темноты», которая возникла во время выступления театра. Так вот, Дьёрдь, постарайтесь продлить гастроли этого чёртова театра как можно дольше. Мне нужно ещё пару недель для окончательного формирования 9-й германской армии и я очень надеюсь, что суеверные предрассудки румынского командования не позволят им наступать в это время. А для этого нужно чтобы театр играл. Приложите к этому все усилия.
- Я сделаю всё, что могу, но моё влияние в театре весьма ограничено.
- Хорошо, Дьёрдь. Да, кстати, старина Арц рассказал мне о вашей шахматной партии, и она показалась мне очень забавной. Я бы даже взял оттуда некоторые стратегические ходы, особенно те, которые были не по правилам. Это надо же, перекрывать бреши в пешечной цепи завалами из коней и прочих фигур…
- Да, было такое. Признаться, я уже и сам сейчас плохо помню эту странную партию. Не думал, что она вызовет живой интерес у таких великих полководцев как вы и Арц.
- Не могу понять, Дьёрдь, вы сейчас льстите, или иронизируете? Впрочем, не важно. Меня больше заботит «красная башня». Она не выходит у меня из головы. Влечёт и пугает одновременно. Впрочем, не смею вас задерживать.

Я был шокирован упоминанием «красной башни», но не решился спросить об этом у командующего.
Наш разговор с Дойной о башне, истекающей кровью, никто не слышал! Как он узнал об этом?!

Каждый день в Херманштадте походил на все предыдущие. Время будто бы остановилось, хотя сентябрь постепенно вступал в права. Изменения чувствовались лишь в природе и погоде, а порядок жизни театра не менялся.
Мы торчали в этом городе уже чуть ли не столько же, сколько во всех предыдущих городках вместе взятых. Каждый день начинался и заканчивался одинаково. Каждый вечер – спектакль.

Удивительно, но, несмотря на дико затянувшиеся гастроли, каждый вечер рядом со сценой собиралась толпа зрителей. Это были одни и те же люди, которые ходили на спектакли ежедневно как в церковь на вечерню.
Уже весь репертуар прокрутили ни по одному разу, в том числе и «дочь» с «королевой», вопреки ранее действовавшему табу Дойны. Зрители знали всё наизусть и, тем не менее, приходили, как будто бы это был не бесовской балаган, а служение богу, оберегающее город от войны.
Что удивительно, в эти дни в Херманштадте и лютеране и представители других религий относились к театру Сатурния довольно терпимо, делая вид, что не замечают его. В другие времена особо рьяные верующие готовы были растерзать актрис, или сжечь их как ведьм. Видимо, даже набожные люди видели в эти дни связь театра с отсутствием сражений за город.
«Значит, сам Господь помогает нам через этот чёртов театр» - думали они.
И действительно, ещё 2 сентября, за день до нашего приезда, вражеская артиллерия обстреляла город и в него вошли передовые румынские патрули. Что заставило их откатиться обратно в пригороды и начать там окапываться, никто не понимал, но все видели, что это совпало с началом гастролей Сатурнии.

Сентябрь близился к концу. Румыны, имевшие до сего дня заметное превосходство, так и не отважились наступать, зато Фалькенхайн за это время собрал под Херманштадтом силы почти равные румынским.
На дальних подступах южнее, западнее и восточнее города шли малозначимые позиционные бои и перестрелки, но ни одна из сторон не предпринимала активных действий. Для наступления требуется хотя бы трёхкратный перевес в силах, а силы были равны.

Всего в 10 милях южнее Херманштадта в городке Надьталмач располагался штаб румынской армии, откуда велось управление двумя дивизиями. Ходили слухи, что недавно оттуда после нервного срыва сбежал обезумивший генерал Константин Манолеску и вместо него был назначен Иоан Попович.
Что так напугало и вывело из равновесия матёрого вояку, слухи прямо не говорили, но мягко намекали. Каждый сплетник придумывал свои подробности с вампирами, ведьмами и ожившим лесом.

Надо сказать, что театр в Херманштадте влачил жалкое существование и изрядно поистрепался.
Денег не было вообще. Билеты уже давно никто не продавал – людей пускали на спектакли бесплатно. Ходила ведь одна и та же публика, которая просто не способна покупать билеты каждый день на протяжении недель.
От голода актрис спасали местные жители, приносившие овощи и фрукты из свежего урожая, а рабочие уже давно разбежались, не получая от Дойны оговоренного жалования.
Сама же Дойна и вовсе питалась «святым духом», основой которого были арбузы. Она разрезала их пополам и ела, выскребая столовой ложкой. В эти моменты она напоминала мне большую чёрную осу, которая лакомится сладкими зрелыми фруктами в сентябрьских садах. Может с виду эти насекомые милы и грациозны, но я-то знаю, что живут они под землёй, а для возрождения в потомстве убивают пауков. Милая и пугающая одновременно.

Видимо, я уже изрядно надоел Дойне своим присутствием, и она всё чаще упрекала меня.
- Дьёрдь, а вы почему так и не отбыли в расположение своей части? Вас не посчитают дезертиром? Нет, я не лезу в ваши дела, мне это не интересно, но не затянулось ли ваше пребывание в театре?
- Дойна, а если я скажу, что являюсь офицером военной разведки, ты мне поверишь? А театр использую для прикрытия.
- Дьёрдь, вот что я вам скажу… Откровенность это хорошо, но таким способом вы вряд ли добьётесь моего расположения и уж тем более любви. Это исключено. Уж не знаю, какой вы там разведчик… Может вы и разведчик, но скорей всего используете своё служебное положение, чтобы быть ближе ко мне. Постоянно вьётесь вокруг…, не надоело ещё?
- Нет, Дойна, не надоело. И никогда не надоест. Я тебя люблю, как ты уже догадалась, и эта любовь выше моих сил. Я никогда в жизни не встречал таких удивительных и красивых женщин, как ты, и я без тебя уже не могу.
- Дьёрдь, я неоднократно говорила вам, что между нами ничего не может быть, поэтому не тратьте своё время. Для этого нужна взаимная химия. И вообще, я обычная женщина со средней внешностью. Как и остальные актрисы театра, я крашусь и использую пудру, а вовсе не от природы такая. Вы сейчас ослеплены чувствами и видите то, что сами хотите видеть. Все эти замки с волшебными феями, они лишь в вашем воображении. Это всё рухнет, как только чувства угаснут.
- Я понимаю, Дойна, что у меня нет шансов, но позволь хотя бы быть рядом и любить тебя. Ведь так часто и бывает – один любит, а второй позволяет любить.
- Ну, хорошо, Дьёрдь, я понимаю, что много для вас значу. Я не буду гнать вас, но и постоянно тратить на вас свое время я тоже не стану. Вы поймите, что я личность публичная, и поэтому у меня много поклонников. Мне, конечно, приятны признания в любви, но вы должны представлять, что вас много, и я не могу разорваться между всеми вами.
- Оставаться здесь становится небезопасно. Я чувствую, что скоро развернётся генеральное сражение. Нужно возвращаться в Будапешт.
- Если бы я могла… Вы же видите, что все работники театра разбежались, а мы фактически работаем за еду. Нет денег даже на переезд, не говоря уже об аренде помещений в Буде или Пеште. Старик Герцль хоть и был скрягой и занудой, но с ним я всегда могла договориться, а сейчас мне остаётся только распустить Сатурнию. Может для вас, Дьёрдь, деньги и не имеют большого значения, а многие люди не знают, как им платить за жильё и что они завтра будут есть.
- Дойна, вот, возьми. Я всё не решался предложить, но сейчас уже точно настало время.
- Что это? Деньги?! Откуда?
- Я всегда перестраховываюсь, поэтому взял с собой дополнительные деньги, на всякий случай.
- Но здесь большая сумма. Я не могу взять у вас эти деньги. Я вам никто и не имею никакого морального права тянуть деньги из вашей семьи.
- Неужели ты готова распустить Сатурнию, дело своей жизни? Возьми деньги, это же для сохранения театра. Мне он тоже не безразличен.
- Ну, если именно для театра… И всё равно мне неловко. Вы итак очень нам помогли.
- Вот и отлично. Теперь ты сможешь организовать отъезд, да и в Будапеште найти временное помещение.

Пока Дойна занималась организацией отъезда, я размышлял о том лесу, в котором были убиты солдаты. Ведь этот лес расположен именно в окрестностях Херманштадта.
Теперь по понятным причинам я мог рассчитывать на бо’льшую лояльность Дойны и ждал от неё откровенности.
Дойна поведала мне, что место убийства солдат находится в густом лесу в горах на большом удалении от сёл и дорог. Там нет сенокосов и пастбищ, там нет людей.
Там есть лишь заросшие лесные тропы, где не то что телега не проедет, но даже и верхом не проскакать из-за ветвей пихт и елей на уровне человеческого роста. И большая часть этих троп звериные, по которым ходят волки и медведи.
А вне троп вообще не пройти, настолько густ хвойный лес на крутых горных склонах. Ветви переплетены между собой и ловят тебя как паутина. Ты запутываешься в ветвях и запинаешься о корни, окутывающие каменные склоны.
Местами под ногами не почва, а каменные глыбы, по которым как вены струятся корни. Глыбы эти живые – встал и она зашаталась. Вступил мимо – попал ногой в щель между камнями. И хорошо, если обдерёшь кожу, хуже, если сломаешь ногу.
Там мрак, там всегда мрак, даже когда солнце сияет на небе. Мрак гнетёт. Того и гляди, из бурелома выползет медведь, или рысь прыгнет сверху и вопьётся в шею.
Люди и раньше опасались ходить в эти леса, а теперь и подавно. Попытка скрытного вывода подразделений через эти леса закончилась трагедией и новым витком легенд о вампирах.

Дойна призналась, что знает, кто убил солдат. Это были валахские партизаны. Она их видела.
Партизаны не зря облюбовали эти места, ведь прочесать горные лесные чащи невозможно.
Как я понял, партизаны намеревались использовать леса как безопасную базу, совершая оттуда вылазки на коммуникации австро-венгерской армии. Какая же их ждала удача, когда малый беззащитный отряд солдат Австро-Венгрии сам пришёл в их логово на растерзание. Они выскочили буквально из-за ветвей и изрубили всех саблями. Никто не успел даже вскинуть винтовку.

Дойна специально пришла в этот глухой лес для своих обрядов, ибо здесь в горах она чувствует первозданную силу, исходящую из-под земли. К тому же она надеялась, что здесь всё пройдёт без посторонних людских глаз, а звериные глаза ей не помеха.
Она поведала, что звери везде сопровождают её. Это дикие лесные кошки помогают ей найти дорогу среди хитросплетений троп. Вам это кажется смешным, но я ей верю. По-другому хрупкая девушка вряд ли могла добраться до этого места.

Большая вилка для мяса в тот день была при ней – она часто использует её в различных ритуальных действах.
Обряд проходил ночью при свете зажжённых свечей и нескольких зеркал. Она настолько была поглощена магическим действом, что все чувства её отключились. Когда обряд был уже завершён, душа Дойны вернулась в тело, и она снова стала видеть.

Я всегда удивлялся тому, как Дойна легко ориентируется в темноте, но она рассказала мне, что является проводником магии холода и оттого особо чувствительна к теплоте.
Жара для неё просто невыносима, но даже в прохладу она чувствует тепло. Более того, она видит тепло глазами.
Деревья ночью теплее, чем почва и она их видит отчётливо. Почва теплее остывших за ночь камней – каменные стены она видит совсем чёрными. Но самыми яркими в ночи для неё становятся люди и звери. Когда видишь тепло, можно обходиться и без света.
Даже днём она чувствует тепло людей, а нахождение в толпе приносит ей невыносимые страдания. Но эти же страдания вскрывают все её нервы и эмоции, а потому лучшей актрисы во всём мире не сыскать.

Есть свет теплоты, а есть свет холода. Так утверждает Дойна. Но на земле всё пронизано теплотой солнца, все растения, животные и люди.
Света холода на земле нет, ведь нет здесь его источника. И даже луна светит тёплыми солнечными лучами.
Из-за обилия на Земле света тепла люди утратили способность видеть его, и лишь звери, ведущие ночную жизнь, могут видеть в темноте.
Другое дело свет холода. Его видят все земные создания, включая людей. Ведь это редкий диковинный свет, который сразу выделяется на фоне всего остального.
Дойна сияет холодом. Это лёгкое голубоватое свечение, за которое её и прозвали «сияющей девой». Днём в свете солнца его не видно, но вот в кромешной темноте, когда ничто не мешает…
Свет Дойны видят и звери, но они, конечно же, сразу отличают его от тёплого свечения людей (которое они тоже видят в темноте). Для зверей Дойна не человек, ведь она светит совсем другим светом. Видимо для них она звериное божество и они ему служат.
А кем может быть сияющая Дойна в глазах людей? Ведьмой, вампиршей, но только не божеством. Божество не может быть таким пугающим в ночи.

Так вот, в ту ночь после лесного обряда Дойна увидела множество людей, прячущихся за деревьями и следящими за ней. Это были валахские партизаны, судя по виду и вооружению.
Видимо им было любопытно, чем юная девушка занимается в такой глуши. К тому же, они давно не видели женщин в своих чащобах. Кто знает, какие страшные планы могли быть в их головах и Дойну это пугало.
Валахи видели Дойну в свете свечей, но не знали, что она тоже их видит.

На свою беду огонёк среди деревьев на склоне увидели и солдаты австро-венгерского отряда, тайно бредущие в темноте по тропе на соседнем хребте. Они решили, что это пост проводников через лес, и решили изменить маршрут, выйдя на свет.
Нападение партизан на отряд солдат было спонтанным – они их тут тоже не ожидали встретить, тем более в столь поздний час. Но «встретили» и имели преимущество, так как сидели в засаде, наблюдая за Дойной.
В пылу резни и в брызгах крови Дойна впала в ужас и оцепенение. Она стояла неподвижно, закрыв глаза, и не могла пошевелиться, пока кто-то не опрокинул и не задул свечи. И тут ужас обуял уже самих засадников. В кромешной темноте перед ними стояла сияющая дева забрызганная кровью.
«Ааааа…!» - послышались крики – «Мёртвая спит стоя!», «Ведьма!», «Дочь Дракулы!».
Дойна слышала, как топот многочисленных ног удаляется от неё вдаль в разные стороны. Это партизаны бросились врассыпную, стараясь дальше убежать от заколдованного места со спящей мёртвой ведьмой.

Дойна не смогла объяснить, зачем она прокалывала горла солдат. Якобы так приказали ей Силы, которые она призывала в ходе обряда. С её слов, она испытывала дикий страх, отвращение и даже внутреннюю физическую боль, уродуя трупы солдат, но Силы внутри неё повторяли, что это «горькое лекарство, которое необходимо испить».
Дойна успела осквернить лишь несколько трупов, когда вновь пожаловали нежданные гости. Это была вторая группа солдат, следовавшая за первой. Они так же свернули с маршрута, услышав шум в стороне во время резни. И они тоже увидели сияющую деву, пытающуюся скрыться за деревьями.
А потом они зажгли фонари, и дева исчезла, но зато открылась страшная картина побоища и «следы клыков» на шеях павших.

Рассказ Дойны трудно укладывался в уме и больше походил на страшную сказку, но я ей верил. Любовь без веры не бывает, а я буквально умирал от любви к Дойне.
Наверно я впал в то состояние преклонения, в какое впадают все животные, узревшие её синее сияние во тьме. Наверно я, как и они, вижу в ней свет других планет.
Но у меня ещё оставалось много вопросов.
- Дойна, а зачем ты исполняла обряд в столь глухих лесах? Это был чей-то заказ? Может быть, так ты хотела помочь своему отцу, который, как я понимаю, тоже военный и имеет отношение к Трансильвании?
- Я бы рада была помочь папе, но я не могу помочь тому, кто всё это отвергает. Я не буду говорить вам, что это был за обряд, а так же для чего и для кого он был предназначен. Не потому, что вы плохой человек и я вам не доверяю, вовсе нет. Вы должны знать, что раскрытие тайны обряда посторонним, разрушает его силу.
- Твой отец отвергает то, чем ты занимаешься?
- Естественно! Вы даже не представляете, Дьёрдь, с каким непониманием я сталкивалась со стороны родителей! Они люди традиционные и очень религиозные. Знаете, как они расстраивались и переживали из-за того, что я «занимаюсь бесовщиной»? Это словами не передать! Для них даже театр это уже служение Дьяволу, а уж гадания и обряды… Магические способности я вообще пыталась от них скрывать. Мама, в конце концов, смирилась с моими пристрастиями, а вот отец нет. Он теперь даже опасается, что кто-либо узнает о нашем родстве, ведь я как чёрная метка на его репутации.
- Но ведь они видели твоё сияние во тьме?
- Нет, не видели. Представьте себе. Наверно они единственные люди на Земле, которые его не замечают. Не знаю почему. Может они были так счастливы от того что я родилась, что не заметили лёгкого свечения, а потом и вовсе привыкли. Вечно пытались накормить меня яблоками и напоись гематогеном Адольфа Гоммеля. Говорили, что я такая бледная, аж голубая, и что меня нужно срочно насыщать железом. Подозревали у меня малокровие. Яблоки это хорошо, но вкусив однажды эту кровавую жидкость, я чуть не умерла. Я не могу вкушать ничего живого. Мёртвое и убитое убивает меня саму.
- Дойна, как ты думаешь, в тех лесах, где ты проводила обряды, партизаны ещё есть?
- Это вряд ли. Люди после того случая напуганы. Партизаны разошлись по ближайшим селениям, а военные если и есть, то ютятся малыми группами на редких каменных останцах горных вершин, боясь даже шаг ступить на земли леса. Я это всё чувствую. После обряда я вообще чувствую всё, что там творится.
- Чьи там военные? Румынские?
- Конечно румынские, это ведь за линией фронта.
- Проведи меня туда!
- Дьёрдь, не сходите с ума! Это очень далеко отсюда. К тому же через два дня театр уезжает. У меня уже со всеми есть договорённости - я не могу их отменить. Я уже людей наняла! Я уже деньги всем заплатила!
- Дойна, у нас завтра целый день.
- Завтра нельзя! Мы доберёмся туда только к ночи, а завтра ночью лес там оживёт!

[Сообщение изменено пользователем 27.12.2023 12:44]

Невероятных трудов стоило мне уговорить Дойну отправиться в путь.
Огромный горный лесной массив, который нам предстояло посетить, лежит к юго-западу от Херманштадта. Нам нужно проехать большую часть расстояния на экипаже, а потом передвигаться уже пешком через линию фронта.
Сплошной линии фронта здесь, по сути, и не было. Нанести удар армией через эти непроходимые горные леса не представлялось возможным, а пехота со стрелковым оружием, которая могла бы здесь пройти, для укреплённых пунктов в румынских тылах угрозы не представляла – её легко можно было уничтожать из пулемётов и орудий ещё на подступах.
По тем же причинам удара с этого направления не ожидала и наша сторона. С обеих сторон здесь были лишь разрозненные укреплённые пункты да мобильные патрули.

Тем не менее, переходу через эту «жидкую» линию фронта Дойна уделяла большое внимание. По её настоянию была приобретена простая крестьянская одежда, которую носят местные валахи, и специальные ёмкости под грибы.
По задумке Дойны мы, бедные валахи, терпим лишения на венгерской территории, а порой и вовсе голодаем. Сейчас, осенью, когда грибов особенно много, нужно успеть сделать заготовки на зиму. А грибы растут именно там, в лесах, куда мы и направляемся.
Это была версия для румын. Немецких патрулей я не очень остерегался, так как, в крайнем случае, нас доставят для выяснения в штаб армии генерала Фалькенхайна, а он меня знает лично. Но всё-таки, жаль, что у меня не было с собой никаких документов.
Дойна же и вовсе никак не продумывала встречу с германскими солдатами. Это её вообще не заботило, что меня очень смущало.

А ещё меня смущали некоторые факты, которые упорно выстраивались в абсурдную связь между Дойной и главным стратегом кайзеровской Германии.
Во-первых, в Эвиденцбюро в Вене на Дойну было заведено дело. В этом нет ничего странного. Более того, значительную часть дела составляли мои донесения. Странно то, что Дойна фигурировала в этом деле под прозвищем «Дочь» и его придумал не я. Более того, в деле упоминается её фиктивная фамилия «Фалькенхайм», но данных об истинной фамилии нет. Паспорта не имела и никогда не получала его. Границы пересекала без паспорта.
Во-вторых, как оказалось, Эрих фон Фалькенхайн сам по собственной инициативе подал прошение об отставке с поста начальника Генерального штаба Германии 29 августа, всего лишь через 2 дня после румынского вторжения в Трансильванию. Поразительная поспешность! Он сам отказался от военного руководства и предпочёл отправиться для формирования армии в ту точку на карте, где театр Сатурния давал свои последние гастроли. А эти слова Дойны на мосту лжецов про «папу, который уже здесь и делает всё возможное»…?
В-третьих, нервная реакция Дойны на мои фантазии о «красной башне» и странные слова Фалькенхайна, что «красная башня» не даёт ему покоя.
Ну и в-четвёртых, это мои мысли, которые совсем уж из области мистики. Дойна и Эрих Фалькенхайн очень уж похожи на «королеву темноты» и чёрного ферзя, неожиданно возникшего на доске в шахматной партии со стариком Лайошем. Да и странная остановка румынского наступления во время спектакля с «затмением солнца», короной и прокусыванием губ.
Хотя Дойна к такому повороту тоже не готовилась. Иначе она бы использовала бутафорскую кровь, как обычно, а не свою собственную. Или это был особый оккультный обряд, для которого нужна именно настоящая живая кровь?

Я чувствовал, что начинаю сходить с ума от своих конспирологических и мистических гипотез, поэтому гнал эти мысли прочь, но они не давали мне покоя. И тогда я решил спровоцировать Дойну, чтобы решить этот вопрос раз и навсегда.
- Дойна, хочу задать тебе один простой вопрос.
- Задавайте.
- Ты знаешь генерала Эриха фон Фалькенхайна?
- Ну, разумеется, знаю. Сейчас все только о нём и болтают.
- А что тебя с ним связывает?
- Странный вопрос. Вы на что намекаете? На моё прозвище? На «госпожу Фалькенхайм»? Дьёрдь, вы совсем помешались на ваших подозрениях! Вы хотите услышать о моих связях с генералом? Так их множество! С какой начать?
- С самой безобидной.
- С самой безобидной? Да пожалуйста! Помните про чешского рыцаря из Фалькенштайна? Того, который потерял голову от внучки хана Котяна?
- Помню. И что из того?
- А знаете родословную Фалькенхайна? Его мать Франциска фон Розенберг на самом деле Фрейн Рожнберк. Так назывался один из замков могущественного чешского клана Витковичей, служивших в Праге при дворе короля.
- Ну, я то знаю, как зовут мать Фалькенхайна. Про чешские корни не знал.
- А откуда вы знаете, как зовут его мать? В газетах этого не пишут. Вы искали компромат на своего начальника? Зачем вы рыли под него!? Насколько я знаю, это не входит в ваши служебные обязанности!
- Я не рыл. Я просто интересовался. Всё-таки, несмотря на все последние неудачи на фронтах, Фалькенхайн выдающийся полководец. Его биография была мне интересна. А ты откуда это всё знаешь? Особенно про чешские корни?
- Да уж знаю. Тётя Ольга мне и про бабушку рассказывала и про её предков.
- Тётя Ольга?! Бабушка?! Я ничего не понимаю!
- А вам и не нужно ничего понимать. Нет никакой Дойны! Нет! Ваша рукопись про куманскую ведьму полнейшая ерунда. Можете уже успокоиться, наконец, и не накручивать себя глупыми сказками. Рукописи не оживают. Я Эрика! Эрика Карола Ольга фон Фалькенхайн. Довольны?!
- Дочь Фалькенхайна зовут Эрикой? Ты его дочь?! У меня кажется голова начинает кружиться… Зачем он приказал не спускать с тебя глаз и держать твой театр в Херманштадте как можно дольше? Это какой-то бред!
- Это не бред. Он пользуется своим положением, чтобы контролировать каждый мой шаг. Его опека у меня поперёк горла! Он не понимает, что я уже выросла. Я уже не девочка, а самостоятельная свободная женщина. И пусть не волнуется за свою репутацию. Для всех я Дойна, театральная актриса. Никто не узнает о нашем родстве. И вы, Дьёрдь, тоже будете молчать об этом, иначе неприятности я вам точно гарантирую.
- Я не верю. Если бы ты реально была Эрикой, дочерью Фалькенхайна, то ты бы мне не призналась в этом. Это глупо.
- Это не глупо, Дьёрдь. Я боюсь. Боюсь вашего помешательства, голосов в вашей голове. Тех голосов, которые приказывают вам провести погребение Дойны. Вы не в себе. Вам нужна помощь. Никакую Дойну захоронить вы не можете. Дойны нет! Есть Эрика. Придите уже в себя.
- Эрика, я полностью потерян. Ты сводишь меня с ума этими признаниями.
- Так, Дьёрдь, стоп… Никаких упоминаний об Эрике. Для вас и для всех я Дойна. Делайте вид, что ничего не произошло. Вы хотели пойти завтра в лес? Всё это остаётся в силе.

Это признание было как вспышка, как сон, как нечто нереальное.
А реальность вот она – Дойна, как ни в чём ни бывало размышляющая над планом пересечения линии фронта уже через пол часа после шокирующего признания.
- Дьёрдь, вы ведь не знаете румынского языка?
- Нет.
- Тогда молчите как рыба, если нас обнаружат румынские солдаты. Изображайте глухонемого. Даже вот что, изображайте дурочка, моего брата. Глуповатого, но сильного физически. Будто бы я специально взяла вас с собой чтобы нести тяжёлые короба с грибами. Я вообще думаю, что нужно прикупить вам нательный крест для пущей убедительности. Вы ведь сможете надеть крест иноверцев? Особой религиозности я в вас не обнаружила. Вы какой веры, Дьёрдь?
- Я учёный, Дойна. У нас, в Венском университете люди разных вероисповеданий и никто не зацикливается на этом. Много атеистов. Что до меня, то я агностик. Так что проблем у меня не будет. А сама то ты готова надеть крест?
- Нет. Это исключено.
- И что же это получится? Я с крестом, ты без креста…
- И что? Румыны это вам не русские, крестов поголовно не носят.
- Ну хорошо. В этом случае крест даже покупать не придётся. Православный крестик я видел среди твоих оккультных предметов – могу надеть его.
- Не можете! Я не дам вам свой крестик!
- Почему? Ты используешь его в своих ритуалах?
- Что вы несёте, Дьёрдь?! Ни в каких ритуалах я его не использую! Это подарок очень близкого мне человека и вам я его не дам! Зря я вообще про это заикнулась. Пойдёте так… без креста…


Как и было запланировано, максимально возможную часть пути мы проделали на телеге (от экипажа отказались, так как было бы смешно, если валашских крестьян обнаружили бы внутри кареты).
Дальше начинались леса и предгорья.
Было раннее утро 23 сентября.
Мы каким-то чудом смогли незаметно проскользнуть мимо германских солдат по одним только Дойне известным лесным тропинкам (язык не поворачивается называть её Эрикой), но уже через несколько километров пути были обнаружены румынскими наблюдателями и задержаны высланным патрулём.
Дойна мило щебетала с румынскими солдатами, то и дело показывая на меня и на ёмкости для грибов. Солдаты периодически переглядывались между собой и обменивались короткими фразами. В конце концов один из них, видимо командир, махнул на нас рукой, и мы отправились дальше.
- Дойна, откуда ты знаешь румынский язык? Общаешься с валахами?
- Опять вы проявляете паталогическую подозрительность, Дьёрдь! У меня вообще то половина стихов на латыни написаны! Выучить румынский большого труда для меня не составило. Эти потомки даков, славян и других народов населяли окраину Римской империи, от которой и получили в наследство язык. Именно благодаря языку валахи и молдаване возомнили себя сынами римских пастухов и теперь гордо именуют себя румынами.
- Но ты владеешь языком в совершенстве.
- С чего вы так решили? Румынские солдаты были иного мнения, вы разве не заметили этого на их лицах? Из-за моих огрех в произношении и использовании слов они приняли меня за молдаванку. Пришлось соглашаться, что мы из молдавской семьи, не так давно переехавшей в Трансильванию.

Чем круче были склоны, тем меньше было лиственных деревьев и больше хвойных. Вскоре мы и вовсе оказались в елово-пихтовых дебрях, куда не проникал свет, а передвигаться было трудно из-за камней и буреломов. Перепутанные ветви хлестали нас и не давали прохода.
Целый день мы шли по этим непролазным лесам, переваливая через хребты. Мы наверно прошли уже десятки километров.
Для меня, сильного мужчины, это было нелёгким испытанием, а как держалась Дойна вообще загадка, особенно учитывая, что она не всесильная ведьма, а всего лишь Эрика, дочь германского главнокомандующего.

Лишь к ночи мы почти вышли к месту страшной трагедии, развернувшейся здесь этим летом, но было уже поздно. Лес ожил…
Неподалёку на склоне мы услышали странный гул, шелест и хруст. Казалось, что там, в дебрях, шевелится и двигается нечто огромное, подобное исполинскому змею, волочащему свой хвост между елями.
Шум нарастал, и Дойна сказала:
- Дьёрдь, мы опоздали. Теперь туда уже нельзя. Нужно поворачивать назад.
- Как это назад? Мы почти сутки ползли по этим чащобам чтобы повернуть назад? Давай хоть одним глазом глянем, что там происходит!
- Нет! Это опасно! Дьёрдь, вы даже не представляете себе, какие там силы! Я туда не пойду и вас тоже не пущу. Я несу за вас ответственность и не хочу иметь проклятье на судьбе, если из-за меня вы сгинете на том склоне. Поворачиваем назад.

Я ничего не видел в этой кромешной темноте, а Дойна ориентировалась в ней как кошка.
Всю ночь она тащила меня за руку как слепого через все эти лесные хитросплетения ветвей.
Я уже не чувствовал под собой ног от усталости и лишь старался нащупывать ими землю, чтобы не запнуться об очередной камень или корень и не упасть. В конце концов я упал и ударился грудью о ствол поваленного дерева, после чего долго не мог вдохнуть. Наверно я повредил, или даже сломал рёбра, но Дойна упорно продолжала тащить меня за руку через лесные дебри.
Когда мы забрались на седловину очередного хребта и вскарабкались на небольшую скалу, уже светало.
- Дьёрдь, вон видите там вдалеке? Это Сибиу, ну то есть, Херманштадт. Пойдёте в этом направлении и будете ориентироваться по солнцу. Здесь уже не так далеко до кромки лесов – сможете добраться сами.
- А ты?
- Я остаюсь здесь, в лесах.
- Ты с ума сошла! Я не оставлю тебя здесь!
- Дьёрдь, вы что не видите, как я измотана и обескровлена? Я не дойду, да и солнце уже встаёт. К тому же я голодна. Я очень голодна и мне сейчас нельзя к людям.
- Я не оставлю тебя! Ты здесь погибнешь!
- Лес – мой дом родной. Мне просто нужно немного поесть и силы вновь придут ко мне.
- Да что ты будешь есть в этом лесу? Ну не грибы же.
- Я найду. В лесу я найду. Мне просто нужно немного поесть. Уходите… Уходите прямо сейчас. Уходите!

В свете первых лучей я увидел насколько она истощена и смертельно бледна.
Я попытался схватить её и увести силой, хоть на руках вынести её из этих гиблых лесов…
Моя попытка не увенчалась успехом – Дойна вырывалась, скалила зубы и шипела как дикая кошка. Она больше походила на бешенное животное, чем на человека!
В конце концов она выскользнула и скрылась в лесной чаще. Там ещё стоял полумрак, и я не мог её найти. Звать было бесполезно, да и опасно – неподалёку могли быть румынские разведчики. Почти час я пытался найти её среди леса, но проще найти иголку в стоге сена. В конце концов я сдался и абсолютно подавленный побрёл в сторону селений, видневшихся на горизонте.
Что я скажу её отцу? Как я сам буду жить без неё? Мне хотелось остаться здесь и умереть, но долг и надежда на возвращение Дойны вели меня обратно.

В театре никто не задавал мне вопросов о том, куда исчезла Дойна. Никто никогда за неё не волновался, так как считали, что уж она-то всегда может постоять за себя в любых ситуациях, используя магию и колдовство. Разве что её здоровье иногда вызывало беспокойство у подруг.
Если Дойна не вернулась, значит, она сама отлучилась, а не я что-то с ней сделал. Такая версия была у всех в театре. Ну разве может какой то там обычный офицер причинить ущерб королеве темноты? Нет, не может, при всём желании. Сил на это не хватит.
Все ждали возвращения Дойны, и театр не двигался с места.

Так прошло несколько мучительных дней ожидания, во время которых на подступах к Херманштадту завязались бои.
Была слышна артиллерийская канонада. Германская армия пыталась теснить румын, те в свою очередь стойко оборонялись и даже местами совершали контратаки и вбивали клинья в германские порядки. Но главное сражение происходило не здесь, а за спиной у румын.
Всю румынскую армию на подступах к Херманштадту охватила паника, как только они узнали, что творится у них за спиной. После этого началось массовое их отступление, постепенно переросшее в бегство. А виной всему «Красная башня» и оживший лес. Об этом мы узнали из заголовков газет, которые наперебой трубили о триумфе генерала Фалькенхайна и о полном разгроме румынских войск.

Сейчас я постараюсь кратко, не утомляя читателя, рассказать о том, что произошло за спиной у румын.
Румынская армия в этом районе снабжалась через перевал, по которому проложены две отличных дороги, одна из которых железная. Этот перевал прорезает Карпатские горы в самом удобном месте, связывая Валахию с Трансильванией. И называется этот перевал «Красная башня». Вот о какой «башне» на самом деле размышлял Фалькенхайн во время нашей встречи! Как же я сразу не догадался, ведь я знаю название этого перевала.
С запада и востока перевал надёжно защищён непроходимыми горными лесами, где нет никаких дорог. Лишь пешим порядком можно пройти эти дебри, но какой в этом толк? Выйдя к перевалу, любая пехота тут же будет уничтожена пулемётным огнём, или артиллерией со специально оборудованных укреплённых пунктов. Стрелковое оружие тут не поможет, так что румыны были абсолютно уверены, что перевал надёжно защищён природными преградами.
Основную миссию в генеральном сражении Фалькенхайн возложил на свой Альпийский корпус.
После появления «сияющей девы» и «вампирских укусов», горные леса к юго-западу от Херманштадта, где это произошло, были безлюдны. Мадьяры, валахи, солдаты австро-венгерской и румынской армий боялись туда даже ногой ступить. В этом мы сами убедились с Дойной несколько дней назад. Этим и воспользовался Фалькенхайн, ведь германский альпийский корпус прибыл сюда недавно и об ужасах леса не знал. Да и что может напугать матёрых егерей.
Безлюдность лесов позволила альпийскому корпусу, двигаясь скрытно, в основном по ночам, преодолеть за несколько дней десятки километров по горным хребтам. На своих плечах они несли пулемёты, разобранные орудия легкой австро-венгерской артиллерии и снаряды к ней, а так же прочее военное оборудование и провиант. Именно шум колонн двигающегося альпийского корпуса Дойна назвала мне «ожившим лесом» и ведь о том, что лес «оживёт» в эти дни, она знала заранее!

26 сентября альпийский корпус обрушился на перевал «Красная башня» по всей его длине. Несмотря на неожиданность, в последний момент румыны заметили атакующие германские подразделения и начали оказывать отпор. Начались кровавые бои за перевал. Наверно именно этого и боялась Дойна, когда упрекала меня за мой поганый язык. Но я ведь говорил о совсем другой красной башне, истекающей кровью! Кто знает, как могут обернуться наши слова, кто знает…
Благодаря артиллерии, доставленной на собственных плечах, германцам удалось взять верх на перевале. Теперь уже румынам пришлось штурмовать этот горный проход отрядами, отправленными с юга из Румынии и с севера, от блокированных в Трансильвании дивизий Поповича. И вновь полилась кровь, а немецкие пулемёты нещадно косили атакующих и сами несли тяжелые потери.
Горная дорога на перевале была завалена румынскими повозками снабжения, пытавшимися прорваться к отрезанным в Трансильвании частям. Вокруг лежали люди и мёртвые лошади. Здесь же были десятки подбитых автомобилей.
На железнодорожных путях по всему перевалу были перехвачены десятки румынских составов и сотни вагонов с боеприпасами, которые так и не пришли к блокированным румынским дивизиям. Здесь же был остановлен и румынский санитарный поезд.
Поняв всю свою обречённость, румынские дивизии под командованием Поповича начали бегство из Трансильвании.
На перевале отступающие румынские колонны неожиданно упёрлись в баррикады из повозок и мёртвых лошадей, сооруженные германцами, что было уж совсем не по правилам. Прямо как в моей шахматной партии, о подробностях которой знал Фалькенхайн.
Для разрушения этих баррикад румынам пришлось использовать огонь артиллерии, а в это время германцы косили пулемётами румынскую пехоту и обстреливали из пушек караваны румынских обозов. Лишь чудом сильно потрёпанной колонне удалось прорваться через перевал, но большая часть личного состава румынской армии так и осталась в Трансильвании, не в силах вырваться через узкую горловину «Красной башни». Все уже предвкушали их полное уничтожение и сдачу в плен.

Я был восхищён гениальным стратегическим замыслом генерала Фалькенхайна, но ещё больше я гордился его дочерью Эрикой – моей любимой Дойной. Ведь это именно она, имея удивительный дар предвиденья, заранее разыграла «вампирский спектакль» именно там, где спустя месяцы будет наступать её отец. Неужели она способна видеть будущее?
Нет! Без магических способностей Эрики у Фалькенхайна вряд ли что получилось бы!

В эти дни германцы были уже в Херманштадте, а 1 октября в театр нагрянул патруль. Их интересовали лишь два человека: Дьёрдь и Дойна.
Не найдя Дойну они оцепили всю территорию и никого не выпускали из театрального лагеря. Только проверив каждого и убедившись, что Дойны нет, они велели мне следовать за ними.

В таком гневном состоянии генерала Фалькенхайна я ещё не видел!
Он нависал надо мной с багровым лицом, бил кулаком по столу и кричал так, что его усы шевелились как у таракана. Мне казалось, что он готов меня убить.
- Где эта чёртова девка?! Я ведь приказал не отходить от неё ни на шаг!
- Генерал, я понимаю, как много она для вас значит. Поверьте мне, я пытался удержать её, но она улизнула в самый неожиданный момент.
- Да что вы там понимаете! Ничего вы не понимаете! Она делает из меня посмешище!
- Я не понимаю, генерал. Все газеты трубят о вашем триумфе и разгроме румын в Трансильвании.
- Меньше читайте газет, Дьёрдь! Мой триумф она превратила в позор! Я держал за горло четыре румынских дивизии! Четыре!!! А она провела их через горы Фэгэраш! Это она позволила им спастись! Проклятая румынская ведьма! А вас, Дьёрдь, ждёт трибунал за такую халатность! Ну как вы могли её упустить!

[Сообщение изменено пользователем 14.01.2024 18:52]

- Генерал, вы называете свою дочь румынской ведьмой?!
- Причём тут моя дочь?! Что вы несёте!
- Но ведь Дойна, это ваша дочь Эрика.
- Вы с ума сошли! Эрика ребёнок! Ей всего 12 лет! Дойна как цыганка обвела вас вокруг пальца! Какой от вас толк, как от разведчика?! У Дойны разведка лучше работает. Что ещё она знает о моей семье?
- Она рассказывала о вашей матери и сестре Ольге.
- Непонятно, зачем ей всё это? Румыны готовят покушение на моих родственников?
- Этого я не могу знать, но вряд ли для подготовки покушения требуется так подробно изучать биографию.
- Я всё же буду ходатайствовать об организации охраны моей семьи, а вот что делать с вами, Дьёрдь…
- Я прошу отправить меня в боевое подразделение.
- Не на мой фронт. Формально я вообще не могу ни отдать вас под трибунал, ни направить в германские боевые части. Раз вы офицер Австро-Венгерской армии, то пусть вашу судьбу решает генерал Штрауссенбург.

Как мне стало известно позже, несмотря на перекрытие перевала «Красная башня», румынские части смогли выйти из окружения.
Горы восточнее перевала круты и опасны – это Фэгэраш. Нет гор выше во всех Карпатах, чем Татры на севере и Фэгэраш на юге.
Фалькенхайн не мог даже представить себе, что румынское командование решится на отступление пехотных частей через эти скалистые перевалы. Нет, провести несколько отрядов здесь конечно можно, но вывести целую армию… Это просто невероятно!
Румынские пехотные части могли незаметно перевалить через голые безлесные хребты только ночью. Днём здесь их неизбежно обнаружили бы германские самолёты разведчики и тогда не избежать бомбардировки беззащитных румынских частей, скученных и медленно ползущих по крутым склонам. А что могло помешать германским бомбардировщикам? Немецкие истребители, стреляющие через винт, обеспечивали в то время полное превосходство в воздухе.

В 20-ти милях юго-восточнее места бегства румынской армии на крутом холме стоит замок Поенарь, построенный Владом Дракулой Цепешем на более древних развалинах.
Замок Поенарь раньше был его резиденцией и убежищем. Здесь Влад Дракула спасался от турок, а во время осады чудом спасся, сбежав через горы Фэгэраш на север – в Трансильванию. Сейчас румынская армия прошла почти тот же путь, но уже в обратном направлении.
Влада Дракулу провёл через горы местный проводник в ночное время, что уже было непросто. Кто же провёл через те же горы добрую половину 1-й румынской армии, да ещё и в ночное время? Ясно кто – Дойна. Об этом шла людская молва.
Испокон веков про замок Поенарь ходили легенды. То, что Дракула чудом сбежал из осаждённого замка через горы Фэгэраш в Трансильванию, это факт, но детали этого события до наших дней не дошли. Именно поэтому событие обросло легендами и народными сказками, которые часто противоречили друг другу.
Все версии сходились на том, что накануне побега Дракулы с утёса в реку бросилась женщина, чтобы не попасть в турецкий плен, а дальше уже начинаются расхождения. Некоторые легенды гласят, что это была простая крестьянка (возможно, любовница Дракулы), другие, что это дочь Дракулы, третьи, что это была его жена. Впрочем, это было уже и не важно. Сейчас все местные крестьяне видели в Дойне ту самую женщину, которая бросилась в реку почти пять веков тому назад. За эти столетия её бессмертная сущность детально изучила каждый уголок Трансильванских Альп, а глаза приобрели возможность видеть во тьме.
Фалькенхайн конечно же в эти байки не верил. Он считал, что Дойна является румынской шпионкой, а операция по эвакуации румынской армии из Трансильвании была подготовлена и проведена именно ей и её сообщниками.

После моего провала, по приказу Фалькенхайна я был этапирован в расположение Австро-Венгерской армии.
Как ни странно, Штрауссенбург никаких репрессий в отношении меня не применил. Более того, мне было приказано продолжить начатое дело.
Дойна считалась довольно крупной рыбой в разведывательной среде, так как заранее могла предсказать развитие многих событий и их примерный исход. Не напрямую, конечно, а через свои странные действия или высказывания. Достаточно вспомнить неожиданную отмену гастролей в Кронштадте, который румыны взяли в первые же дни, и спокойное проведение гастролей в Херманштадте, который казалось бы должен был пасть.
Предполагалось, что Дойна может быть посвящена как в планы румынского командования, так и в планы германского, причём на самом высшем уровне секретности. Из-за этого было совершенно непонятно, на кого она работает, ведь не может же она одновременно поддерживать обе стороны конфликта.
Предполагалось, что Дойна может быть либо двойным агентом, либо работать на третью сторону. Никто даже и не предполагал, что третьей стороной могут оказаться тёмные силы. А может и предполагали, но вида не показывали.
В любом случае, наблюдения за действиями Дойны и её театра оказались очень полезны для планирования операций на фронте, именно поэтому и было решено продолжить контакт.

Руководство понимало, что как агент я уже раскрыт, поэтому все сведения, получаемые при контакте с Дойной должны тщательно проверяться для исключения преднамеренной дезинформации.
Никто не верил, что я смогу её переиграть, не тот уровень, но выхода другого не было. Дело в том, что было уже несколько попыток контакта с Дойной от разных наших агентов, в том числе и агентов-женщин под видом актрис, но все они заканчивались провалом. Дойна оказалась крайне закрытой для контактов, а агентов женщин вычисляла на раз. К примеру, она могла обвинить их в отсутствии таланта и уволить из театра, хотя они демонстрировали отличные актёрские способности.
Неудачей заканчивались и попытки вербовки и подкупа действующих актрис и работников театра. Вспомогательный персонал мало что знал и был бесполезен, а актрисы были не от мира сего. Они считали, что за Дойной стоят потусторонние силы, предавать которые немыслимо.
Те актрисы, которых удавалось подкупить и завербовать, странным образом теряли доверие Дойны, а потом и вовсе оказывались за дверями театра. Да, они многое могли рассказать о прошлом, но прошлое никого не интересовало. Наша разведка должна знать планы на будущее. А прошлые контакты Дойны в целом итак были известны благодаря наружному наблюдению.
Каким бы плохим разведчиком я ни был, но я оказался единственным, кто смог подобрать ключик к хозяйке театра. Никто ведь не знал, какой ценой это было достигнуто. Я был единственный, кто искренне доверял Дойне, и она ответила мне таким же доверием.

Театр ждал возвращения Дойны.
Её ждали актрисы, её ждали и недавно нанятые монтёры, грузчики и кучера.
Декорации были уже разобраны и погружены в телеги, но никто из нанятых мужчин не расходился. Все они планировали отправиться с театром в Будапешт и там продолжить выполнять свои обязанности.
Мужчинам, нанятым Дойной, требовалось самое минимальное жалованье – лишь бы хватало на еду и овёс для лошадей. Все эти работники появились буквально из ниоткуда, как только стало известно, что театр нанимает людей. Они пришли сами и привели своих лошадей.
Разгадка лёгкого и быстрого появления наёмных работников была проста. В стране шла всеобщая мобилизация, причём гребли и людей и лошадей. Не всегда спасали даже оборонные предприятия, а театр Сатурния спасал.
Более того, сама Дойна при найме обещала «бронь» от мобилизации на всё время работы у неё. Ах, мошенница! Она же понимала, что никакой брони в частной лавочке не связанной с военными нуждами быть не может, а тем более в уличном театре. Это понимали все, но в то же время все видели, что рекрутёры в театр никогда не наведываются. А почему? А потому что тёмные силы оберегают. Знали бы они, кем на самом деле являются эти потусторонние силы…
Наши секретные службы строго настрого запретили отлавливать мужчин в театре Сатурния, что было необходимо для продолжения его функционирования, ведь если театр распустят, то Дойна может пропасть из поля зрения.
Более того, слухи о потусторонних силах, оберегающих театр от мобилизации, секретные службы сами усердно подогревали. Так было меньше подозрений, что театр опекается разведкой. В конце концов, даже Дойна поверила в свои магические способности, ведь она регулярно и вполне честно выполняла обряды против угрозы мобилизации.

Дойна вернулась в театр через несколько дней, вся грязная, рваная, растрёпанная и худая как смерть. Она буквально падала с ног. Завалившись в постель, она проспала более суток. На следующий день она, наконец, привела себя в порядок, и мы смогли поговорить.
- Дойна, я всегда считал, что мы доверяем друг другу, но, как оказалось, ты просто меня используешь.
- Мы все друг друга используем. Что в этом плохого, если это взаимовыгодно? Это называется симбиоз. Хотя, конечно, не всё определяется только выгодой, есть вещи и поважнее, особенно между близкими людьми. Но я не понимаю, к чему вы клоните.
- Ты ещё и строишь из себя святую невинность... Ну, понятно, актриса… - это у тебя в крови.
- Дьёрдь, объясните уже, наконец, чем вы недовольны! Что я не так сделала?
- Ты мне лгала и водила меня вокруг пальца, как уличная цыганка! И это при том, что я тебе так доверял, честно и откровенно всё тебе рассказывал. Я думал, что мы уже довольно близки, а ты так подло меня обманула!
- Да где я вас обманула? Я, конечно, ценю вашу честность и откровенность, но вы очень наивны, если думаете, что через это сможете стать ближе ко мне.
- И, тем не менее, я доверился тебе, а ты меня обманула! Зачем ты лгала, что ты Эрика?!
- Я не лгала. Скажем так, я немного преувеличила. Да, я не Эрика, но я была Эрикой. Вернее, я была внутри неё. Я видела всё её глазами, слышала всё её ушами, я чувствовала всё, что чувствует она.
- Опять враньё… Да и зачем тебе быть внутри Эрики? Какая такая польза от того, что ты смотришь на мир глазами ребёнка?
- Не ребёнка. Я была внутри взрослой Эрики. Разумеется, я обладала и её памятью и её детскими воспоминаниями.
- Эрика ребёнок!
- И что? Она, по-вашему, не может взрослеть?
- Может, но это всё в будущем!
- Всё верно. Мне как раз и нужно было попасть в будущее. Этого требовал мой заказ.
- Может, хватит уже кормить меня сказками? За полного идиота меня держишь? В будущее она попала…
- А что не так? В мире людей вы вечно всё измеряете по своей примитивной шкале. Таракан тоже думает, что мир плоский, ибо ползает исключительно по поверхности. Хотите уподобиться таракану? А, может, стоит признать, что не всё в принципе доступно для вашего понимания и есть нечто, что трудно объяснить на людском языке?
- А ты у нас, значит, можешь попасть в будущее, потому что ты не человек. И кто же ты?
- Я уже говорила вам, Дьёрдь, что я сама не знаю, кто я. Но то, что мои возможности больше, чем у обычных людей, это факт.
- Ты не можешь попасть в будущее и узнать, что там!
- Любой может узнать, что будет в будущем. По крайней мере, в общих чертах, в неявных смыслах и в субъективных представлениях.
- Я тебе не верю!
- А вы верите, что в Сибири есть город Тобольск?
- А причём тут Тобольск? Ну, есть он, и что?
- А откуда вы знаете, что он есть?
- Читал у Даниэля Дефо в приключениях Робинзона Крузо.
- Дефо никогда не был в России! Откуда он может знать?
- Ну, наверно, он пользовался сведениями от путешественников, которые там были.
- Вообще то, он там ещё Озомы упоминает, но я что-то не видела такого города ни на одной карте. Озомы есть?
- Я не знаю, есть ли Озомы, а Тобольск точно существует. Я и на картах его видел, и даже упоминания в газетах встречал.
- Ну и как там в Тобольске? Или как живут люди в Якутске, например?
- Якутск, это где? Тоже в Сибири? Не знаю, как там живут люди. Я там не был, и попасть никак не смогу, особенно сейчас, после начала войны. У меня, правда, есть друг в России и теоретически он мог бы туда отправиться, а потом мне всё рассказать в письмах. Ходят же торговые суда по миру и письма как то можно передать. Только вот беда, у моего друга вряд ли есть деньги на путешествие в Сибирь.
- Вот, Дьёрдь! Вот! Вы можете достоверно узнать о жизни в Якутске, если у вас есть друг, которому вы доверяете, и который имеет возможность туда отправиться. Были бы деньги… С будущим то же самое. Сами вы туда отправиться не можете, но есть те, для кого это возможно. Я могу попасть в будущее, для меня это почти как отправиться в Якутск. Если вы мне доверяете, то сможете узнать о том, что ждёт впереди. Были бы деньги….
- Понятно… Опять всё сводится к деньгам...
- Да, да, да, путешествия во времени так же затратны, как и земные вояжи. Платой за путешествия во времени могут быть не только деньги, но поверьте, если платить за это нематериальными ценностями, цена будет гораздо выше. Вам любой священник скажет, что путешествия во времени – это от нечистого. Ну, так и деньги - это тоже грязь. Не жалко заплатить грязью за услуги нечистого, хуже, когда за это вы пожертвуете нечто духовное, что вам действительно дорого. Так что я всегда рекомендую расплачиваться деньгами, драгоценностями, особняками, землями, на худой конец. Никогда не платите тёмным силам тем, что нельзя купить за деньги!

Я чувствовал, что Дойна с ловкостью цыганки проводит те психологические манипуляции, которые позволяют жертве легко расставаться с деньгами и прочими материальными ценностями. Всё то же самое: «позолоти ручку и я нагадаю тебе, что будет». Только проходило всё это на более высоком, почти научном уровне.
Я всё больше начинал сомневаться, что она ведьма, или шпионка. Скорее она походила на опытную изощрённую мошенницу, способную эксплуатировать огромный спектр тем от магии и до геополитики, обирая как тёмный суеверный народ, так и серьёзных влиятельных людей.
Я не знаю, как она к этому пришла. Предполагаю, что начинала она как талантливая актриса и организатор, что позволило ей создать уникальный уличный театр и заработать огромную популярность среди определённой части народа (особенно среди женщин, наиболее подверженных внушению). Поначалу это приносило неплохой доход от продажи билетов, но содержание театра и поддержание его на высоком уровне тоже требовало немалых денег.
Известность театра позволила Дойне обрасти паутиной знакомств и в кругах высшего общества. По понятным причинам это были любители искусства, люди из сферы психологии, а так же отдельные политические фигуры, пытающиеся расширить своё влияние оккультными методами. Все эти люди находили в театре Сатурния нечто своё: изобразительную красоту, мощное воздействие на психику, магические ритуалы.
В конце концов, чары Дойны начали окутывать даже учёных. Археологам она обещала содействие в поиске древних артефактов, а физикам сулила открытие глубинных законов мироздания. Некоторые учёные так одержимы идеей познания, что готовы на всё ради этого, других же учёных, менее чистых помыслами, интересовал лишь научный приоритет открытий и желание оставить след в истории.

Однажды, узнав, что я физик, Дойна рассказала мне «интересную историю» о том, что «год чудес» у Эйнштейна случился именно благодаря ей. Якобы именно она в 1905 году помогла ему получить приоритет в специальной теории относительности, хотя эти уравнения были ранее выведены Лоренцем и Пуанкаре.
Без лишней скромности она утверждала, приоритет Эйнштейна в общей теории относительности, которая увидела свет в прошлом (на тот момент) 1915 году, тоже её заслуга. Если бы не она, то уравнения поля Гильберта были бы опубликованы раньше эйнштейновских.
Я был тогда поражён осведомлённостью Дойны событиями в области физики. Она знала названия теорий, имена и фамилии учёных и суть гипотез в общих чертах. В очень общих чертах, практически поверхностно на уровне бытовых представлений. Было ясно, что в физике она абсолютно ничего не понимает, но она явно имела продолжительное общение с кем-то из учёных.
Самое интересное, что по утверждению Дойны именно Эйнштейн поведал ей о Шейве, а не наоборот. Якобы у Эйнштейна есть контакты с Фрейдом со всеми вытекающими…

Я после этого наводил справки в Эвиденцбюро и открыл для себя много нового и интересного. Эйнштейн обучался в Цюрихе в Политехникуме, который в то время располагался в том же здании, что и университет. Не удивительно, что у Эйнштейна были знакомства со многими студентами университета, например с Фридрихом Адлером, сыном революционера Виктора Адлера.
Так же Эйнштейн был знаком и с Розой Люксембург, подругой Адлера, которая тоже училась в этом университете. Сам Фридрих Адлер даже поселился в квартире Розы на Песталоцциштрассе, дом 37, после её отъезда.
Вообще весь этот Цюрихский университет представлялся мне настоящим рассадником революционных евреев. Наверняка в их кружок попала и Шейва Шпильрейн, которая обучалась там с лета 1905.

Сам Эйнштейн согласно материалам Эвиденцбюро был далёк от политики, несмотря на контакты с революционными евреями.
Он наверняка контактировал и с Шейвой.
В 1905 году Шейву выписывают из психиатрической клиники и она поступает в университет Цюриха, а Альберт в 1905 направил в университет Цюриха на защиту текст своей докторской диссертации.
В 1909 он и вовсе становится профессором университета в Цюрихе и точно пересекается в коридорах с юной студенткой.
Когда Шейва в 1911 году оканчивает университет и уезжает в Мюнхен, а потом в Вену, Альберт удивительным образом в тот же 1911 год срывается с места и покидает университет. Он отправляется с семьёй в Прагу. Совпадение?
Кстати, тот же Виктор Адлер был не только евреем революционером, но и невропатологом. Вот вам и третья «психиатрическая линия», которая тоже является объединяющим началом всего этого непонятного клубка личностей, который я так и не мог распутать.
Наша разведка активно работала в этом направлении с 1914 года, после того как Виктор Адлер заступился за Владимира Ульянова, арестованного у нас в империи возле Карпатских Татр.
Стоит ли удивляться, что после освобождения Ульянов отправился ни куда-нибудь, а именно в Цюрих, в этот рассадник революционных идей. Там он стал известен уже как Ленин.

Когда Дойна сообщила мне про Альберта Эйнштейна и Шейву Шпильрейн, я иронично сказал, что удивлён связью великого учёного с русской шпионкой. Дойна очень обиделась на эту мою провокацию, обвинив меня в патологической подозрительности и посетовав на мой злой язык. «Ну, теперь вы накаркали, так что у Эйнштейна точно будет связь с русской шпионкой» - сказала Дойна.

Если раньше Дойна пыталась соблазнить меня возможностью научных достижений в физике, то сейчас она соблазняла меня рассказами о путешествиях во времени.
В принципе первое со вторым было неплохо связано, если вспомнить четырёхмерное пространство-время в теории относительности и эффекты замедления и ускорения времени. Но, главное, и для научных открытий и для путешествий во времени требовались деньги и полное доверие к Дойне, которая готова была выступить проводником и в тайны мироздания и в туман будущего. Схема мошенничества стара как мир…

Вам может показаться, что у меня началось раздвоение личности. Невозможно одновременно любить человека и видеть в ней мошенника, взятого в оборот иностранными разведками и революционными кругами. Представьте себе, такое возможно. Парадоксально, но факт. Дойна является такой странной сущностью, к которой обычные людские представления неприменимы.
Понимая, что Дойна дурит меня с путешествиями во времени, я всё же решил ей подыграть, чтобы выяснить нужную мне информацию. В частности мне нужно было узнать, с какой целью она собирает информацию о семье Фалькенхайнов.
- Дойна, ты сказала, что вселилась в Эрику, чтобы её глазами увидеть будущее?
- Именно так, причём не только увидеть, но и изменить его.
- А чей это был заказ?
- Это был заказ Шейвы, или Сабины, как она сама сейчас себя называет. Вообще-то я никогда не разглашаю никакую личную информацию о клиентах, но тот заказ был весьма пространным и касался Москвы, так что я могу вам о нём рассказать, не выдавая никаких тайн Шейвы.

Я понял, что Дойна демонстрирует такую откровенность для того, чтобы заслужить моё доверие и убедить в возможности предсказания будущего.
Я попросил Дойну поведать об этом предсказании, чтобы понимать, могут ли подобные услуги с её стороны оказаться полезными мне.
Этот заказ Шейвы, как оказалось, изначально был пробным, для демонстрации Дойной её способностей (Шейва, как и я, поначалу относилась ко всему этому скептически). Именно поэтому Шейва выбрала довольно отвлечённую тему, не связанную напрямую с ней лично.
Заказ выполнялся в несколько сеансов. На каждом сеансе Шейва задавала вопрос, а Дойна в течение ночи пыталась найти ответ, используя магию и разные оккультные методы. На следующий день Дойна давала ответ, а Шейва задавала уточняющие вопросы, на которые Дойна искала ответы в следующую ночь. Так повторялось несколько раз в течение недели.
Первый вопрос Шейвы звучал так: «Будет ли разрушена Москва в ближайшее столетие?».
Ответ Дойны: «Опасность этого очень высока, причём довольно скоро, через четверть века».
Вопрос: «Что, или кто принесёт это разрушение? Если это человек, то какое у него имя?».
Ответ: «Фёдор, сын Ольги, принесёт тропическую бурю».
Вопрос: «Зачем это Фёдору? Какие преследуются цели?».
Ответ: «Фёдора послал великий маг с запада, мечтающий о власти над миром».
Вопрос: «Можно ли сокрушить этого великого мага»?
Ответ: «Можно, но очень трудно».
После этого от Шейвы поступил уже новый, теперь серьёзный, заказ на ликвидацию «великого мага». Этот заказ стоил Шейве целого состояния и на этот шаг она пошла после того, как Дойна сообщила ей о том, каких людей больше всего ненавидит «великий маг».
Сейчас этот «великий маг» слишком незаметен и его нельзя найти и уничтожить. Этот демон в человеческой плоти может находиться рядом и оставаться незаметным. Например, Дойна видела присутствие его ауры прямо рядом с Шейвой, когда та жила в Вене. Это присутствие было слишком слабым, не позволяющим лицезреть человеческого носителя. Его можно убить только в будущем, когда зло расправит свои огромные чёрные крылья и станет видимым.
Дойна смогла определить, что клан Фалькенхайнов будет ближе всего к «великому магу», а потому решила подбираться к нему через них. Нужно было выбрать члена семьи Фалькенхайнов, который в нужный час окажется в расцвете сил и не умрёт к тому времени. Вселяться она могла только в женщин и единственным кандидатом оказалась юная Эрика.
По словам Дойны, она сделала всё возможное и была близка к цели, но план провалился и «великий маг» так и не был ей уничтожен. Да, Дойна тоже не всемогуща.
Во время своего путешествия в будущее в теле Эрики, Дойна узнала, что Шейву убьют «слуги великого мага». Об этом она, конечно же, сообщила Шейве.
По всей видимости, Шейва была разочарована услугами Дойны и больше к ним не прибегала. Именно этим Дойна объяснила текущее отсутствие денег и нищету в театре.
Я могу понять Шейву. Услышать такую несусветную дребедень про магов и тропическую бурю, угрожающую Москве… Хотя, возможно я и неправ, ведь Шейва всё же заплатила огромные деньги за ликвидацию мага. Видимо было там нечто более конкретное, о чём Дойна со мной не поделилась.

Информация о том, что Шейва отказалась от оккультных услуг Дойны очень порадовала меня. Теперь я был уверен, что моя любимая неземная женщина не является мошенницей.
Что бы сделала Дойна, если бы она была мошенницей? Она сообщила бы Шейве, что всё прошло как надо, а маг будет низвергнут в Ад в таком то далёком году. Проверить это никак нельзя, так что довольная Шейва продолжила бы сотрудничество, снабжая Дойну деньгами. Но Дойна так не поступила.
И, тем не менее, к Дойне были большие вопросы по поводу сбежавших румынских дивизий. Эти вопросы я решил задать ей напрямую.

[Сообщение изменено пользователем 15.01.2024 13:11]

- Дойна, признайся, это ведь ты вывела румынскую армию из Трансильвании через горы Фэгэраш.
- Нет, не признаюсь. Я не выводила румынскую армию. У них есть свои проводники из числа местных валахов. Но они обращались ко мне, да.
- И ты так спокойно об этом говоришь? Это же враги!
- Враги… Друзья… В тех мирах, в которых я обитаю, это всё относительно и теряет привычный людям смысл.
- Но ты ведь ответила им отказом?
- Конечно, нет! Почему я должна отвечать им отказом? Они обратились ко мне как к последней инстанции, желая наперёд знать исход эвакуации. Проводники в один голос уверяли, что вывести армию через Фэгэраш невозможно, что это безумие, особенно ночью. Я уверила их, что они смогут выйти, если решатся на это, и они решились…
- Откуда ты это могла знать?
- Желаете опять поговорить о Тобольске и Якутске? – ехидно спросила Дойна.
- Нет, не желаю, но зачем ты это сделала? Зачем ты им помогла? Ты сделала это за деньги?
- Я сделала это бескорыстно. Я не хотела, чтобы десятки тысяч людей погибли или попали в жестокий плен, оказавшись в окружении без снабжения и возможности вывезти раненных. Дьёрдь, вы видели, как умирают раненные люди, которым не оказывают медицинскую помощь? Вы знаете, как они заживо гниют от гангрены с раздробленными от взрывов конечностями? Вы видели, как мухи откладывают в их раны червей, когда они лежат обездвиженные, а санитарки не могут за всеми углядеть, или когда санитары сами все убиты? Нет? Не видели? Не знаете? А я это всё видела, знаю и даже чувствовала как будто прямо на себе! Я не хочу всего этого! Я этого второй раз не вынесу!
- Какой ещё второй раз? Я вообще не понимаю, о чём ты говоришь!
- В прошлый раз они не решились перейти горы, и была бойня. Это было невыносимо! Я вернулась назад во времени и попробовала иной исход событий.
- Что это за бред! Ты хочешь сказать, что не только путешествуешь во времени, но и меняешь ход событий?
- А для чего, по-вашему, я вселялась в Эрику? Разве не для этого? Но я могу менять события и собственными руками, как и любой человек. Человек доходит до развилки судьбы и дальше сам принимает решение о выборе дальнейшего пути. В зависимости от выбранного пути, человек попадает в тот или иной мир, но назад дороги нет. Жизнь человека это бусы из миров, нанизанные на одну единственную нить его судьбы, которую он во многом определяет сам.
- А у тебя не так разве?
- А у меня не так. Человек не может возвращаться назад во времени, а я могу. Я могу вернуться к прежней развилке и выбрать иной путь. Моя жизнь не бусы с началом и концом, а бесконечная паутина из бесчисленного множества возможных миров.
- И, конечно же, в каждом из этих миров ты была за свою бесконечную жизнь – усмехнулся я.
- Нет. Я была лишь в малой доле возможных миров. Я успела очень мало за свою жизнь.
- То есть, ты живёшь не вечность, и даже не 800 лет, раз ничего не успела? – опять усмехнулся я.
- Я не знаю, Дьёрдь, сколько мне лет! И это не смешно! И магию я освоила не так давно, чтобы иметь возможность блуждать во времени и мирах. Я вообще ничего не понимаю! И да, мне очень тяжело всё это психологически. Ведь, по сути, я человек, а на меня выпало всё то, что человеку трудно понять и осознать.
- Не нужно было заводить себе всяких «учителей» типа этого старика Алайоша из Ньирбатора, ничего бы и не выпало тогда.
- Чего уж сейчас говорить… Ящик Пандоры уже открыт…

Я, конечно же, не верил всем этим сказкам от Дойны. Мало ли чего она может насочинять, обладая широтой знаний, невероятной фантазией и навыками психолога, которым позавидует любая цыганка. Но я был взбешён тем, что она подсказала румынам путь, который странным образом привёл их к спасению.
С досады я хотел назвать её набитой дурой, ведь она сама не понимала, что она натворила, но я сдерживал себя. Я очень любил Дойну и никогда не мог позволить себе грубое или неуважительное обращение с ней. Ведь она была для меня практически богиней во плоти.

- Дойна, я понимаю, что ты руководствовалась благими намерениями, но пойми, что ты совершила ошибку. Скоро Фалькенхайн перевалит через Карпаты и столкнётся там, в Валахии, с теми самыми дивизиями, которые ты спасла. И тогда на пути к Бухаресту начнётся новая бойня, и погибнут не только румынские, но и наши солдаты. И будут опять горы раненных и смерть повсюду. Будет та боль, которую ты так хотела избежать.
- Нет… Не в тех масштабах… Румынские армии деморализованы. Фалькенхайн легко возьмёт Бухарест. Такой бойни, которая могла быть, не будет.
- Бухарест?! Ты сказала, что мы возьмём Бухарест? Ты уверена?! С чего ты это взяла?
- Я Эрика! Дочь Фалькенхайна! Не забывайте об этом. Ну, вернее, я была ей в её зрелом возрасте. Но память то никуда не делась. Эрика помнит, что её отец брал Бухарест. По крайней мере, в том мире, который воцарился после прохода румынских дивизий через Фэгэраш.
- В каком году он его брал?
- В этом.
- Но это невозможно! До конца года осталась всего пара месяцев. В этой войне фронты годами не сдвигаются с мест, а солдаты по полгода гниют в одних и тех же окопах.
- Дьёрдь, я совершенно не разбираюсь в военном деле и особенностях этой войны. Я всего лишь рассказала вам о том, о чём помнит Эрика.
- А румынам ты это тоже рассказывала?
- Да. Я предупредила их, что в случае перехода через Фэгэраш они спасут отрезанную армию, но Бухарест будет потерян.
- И они, несмотря на твоё предсказание, согласились на переход?
- Согласились, ведь им нужно было спасать армию.
- А как же Бухарест?
- А про Бухарест они не поверили. Они сочли это нелогичным и абсолютно невероятным. Люди верят лишь в то, во что хотят верить.

Я тоже не поверил в падение Бухареста, да ещё и столь скоротечное, но, в отличие от румын, я хотел на это надеяться.
Мои надежды на предсказание Дойны были вознаграждены. Вскоре произошло неожиданное – размещённые в Болгарии объединённые болгарские и немецкие войска под командованием генерала Августа фон Макензена форсировали Дунай и ударили в румынский тыл с юга. Воспользовавшись этим, армия Фалькенхайна уже перешла Карпаты, и тоже подходила к Бухаресту с запада и севера.
К этому времени воровство и коррупция, которыми Румыния славилась и до войны, достигли невиданных масштабов. Государственное имущество списывалось, как утраченное в ходе боевых действий и отступления, а потом продавалось на чёрном рынке. Армейские лошади продавались чуть ли ни целыми табунами. За взятки освобождали от призыва, а в румынских верхах начался «пир во время чумы» с воровством, пьянством и распутством выше всяких пределов. Элите казалось, что жизнь подходит к концу и последние дни нужно прожить роскошно и с максимальным удовольствием.
Силы румынской армии, уставшие и деморализованные прежними неудачами, отступали к Бухаресту, где попытались дать последнее, заранее обречённое генеральное сражение. Зажатые с трёх сторон, они потерпели поражение. 6 декабря 1916 года войска Фалькенхайна вошли в Бухарест.

В условиях общего обвала системы управления и хозяйства разбитые румынские части растворились на просторах Валахии и лишь малая их часть смогла организованно отступить в Молдавию, где русский генерал Антон Деникин попытался сформировать из них новую армию. Этого не получилось, ведь реальную боеспособность сохранили лишь жалкие 6 дивизий.
Так, по иронии судьбы, Молдавию, последний осколок королевства Румынии, пришлось защищать российской армии, а участие остатков румынских частей было скорее символическим.
Русские дивизии едва сдерживали натиск на Молдавию 1-й австро-венгерской армии Арца фон Штрауссенбурга, а в это время болгарские и германские части уже давно были в Констанце, на берегу Чёрного моря.

Театр Сатурния к этому времени вернулся в Будапешт, а Дойна уже задумывалась о следующих гастролях. Я не терял с ней связи. Воодушевлённый победами наших союзников, я сделал ей шуточное предложение маршрута грядущих гастролей:
- Дойна, а не хочешь махнуть на море, на румынское побережье? Вслед за германской армией?
- А чего так мелочиться? Давайте уж сразу на грузинское побережье вслед за германской армией. Или в Тифлис, там недалеко… Представляете, снежные вершины Кавказа. Это вам не Карпаты, и даже не Альпы.
- Ох и шутница ты! Карту хоть видела? Это на другом конце моря. Как туда попадёт германская армия?
- А что не так? Годик подождите и можно будет отправляться. Можно даже в Ростове гастроли организовать, на родине Шейвы.
- И тоже «через годик»? И тоже «вслед за германской армией»? Я, конечно, ценю твою иронию, но пройти такой путь с боями всего за год…
- Это не ирония. Да, с боями не пройти, а вот без боёв – вполне…

После неожиданного падения Бухареста и разгрома Румынии я уже ко всему был готов, но предсказания Дойны о скором вступлении германской армии в Ростов и Тифлис выглядели совсем уж фантастически.
На шутку это было совсем не похоже, уж с очень серьёзным лицом она всё это говорила. Я решил, что это была ирония и что Дойна на самом деле не верит в нашу победу.
Вообще Дойна редко веселилась, а на её лице почти никогда не было улыбки. Всё чаще её лицо выражало скорбь.

Причина постоянного уныния и апатии Дойны была мне непонятна.
Иногда она выходила из этого состояния, превращаясь в невероятный двигатель, без устали берясь за тысячи дел и добиваясь во всех них успеха в самые короткие сроки.
В эти периоды просветления она могла не спать сутками, проделывая такое количество разных дел, от которых обычный человек лёг бы в гроб уже на следующий день, заработав инфаркт или инсульт.
А Дойне всё было нипочём.
Она освоила ещё пару иностранных языков и делала переводы. От заказчиков не было отбоя.
По ночам она мастерила шкатулки из карпатского бука и украшения из горного хрусталя и серебра, которые даже во время войны на удивление пользовались спросом.
Из-под её руки во множестве выходили и агитационные плакаты, и афиши, а заказчики приходили вновь и вновь, видя как толпы зевак собираются вокруг столбов и досок объявлений с расклеенными художествами Дойны.
Она писала стихи и коротенькие рассказы, которые с удовольствием печатали газеты в промежутках между сводками с фронтов. Газеты, сдобренные поэзией и прозой Дойны, расходились гораздо большими тиражами.
И вся эта бурная и крайне плодотворная деятельность проходила параллельно с театральными выступлениями.
Как всё это успевала Дойна, да ещё и на столь высоком уровне, казалось просто невероятным. Это было далеко за гранью человеческих возможностей, и я всё больше убеждался, что Дойна это не человек.

Но так было не всегда. Иногда Дойна впадала в жуткую тоску и уныние. Ей ничего не хотелось. Она могла часами сидеть, неподвижно, устремляя отрешённый взгляд куда-то вдаль.
Иногда её охватывали приступы паники, и она выглядела как напуганный зверёк, вздрагивая от каждого звука. И не дай бог дотронуться в этот момент до дрожащей Дойны. Она и сама это знала, предпочитая чтобы людей вокруг не было в эти моменты.
Прикосновения в принципе были под запретом. Даже в состоянии благостного духа прикосновения приводили Дойну в бешенство, так как доставляли ей почти физическую боль. Задеть Дойну было всё равно, что схватить бабочку за крылья.

Девочки из театра предупреждали меня о необходимости соблюдения дистанции. Она не подпускала к себе близко мужчин, а разговоры о любви и вовсе причиняли ей страдания.
А всё потому, что с Дойной случилось нечто страшное, чего теперь она всячески старается избегать. Никто не говорил, что это было, а, скорее всего, никто и не знал ничего конкретного.

Сама Дойна рассказывала о чём-то страшном в человеческом обличии, с чем она столкнулась в своей паутине миров. Это нечто рядилось в привлекательные формы и говорило красивые слова, но потом оплело её паутиной, лишило воли и нанесло смертельный укус.
С тех пор она чувствует себя хрупкой бабочкой, трепыхающейся в липкой паутине времени. Она буквально кожей чувствует любые импульсы временной сети, принимая за приближение кровожадного паука даже безобидные дуновения ветра.
С тех пор она не доверяет и людям, которые стремятся приблизиться к ней. К примеру, я… Я всего лишь безобидная муха, вляпавшаяся в ту же паутину, но стоит мне начать приближаться к Дойне, как у неё сразу возникает паника. У страха глаза велики, и она начинает видеть во мне того ужасного паука, который нанёс ей смертельный укус. Не важно, кто ты, как ты себя ведёшь и как ты выглядишь, если ты приближаешься к ней – значит ты то самое ужасное нечто.
Это нечто страшнее боли и смерти, оно хуже всех земных страданий, и это нечто может быть любым. Его нельзя узнать и определить, оно маскируется под кого угодно и под любое чувство. Любое, что приближается к тебе, может оказаться этой ужасной сущностью. И поэтому любое приближение Дойна уже расценивает как опасность. И поэтому она рисует «ближние и дальние круги» вокруг себя на паутине времени и пространства. И мало кто вхож в эти круги.

Поговаривают, что Дойна не случайно назвала свой театр Сатурнией.
Сатурния это большой красивый мотылёк, который любит сладкий нектар и летит в ночи на свет.
Свет, который раньше так привлекал Дойну, оказался пламенем, которое нанесло ей смертельные раны. С тех пор она избегает приближения источников света и тепла, стремясь улететь в темноту и холод.
Её чувства и эмоции напряжены до предела в ожидании приближения кошмарной сущности. Дойна не играет в театре – она такая и есть. Но зрителей завораживает этот смертельный танец раненного мотылька. Игра смерти и темноты мало кого оставляет равнодушным, вея чем-то потусторонним и неземным.

Я не знаю, какая у Дойны произошла травма, но я и без этого понимаю, что она хрупкий бесценный сосуд, который нужно оберегать от жизненных невзгод. Она как прекрасная Снегурочка из русского эпоса, которая не от мира сего, и которая может растаять и погибнуть даже от теплоты, так необходимой людям (не говоря уже о чём-то более опасном).
Я всегда боялся поранить её или обидеть, но моя неуклюжесть нередко приносила ей боль и огорчение.
Я тоже чувствовал себя жертвой паутины Дойны и ожидал неминуемого появления неизвестной кошмарной сущности, несущей страдания, хуже любой лютой смерти. Я не знал и не понимал, что это и уже чувствовал обречённость. Но мне хотелось быть ближе к Дойне, так как вдвоём не так страшно. Я чувствовал защиту, исходящую от неё.
Дойна постепенно отдалялась от меня. Я не участвовал в жизни театра и в делах Дойны. Мне было отказано в сопровождении театра и даже в посещении спектаклей. Редкая переписка – вот всё, что нас связывало в 1917 году. Но я уже не мог без неё! Я задыхался! Я не хотел жить, если её рядом нет! Я чувствовал себя один на один с той кошмарной сущностью, появление которой неизбежно.
Я мучительно хотел опять сблизиться с Дойной, но как это сделать, не нанеся ей душевных ран?
Ужасное нечто притворяется любовью, а, значит, я должен скрывать амурные причины моего приближения. Пришлось маскировать всё это под деловые отношения. Так я стал «клиентом» Дойны и начал заказывать ей разные предсказания и толкования событий.
Услуги Дойны не были нужны мне, я хотел иметь лишь более близкое общение. И, конечно же, я спрашивал у неё всякую отвлечённую ерунду, а она отвечала на мои вопросы полной бессмыслицей. Схема получения скрытых знаний о будущем была такой же, как в случае оказания услуг Шейве. Вопрос – ночь – ответ – уточняющий вопрос – ночь – ответ ….
Вопрос: Кто представляет угрозу для Венгрии в ближайшие пару лет.
Ответ: Зверь Трансильвании.
Вопрос: Почему он зверь?
Ответ: Он уже пролил кровь.
Вопрос: Где он пролил кровь?
Ответ: В Трансильвании, там, где шахты.
Вопрос: Где сейчас этот зверь?
Ответ: Текущее местонахождение зверя может показать карта.
Карты найти в то время было непросто, тем более карты Австро-Венгрии и ближайших стран. Все нормальные подробные карты были использованы военными, либо изъяты из оборота, чтобы не попасть в руки вражеских военных разведчиков. Я мог достать лишь примитивные мелкомасштабные карты, но какой от них толк…
Дойна и вовсе велела мне забыть про карты и попросила глобус мира. Это крайне удивило меня, ведь даже тонкий пальчик Дойны закроет на глобусе всю Венгрию целиком. Но я не подал виду, ведь я был фиктивным клиентом и сами предсказания меня мало волновали. Я преследовал совсем другие цели.
В конце концов, я купил глобус у престарелого географа из местной гимназии, которому просто нужны были деньги на жизнь в это сложное военное время.
В назначенное время Дойна завязала себе глаза и попросила крутануть земной шар. В какой-то момент она ткнула пальцем в точку на глобусе и зафиксировала его движение второй рукой.
После этого Дойна сняла повязку с глаз и сказала, что Зверь Трансильвании сейчас именно здесь, под её пальцем.
Точка на карте оказалась в центре России и это была горная цепь. Дойна убрала палец, и я смог прочитать название этого хребта – Урал.

[Сообщение изменено пользователем 25.01.2024 08:34]

А между тем, после нашего прорыва из Трансильвании и падения Бухареста, некогда статичная и тягучая война начала превращаться в бурный калейдоскоп событий.
Маятник войны раскачивался всё быстрее и со всё большей амплитудой.
Баланс смещался то в одну, то в другую сторону.
В дело всё чаще вмешивалась подрывная работа изнутри, силы стихии и магии.

Россия казалась несокрушимой. В Германии было мобилизовано более 80%, способных держать оружие, тогда как в России менее 40%.
Даже союзники России, страны Антанты, постоянно ворчали о том, что Россия воюет в пол силы, тогда как им приходится держаться на пределе возможностей, сжигая свои резервы в Верденской мясорубке.
И у нас, в Австро-Венгрии, и в Германии начал чувствоваться недостаток продовольствия, в то время как в России с этим было гораздо лучше.
Наши попытки расшатать Россию изнутри тоже ни к чему не приводили.
Это было то, что омрачало моё настроение на фоне наших побед в Трансильвании и Валахии.

Своим подавленным настроением я поделился с Дойной ещё в ноябре 1916, и она как будто услышала меня. По крайней мере, мне хотелось так думать.
Я представлял, что именно Дойна управляла силами стихии, когда железные дороги в России были переметены снегом, а более 5700 вагонов с зерном застряли на подъездах к Москве и Петрограду (так русские стали называть Санкт-Петербург после начала войны).
По данным нашей разведки в ноябре 1916 в столицу России было доставлено 1171 тысяча пудов муки, а после снежных перемётов в декабре – январе 1916 – 1917 всего лишь 606 и 731 тысяч пудов.
Пекарни в Москве и Петрограде из-за нехватки муки начали закрываться, а ведь это те города, где была сосредоточена значительная часть промышленности русских.
В феврале лавки ограничили продажу хлеба до 1 – 2 фунтов в одни руки, что вызвало недовольство рабочих. Теперь им приходилось идти в лавки со всеми своими домочадцами, чтобы получить хлеб на всю семью.
В городах начались волнения рабочих, а солдаты отказывались их разгонять. Паёк солдат также сократился с 3 до 1,5 фунтов хлеба в день. Для наших солдат это роскошь, но люди в сытой России видимо были не готовы к таким «лишениям».

Я с восхищением смотрел на Дойну и видел перед собой всемогущую царицу Зиму, способную ударом снежной бури разрушить систему огромной великой страны.
Я даже задавал ей вопросы напрямую – не её ли это проделки, но она лишь отмалчивалась, хитро улыбаясь.
Она всегда себя так вела. Что бы мистического ни случилось в мире, при её ли это было участии, или без неё, но она никогда ничего не отрицала (за редким исключением).
Ей нравилось, когда любую чертовщину относили на её счёт, а тёмная аура вокруг неё сгущалась и росла, вызывая благоговейный трепет обывателей.

Я с воодушевлением встретил февральскую революцию в России, думая, что она ослабит её и выведет из войны, но Россия продолжала стоять, выдерживая наш натиск.
И тут наступил апрель 1917 года – Соединённые штаты Америки вступили в войну на стороне Антанты. На чашу весов противной стороны легла столь тяжёлая гиря, что сдерживать баланс сил в войне не было никакой возможности. Исход войны с этого дня был предрешен, независимо от того, какой текущий расклад сил был на фронте.
Да, США еще только начинали своё шествие на театр военных действий, но их свежий маховик был уже запущен и он грозил быстро перемолоть все наши уставшие и измотанные силы.
На фронтах воцарилось уныние. Все понимали, что война уже проиграна.

В то время у нас с Дойной была лишь переписка, да короткие встречи типа той, на которой она показала мне Уральский хребет, где скрывается Зверь Трансильвании.
Я написал Дойне письмо, в котором изложил весь свой пессимизм и отчаяние.
Дойна не разделяла моего уныния и пораженчества.
Она ответила мне, что всё это мелочи по сравнению с тёмным мраком паутины. Что я похож на маленького мальчика, которого обидел соседский ребёнок. Что я не вижу всех масштабов мироздания и расстраиваюсь из-за сущих пустяков.
А ещё она написала мне про качели жизни, которые постоянно бросают нас из печали в радость и обратно. Эти качели часто меняют добро и зло местами, сбивают с толку и не дают нам успокоиться и умереть, а потому эти качели и есть жизнь.
Раздражённый её спокойствием и умиротворением, я написал ей ответное письмо, в котором сравнил её качели жизни с маятником смерти из рассказа Эдгара По. Его лезвие необратимо приближается к нам и уже шоркает по груди, разрезая одежды. Скоро будет смерть держав и пропадёт смысл моей жизни, ведь я верный сын Венгрии.
Ответ Дойны последовал незамедлительно. В новом письме она буквально смеялась мне в лицо и советовала пересмотреть все свои взгляды. Она утверждала, что Венгрия не погибнет и предлагала присмотреться к крысам. Да, да, к тем самым крысам, которые у По перегрызли обречённому путы и дали выскользнуть из под лезвия маятника. «Поделись едой с крысами и они спасут тебя, нужно лишь направить еду в нужное русло – смазав жиром ремни». Я не знаю, на что она намекала, но выглядело это как издевательство.
Лишь к концу письма её тон приобрёл серьёзность и обречённость, когда она дошла до колодца. «Бойся колодца, а не маятника, и жди руку, которая спасёт тебя и убьёт меня». От этих слов мне стало совсем тошно. Я не понимал, что она зашифровала в этих загадочных гнетущих строках, но уже предчувствовал печальную развязку всего и вся.

Но надежда у нас ещё оставалась. Если на чаше весов противника появилась новая гиря в лице США, значит с этой же чаши нужно сбросить старую равновеликую гирю в лице России.
Другого способа сохранить военный баланс у нас не было. У нас не было стран, которые мы могли бы положить на свою чашу весов.
И внутренняя подрывная работа в России велась с удвоенной силой.

Наши враги тоже времени зря не теряли.
Я уже писал о нашем Швейцарском направлении, которому Эвиденцбюро уделяло особое внимание после 1914 года. Там же ошивались и англичане из МИ-5.
Цель присутствия англичан в нейтральной Швейцарии была не ясна. Их разведка работала безупречно, и трудно было понять, что они замышляют.
Но и британцы иногда ошибаются, причём ошибся их координатор по имени Сомерсет, который, как и я, очевидно, не являлся профессиональным разведчиком.
На первый взгляд его легенда была безупречна. Известный уже писатель, приехал в Швейцарию в конце 1915 создавать очередное литературное произведение. К нему нередко приезжают жена с дочерью и подолгу гостят с ним в отеле. Он прекрасно знает французский и немецкий, что позволяет ему встречаться и общаться с любым человеком в этой стране.
Откуда он знает языки? Здесь всё проверяемо. Родился он в Париже, где и провёл детство – французский для него родной. Позже переехал Великобританию, а образование получал и вовсе в Германии в Гейдельбергском университете.
Казалось бы, какие могут быть подозрения? Но подозрения возникли там, где британцы меньше всего ожидали.
Со времён Даниеля Дефо все знали, что за британским писателем может скрываться шпион, но все же думают, что «снаряд в одну и ту же воронку не падает». Оказалось, что падает.
Нашу разведку заинтересовали гомосексуальные связи писателя, на фоне которых жена и дочь больше походили на конспиративную ширму.
Начали проверять эту «жену», но никаких свидетельств оформления брака не было, зато был знакомый «жены» по имени Джон Уоллингер ранее курировавший индийское направление британской разведки. Так и возникло подозрение, что Сомерсет Моэм является завербованным агентом под прикрытием.
Жил Моэм в основном в Женеве, но периодически посещал Берн и Цюрих, что уже наводило на очень нехорошие мысли, зная какие люди обучаются в Цюрихском университете. Здесь же проживал и Ленин и революционный еврей Кароль Зобельзон, представлявшийся как Карл Радек. Мог оставить агентурную сеть и Лев Бронштейн, который жил здесь в 1914.
Количество революционных евреев в Швейцарии во время войны было запредельным. Они бежали сюда как крысы из всех воюющих стран. И мне в тот момент казалось, что Моэм курирует именно это революционное направление. Как оказалось позднее, я был прав и неправ одновременно.

К июлю 1916, когда возникла угроза нападения Румынии, Моэм уже мало кого заботил.
Он как то незаметно покинул Швейцарию, а чем конкретно он там занимался, оставалось загадкой.
После того, как Моэм «всплыл» в конце 1916 года на другом конце мира – на островах Самоа, уже ни у кого не осталось сомнений, что он шпион. Ранее здесь располагалась мощная германская радиостанция, и англичане опасались действий германских военно-морских сил в регионе.

В августе 1917 Моэм опять попал в поле зрения наших спецслужб, когда высадился во Владивостоке. Русские буквально недавно построили мост через Амур, благодаря чему по транссибирской железнодорожной магистрали пошли первые поезда. До этого из Владивостока в центр России приходилось добираться исключительно через Маньчжурию по китайской военной железной дороге.
Судя по всему, Сомерсет Моэм направлялся по железной дороге в Петроград, но цели его поездки были не ясны. Именно поэтому к делу опять привлекли меня, так как только я имел контакты с Дойной, а других зацепок по Моэму не было.

Ох уж эта вездесущая Дойна… О её возможных контактах с Моэмом стало известно случайно, когда выясняли факты из его биографии.

В 1902 году Парижская творческая богема крутилась в своём маленьком мирке, в который были вхожи художники, писатели, актрисы и прочие люди искусства. Этот мирок был тесен, но в нём переплетались судьбы многих известных людей.
Одним из завсегдатаев этих тусовок был художник Джеральд Келли. Посещал их и писатель Сомерсет Моэм. Судя по всему, их связывали дружеские отношения.
Через того же Джеральда Келли в богему попал и Алистер Кроули, к которому Дойна всегда относилась с почтением, вывесив на стене своей коморки его высказывание о ведьмах.
Это не удивительно, ведь Дойна сама участвовала в их вечерах гламура и порока. Возможно, об этом никто бы и не узнал, если бы не скандальный срыв гастролей театра «Сатурния» в Париже в 1902 году, о котором писали все газеты.

Театр «Сатурния» тогда, в 1902, был почти неизвестен, а его владелицей была госпожа Донси, как она сама себя называла.
Все удивлялись, как столь юная эксцентричная особа сумела организовать театр и отправиться с ним на гастроли в Париж, а уж называть госпожой это юное наивное создание даже язык не поворачивался.
Театр дал пару выступлений, после чего первые восторженные зрители разнесли слух по всему Парижу. Билеты были распроданы на несколько дней вперёд.
На следующий день Донси неожиданно появилась на вечеринке парижской богемы в блистательном наряде, сразу приковав к себе зачарованные взгляды. Она возникла из ниоткуда и вспыхнула как звезда.
Завистливые языки именитых актрис, вхожих в творческую элиту, утверждали, что пропуском в мир богемы для этой простолюдинки стала крупная сумма, вырученная с продажи билетов.
Спектаклей в этот вечер не было, а перед сценой театра Сатурния появилось объявление о переносе выступления на другой день и о том, что ранее купленные билеты действительны.
На следующий день ситуация с переносом спектакля повторилась, а юная госпожа Донси опять оказалась в центре внимания очередного творческого мероприятия, но уже в новом наряде с тёмными губами и плотным макияжем глаз.
Это был взрыв! Даже в 1917 такой выразительный макияж был уделом актрис да женщин лёгкого поведения, а в 1902 даже актрисы и проститутки выглядели как выцветшие моли на фоне кричащей внешности Донси. Так в то время не красился никто, а Донси казалась гостьей из будущего.
Хорошо, что в те годы нашим агентом в Париже была женщина, внедрённая в творческую элиту. Именно благодаря ей в архиве Эвиденцбюро сохранился доклад с подробным описанием внешности и нарядов госпожи Донси. В то время начальство было недовольно работой нашего агента, так как она отвлекалась на «посторонних персонажей» и «малозначимые детали», вместо того, чтобы наблюдать за более важными фигурами. Сейчас же её доклад очень даже пригодился.
Разумеется, вокруг Донси вились мужчины, падкие на всё новое и необычное. В их числе был и писатель Сомерсет Моэм и легендарный ныне оккультист и сатанист Алистер Кроули.
Надменный и заносчивый Кроули хвастался своими магическими способностями, поместьем на берегу озера Лох-Несс, покровительством тёмных сил, благодаря которым он чуть не покорил высочайший пик мира К2 в Каракоруме, и грозился в скором времени покорить зловещую гору-женщину Канченджангу в Гималаях. Но в тот момент его интересовало покорение совсем другой женщины – госпожи Донси.

На третий день, после отмены спектаклей театра, недовольная толпа хлынула в префектуру полиции Парижа и потребовала отыскать мошенницу и вернуть деньги за билеты.
В качестве пострадавших выступили также актрисы и работники театра, которые так и не получили обещанный гонорар.
С этого дня госпожа Донси исчезла и о её местонахождении ничего не известно до настоящего времени.
Последний раз её видели с мистером Кроули, из-за чего его даже подозревали в убийстве богемной дивы, но никаких улик или доказательств тому не было.
На следующий год Кроули женился Роуз Келли, сестре того самого художника, а в 1904 они отправляются в Египет.
Сам Кроули позднее рассказывал, что в Каире после магических ритуалов у Роуз были приступы бреда, во время которых она шептала Алистеру: «они ждут тебя». В конце концов, она привела мужа к древней погребальной стеле в музее Булак, которая значилась под инвентарным номером 666 – числом зверя.
После этого потустороннее существо, вселившееся в Роуз, три дня произносило Алистеру текст, который он записал в виде трёх глав.
Это была рукопись и о ней мало кто знал. Копии рукописи Кроули разослал близким и друзьям, а сам оригинал вскоре был потерян.
Кроули обнаружил оригинал своей рукописи лишь спустя несколько лет и в 1909 году, будучи в дурном настроении, решил опубликовать рукопись и покончить с ней навсегда, так как считал, что публикация тайных знаний уничтожает их важность.
Уничтожил ли Кроули потерянную рукопись, как грозился, нам неизвестно, но из того, что опубликовано, мы узнаём о Нюит, Королеве Космоса. Это владычица Звездного Неба, которая также является материей в ее глубочайшем метафизическом смысле. Она сама бесконечность, в которой все мы живем, движемся и существуем. Нюит это и есть наш пространственно-временной континуум. От её лица написана первая глава.
А ещё в рукописи есть Хадит, олицетворяющий вторую главу книги. Он – бесконечно сжатая точка, центральное ядро всего сущего. Проявленная Вселенная возникла в результате брака Нюит и Хадит, без этого ничего не могло бы быть. Этот вечный брачный пир является природой самих вещей, всё существующее является кристаллизацией их божественного экстаза.
Меня, как физика, впечатлили эти представления Кроули, ведь я увидел в них чёрную дыру Хадит, беспощадно пожирающего бесконечную материю Нюит, в процессе чего происходят чудовищные искажения времени и пространства.
А была ещё и третья глава, которую сам Кроули называл неоправданно жестокой.

Из Парижа в 1902 году театральная труппа возвращалась «кто как смог». Некоторые и вовсе остались во Франции.
Так театр «Сатурния» прекратил своё короткое существование.
Вновь о нём услышали лишь спустя десятилетие, когда появилась некая госпожа Фальекнхайм, заявившая, что сможет восстановить театр в его прежнем обличии и даже улучшит репертуар и стиль актёрской игры.
Актрисы из первого состава уже постарели и не надеялись попасть в новую труппу. Почти все они с той поры отошли от мира театра и занимались обычной работой или были домохозяйками.
Тем не менее, некоторые из старых актрис решили откликнуться на объявление о наборе труппы, чтобы помочь новой хозяйке советами по восстановлению театра. Каково же было их удивление, когда они увидели госпожу Фалькенхам. Перед ними предстала всё та же юная и завораживающая госпожа Донси.
На лицах старых актрис уже были морщины, их тела раздались вширь и утратили формы, а взгляд был потухший от жизненных невзгод. На их фоне Донси казалась бессмертной нестареющей девой, которой не коснулась «печать времени».
Никто не решился предъявить госпоже Фалькенхайм каких либо претензий. Некоторые посчитали её младшей сестрой госпожи Донси, которая в 1902 была ещё ребёнком, а потому какой с неё спрос. Другие же думали, что это сама госпожа Донси, но она является ведьмой, раз время над ней не властно. С ведьмой тоже никто не захотел иметь конфликта. На том дело и кончилось.
Но между Фелькенхайм и Донси было одно различие. Все знали, что госпожу Фалькенхайм зовут Дойна (она сама так представлялась), а какое имя было у госпожи Донси, не знал никто.


Действовать нужно было очень быстро, так как любое промедление могло привести к непоправимым и тотальным последствиям.
Сомерсет Моэм скоро прибудет в Петроград, и у меня совершенно не было времени на шпионские игры с Дойной.
Действовать нужно было быстро и напористо. Информацию о миссии Моэма нужно было получить срочно и любой ценой (даже ценой моего провала как агента разведки).

Дойна снимала всё те же помещения в Буде, но их хозяин уже был другой.
Я завалился в коморку Дойны и с ходу начал свою провокацию, зная её слабые места.
- Здравствуй, Дойна, давно не виделись.
- Здравствуйте, Дьёрдь, вы по делу?
- Ну, в общем, да. Смотрю, изречение Кроули о ведьмах по-прежнему висит у тебя на стене.
- Висит. А разве оно утратило актуальность?
- Нет, актуальность не утратило, но просто ты сейчас сама великая и можешь вывешивать на стенах собственные изречения.
- Дьёрдь, вы пришли меня позлить? Какая вам разница, что висит на стенах! Ваши примитивные представления о величии говорят о вашей глупости и ничтожности! Оставьте в покое и меня и Алика!
- Алика? Ты назвала его Аликом? Не сдержала эмоций и проговорилась?
- А вы что, специально выводите меня на эмоции? Вам это доставляет удовольствие? Тогда прочитайте, что написано на стене, чтобы потом не жалеть о последствиях!
- Так значит, ты с ним знакома?
- Конечно знакома! Мы занимаемся оккультными практиками и имеем связи на этой почве. И да, он злится, когда его называют Аликом. С тех пор, как он купил поместье в Шотландии он требует, чтобы его называли исключительно Алистер. Так на шотландском языке звучит его настоящее имя Александр.
- Ты не могла быть знакома с Кроули. Ты нигде не могла с ним пересекаться, а переписки у тебя с ним тоже нет, судя по данным разведки. Зачем ты мне врёшь?
- Хватит испытывать мою психику на прочность! То мы знакомы, то мы не знакомы… Вы уж определитесь, какой вариант хотите от меня услышать. Мне и без ваших глупостей хватает потрясений в жизни.
- В какой жизни? В той, или в этой?
- Дьёрдь, вы пьяны? Говорите, по какому делу пришли, или оставьте меня в покое. Не испытывайте моё терпение!
- Я хочу предложить сценарий для твоего нового спектакля.
- Я не нуждаюсь в вашей помощи и сама способна писать сценарии.
- Удели мне буквально пару минут, я дам пересказ сюжета.
- Ну, хорошо. Только излагайте кратко. Я выслушаю вас, а потом вы оставите меня, наконец, в покое.
- Некий Артур Бердон отправляется в Париж, чтобы повидаться со своей невестой Маргарет Донси. Там он знакомится с Оливером Хаддо, надменным типом, выдающим себя за чёрного мага. Хаддо соблазняет Донси и увозит её с собой. Позднее он убивает Донси ради «ритуала создания жизни», который приводит к возникновению отвратительных существ. Бердон и его престарелый наставник оккультист доктор Поро поднимают Донси из мёртвых, чтобы она поведала им, что с ней случилось…
- Стоп… стоп... стоп… стоп! Я не хочу это слушать! Это отвратительно! С чего вы решили, что я буду ставить Моэма в своём театре? Сомерсет напрочь лишён воображения и описывает лишь то, что видит. Даже доктора Поро он списал с доктора Моро, а мне нужен настоящий полёт фантазии. Ваша скороговорка в виде бездарного пересказа чужих текстов и вовсе режет мне уши. К тому же, у меня в театре только женщины, и я по определению не смогу поставить «Мага» на сцене своего театра.
- Это не беда. На роль Артура Бердона мы пригласим самого Моэма, на роль мага Оливера Хаддо, пригласим Алистера Кроули, на роль престарелого оккультиста Поро пригласим старика Алайоша из Ньирбатора – это ведь он оживил тебя после убийства? Ну а на роль Донси мы пригласим, конечно же …
- Хватит! Убирайтесь! Я не Донси!
- Ты Донси! Сама же сказала, что Моэм лишён воображения и лишь слегка приукрашивает то, что видел или слышал. Признайся, в романе «Маг» Моэм описал то, что случилось с тобой в Париже в 1902 году.
- Вы с ума сошли! Посчитайте, сколько мне было тогда лет.
- А сколько тебе сейчас? Ты ведь скрываешь свой возраст.
- А так по внешности разве не видно? Я в те годы была ребёнком!
- Ты не человек и не можешь стареть. Ты воплощение Нюит, Королевы Космоса. Ты можешь являться в разных обличьях и разных возрастах. А Кроули это воплощение Хадита, бесконечно сжатой точки и центра притяжения, который затягивает и пожирает всё вокруг.
- О боги… какой бред… Вы и Моэма пересказать не можете и Кроули интерпретируете как невежда. Вы вообще хоть читали то, что берётесь пересказывать или интерпретировать? И этот недалёкий человек надеялся связать со мной жизнь!
- Дойна, поверь, мне некогда сейчас читать романы и изучать основы оккультизма. Моэм уже почти в Петрограде и я должен знать, что он там замышляет. Ещё вчера ты признавалась мне, что вселилась в малолетнюю Эрику, а сейчас отрицаешь то, что создала собственный театр «Сатурния» скрываясь под фамилией Донси. Это глупо! Я отыскал одну из актрис из первого состава, и она утверждает, что ты похожа на Донси как сестра близнец.
- Пусть будет так. Мне надоело уверять вас, что я не она. В конце концов, что вы сделаете? Выдадите меня полиции? Экстрадируете во Францию для погашения долгов перед обманутыми зрителями? Давайте… Над вами будет потешаться всё полицейское управление. Я устала… Что вам от меня нужно?
- Помоги мне найти хоть какие то зацепки. Что связывает Кроули и Моэма? Почему ровно 20 лет назад Кроули отправился в Санкт-Петербург изучать русский язык, а сейчас туда же направляется Моэм?
- Ничего их не связывает. Пара коротких встреч в Париже и ложное отрицательное представление Моэма об Алистере. Ну да, была у них какая-то стычка, не знаю на какой почве.
- А разве они не тебя делили?
- Ну вот ещё… Кто ж их разберёт, бисексуалов, что они там делили. Я здесь точно не при чём.
- Тогда почему ты оказалась в центре романа? Тебя точно никто не убивал и не воскрешал?
- Дьёрдь! Прекратите уже это, иначе я выставлю вас за дверь! Мне неприятно слушать ваши бредни о смерти и воскрешении.
- Это бредни Моэма.
- Не было у него воскрешения! Они там дух вызывали.
- Значит ты дух?
- Послушайте, Дьёрдь, всё гораздо проще. Сомерсету не понравилось заносчивое поведение Алистера и он решил ему насолить, создав отрицательный образ в романе. Я ему, видимо, тоже не очень понравилась, раз он так меня выставил и в итоге умертвил. Я вообще не хочу говорить об этом. Мне неприятно, когда меня полощут на всеобщем обозрении, пусть даже и через образ в романе.
- Вот посмотри, это «Маг» Моэма, первое издание 1908 года, а это «Книга закона» Кроули, первое издание 1909 года. Кроули у Моэма фигурирует под фамилией Хаддо, что очень созвучно с Хадитом из «Книги закона». Про Хадита написано: «Я - тайный Змей, свернувшийся кольцом перед прыжком», а на обложке «Мага» красуется кольцо из двух змей. Странно, что всё это есть у Моэма за год до издания «Книги закона», ведь кроме друзей рукопись Кроули никому не показывал. Выходит, что у Моэма и Кроули есть более существенная связь, чем та, о которой ты говорила. Моэм в курсе всего.
- Я ничего не знаю. И вообще, причём здесь я? Моя встреча с Моэмом и Кроули была скоротечной и я абсолютно не осведомлена об их современных делах. И уж тем более я не имею отношения к шпионским играм ваших разведок. Мне это не интересно. Я, конечно, могу раздобыть для вас информацию через магические обряды, но это потребует вложений.
- Спасибо, ты мне уже предсказала Зверя Трансильвании и теперь я не знаю, куда пристроить эту особо ценную информацию.
- Зря вы так иронизируете, Дьёрдь. Возможно, прямо сейчас Моэм и Зверь несутся в столицы наперегонки. Кто опередит – тот и победит. Вы на какую лошадь поставите?

По хитрой ухмылке Дойны я понял, что она надо мной издевается.
Не прощаясь, я вышел из её коморки с тягостными размышлениями.
Дойна не просто не любит меня, она меня презирает. Я для неё пустой ничтожный человек, который годен лишь для выгодного использования. Она смеётся надо мной, а мои страдания и моё внимание к ней вызывают лишь приступы раздражения и гнева.
Та Дойна, которую я любил, тает на глазах, а эта стерва из театра кричит мне в лицо: «Я не она! Я не Она!»

Венгрия, вот всё что у меня осталось в этом мире, но я чувствую её скорую гибель и ничем не могу помочь в силу своей недалёкости и слабости.
В минуты уныния и разочарования я отправляюсь на Балатон, в самое сердце Венгрии. Если Венгрия Нюит, то Балатон её Хадит. Плеск его вод всегда успокаивал и умиротворял меня, давал новую энергию и надежду на будущее.
В этот раз всё было иначе. Чёрные мысли тянули меня к другому озеру. После долгой дороги я оказался не у огромного мелководного Балатона, а у Хевиза, адского бездонного озера-колодца в кратере потухшего вулкана. Балатон был в двух шагах, но меня тянуло именно сюда.
Я взошёл на пирс и стал всматриваться в глубокую тьму озера, которое обдавало моё лицо термальным жаром.
Мне начало казаться, что границы Венгрии сжимаются, а сама страна превращается в пыточную камеру из рассказа Эдгара По. Границы страны как стены продолжали сдвигаться, уменьшая пространство и подталкивая меня к узкой горловине бездонного колодца Хевиза. Падение в колодец стало неизбежным…
Я захлёбывался, но неведомая сила тянула меня на дно. Мимо проплывали пузырьки воздуха и непонятные ошмётки. Мне даже показалось, что я вижу рыб.
Никакая жизнь у меня перед глазами не пролетала, как будто жизни и не было вовсе. Всё было медленно уныло и скучно…
Но вдруг неожиданно перед глазами я увидел костлявую руку, которая крепко ухватила меня за ворот и резко дёрнула вверх.
Больше я ничего не помнил.
Очнулся я уже мокрый на пирсе. Людей на удивление не было, а надо мной склонилась огромная старуха ужасающей наружности. От неё-то я и услышал знакомую уже фразу:
- Дойна должна быть погребена… Похорони свою Дойну, или она похоронит тебя…
- Сгинь, ведьма! Я не могу похоронить живого человека!
- Твоя Дойна не живая и она не человек.

[Сообщение изменено пользователем 07.02.2024 22:21]

Порой душеспасительнее читать, чем писать.

Итак, колодец был. Была и рука, которая спасла меня и призывала похоронить Дойну. Предсказание Дойны начало сбываться, оставалось только найти крыс «для полного счастья».
Все последующие дни эти крысы не давали мне покоя. Я уже видел, как алчущие пасти этих мелких зверьков перегрызают путы, смазанные жиром, спасая Венгрию от удара маятника войны.
Я ухватился за крыс как за последнюю соломинку и с этими мыслями вновь пришёл к Дойне:
- Дойна, я прислушался к твоему совету и решил обратить внимание на крыс.
- На каких ещё крыс? Что с вами?
- Колодец, маятник, крысы… Через колодец я уже прошёл.
- Ах, вы об этом… Мне очень жаль, Дьёрдь, но я к этому отношения не имею. Я не подталкивала вас к самоубийству.
- Нет, я тебя не обвиняю. Я сам сглупил. Не знаю, что на меня нашло. Это был Хевиз. Тот самый колодец.
- Колодец может быть любым. Вас спасла рука?
- Да. Это была рука огромной мерзкой ведьмы. Ты не представляешь, какая она была страшная!
- Это не ведьма. Это ваш внутренний голос, которого вы так боитесь.
- Внутренний голос? Ты хочешь сказать, что у меня галлюцинации? А из жаркой пучины Хевиза меня тоже галлюцинации вытащили?
- Ваш внутренний голос, это и есть та самая спасительная рука.
- Чего же нужно этой противной огромной старухе? Ну, спасла, а дальше что? Чего она от меня ещё хочет?
- Но ведь она сказала, чего хочет.
- Сказала. Но это же бред! Она хочет, чтобы я тебя убил!
- Нет, не убил, а похоронил. И не меня, а другую, ту, которая для вас опасна. Внутренний голос врать не будет, прислушайтесь к нему.
- Я гляжу, ты осведомлена. Телепатия?
- А вы сомневались в моих способностях?
- Убить, похоронить, какая разница?
- Разница есть. Не всё можно убить. К примеру, нельзя убить любовь, это не в ваших силах, но похоронить её можно. Похоронить, накрыв покрывалом земли и слоем прелой листвы, чтобы из глубин сознания не слышать криков несчастной любви. Чтобы она не могла вырваться из своей гробницы и оглушить вас криками сирены, криками от которых сходишь с ума и готов наложить на себя руки.
- Дойна! Что такое говоришь!? Я ушам своим не верю! Ты согласна, чтобы я тебя похоронил?!
- Вот ещё! Только попробуйте! Вам что сказала старуха из вашего видения?
- Она велела мне похоронить свою Дойну, пока Дойна не похоронила меня.
- Ну, а с чего вы взяли, что я та самая Дойна?
- Старуха ясно сказала: «свою Дойну», а не какую-то там не известную мне. Среди моих знакомых других Дойн нет.
- Во-первых, я не ваша и вашей не буду никогда и ни при каких условиях! Я неоднократно говорила вам об этом. Неужели так трудно запомнить это и уже смириться с реальностью? А во-вторых, есть другая Дойна, которая именно ваша. Да, она очень похожа на меня и тому есть причина, но я не она! Смотрите на мои губы и запоминайте: я не она!
- Я не могу смотреть на твои губы и что-то там запоминать. Я схожу с ума не только от твоих губ, а от одной лишь мысли о них. И это касается не только губ. И даже если бы ты была абсолютно бестелесной и невидимой это ничего бы не изменило.
- Прекратите, Дьёрдь, прекратите! Любите свою бестелесную эту, а ко мне не лезьте! Я не она!
- А какая она, которая моя? Где она? Как я могу отличить её от тебя?
- Она создана по образу и подобию моему, и отличить её вы не способны. Вы ослеплены и оглушены чувствами. Лишь похоронив её, вы поймёте, где была копия, а где оригинал. Только не перепутайте!

Мне опять начало казаться, что Дойна дурит меня. С её слов выходило, что точное описание псевдо-Дойны, которую я должен похоронить, содержится в моей утраченной рукописи. Лишь найдя рукопись, я смогу отличить копию от оригинала и похоронить именно ту Дойну, которую нужно. В противном случае цена ошибки будет слишком высока.
Дойна также уверяла, что это именно я несу ответственность за сходство копии и оригинала, а всё из-за того, что я чувствую тонкие миры. Именно через тонкие миры во время написания рукописи я увидел образ настоящей Дойны, с которой встретился лишь в будущем через несколько лет. Именно её черты в рукописи я приписал поддельной Дойне, которая теперь угрожает моему существованию.

Что ж, мне, конечно же, лестно было слышать о каких-то там необычных способностях, которые якобы у меня есть, но я ей не верил. Я знаю все приёмы мошенников. Они всегда играют на пороках жертвы. Жадным людям они обещают легких богатств, слабых пугают, а потом обещают избавление от страхов, к тщеславным они заходят через лесть.
Мошеннические навыки Дойны были бессильны против меня, но я видел её реальные способности и умение определять будущее, в чём уже неоднократно убеждался. Даже я, учёный физик, поверил в паутину мироздания, по которой Дойна путешествует, меняя ход истории.
Самое страшное, что она могла попасть в разные миры, в которых одни и те же люди были совершенно разными. Я тоже был разным в тех мирах, в которых она успела побывать, а в мирах далеко отстоящих от нынешнего, меня и вовсе не было. Она же была всегда и везде и она была самой собой.

Кто был я для неё – просто декорация к событиям. Декорация всегда разная и не везде присутствующая. Можно ли полюбить декорацию?
Кто была она для меня – вечная и вездесущая прекрасная дева, владычица миров. Возможно ли в такую не влюбиться? Возможно ли такую разлюбить?
Она одна среди бесконечно сменяемых декораций, заключённых строго в рамках своих миров. Она одна в бесконечном лабиринте из комнат с разной мебелью и декором стен. В этих комнатах находятся люди, больше похожие на манекены. В соседних комнатах одни и те же манекены, но в разных одеждах.
Владычица мёртвых миров. Владычица бескрайнего Ада. Её бесконечная грусть была вполне объяснима. Её страх был тоже понятен, ведь в лабиринтах паутины может скрываться кто-то ещё, кроме неё. Тот, кто когда-то уже нанёс ей смертельный укус.

Но вернёмся к нашим крысам.
Дойна прочитала мне целую лекцию про крыс и предупредила, что их использование грозит большими напастями. Вот её предостережение, которое я запомнил почти дословно:
«Крысы – порождения тёмных Сил, их самых низменных представителей. Крысы умны, хитры и коварны, но в их среде ценится взаимовыручка.
Стоит подбросить крыс врагу, и они начинают плодиться в подвалах его дома с невероятной скоростью. Полчища крыс распространяются по всем его комнатам, пожирая всё на своём пути. Они доходят до чердака, вгрызаются в сам фундамент и здание начинает трещать.
Крысы могут обрушить целое государство, действуя по принципам вампиров. Крысой может стать любой гражданин, стоит лишь получить укус ненависти и влиться в стаю, жаждущую крови. Не важно, хороший ты или плохой, после укуса все становятся воинами крови. Умные, хитрые, рассудительные превращаются в вожаков, а нищая, жадная, завистливая чернь становится боевой массой, сметающей всё на своём пути.
Крысы убивают всех, кто отличается от них. Загрызают кошек и собак, а мышей и вовсе истребляют тысячами.
Мыши – основное население дома. «Счастье мышей» - главный лозунг нашествия крыс.
Не бойтесь! – кричат крысы. Вас много! – кричат крысы. Вы мыши, хозяева этого дома! – кричат крысы. Мышь, это звучит гордо! – кричат крысы. И мыши выходят и поддерживают крыс, а потом начинается резня и потоки крови.
Грызуны уничтожают запасы продовольствия, и воцаряется голод. Они начинают пожирать обойный клей, кожу с диванов, лак с паркета, и в доме воцаряется разруха. Они поедают восковые свечи, и в доме воцаряется мрак. В доме остаются лишь мыши, крысы, разруха и смерть. Вожаки крыс грызутся между собой, и лишь некоторым из них удаётся победить болезнь и вернуться в человеческое обличье.
На входе в дом лежат обглоданные кости сторожевых псов, и некому охранять жилище. В него входят соседские псы и просто грабители с улицы. Они тащат остатки былой роскоши и тут же подхватывают заразу. Имя этой заразы – Красная Смерть.
Крысы и мыши это источники заразы. Хвостатым становится тесно в своей обители, и они растекаются по всему миру. Горе соседним домам – они погибают первыми. Каким бы ни был богатым и надёжным твой дом, как бы сильно он не охранялся по периметру – хвостатые всегда найдут лазейку и проникнут в твой подвал.
Ни одна эпидемия еще не была столь ужасной и губительной. Кровь станет ее гербом и печатью – жуткий багрянец крови!
Теперь уже никто не усомнится, что это Красная Смерть. Она прокрадётся, как тать в ночи. Один за другим будут падать бражники в забрызганных кровью залах и с последним из них угаснет жизнь эбеновых часов, потухнет пламя в жаровнях, и над всем безраздельно воцарятся Мрак, Гибель и Красная смерть.
Борьба с эпидемией не сулит ничего хорошего. У борцов с крысами есть одно лишь средство – яд. Но крысы устойчивы к ядам. Яд следует рассыпать толстым слоем везде. Нельзя отравить крыс не истребив всего живого. Чтобы отравленные крысы и мыши не ожили вновь их нужно сжигать в печах, и тогда чёрный дым заполонит всю землю. На смену Красной Смерти придёт Чёрная Смерть и упаси вас Боги видеть в них туберкулёз и чуму.»

Туманное предостережение Дойны произвело на меня впечатление, чему немало способствовали вкрапления из Эдгара Алана По, которого Дойна казалось знала наизусть. Тем не менее, смысл её пророчеств ускользал от моего мозга, цепко хватающегося за реальность. Я не понимал как страшные сказки Дойны «о двух видах смерти» увязаны с реальными событиями жизни. Мне нужна была трактовка.
- Дойна, картина твоего воображения красочная и пугающая, но как соразмерить её с реальностью?
- Это не картина воображения. Это и есть реальность, которую вы вольны выбрать взамен существующей.
-Если врагу «подкинуть крыс», в его стране произойдёт всё то, что ты описала?
- Да.
- И враг проиграет войну?
- Вероятность того очень высока, но не забывайте и об обратной стороне медали. Последствия будут ужасны для всех. Сея заразу, бойся сам её подхватить. Травя крыс, бойся отравить всю землю и самого себя.
- Ладно, я понял. Моя цель – поражение России, можешь её достичь?
- Только через крыс.
- Что нужно сделать?
- Вы согласны попасть в мир крыс?
- Согласен.
- В том мире, где есть крысы и поражение России, вы тоже есть. Вернее это не вы, а ваша копия. Для вас единственный способ очутиться в том мире – обмен душами с вашей копией. До марта 1917 вы с копией неразличимы, а далее ваши пути разошлись. Вам будет недоступна любая информация того мира с марта по август сего года, так что не пугайтесь, не удивляйтесь и старайтесь не подавать виду. Ваша копия попадёт в наш мир вместо вас.
- Хороший способ. Я согласен.
- А судьба вашей копии в текущем мире вас не беспокоит? Это ведь тоже как бы вы. Это вариант вас. С такой же душой и чувствами. С такой же судьбой и теми же родителями. С отличиями от вас всего лишь в пять месяцев.
- Мне плевать на него! Он не я! С ним я никак не пересекаюсь, и знать его не знаю.
- Вот вы как заговорили… Когда я говорила вам, что я не она, вы этому не верили. Между прочим, ваша копия знакома и со мной и с той бестелесной тоже. Ваша копия страдает не меньше вас.
- Ну, тем более. Раз он там страдает, то пусть переселяется сюда, возможно ему тут будет лучше.
- Хорошо, но знайте, я всего лишь инструмент. Я ни за что не отвечаю. Весь груз ответственности лежит исключительно на вас, Дьёрдь. Все последствия будут тяготить только вас. Я чиста.
- Для меня ты всегда чиста. Как ангел. Как совершенство.
- Дьёрдь, ну хватит уже. Я устала слышать подобные речи от своих поклонников. Избавьте меня от всего этого. Давайте лучше перейдём к делу. Я должна вернуться в март 1917 и сделать правильное раздвоение вашей души на развилке судьбы. Ваша душа будет направлена в мир крыс, приняв то решение, которое ведёт именно туда. В наш мир попадёт ваша копия, которая окажется принимать это решение.
- И какое же решение я должен был принять в марте 1917?
- Вы уже и не помните? Ах, Дьёрдь, Дьёрдь…, вот так вы относитесь к моим словам – пропускаете их мимо ушей.
- Да что ты такое говоришь. Я ловлю каждое твоё слово, любую интонацию, выражение глаз, изгиб бровей, движения губ…
- Понятно… Вы не помните мои рассуждения о том, что при любом правительстве должны быть и наверняка есть люди, владеющие магией? Те люди, которые позволяют принимать верные решения и направлять историю в нужное русло? Вы слышали, что я мечтаю попасть в эти круги чтобы посредством магии править миром?
- Слышал, но я думал, что ты так шутишь.
- Как же, больно мне надо шутить. Вот так вы меня на самом деле «понимаете» и воспринимаете.
- Зачем тебе нужны эти земные игры, когда тебе доступно всё мироздание?
- Мне скучно, Дьёрдь! Мне нужны эти игры! Они хоть немного дают мне забыться и отойти от тяжелых мыслей.
- Какова цена всего этого и что я должен делать?
- Цена высока. Тридцать миллионов золотых марок, не меньше. Делать ничего не нужно, достаточно вашего согласия.
- Сколько?! Ты с ума сошла! У меня нет таких денег! Даже у британской королевы столько нет, наверно! Неужели твои крысы столько жрут?! Сколько это в кронах?
- Пересчитывать в кроны нужды нет, разве что в рубли. Я ведь не прошу у вас эти деньги. Деньги придут сами, если вы дадите согласие на перемену душ.
- Я согласен.

Для возврата в прошлое Дойне потребовалось провести ночной обряд на кладбище Керепеши. Я, конечно же, набивался ей в сопровождающие, так как ночью на кладбище небезопасно. Это кладбище огромно и там может скрываться всякий сброд, прячущийся от мобилизации, или просто разыскиваемые преступники и бродяги не желающие покидать Будапешт, но не имеющие здесь приюта. Летом это огромное кладбище становится их домом и ночлегом, из которого днём они выходят в город и промышляют там. Ночью же им легко скрыться в потаённых уголках этой огромной усыпальницы мёртвых.
Напрашиваясь в сопровождающие, я хотел уберечь Дойну именно от этой двуногой опасности, которая не будет разбирать, волшебница ты, или простолюдинка, но Дойна пришла от этого в бешенство. Она кричала, что ей до чёртиков надоели доброжелатели, советующие брать в ночные походы по кладбищу друга, маму, собаку или бодигарда. Она уверяла, что у неё полно сопровождающих, они встретят её прямо там, помогут и проводят куда надо. Это вызвало у меня некоторые подозрения и я, вопреки возражениям Дойны, тайно направился вслед за ней в кладбищенскую тьму.
Нет ничего глупее, чем устраивать ночную слежку за Дойной. Она видит в темноте как кошка, а я как слепой котёнок теряюсь даже при свете луны. Конечно же, я сразу потерял её из виду и блуждал среди деревьев и надгробий тщетно пытаясь найти её. Мои надежды на то, что она скинет свой плотный тёмный балахон, не оправдались – она этого вероятно не сделала. По крайней мере, нигде вокруг я не видел силуэта сияющей девы. Но кладбище огромно и она могла быть далеко от меня. И тогда я решил пойти к мавзолеям и усыпальницам, на пути к которым меня встретил смертельный ужас…
Первой навстречу мне вышла странная девушка со скрипкой. Она умоляла совершить обряд, избавляющий её от ночных страданий. Она шептала, что не умерла, но засыпая каждую ночь, оказывается у могилы дирижёра не в силах найти дорогу домой. Утром при пробуждении она вновь оказывается в своей постели разбитая и измотанная. Она уверяла, что понесла незаслуженное наказание, а инсульт дирижёра с ней никак не связан.
Пытаясь отвязаться от назойливой скрипачки, я пошёл прочь, и видимо перешёл некую границу, вырваться за пределы которой скрипачка была не в силах. Это не принесло мне одиночества. Уже вскоре на пути мне встретились надгробия со стелами и бюстами мужчин, подле которых были полупрозрачные силуэты женщин. Одна упёрлась в стелу лбом, рыдая и вздрагивая, другая страдальчески лежала у подножия надгробия, прижавшись к стеле головой. Судя по виду, эти, в отличие от скрипачки, уже умерли.
Я боялся пошевелиться, чтобы полупрозрачные женщины не заметили и не обернулись. Ужас парализовал меня! Боковым зрением я увидел такие же полупрозрачные силуэты, приближавшиеся ко мне со всех сторон. Справа ко мне шёл мужчина в римских одеждах, а рядом с ним плавно ступала по траве такая же призрачная львица. Слева ко мне двигалась девушка с букетом. Сзади под деревом раздавался храп призрачного мужчины, который прилёг на камень и уснул.
Духи окружали меня, звали за собой, и никакая научная картина мира не помогала мне выйти из оцепенения ужаса. Сердце покрывалось коркой льда, мешавшей ему биться, а грудь, казалось, окутывали лианы не дававшие сделать и вдоха. Духи уносили меня в глубину кладбища к колодцу мертвецов, уверяя, что озеро Хевиз совсем не то место, а теперь всё получится…

В себя я пришёл уже в Вене, в штаб-квартире Эвиденцбюро. Страшно хотелось пить, а в это время начальственный голос выговаривал мне за все мои проступки и провалы. Как оказалось, меня обнаружили на кладбище утром в непотребном состоянии. Я был настолько пьян, что в Вену из Пешта меня перевозили в полном бесчувствии.
На меня сразу же посыпались обвинения в провале операции. Я узнал, что Дойна улизнула из Пешта и пытается бежать. В настоящее время наши агенты пасут её в Пресбурге. Кроме того, немецкие коллеги очень недовольны и опасаются потерять все вложенные деньги. Они подозревают, что добрая половина ассигнований оседает на тайных счетах Израиля Гельфанда, а к его сподручным, Моисею Урицкому и Якову Фюрстенбергу, нет никакого доверия. Есть сведения, что наличность, снимаемая в России Евгенией Суменсон со счетов «передаточной фирмы» «Фабиан Клингслянд» частично теряется непонятно где, а не идёт на дело. От меня требовали закончить с Дойной, разобраться куда она направляется, а потом лично ехать в Стокгольм, чтобы опекать Зобельзона и быть в курсе всех дел.
Я понятия не имел, кто все эти люди! Я знать не знал об этой операции! Но я помнил предупреждение Дойны: не пугаться, не удивляться, не подавать виду. Сославшись на частичную потерю памяти после отравления алкоголем, я попросил дать мне пару часов и материалы дела, чтобы хоть немного освежить память. Начальство ничего не заподозрило, поэтому для меня сделали снисхождение.

Там было такое в этом деле! Оказалось, что ещё в марте я притащил прямо в Эвиденцбюро Дойну и Шейву, которые изъявили готовность к сотрудничеству. Шейва Шпильрейн была знакома со всей этой братией в Швейцарии, а так же лично со Львом Бронштейном. Она обещала помощь в организации и связях. Дойна Иреску бралась за организацию и контроль финансовых потоков через Израиля Гельфанда.
Революционеры были переправлены из нейтральной Швейцарии в нейтральную Швецию на поезде через всю Германию, а потом на пароходе «Королева Виктория» до Стокгольма. Далее они уже без труда добрались до Петрограда.
Претензии были к обеим дамам, а значит и ко мне.
Шейву обвинили в плохой конспирации. Нет, сама она абсолютно нигде не засветилась, но организованное тайное мероприятие вскрылось уже в самом начале. Прямо на вокзале в Цюрихе во время отправки поезда собралась заметная толпа. Патриотически настроенные российские эмигранты выкрикивали в адрес отъезжавшим обвинения в национальном предательстве и предсказывали, что все они будут повешены в России как еврейские провокаторы. Сами же отъезжавшие вместо того чтобы схорониться пели «Интернационал» и «Марсельезу».
К Дойне претензий было ещё больше. Немецкие службы имели отчёты не более чем по трети выделяемых средств. Остальные деньги просто исчезали на разных этапах в неизвестных направлениях и растворялись непонятно где. В то же время подопечный Дойны, Израиль Лазаревич Гельфанд, чувствовал себя в финансовом плане всё лучше и лучше.
Система финансовой конспирации, разработанная Дойной, выглядела как детский лепет со всеми этими «карандашами» и «телеграммами». Русские перехватывали послания с текстами типа: «пусть Володя телеграфирует прислать ли и в каком размере телеграммы для Правды» и всё понимали, что это означает, особенно после ответного «Телеграммы получены. Спасибо, продолжайте».
От Дойны требовали отчётность о расходовании средств, но она лишь разводила руками. Гельфанд в ответ на претензии жаловался на низовой уровень и агентов на местах. Так он писал, что московский резидент Розенблитт непонятно сколько «получил оригинала карандашей, какое количество продал», «безобразие, не присылает никакого отчёта куда перевёл деньги». Розенблитт со своей стороны отвечал: «Продал 250 карандашей, 37 ящиков и фрахт на 26». Гельфанд вообще предпочитал открещиваться от всего, сам себя называл маленьким человеком и даже подписывался как Парвус, что в переводе с немецкого означает маленький. На самом же деле он был огромен и даже имел прозвище «доктор слон».
Дойне простили бы утечку столь колоссальных средств, если бы был результат, но результата не было.
Я читал материалы дела и в моей голове как назойливые мухи мелькали все эти Абрамовичи, Гоберманы и Айзенбунды, но больше всего меня поразила фамилия Иреску, которая контрастировала на фоне всего этого хоровода. А ведь я поверил в её оправдания по поводу спасения румынских дивизий отрезанных в Карпатах! Так вот она какая! Так вот она кто!

Я не знал словацкого, поэтому в поездке в Пресбург меня сопровождал наш агент знающий язык. Дорога была короткой, благо от Вены до Пресбурга всего 30 миль. Преодолеть это расстояние на выданном нам автомобиле было сплошным удовольствием. Дойну в отеле мы уже не застали, она уехала в Чахтице. Услышав об этом, я понял – никакое бегство она не планирует.
В Чахтице мы прибыли уже ночью. Я знал, что Дойна никуда от нас не денется, а потому не торопился с поисками, спокойно устроившись на ночлег. Хозяин маленькой гостиницы как то странно на меня косился, но ничего не сказал.
На следующий день с утра я в одиночестве направился в разрушенный Чахтицкий замок, где по моему разумению и должен был встретить Дойну. Забравшись на холм, я обнаружил, что развалины совершенно пусты. Здесь не было ни одной души.
Замок стал последней тюрьмой Елизаветы Батори и я рассчитывал, что Дойна, отождествлявшая себя с ней, придёт именно сюда, но её здесь не было.
Я уже начал спускаться вниз, как вдруг увидел моего сопровождающего, взбегающего на холм. Отдышавшись, он рассказал, что весь городок бурлит, и люди стекаются к церкви, где замечена кровавая графиня. Они считают, что она пришла в поисках места своего захоронения и хочет осуществить колдовской обряд. Я понял, что нужно бежать туда. Благо, к подножию холма мой сопровождающий приехал на автомобиле.
В церкви толпа уже окружила Дойну. Разъярённые люди кричали, что ведьму нужно сжечь, чтобы она вновь не сошла на их землю. Дойна просто стояла молча, опустив глаза в пол.
Я не владел словацким, поэтому поручил своему сопровождающему пробиться сквозь толпу. Он должен был объяснить людям, что перед ними никакая не графиня, а всего лишь актриса, иногда играющая её роль. Это не помогло. Люди прекрасно знали Дойну Фалькенхайм с афиш театра Сатурния. Кто-то привёз такую афишу из Вены, где театр когда-то гастролировал. С тех пор народ Чахтице поклялся, что её нога никогда ступит на их землю и уж тем более не преступит порог церкви. Тёмный народ решил, что Дойна и есть нынешнее воплощение графини Батори. По афише её и опознали.
Когда ситуация накалилась и толпа ринулась вершить самосуд, мне пришлось броситься на защиту Дойны. Я понимал, что толпу уже не остановить и мне тоже придёт конец, но выбора у меня не было. Жить без Дойны я уже не мог, будь она хоть трижды румынка, мошенница и предательница.
Неожиданно толпа передо мной начала расступаться. Я увидел изумлённые взгляды и выпученные от страха и удивления глаза. В толпе послышался шепот: «Князь Трансильвании! Князь Трансильвании!».
Пользуясь замешательством, я выдернул Дойну из толпы. Мы выскочили из церкви и бросились к автомобилю, который тарахтел в ожидании нас. Следом за нами за руль прыгнул и мой сопровождающий. Опомнившаяся толпа устремилась за нами, но было уже поздно. Мы тронулись и помчались обратно, в Вену.
Дойна всю дорогу молчала, пока мы не остановились в Пресбуге, где у нас закончилось топливо. Дойна наконец отошла от оцепенения и страха, заметно повеселев.
- Дьёрдь, как вам кажется, Пресбург выглядит смешным и не настоящим? – с улыбкой спросила она.
- Ну почему же? Вполне себе серьёзный и величественный город. Особенно крепость Град, где короновались короли Венгрии и хранились все коронационные регалии.
- Тогда почему русский царь, Пётр Великий, назвал Пресбургом крепость для потешных войск?
- Я не знаю. Судя по датам, наш Пресбург он посетил уже после того, как построил свой. Лучше ты объясни, о каком князе шепталась толпа.
- Вы видели развалины на холме?
- Конечно. Я там был. Все знают, что этот замок последний приют и тюрьма Елизаветы Батори.
- А знаете, кто разрушил эту тюрьму? Замок разрушил последний князь Трансильвании Ференц II Ракоци. Местные жители прекрасно помнят свою историю, а портрет последнего князя видел каждый из них.
- А я тут при чём? Они шарахались от меня как от чёрта, шепча про какого-то князя!
- Про того самого князя. Ваша семья, Дьёрдь, похоже, не обманывала вас о ваших предках. Вы похожи на Ференца Ракоци как две капли воды, а Дьёрдь Ракоци, в честь которого вас назвали, приходится ему дедом.
- Удивительно…
- Вы ещё больше удивитесь, если узнаете, кем была бабка Ференца Ракоци. Она моя сестра, София Батори! Ну что, внучатый племянник, у вас ещё есть желание связать свою жизнь с бабушкиной сестрой?
Дойну обуял безудержный истерический смех. Она смеялась без умолку и не могла остановиться…
- Так ты и вправду Елизавета Батори?!
- Нет, конечно! Так ведь и вы не последний князь Трансильвании, хоть и похожи на него.
- Тогда что потянуло тебя в Чахтице?
- Обряд… Мне необходимо было сделать обряд… Именно там… Именно в этой церкви… Не спрашивайте почему именно там – долго объяснять. Жаль, что мне это так и не удалось. В любом случае, вы подоспели вовремя. Спасибо вам.
Лицо Дойны становилось серьёзным.
- Дойна, насколько я понимаю, это очень важный обряд?
- Да. Но сейчас всё… Время упущено, уже ничего не сделать. Очень печально, но Зверь Трансильвании теперь превратится в предводителя крыс. Мне очень жаль. Простите. Я пыталась предотвратить это…

Я был раздосадован после того как узнал настоящую фамилию Дойны, но понял, что её земное происхождение не имеет никакого значения. В разных мирах она может иметь разную родину, а границы стран и народов для неё не существуют. Видимо оказаться в «мире крыс» можно было только под такой фамилией, а театр в этом деле был мистическим проводником.
И пусть куманская ведьма превратилась в ведьму румынскую, я решил не задавать ей лишних вопросов. Я даже не спрашивал, кто подарил ей православный крестик, который я находил в её вещах перед прошлогодним походом в Карпаты. Я просто начал плыть по течению и стал наблюдать за ней.

Наблюдение за Дойной само по себе доставляло неописуемое удовольствие. Оно позволяло достигать полного отрешения от мира и растворяться в прекрасной, непостижимой и могущественной сущности.
Теперь уже Дойна не могла противиться моему постоянному присутствию, так как мы с ней работали как единая агентурная ячейка, целью которой было внутреннее разрушение России.

На самом деле я вовсе не желал беды России и её народу, просто так сложилось, что разрушение России было единственным шансом спасти Австро-Венгрию от поражения.
Дойну, скорее всего, не волновала, ни Россия, ни Австро-Венгрия. Она решала собственные задачи. Деньги были её топливом для колдовства и перемещений во времени. В удачном исходе мероприятия она определённо была заинтересована, так как в случае победы смуты в России, поток денег на деструктивные процессы мог бы увеличиться. А она буквально сидела на этом потоке и все закрывали на это глаза. Все ведь понимали, что Изя Гельфанд это лишь пешка в её руках.

В новом для меня «мире крыс» воистину творились чудеса. Как я уже писал, мистическим проводником был театр. Экспансия Дойны Иреску из Пешта в Петроград прошла по накатанным театральным рельсам. До неё аналогичную экспансию совершила Сильва Вареску. Так Королева темноты шла след в след за Королевой чардаша.
Всё было как в культе вуду, где воздействие на человека переносится с имитационной куклы, но схема была иной. Между Дойной Иреску и Сильвой Вареску существовала симпатическая магия, основанная на сходстве. Сходство было не только в звучании фамилий и происхождении. Обе были «королевами» и ведущими актрисами. Обе обладали чистым сопрано и ослепительной красотой. Обе покоряли публику и вертели князьями, графьями и сильными мира сего.
Но отличие всё же было. Если Дойна живой человек, то Сильва была лишь театральным персонажем, плодом воображения Кальмана и его соавторов либреттистов. Хотя о чём я… Уж если так, то Дойна и сама больше походила на театральную героиню, чем на реального человека.

В этом «мире крыс» творилось нечто невообразимое. От других людей я узнал, что уже почти два года «Королева чардаша» с триумфом и неизменным аншлагом идёт в Вене и Будапеште.
Несмотря на войну, тысячи людей приходят в театр на оперетту, чтобы вновь встретиться с любимой Сильвой Вареску, рождённой по легенде в Трансильвании и ставшей звездой варьете.
И ладно бы 1915 год, но то же обожание продолжалось и во второй половине 1916 года, когда Румыния уже напала на нашу страну! Какого чёрта?! Почему после вторжения румын народ восхищается румынской девой? Казалось бы, после подлого предательства Румынии имя главной героини нужно изменить, но не тут-то было… Народ даже и слышать не хотел, что Сильву Вареску в кого-то там переименуют!
Самому Имре Кальману и либреттистам Лео Штайну и Беле Йенбаху предъявить было нечего, ведь Сильву Вареску они придумали ещё в те времена, когда Румыния рассматривалась нами как союзница. Тем не менее, все трое вызывали интерес наших секретных служб как потенциально неблагонадёжные. Публике было невдомёк, но наши агенты прекрасно знали настоящие фамилии этой гениальной троицы: Копштейн, Розенштайн и Якобович.

Когда Дойна засобиралась в Вену, она особо и не скрывала, что собирается встретиться с Эммерихом (так на немецкий манер называли Имре в тех краях). Я понимал, что речь пойдёт об оперетте «Королева чардаша» - о чём ещё можно говорить с Кальманом в свете операции в России, но Дойна назвала мне другую цель.
Врать Дойне не было никакого смысла. Она знала, что я как хвостик буду следовать за ней по пятам, поэтому услышу всё собственными ушами. Улизнув от меня, она тотчас лишилась бы огромного потока финансов, что вынуждало её смириться с моим постоянным присутствием. Теперь все рычаги были в моих руках.
Цель посещения Кальмана, названная Дойной, была мне абсолютно непонятна. Она рассказывала о страшных колдунах, скрывающихся за стенами лютеранской гимназии, и о детях с метками «звёздного озарения», представляющих великую опасность. Если эти дети попадут к «крысам» или «крысоловам», нынешний мир сгинет в такой адской катастрофе, последствия которой не под силу предсказать даже ей самой.
В конце концов, я убедил Дойну, что должен ехать вместе с ней, для личного присутствия при всех разговорах с Кальманом.

Дойна знала, где искать Кальмана. Мы встретились с ним в ресторане «Захер», а после отправились на уединённую прогулку.
В ближайший парк Бурггартен нас конечно же никто не пустил бы в то время, ведь это был личный парк императора, поэтому мы отправились в городской парк. Дойна ещё пошутила тогда, что когда-нибудь, когда она вновь станет бабочкой, у неё будет собственный дом на краю дворцового парка, где она будет пить сладкий нектар.
Надо сказать, что и Кальман не отставал от Дойны в любви к сладкому. Они оба набрасывались на сладкое пирожное как мухи на мёд.
Ещё в ресторане Дойна представила меня как очень близкого друга, от которого ей нечего скрывать. А что ещё ей оставалось делать – выкручивалась как могла. Кальман очень удивился этому, но поняв, что любовной искры между нами нет, успокоился. Я ведь тоже старался, изображая делового партнёра Дойны и тщательно скрывая свою любовь к ней. В итоге они оба смотрели на меня как на мебель и абсолютно не стеснялись моего присутствия, ведя свои разговоры.

- Дойна, а ты оказалась права, Сильва триумфально шествует.
- А я ведь предупреждала, что ты мечен даром озарения.
- Да брось, этим озарением была ты.
- Ах, Имре, кого ты обманываешь? Все же видят, из кого ты лепил свою Сильву. Мне не сравниться красотой с твоей графиней из Трансильвании. Графиня Агнесса Эстерхази, дочь графини Агнессы Эстерхази… Непрерывный род, где есть только графы да князья, равнородные европейским монархам. Куда мне до них, простой девушке из глубинки.
- Ты не простая! Далеко не простая! С тех пор, как я увидел выступление твоего театра в Пеште в 1902 году, ты не выходила у меня из головы. Моя симфоническая поэма «Сатурналии», созданная через два года после этого, посвящена ведь девочкам театра «Сатурния», а вовсе не праздникам древнего Рима, как многие думают. Да, в те годы ты творила под фамилией Донси, но меня не проведёшь – это была ты. Но ты абсолютно не изменилась, тогда как я уже далеко не юн.
- У нас, у женщин, есть свои секреты молодости и красоты, взгляни хотя бы на Эльну Гистэдт.
- Эльна прекрасна.
- Да, но ты не видел её без грима! Её лицо разошлось на почтовые открытки, но мало кто узнает её в естественном виде. Даже Феона, режиссёр театра «Буфф», в Петрограде не узнал её, когда она приехала на первую репетицию и потерялась в незнакомом ей театре. Все ждали шведскую красавицу, а её всё не было. В результате репетицию отменили и актёры разошлись. Лишь тогда Феона увидел неприметную Эльну в уголке сцены и начал выяснять, кто она такая и что здесь делает. Разглядывая оспины на лице невзрачной девушки, он не мог поверить, что перед ним та самая легендарная актриса! Просто она не знала, где у них находится гримёрка!

Рассказывая о похождениях Эльны в Петрограде, обычно грустная Дойна постоянно срывалась на смех. Имре тоже улыбался, но было видно, что нечто тяготит его.
- Так значит «Королева чардаша» зашла в Россию через Эльну?
- Ну, почти… Либретто и партитуру я отправила в том самом пломбированном вагоне из Цюриха. Ко всему этому прилагалось моё письмо к Эльне. Так «Королева чардаша» попала в Стокгольм вместе со всей этой революционной публикой, а уж Эльна добилась её постановки в театре Стокгольма.
- Надеюсь, что сама ты не причастна к этим политическим играм? Они очень опасны.
- Имре, ну ты же знаешь меня. Игра у меня всегда своя, но для этой игры мне нужна была твоя Сильва.
- Моя Сильва это ты и есть… Ну и Агнешка тоже, в какой то мере… Вы с Агнешкой как сёстры. Мне порой кажется, что ты разом живёшь сразу в двух телах.
- Имре, ты мне льстишь. Да, я умею жить в разных телах, но я не она. А что касается Сильвы, то она списана с графини Эстерхази. Это знает вся Империя. Именно поэтому она идёт под названием «Княгиня чардаша», а не под названием «Да здравствует любовь», как изначально задумывали либреттисты. Именно поэтому Сильва из Трансильвании, как и твоя графиня.
- Тогда почему, Дойна, ты не замечаешь, что по сюжету Сильва простолюдинка, как и ты. И да, она из Трансильвании, также как и ты. Почему ты не замечаешь, что в Будапеште она идёт под вывеской «Королевы чардаша», а не княгини? Вообще то «королева» в названии, это мой очевидный подарок тебе, королеве темноты. И разве Сильва Вареску созвучна Агнессе Эстерхази?
- Так и Фалькенхайм она тоже не созвучна. – засмеялась Дойна, подшучивая над Имре, который так же как и она был известен не под своей настоящей фамилией.
- Но почему «выстрелила» именно Сильва, а до этого такой успех не приходил? Если на мне «метка озарения», как ты утверждаешь, то почему она не срабатывала раньше?
- «Метка озарения» обычно накладывается на мужчин, но она долго пребывает в спящем состоянии. Для её запуска требуется спусковой крючок и таким крючком у мужчин чаще всего является «муза». Твои «Сатурналии» и прочие симфонии знаешь, почему не работали? Потому что ты не встретил свою музу! Меня ты встретил, а музу нет. Вот метка и не работала. Вот успеха и не было. Твоя муза это графиня Эстерхази, раскрой глаза!
- Да, я потерял голову от неё и она прекрасна как таинственная звезда, но иногда мне кажется, что это ты пришла в её образе.
- Ещё раз подтверждаю тебе, что я не она.
- Что же мне делать, Дойна? Я влюблён в Агнешку, а в это время моя Паола медленно умирает от страшной болезни. Я чувствую себя последним мерзавцем и предателем.
- Имре, тебе нужно смириться. Я стараюсь продлить жизнь Паолы, но мои обряды не всесильны. Тем более, это туберкулёз костей. Я не могу бороться с теми болезнями, которые сейчас неизлечимы. Я могу лишь облегчить страдания и продлить жизнь. Прости… Паола уже и сама смирилась. Она подыскивает себе замену. Это ведь она познакомила тебя с графиней.
- Но зачем? Я ведь предлагал Паоле официально вступить в брак. Почему она мне отказала?
- Потому что этом нет смысла. Паола из-за болезни не может родить детей, к тому же она стара. Сейчас она питает к тебе исключительно материнские чувства, и ты тоже воспринимаешь её как мать. Она ведь намного старше тебя и твою мать тоже, кажется, зовут Паолой. Твои чувства к Паоле понятны и её тоже. Она как мать передаёт тебя в руки будущей жене, но она ошибается. Род Эстерхази никогда не примет потомка разорившихся евреев, будь он хоть трижды знаменит. Графиня не выйдет за тебя замуж и не родит тебе детей. Паола просто не знает, что на самом деле она является хранителем «метки озарения». Её предназначение состоит в том, чтобы сохранить тебя и передать в руки «музы», юной прекрасной графини.
- Дойна, я хочу нормальную семью. Я очень хочу детей. Я старею и никого не останется после меня.
- Не отчаивайся, Имре, со своей музой вы родите множество великих произведений, а «Королева чардаша» лишь первое из них. Это и будут ваши дети.

Имре заметно погрустнел и начал поглядывать в мою сторону. Он был умным человеком и прекрасно понимал, кто я и зачем здесь присутствую. Коли уж речь зашла о пломбированном вагоне, в моей миссии сомневаться не приходилось.
Видя замешательство композитора, Дойна поспешила его успокоить. Она объяснила, что вынуждена терпеть моё общество в связи с секретными вопросами государственной важности. В то же время, она заверила Имре, что до личных переживаний мне нет никакого дела.
- Имре, я вижу, что ты терзаешься вопросами. Поверь, Дьёрдь присутствует здесь исключительно для контроля государственных дел, в которых, как ты понял, я напрямую участвую. В то же время, Дьёрдь человек высокой порядочности, который никогда не предаст огласке наши личные разговоры. Я чувствую, что у тебя есть просьба ко мне.
- Да, у меня есть просьба. Дойна, ты ведь владеешь магическими практиками. Ты ведь многое можешь. Помоги мне. Я хочу иметь детей и нормальную семью. Это возможно?
- Да, это возможно, но дети это серьёзно, особенно для человека с меткой. Получая одно, теряешь другое. Это закон мироздания. Ты готов к потерям?
- Каковы будут потери? Я заберу чьи-то жизни?
- Нет.
- Тогда я готов. Что для этого нужно? Требуются деньги?
- Нет, деньги не нужны. Денег у меня сейчас итак достаточно. Хватит и на этот обряд. Я сделаю обряд, и у тебя будут дети. Могу ли я за это просить тебя об одной услуге?
- Ну конечно, Дойна, о чём речь! В чём заключается эта услуга?
- Ты станешь моим проводником в логово колдунов. Ты проведёшь меня туда, где тебе поставили «метку озарения».
- Я ничего не знаю ни о метке, ни о колдунах, ни о расположении их логова.
- Метку тебе поставили в детстве, в стенах гимназии Фашори.
- Это было очень давно – меня там никто не помнит. К тому же они переехали, стены сейчас другие.
- Стены значения не имеют, значение имеют люди, в данном случае колдуны. Они остались и продолжают ставить метки. Эти метки становятся всё опасней. На тебе слабая метка, это была их «проба пера». И, тем не менее, твоё озарение творит чудеса и вызывает аншлаги в театрах. Те метки, которые они ставят сейчас гораздо сильнее и опаснее. Они вобрали в себя силу звёзд, а она слепа и разрушительна.

Имре, как и я, смотрел на Дойну с абсолютно непонимающим взглядом. Он, как и я знал, что вникать во всё это бессмысленно – нам всё равно не осилить размышления Дойны.
В итоге Имре согласился провести Дойну в гимназию Фашори, но не гарантировал благополучный исход этого мероприятия. На что надеялась Дойна, я не знаю – провести ведьму в школу для мальчиков труднее, чем столкнуть Землю с орбиты.

Моё присутствие на обряде для Кальмана было исключено. Любой обряд должен быть тайным, что предусматривает отсутствие посторонних людей. Все присутствовавшие на обряде должны хранить тайну и никому о нём не рассказывать, иначе сила магии может не сработать.
Я хоть и не присутствовал на обряде, но был посвящён в его цели. Это уже создавало угрозу исполнению колдовства, но Дойна перестраховалась. С моего согласия Дойна провела надо мной обряд наложения молчания. Так она впредь могла быть уверена, что никакие сведенья о проводимых ей колдовских обрядах и ритуалах не просочатся вовне через меня. Да, она по прежнему не допускала меня к своим оккультным манипуляциям, если они не касались непосредственно меня, но теперь она могла посвящать меня в цели проводимых обрядов. Конечно же, она не горела желанием вводить меня в курс всех своих дел, но что ей оставалась, если я буквально стал её тенью.
Дойна не обвиняла меня, зная, что я человек подневольный. Она и сама догадалась, что после её неожиданного бегства в Чахтицу к ней обязательно приставят хвост.

Не знаю, почувствовала это Дойна, или нет, но её обряд наложения молчания абсолютно не подействовал на меня. Возможно, и во мне есть некая могущественная сила, которая противится этому. Я осознавал возможность рассказать всё, что творит Дойна, несмотря на установленный ей «колдовской засов».
Обряд Дойны в отношении меня оказался бессилен, что дало мне возможность делиться страшными тайнами здесь, в своей рукописи. Но я не хочу причинить вреда ни самой Дойне, ни её клиентам, поэтому моя рукопись будет надёжно спрятана. Эту рукопись, конечно, найдут, но уже в другом веке, когда никого из нас не будет в этом мире, а, значит, наши тайны уже могут быть свободны.
Если вы читаете эти строки, значит, вы нашли мою рукопись. Значит вы сейчас здесь, в Северной Трансильвании. Здесь, где родилась графиня Эстерхази и где в глухой чаще спрятана могила Дойны.

В Вене мы жили прямо около оперы, в отеле «Захер», за что отдельное спасибо Эвиденцбюро, оплачивающей все наши расходы. Это было удобно для Кальмана и роскошно для нас.
Тут же при отеле был и одноимённый ресторан, где мы встречались, но в то утро всё пошло не так. Утром, постучав в номер, Дойны я не услышал ответа. На мои настойчивые стуки никто не отвечал, от чего у меня сразу ёкнуло в груди. Нет, я не боялся, что она сбежала, я боялся, что она мертва!
Конечно же, я мог бы воспользоваться своим служебным положением и попросить консьержа открыть номер запасными ключами, но я боялся потерять драгоценные секунды. Невероятных усилий стоило мне выломать дверь, казалось, я сломал при этом ключицу.
Ввалившись в номер, Дойну я там не обнаружил, лишь на столе валялись странные бумажные свитки, свёрнутые в трубочки и перевязанные нитями. Я схватил первый из них и прочёл:
«Зверь на Урал – агнец с Урала
Зверь на Урал – агнец с Урала
…
Зверь на Урал – агнец с Урала»
Краем уха я слышал топот ног отельной прислуги, которая бежала на шум, и щёлканья дверей номеров других постояльцев, выглядывающих посмотреть, что случилось. Сейчас они забегут в номер и схватят меня как вора или диверсанта, и лишь потом будут разбираться, кто я такой. Времени было мало, и я схватил следующий свиток. Он не отличался от первого и так же сверху донизу был исписан одной лишь фразой:
«Зверь на Урал – агнец с Урала
Зверь на Урал – агнец с Урала
…
Зверь на Урал – агнец с Урала»
В следующую секунду в номер ворвались люди и в первых их рядах, расталкивая всех, была сама Дойна.
Злая, запыхавшаяся и растрёпанная, она яростно сверкала глазами и судорожно прятала в складки своего платья, вскрытые мной свитки.

Скандал удалось уладить, но Дойна здорово отчитала меня в тот раз.
- Дьёрдь, больше никогда так не делайте! Слышите? Никогда!
- Дойна, я подумал, что с тобой что-то случилось, и только поэтому выломал дверь.
- Да я и не про дверь, в общем то. Я про свитки и записки с заклинаниями и прочим. Зачем вы читаете то, что вас не касается? Тем более, если речь идёт о заклинаниях. Не трогайте этого! Даже в руки не берите!
- Извини, я думал, что там есть разгадка твоего исчезновения. А что-за странная фраза там написана? Теперь то, раз я уже прочитал, ты можешь объяснить что это?
- Зачем вам это знать? Впрочем, вы же всё равно не отстанете… У Имре с семьёй и детьми всё плохо. Это не связано с меткой озарения, она тут вообще не влияет. У него это родовое, я проводила диагностику, и изгнать такое непросто. Нужна значительная магическая сила, которую сложно получить, даже имея деньги и всё прочее.
- Ну а причём тут Урал, зверь, агнец? Не, ну про зверя и Урал я уже слышал, но как это связано с Кальманом.
- Ну, что вы такой нетерпеливый… Дослушайте до конца, я же рассказываю.
- Извини, продолжай…
- Итак, нужен носитель высоких магических энергий, который способен перебить родовое проклятье. Этот «носитель» - женщина. Она станет женой Имре и родит ему детей. Про зверя Трансильвании я вам уже рассказывала. Он несёт огромный заряд, сам того не подозревая. Попав на Урал, он создал там энергетический дисбаланс – излишки тёмной силы. В таких условиях энергия очень доступна, её нужно лишь грамотно извлечь из места пресыщения и перенести к нам сюда. Сделать это можно через «носителя», который родом из тех мест – с Урала.
- Но это же невозможно, чтобы всё сошлось. И чтобы с Урала, и чтобы оказалась тут, в Вене.
- Дьёрдь, это магия! В магии возможно всё. Если я могу сотворить революцию в России, то что мне стоит перекинуть часть энергии от зверя к юной девочке? Далее она уже сама устремится в Австро-Венгрию, где в отсутствии зверя Трансильвании баланс энергии стал отрицательным. Плюс притянется к минусу, это я на языке вашей любимой физики объясняю, чтобы вам понятнее было. А чтобы девочка устремилась сюда, нужно придать ей толчок и таким толчком станет революция. Так что, Дьёрдь, постарайтесь не мешать мне в этом обряде. Этот обряд важен не только для Имре, но и для вас. Вы ведь хотите, чтобы в России случилась революция?

В назначенное время мы опять появились в ресторане «Захер», где нас уже ждал Кальман. Перед обрядом они с Дойной решили полакомиться своими любимыми сладостями, я же ограничился великолепным венским кофе от Юлиуса Майнла.
Пристрастия Дойны и Имре несколько отличались. Она предпочитала фрукты, которые, благо, были здесь всегда в наличии, благодаря зимнему саду, который фрау Анна разбила при отеле.
Это время Дойна использовала для того, чтобы Имре мог прояснить все вопросы до начала обряда.
- Имре, я должна предупредить тебя, что дороги назад уже не будет. Да, ты получишь молодую жену, семью и детей, но муза отвернётся от тебя. Получив семейный уют, ты не создашь больше ничего по-настоящему стоящего. Вторая «Королева чардаша» уже не появится. Но время у тебя есть. Лет десять ещё можешь творить, а потом появится твоя фея домашнего очага.
- Через десять лет?! Но, Дойна, это невозможно! Я буду уже полувековым стариком! Какая семья? Какие дети?!
- Имре, это не должно тебя беспокоить. В этом вопросе важнее возраст женщины. К тому же, через десять лет у тебя не будет угрызений совести и чувства вины перед Паулой. Извини, но при её болезни это максимальный срок, на который она может рассчитывать.
- Эта женщина будет молода? Она будет красива?
- Она будет не просто молода, она будет юна даже по сравнению с твоей графиней, и не будет уступать ей в женской красоте.
- А что же будет с Агнешкой?
- За графиню не беспокойся. Она ветрена… Такие не пропадают.
- Но мне придётся с ней расстаться?
- А как ты думал? В этом мире ваши пути разойдутся. Именно поэтому муза и покинет тебя, ведь твоя муза и есть графиня Эстерхази.
- Но я не представляю себя без Агнешки.
- Открою тебе одну тайну, она без Имрушки тоже себя не представляет, поэтому последует за тобой в иной мир. Но не волнуйся, я позабочусь о твоих женщинах.
- Дойна, десять лет это очень долго. Мне кажется, что ты обманываешь меня, а срок такой большой для того, чтобы я не смог предъявить тебе претензии в ближайшие годы. Мне нужна хоть какая-то вера.
- Веру ты получишь. Я тебе это гарантирую.

В этот момент в ресторан вошёл господин в военной форме. Дойна не могла его видеть, так как сидела ко входу спиной. Когда он поравнялся с нашим столиком, Дойна вдруг почувствовала это и неожиданно схватила его за руку.
Мужчина замер как парализованный. Он стоял с открытыми глазами, смотрящими вдаль, Дойна же, напротив, закрыла глаза. Они оба замерли. Так продолжалось больше минуты, после чего Дойна произнесла: «Агнесса Эстерхази… Паола Дворжак…».
Ещё через минуту Дойна открыла глаза, и мужчина очнулся от своего паралича. Как оказалось, он разыскивал именно нас. В предстоящей поездке в Пешт именно он должен был доставить нас в пункт назначения.
Я не знаю, почему в Эвиденцбюро решили, что нам лучше ехать на автомобиле, а не на поезде. Возможно, они хотели сохранить конфиденциальность этой поездки Кальмана. Именно поэтому нам прислали этого человека из военного автомобильного подразделения.

На обряде я не присутствовал, поэтому рассказать мне о нём нечего, а раз так, то позвольте мне сразу же перейти к нашей поездке в Пешт, в самое логово магов, где ставят метки озарения.
Наш водитель оказался не промах. Видимо желая произвести впечатление на Дойну, он всю дорогу плёл нам небылицы, рассказывая, что он родился в Америке и является представителем знатного рода. Также он рассказывал, что он чемпион всего на свете, но вынужден всегда выступать в маске и под чужим именем, чтобы его никто не узнал и не рассказал отцу. А на самом деле он настоящий граф – граф Александр Коловрат.
Дойна слушала сказки нашего удалого водителя и беспрестанно хохотала.
Этот «граф», так гнал, что я всерьёз опасался на нашу безопасность. Он выжимал из автомобиля все соки. Я думал, что эта самодвижущаяся повозка рассыплется от беспредельных скоростей, но наш «граф» лишь жаловался на слабый мотор и грозился создать гоночный автомобиль, который назовут в его честь.
Дойна сидела рядом с водителем и от шума лишь она могла слышать все его слова. До нас с Кальманом доносились лишь обрывки фраз вперемежку со смехом Дойны и её весёлыми выкриками типа: «Гони, Саша! Гони!». Она просто опьянела от скорости автомобиля и безрассудства водителя!
Когда мы добрались до Пешта, все изрядно устали, ведь автомобиль не мог предоставить такого комфорта, как поезд. Выйдя из авто, я увидел, что наш «граф» вновь впал в оцепенение. В этот момент Дойна спросила водителя:
- Саша, что ты запомнил?
- Я запомнил всё.
- Повтори.
- Агнесса Эстерхази… Паола Дворжак…


После поездки на адском автомобиле с «графом Сашей» всё болело и гудело. Нам потребовался день отдыха, чтобы оправится от этого утомительного путешествия. Этот день я потратил на расспросы.
Логово магов в Пеште мало интересовало меня, это была блажь Дойны, мне же важно было знать, как Дойна собирается устраивать революцию в России.
Насколько я понял из общения в Вене, главным агентом Дойны в Петрограде должна была стать её подруга, шведская актриса Эльна Гистэдт, а Сильва Вареску использовалась в качестве троянского коня.
Откликнувшись на мои расспросы, Дойна рассказала подробности и дала соответствующие пояснения о ходе операции с того момента, как «Королева чардаша» попала на шведскую землю вместе с большевиками.
Хронология событий была следующая:
Весной 1917 года труппа Стокгольмского театра показала «Королеву чардаша» на гастролях в Гельсингфорсе — столице Великого княжества Финляндского.
После одного из выступлений два русских морских офицера встретились со шведской примадонной и попросили у нее клавир и либретто. Офицеры вернулись в Петроград, где сразу же передали материалы в дирекцию театра «Летний Буфф» с просьбой поставить эту прекрасную оперетту в России.
Видимо русские морские офицеры не понимали язык, на котором «Королева чардаша» шла в Гельсингфорсе, а вот русские переводчики сразу схватились за голову. Поставить такое в России не представлялось возможным. Оперетта пришла с той стороны фронта и пестрила немецкими и австро-венгерскими фамилиями и названиями. В России даже столицу переименовали в Петроград на почве войны, а тут такое…
Но Дойна всё рассчитала верно. Русские переделали всё либретто, поменяли названия мест и фамилии героев, и лишь главная героиня, Сильва Вареску, осталась нетронутой, ведь Румыния была союзницей.
С лета «Сильву» давали уже два театра в Петрограде, а потом на роль Сильвы была приглашена и сама Эльна, как актриса, наиболее ярко воплотившая этот образ. Эльна прибыла в Петроград в августе 1917.
Так Дойна Иреску через свой ментальный образ, Сильву Вареску, и живого телесного проводника Эльну Гистэдт смогла проникнуть в Петроград, физически оставаясь при этом в Пеште.
Я так и не понял сути механизмов, которые должны были привести к революции, но со слов Дойны выходило, что Эльна в образе Сильвы Вареску должна была стать магическим детонатором ранее запущенных революционных процессов.
Между тем, в Эвиденцбюро царили скептические настроения. Многие склонялись к тому, что Дойна тянет время, рассказывая глупые оккультные сказки, а на самом деле она просто высасывает деньги у наших правительств и готова в любой момент сбежать с ними. Меня же Дойна уверяла, что потерпеть осталось совсем немного, что она вот-вот пошлёт в Петроград магический импульс, нужно лишь, чтобы звёзды сошлись в требуемую комбинацию. А пока звёзды не сходились, мы занимались всякой ерундой: делали обряд Кальману, посещали логово венгерских магов…
Вот об этом визите к колдунам я вам сейчас и расскажу…

Тёмные маги Пешта были для меня большой загадкой. С чего Дойна решила, что Пешт стал столицей колдунов?
Ещё до нашего визита в «гимназию магов» я поинтересовался у Дойны, на основании чего она сделала выводы о тайном колдовстве стенах этой уважаемой школы. Я думал, что выведу её на чистую воду и усмотрю смехотворность в её рассуждениях, но она устроила мне длинный и загадочный экскурс в историю.
Скоро исполнится век, как существует школа Фашори и все эти годы школьные маги ставят некоторым воспитанникам метки озарения, постоянно оттачивая своё мастерство. Если первые метки были слабы, то сейчас некоторые метки могут иметь катастрофические последствия не только для всего человечества, но даже и для самой паутины мироздания.
Цель нанесения меток Дойне неизвестна. Она не знает имён всех магов и даже их количество. Всё это остаётся загадкой даже для Дойны.
Разгадать тайну меток она пытается уже много лет, но продвинулась в этом не очень далеко. На сегодня ей известно имя одного мага и имена нескольких меченых, включая Кальмана. Она считает, что метка озарения есть и на мне. Более того, своё согласие посвящать меня во все эти тайны она мотивировала именно этой меткой. Якобы метка, поставленная мне, может способствовать её возможностям и расширять сферу её влияния как в пространстве, так и во времени, а влияние и возможности нужны ей для изучения паутины мироздания.

Зачем ей знания о паутине мироздания?
Всё очень просто – Дойна стремится сохранить свою жизнь и избежать старости. Она смертна и уязвима, как и все люди, но в отличие от людей ей дан драгоценный инструмент колдовских способностей.
Люди тоже мечтают о вечной жизни и молодости, но смирились со своей участью, ибо она неизбежна. У Дойны такого отчаяния нет. В ней живёт надежда на то, что, используя перемещения в пространстве и времени, она способна получить бессмертие и вечную молодость. Что для неё все наши войны и революции, когда на кону её борьбы стоит нечто гораздо более бесценное, по крайней мере для неё лично.

Дойна была отчасти права по поводу моей метки – я действительно мог её получить. Я заканчивал именно эту гимназию, но Дойне об этом никогда не рассказывал. И, тем не менее, ничего странного в своей альма-матер я никогда не замечал. Никакого колдовства, никаких ритуалов и обрядов… Великолепные уроки математики – вот всё что я там запомнил. Именно благодаря этим урокам я позднее увлёкся физикой поля и поступил в Венский университет на эту специализацию.
Так что, на основании личного опыта, я считал блажью странные наговоры Дойны на школу Фашори. На всякий случай я предпочитал сохранить в тайне от Дойны, что обучался именно в этой гимназии.
К слову сказать, Кальман тоже не припоминал никаких чудес во время обучения в гимназии Фашори (я расспрашивал его об этом). Меня он помнить никак не мог, так как я поступил туда, когда он уже закончил обучение, так что своё обучение там я скрывал и от него тоже.

Дойна уверена, что носители меток озарения могут влиять на ход истории и судьбы людей не только непосредственно, но и через инструмент «магических закладок», которые они делают постоянно направо и налево, сами того порой не замечая.
Писатели делают магические закладки в свои романы, учёные в статьи, политики в манифесты, а композиторы и архитекторы умудряются зашифровать их в музыке и архитектуре. Всё зависит от того, какая именно у носителя стоит метка озарения.

Попав на благодатную почву, магические закладки становятся порой даже более разрушительны, чем сами люди, имеющие метку озарения, и Дойна привела тому примеры.
83 года тому назад одним из первых метку озарения в гимназии Фашори получил Александр Петрович. Он отучился в гимназии всего один год, но и этого оказалось достаточно для установки метки.
Это была метка озарения революционной направленности. Она может принести пользу человечеству, но оказавшись в неблагоприятных условиях способна принести невероятную боль, страдания, разрушения и гибель большому числу ни в чём неповинных людей.
Так и получилось… Александр Петрович стал «певцом венгерской революции». Его «Национальная песня» по сути и стала тем толчком, который поднял массы на борьбу. Эта революция полыхала в середине прошлого века и вызвала потрясения во всей Империи.
Венгры встали против всех, движимые сепаратизмом и национализмом. Они пытались взять Вену, столицу империи, воевали с хорватами, валахами, сербами и словаками на землях империи. У революционеров появилась огромная двухсоттысячная армия, которая и вела все эти войны.
Самое смешное, что во главе революционных венгерских националистов почти и не было мадьяр. «Певец революции» Александр Петрович был сербом, отец главы революционеров Лайоша Кошуты был словаком, а его мать немкой. Даже родной дядя Кошуты был словацким националистом. Главнокомандующий революционеров Артур Гёргеи и вовсе был из прикарпатских немцев, а революционный поход мадьяр на Трансильванию возглавил Иосиф Бем польско-еврейского происхождения. Другой поляк, Генрих Дембинский, командовал северной армией повстанцев.
Все эти инородцы вдруг стали лицом венгерской националистической революции и врагами тех народов, представителями которых они являлись. Абсурд, но в революционной верхушке восстания самих мадьяр почти не наблюдалось. Дойна объяснила это меткой озарения революционного дара, которая у Александра Петровича оказалась «кривой» и несовершенной. Маги Пешта только ещё оттачивали своё ремесло и результат их трудов не всегда соответствовал ожиданиям.
Я конечно уже был наслышан и о Кошуте и о Гёргеи и о других наших национальных героях, но сейчас информация о них заиграла для меня новыми красками. Даже Майн Рид в своей «Жене-девочке», описывал именно ту версию нашей революции, к которой я привык, где Кошута герой, а Гёргеи предатель. Ну, ещё бы, ведь эту версию Кошут озвучивал Риду лично, что ещё он мог ему наговорить.

Но вернёмся к метке озарения, которую маги поставили Александру Петровичу. Теперь эта метка заинтересовала и меня тоже, ведь именно её силу Дойна намеревалась использовать для революции в России.
Эта метка изначально была с браком, поэтому её использование может обернуться непредсказуемыми и катастрофическими последствиями, которые теперь уже неизбежны. А всё из-за того, что необразованная чернь помешала Дойне провести важный обряд в Чахтице и теперь Зверь Трансильвании сорвётся с цепи.

Как вы думаете, какая из повстанческих армий революционных мадьяр для нас интереснее всего?
Правильно, армия Иосифа Бема, которая вошла в Трансильванию.
Как вы думаете, в какой армии повстанцев служил «певец революции» Александр Петрович?
Правильно, в армии Иосифа Бема. Он вступил в неё специально, чтобы попасть именно в Трансильванию. Метка, поставленная ему магами, сама вела его по выбранному ей пути.

Первой на пути мадьярских революционеров во главе с Иосифом Бемом была Северная Трансильвания. Именно здесь, на самой северной границе этой провинции, и родится позднее Зверь Трансильвании.
Сломив сопротивление австрийских войск, мадьяры заняли столицу Северной Трансильвании Клаузенбург, сразу же переименовав его в Коложвар. Именно здесь позднее родилась муза Кальмана графиня Эстерхази.
Удачи везде сопутствовали повстанческим армиям венгров, но в Трансильвании их преимущество над силами Империи было просто подавляющим. Казалось, что сама метка озарения, носимая Александром Петровичем способствует военным удачам революционеров. Под их ударами постепенно пали все города Трансильвании, но вскоре ситуация резко изменилась. С востока пришла сила гораздо более могущественная, чем все силы мадьяр. Это были русские. Раскалывающаяся и гибнущая Австрийская империя Габсбургов призвала на помощь империю Российскую.

Дальнейшее повествование Дойны всё более удивляло и шокировало меня, отличаясь от всего того, что я представлял себе раньше.
По мнению Дойны, русских «примагнитила» к себе метка озарения Александра Петровича. Она хоть и была «кривой», но обладала невероятной силой, а из-за допущенного магами брака жила собственной жизнью.
Метке революционного озарения было тесно в маленькой Венгрии, она стремилась на оперативный простор, где масштабы соответствуют её грандиозной силе.
Русские должны были прийти и сами забрать её. Для этого сила метки должна была стать поистине магнетической. Именно поэтому метка сделала так, что венгерская повстанческая армия Иосифа Бема отправилась в Трансильванию и в её составе оказался Александр Петрович, который стал адъютантом Бема.
Метка стремилась попасть не просто в Трансильванию, ей непременно нужно было оказаться в Шессбурге, где родился Влад Дракула Цепеш. Здесь обитают древние неведомые силы, будить которые опасно, но именно их разбудила метка.
Когда мадьяры вошли в город, метка, которую нёс на себе Александр Петрович, вошла в резонанс с древними силами, породившими Дракулу. Возникла яркая вспышка тёмных энергий, ядовитые лучи которой достигли России. С этого момента российское вторжение стало неизбежным.

Русские придавали огромное значение этому походу. Было отчеканено и вручено более двухсот тысяч медалей «За усмирение Венгрии и Трансильвании».
Когда под натиском наступающих русских и австрийских войск пали все венгерские города, включая столичные Пешт и Буду, Трансильвания всё ещё оставалась под венгерскими повстанцами, но кольцо русских сжималось и здесь.
В конце концов, русские перешли Карпаты, ударив по Трансильвании из Валахии. Они заняли Германштадт и Кронштадт, столицу Южной Трансильвании. Северная Трансильвания тоже уже была под русскими.
Венгерская повстанческая армия, терпя поражения, отступала к Шессбургу. Это был последний очаг их сопротивления, но силы, породившие здесь Дракулу, и метка Петровича были отнюдь не на их стороне. Последний бой при Шессбурге привёл к полному разгрому остатков венгерских повстанческих сил и окончанию войны.
В этом бою в стычке с русскими казаками, спустившимися с Карпатских гор, погиб и сам Александр Петрович. Об этом есть даже запись в журнале русского армейского врача. Но тело Александра Петровича потом так и не было найдено на поле боя.

Дойна с полной уверенностью утверждала, что Александр Петрович не умер в том бою. На самом деле донские казаки, участвовавшие в этом сражении, пленили раненного Александра Петровича и забрали его с собой в Россию. Русские, сами того не подозревая, достигли цели, которую навязала им метка революционного озарения, после чего война немедленно завершилась.
Так к началу 1850 года Александр Петрович со своей меткой попал в Россию, но метке непременно нужно было выйти за пределы Европы на великие Азиатские просторы. Сделать это можно было так же через казаков.
В Сибири казаки были с давних времён, но они не имели никаких официальных территориальных образований. За год пребывания в России метка Петровича сделала своё дело, и уже в 1851 году император России Николай I подписал указ об образовании Забайкальского казачьего войска.
К этому времени, Александр Петрович успел войти к донским казакам в доверие и стать для них почти что своим, а не пленником. Они стали называть его на русский манер по имени-отчеству – Александром Степановичем. Его отцом, правда, был Стефан, но для русских это имя было непривычным.

В те годы в России была сильна тайная полиция, сформированная после восстания декабристов. Это было Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
Жандармы тайной полиции выявляли политически неблагонадёжных лиц, дабы избежать революционных настроений в обществе.
Кто бы сомневался, что певец венгерской революции Александр Петрович и на русском Дону развернёт своё вольномыслие. К этому его обязывала метка озарения.
Конечно же, столь подозрительный тип сразу попал под прицел тайной полиции, а когда жандармы услышали его акцент и узнали, что он пленник из мятежной Трансильвании, то и вовсе схватились за голову!
Александр Петрович немедленно был выслан в Сибирь, а вместе с ним и те казаки, которые потворствовали его «легализации» в плену.
Если Петровича отправили в настоящую ссылку, то для провинившихся донских казаков было сделано снисхождение. Они были высланы в те края на поселение и в целях укрепления Забайкальского казачьего войска. В то же время казаки стали невольными конвоирами для Петровича, что позволило российскому государству сэкономить ещё и на расходах.

Дойна ещё какое-то время рассказывала подробности пребывания Петровича в России, а также информацию о российских дорогах и средствах коммуникации, что имеет важное значение при планировании Революции.
Если дороги и коммуникации интересовали её с утилитарной точки зрения, то всё, что касалось Александра Петровича, имело лишь магическое значение – «для запуска революционного импульса».

Меня всё больше терзали сомнения в искренности Дойны, и я, наконец, прервал её.
- Дойна, зачем ты обманываешь меня? Да, у тебя есть странные сверхъестественные способности, в наличии которых я не раз убеждался, но давай закончим эту игру. Признайся уже, что ты аферистка и мошенница, использующая свои необъяснимые способности на благо лишь себе. Являясь двойным агентом, ты равно вредишь и нам и России, работая на себя любимую. Тебе не стоит меня бояться. Я люблю тебя странной необъяснимой и всепоглощающей любовью и поэтому не выдам.
- Дьёрдь, вы опять попали в зависимость от своих фобий. Я не обманываю вас. Я не собираюсь бежать с деньгами.
- Я в курсе какие астрономические суммы проходят через российские банки через твоего протеже. По двум третям из них нет никакой отчётности, во что они превращаются? В золотые слитки? В поместья в России? В антикварные ценности, которые ты решила вывезти не по железным дорогам, чтобы не привлекать внимание? Откуда у тебя такие познания о качестве российских дорог? Откуда твой безупречный русский?
- Вы же знаете, что я владею несколькими языками. У меня было время выучить их. Куда уходят деньги вы тоже видите, тиражи революционных газет и агитационных листков уже сравнялись со всеми остальными. Состоянием дорог в России я вообще не интересовалась, да будет вам это известно. Информация по дорогам пришла ко мне параллельно, что ж мне забыть её?
- Каким образом информация по дорогам могла попасть к тебе?
- Ну, не по всем дорогам, а лишь по некоторым. По дорогам через центральную Россию от Петербурга до Севастополя и по дорогам Кавказа. Это те дороги, где проезжал граф Александр Коловрат.
- Да какой он граф? Врун он, а не граф! Он ведь перед тобой хвост распушал, хвастал своими несуществующими подвигами. Про дороги в России он тем более знать не может.
- Где вы услышали, чтобы он мне про российские дороги рассказывал? Не было такого!
- Ты же сама только что призналась, что о состоянии российских дорог узнала от него!
- Да, от него, но он мне об этом не рассказывал. Я сама прочитала это. Я не могу выборочно читать информацию, она хранится в мозге в виде ассоциативных связей. Когда читаешь человека, то тебе передаётся сразу всё. Вместе с мыслями перемешаны звуки, запахи, эмоции, визуальные образы… В памяти всё это как единый конгломерат. Выдернешь что-то одно – исчезает всё. Читать можно только целиком.
- Ты читала Коловрата, когда держала его за руку в ресторане Захер?!
- Да, именно там. Я владею этим приёмом.
- Ах ты чёрт! Теперь я буду бояться брать тебя за руку. Вернее, я буду бояться твоих попыток прикосновения.
- Я никогда не пыталась прикоснуться к вам! Больно надо…
- Боишься того, что есть во мне?
- Чтение другого человека, это крайне болезненный мучительный процесс. Я прибегаю к этому приёму очень редко. Читая другого человека, я получаю, в том числе, и то, что у него на подкорке. У каждого в подсознании скрыты тайные чудовища, угнетающие человека всю его жизнь. Во время «сеанса чтения» эти чудовища копируются ко мне, как огромная подводная часть всего мыслительно-эмоционального айсберга читаемого человека. Вытравить этих монстров из своего подсознания я уже не могу. Так же, как и их прежний хозяин, я их не вижу, но я их чувствую. Они отравляют всю мою жизнь, насыщая её густым ядовитым страхом неизвестности. Вот у вас, Дьёрдь, только свои «домашние чудовища», к которым вы уже привыкли и приспособились, а во мне ещё и внутренние монстры множества людей, которых я когда-либо читала! Моя психика разрывается от всего этого! Вы понимаете теперь, откуда у меня такие дикие депрессивные состояния? Если бы я была обычным человеком, то давно бы сошла с ума или наложила на себя руки. Даже если вы обладаете подобным даром, никогда не читайте других людей! Этим вы себя убьёте.
- Но ведь доктор Фрейд хвастает, что своим методом психоанализа способен вытащить чудовищ бессознательного на свет божий, сделав их видимыми через словесное описание. После этого монстры из подсознания уже не так страшны и перестают вредить психике.
- Доктор Фрейд много чем хвастает, а воз и ныне там. Ни он, ни Юнг так и не смогли вытащить монстров из Шейвы. Они так и сидят в ней. Эти монстры неподвластны и мне, но я смогла наложить защиту, уменьшив их активность. Аналогичные защиты я накладываю и на себя, но делать мне это всё труднее и труднее. Надеюсь, что Коловрат был последним, кого я читала.
- Почему ты выбрала именно его, этого липового хвастливого графа?
- Он не липовый. Он настоящий граф и настоящий автогонщик.
- Ну, не знаю, насколько он автогонщик, но если он продолжит так гонять, то скоро разобьётся.
- Опять вы за своё! Вам что, память отбило?! Сто раз говорила вам следить за языком! Вы что сейчас наделали? Вы хоть понимаете? Подкинули мне работы… Из-за вашего поганого языка, мне сейчас ещё и на Коловрата защиту ставить! Не факт, что поможет.
- Извини, Дойна, всё время забываю об этом. Да и чёт с ним, с этим Сашей Коловратом. Разобьётся, так разобьётся. Он сам этим одержим, тут и мой язык не нужен.
- Ну, уж нет, у меня на Сашу большие планы. Я ведь не просто так его «читала». Он неоднократно был в России и проехал её от моря до моря во время участия в автопробегах. Для меня это прекрасная возможность познакомиться со страной «из первых рук». Кроме того, Саша Коловрат сейчас ведь не только водитель автомобильного подразделения. Он ещё и репортажи с фронта выпускает, снимая при этом кинохронику. Вы понимаете, что такое кино, и какие невероятные возможности стоят за этим в будущем? Я уже прибрала к рукам живопись, театр и литературу, а только зарождающееся сейчас кино для меня не менее лакомый кусок. Кстати, в киноиндустрии Саша сможет пристроить и женщин Кальмана, о чём я ранее обещала. Кино ждёт великое будущее, а Саша создаст могущественную киноимперию.
- Зачем тебе живопись, театр, литература и кино?
- Всё это позволяет распространять влияние. Я насыщаю многие произведения искусств «магическими закладками», которые помогут мне в будущем существовании. Я ведь планирую жить долго даже в собственном теле, а после его физической смерти буду жить в тонких мирах, тесно связанных с миром земным. Закладки эти, сами того не замечая, оставляют все люди, связанные со мной. Вы тоже оставляете их в своих дневниках, похожих на сумбурный набор фактов и фамилий. Вы не в состоянии всё это понять, а потому просто записываете всё это, в надежде, что получите разгадку в будущем.
- Какие дневники? Ты о чём?
- Дьёрдь, не пытайтесь скрыть что-либо от меня – это невозможно. Я знаю, что вы ведёте дневники и не удержитесь от того, чтобы в будущем опубликовать их. Только вот вам мой совет, постарайтесь публиковать всё это как можно позже, иначе ваши дневники могут разрушить настоящее. А в будущем ваши дневники с моими магическими закладками очень даже пригодятся. Именно поэтому я смотрю сквозь пальцы на все ваши «художества».
- Выходит, на тебе тоже есть метка озарения, раз ты везде оставляешь магические закладки?
- На мне множество меток, многие из которых даны от рождения. Я не знаю природу их происхождения. Остальные метки озарения я получала от других людей во время «сеансов чтения». А вы думали, что я буду разрушать свою психику ничего не получая взамен? Метки озарения той или иной силы есть на многих людях, это ведь не только маги Пешта их ставят, есть и иные источники меток. Кстати, на вас, Дьёрдь, тоже есть метка озарения. Вы, часом, не оканчивали гимназию Фашори? Ладно, не отвечайте. Ваша метка озарения мне пока без нужды, она воплощает в жизнь любые негативные прогнозы. Ваша метка это настоящее проклятье. Я не хочу перетаскивать её на себя и буду использовать её лишь опосредованно.
- У Коловрата ты тоже считала метку?
- Да. Это метка озарения связанная с одержимостью. Именно поэтому Саша Коловрат одержим разными страстями. Он одержим скоростью, женщинами, кино, рекордами, техническими новинками. Он одержим абсолютно всем, с чем он сталкивается. У него тотальная одержимость. Именно поэтому у него конфликты с отцом, старым графом. Он не может управлять своей меткой, и она ставит его на грань существования, а я смогла взять эту метку в узды.
- Да уж, я видел, как тебя пёрло с этой метки, когда мы мчались на авто. Похоже, что эта метка из под твоего контроля тоже иногда выходит. Зачем она тебе?
- Чтобы совершить революцию, нужно быть одержимым революцией, но и это не главное. Метка Александра Коловрата нужна мне для того, чтобы получить метку Александра Петровича. До сих пор я получала метки лишь от живых людей, а Петрович мёртв. Далеко-далеко в Сибири есть огромное озеро, называемое морем Байкал. Там за горным хребтом в долине реки он и захоронен. Вы понимаете, что я должна совершить, чтобы выудить из мёртвого Петровича его сильнейшую бракованную метку революционного озарения? Я буквально должна сама лечь костьми в его могилу! Это просто невероятно! Вот здесь одержимость мне и поможет. А потом, когда у меня будет метка революционного озарения, я смогу подать магический сигнал на всю Россию к началу революции.
- Когда это произойдёт?
- Потерпите ещё немного, Дьёрдь, к концу осени звёзды сойдутся.

Далее Дойна рассказала мне, что Александр Петрович при жизни спрятал много магических закладок в своей поэзии. Эти магические закладки делают своё дело, превращая некоторых особых людей в революционеров. Среди таких людей Дойна назвала Карла Маркса и Зверя Трансильвании.
От Дойны я узнал, что магнетизм метки Петровича затянул Зверя Трансильвании в Сибирь. Вместе с другими военнопленными Зверь Трансильвании попал в Томск, но потом магнетизм ослаб и Зверь оказался на Урале. Всё-таки в мертвом теле метка не так сильна, как в живом. Именно поэтому Дойна должна лечь в могилу и выудить эту метку из мертвеца.
Многие подробности из жизни Александра Петровича Дойна узнала из его дневников, которые якобы попали из России в Италию. Эти дневники она считает подлинными, хотя и сильно приукрашенными их автором. Часть фактов Петрович утаил, но при этом добавил то, чего не было. Он поэт, что с него взять.
Как Дойна узнала, что Петрович «слегка подправил» автобиографию, я не знаю. Она ведьма – ей виднее. Сами дневники она мне не показывала, их у неё сейчас нет. Тем не менее, она обещала опубликовать их в виде книги «под авторством Люцифера в год с перевёрнутым числом зверя» (дословно). Её головоломка с именем Люцифера и числом зверя не разгадана мной до сих пор. Если это 999, то такой год уже был, а следующий будет только в 1999. Она что, планирует дожить почти до миллениума? Ох уж эти её магические закладки…

Я не ведаю, кто такой Александр Петрович, но я прекрасно знаю, что адъютантом Иосифа Бема был революционный венгерский поэт Шандор Петёфи. С какой целью Дойна решила выдумать Александра Петровича, я планировал выяснить в архиве Эвиденцбюро.
Педантичные австрийцы тщательно собирали все материалы, касающиеся венгерской революции, ведь она несла гибель Империи, в которой изначально они властвовали единолично. Сейчас наша Империя двуедина, как и двуглавый орёл на её гербе.
Никто не знает, почему у орла на гербе Палеологов две головы, ни мы, ни русские. Нам в Австро-Венгрии с этим проще – можно представить, что левая голова германская, а правая мадьярская. Что там думают русские по поводу своего аналогичного герба – одному богу известно.

В этот раз посещение Эвиденцбюро оставило у меня гнетущее впечатление - империя наша только на словах двуедина. Как только я попросил материалы по венгерской революции, на меня стали подозрительно коситься. Ведь я мадьяр, кто знает, чего от меня можно ожидать, если я интересуюсь националистической революцией своих предков. А интересного там было много! Подтвердилось буквально всё, о чём рассказывала Дойна! И да, Шандор Петёфи действительно был Александром Петровичем, сербом по отцу и словаком по матери! Своё имя и фамилию он переделал на мадьярский манер, иначе венгерские националисты не приняли бы его в свой круг.
Больше всего меня поразила обширная подшивка одной немецкой газеты тех лет. Это была «Новая Рейнская газета», издаваемая Карлом Марксом. В этой газете освещалось буквально каждое событие венгерской революции, а вторжению русских в Трансильванию Карл Маркс уделил особое внимание.
Сейчас Карл Маркс буквально икона революционеров всех мастей. Не иначе как он отрыл закладки в поэзии Шандора Петёфи, о которых говорила Дойна.

Да, Дойна была права во всём! Откуда она всё это знает?! У неё есть доступ к архиву Эвиденцбюро, или она лично присутствовала при тех событиях, произошедших почти 70 лет тому назад? Ну, если ей реально 800 лет, как ходят легенды, то могла и лично присутствовать.
В связи с вышесказанным меня особо поразила короткая заметка Фридриха Энгельса в этой газете, где он якобы цитирует некую корреспонденцию из Пешта. Приведу её целиком:
«На театре военных действий по соседству с нами в ближайшее время, вероятно, произойдет решающее сражение. Уже два дня в главной квартире наблюдается оживленная деятельность, обычно предшествующая крупным сражениям. Сегодня, как я узнал из довольно достоверного источника, выступает сам князь, который переносит свою главную квартиру дальше, в принадлежавший когда-то Грассалконпчу загородный замок Гёдёллё, в четырех часах езды отсюда. По словам некоторых офицеров, венгерская армия так надежно окружена (!), что ее ждет полное поражение, если (!) она опять не найдет какой-нибудь лазейки (!!). Позавчера прибыл транспорт, доставивший свыше трехсот пленных как раз из вышеупомянутых районов.
В транспорте находились гонведы из различных батальонов, дезертиры из линейных войск, гусары и две повозки с арестованными гражданскими лицами. Наибольшее внимание привлекла одна дама, ехавшая впереди в повозке и с головой закутанная в покрывало и платок. Легковерная толпа приняла ее сначала за жену генерала Гёргея, а потом за его любовницу. Ее арестовали потому, что ее короткая стрижка и несколько неженственные резкие черты лица вызвали подозрение, что это переодетый мужчина. Хотя при обыске и подтвердилось ее право на ношение нижних юбок, но в ее турнюре были обнаружены важные письма, доказывающие государственную измену, и 2 тысячи флоринов в венгерских банкнотах».
(Написано Ф. Энгельсом 4 марта 1849 г.)
Корреспонденция повествует о важнейшем решающем сражении, но при этом половина текста посвящена какой-то непонятной женщине! Что это за бред? Почему к ней столько внимания? Неужели это была Дойна?!
Ну, уж нет, откуда у Дойны могут быть «неженственные резкие черты лица», если она сам образец женственности. Хотя, если она планирует лечь в могилу к мёртвому мужчине, то от неё всего можно ожидать.

Вернувшись в Пешт, я нарвался на такую дикую истерику Дойны, что готов был провалиться сквозь землю. Она совершенно не стеснялась в выражениях:
«Вы зачем отлучались в Вену? Вы кого хотели проверить?! Вы меня хотели проверить?! Зачем?! Вы мне не доверяете?! Дьёрдь, часики то тикают! Хотите проспать момент революции и просрать вообще всё, что мы вложили в это дело?! Вас не было три дня! Целых ТРИ дня! Вы никого не предупредили об этом! Ещё немного и всё пойдёт псу под хвост! Времени почти нет! Почему я должна вас ждать?! Почему Кальман, великий композитор, должен сутками торчать в Пеште и ждать когда никому не известный Дьёрдь соизволит вернуться?! Вы что вообще о себе возомнили?! Вы думаете, что весь мир крутится только вокруг вас?!»

Когда страсти улеглись, мы втроём направились в гимназию Фашори. Дойна заранее предупредила нас с Кальманом, что там будут твориться жуткие сверхъестественные вещи. Она поинтересовалась здоровьем наших сердец и посоветовала рассматривать всё, что будет происходить, просто как страшный сон, а не как реальность. В противном случае наша психика может не выдержать этого потрясения.
Что ж, похоже, Дойна готовит всем адский сюрприз. У меня для неё теперь тоже есть сюрприз, я ведь не просто так катался в Вену. Пусть дальше кормит меня сказками, но теперь я знаю, кто такой Зверь Трансильвании!

[Сообщение изменено пользователем 03.04.2024 23:37]