21+ Книга на КЛиО (графоманская тема)
Z
Z fernes land (Зануда) Z
Глава 32. Сон Парижа
…аналогичный обтягивающий комбинезон имеет Ирма Веп, только он не из кожи вроде бы.
- Я не знаю никакой Ирмы Веп.
- Ирма Веп это анаграмма от слова «вампир». Она главный персонаж французского сериала «Вампиры».
- Я не видел этого сериала.
- Это понятно. А сериал про Фантомаса видели?
- Первые серии Фантомаса да, видел, но потом началась война и к нам прекратили завозить французские фильмы.
- Всё верно. Так вот, «Фантомаса» и «Вампиров» снимал один и тот же режиссёр – Луи Фейад. «Вампиров» Фейад начал снимать сразу после «Фантомаса», в 1915 году. Весь прошлый и позапрошлый год «Вампиры» пользовались бешеным успехом во Франции. А ещё в этом сериале фигурировала супер-пушка, которая могла бить на расстояние более 100 километров. Наши немецкие коллеги проявили к этому особый интерес, посчитав, что Фейад имеет связи с представителями разведки стран Антанты (либо с французской, либо с британской разведкой). Иначе откуда ему известно о тайных разработках секретного немецкого оружия? Имея такую пушку можно обстреливать Париж. Именно поэтому немецкая и наша разведки взяли Фейада в разработку.
- А какое это отношение имеет к Дойне?
- Сейчас объясню. Связи Фейада с представителями разведок выявлены не были. Скорее всего, Фейаду ничего неизвестно о немецких разработках, а свою супер-пушку он просто выдумал, но кое-что в его биографии вызвало интерес. В Париже Фейад появился в 1902 году после смерти родителей. Там он планировал писать литературные произведения и сценарии. По совпадению, в это же время в Париже гастролировал и театр «Сатурния». Тогда я не придал этому значения, а вот сейчас, после прочтения заметки в российской газете… Обтягивающий комбинезон, крылья…
Далее Ронге рассказал мне о сериале «Вампиры». На самом деле это сериал о парижской банде, использующей вампирский антураж. Названия серий были весьма колоритными: «Красная книга с тайнописью», «Завораживающие глаза», «Исчадие Сатаны», «Кровавая свадьба» и всё в таком духе.
Во второй серии, которая называется «Убийца с кольцом», балерина Марфа Кутилова, которую играет танцовщица Стася Наперковская, выходит на сцену театра в образе летучей мыши. Она в облегающем чёрном комбинезоне с отдельными крыльями, складывающимися в плащ. Во время танца она подбирается к девушке, спящей на лавочке, с целью вампирского укуса. Но до укуса так и не доходит, так как кровососущая летучая мышь умирает прямо на сцене. Дело в том, что до спектакля она поранилась отравленным кольцом, подаренным ей «Великим Вампиром», переодетым в графа Нуармутье.
Итак, Марфа Кутилова, игравшая в театре вампирскую летучую мышь умерла. В следующих сериях фигурирует уже другой персонаж – Ирма Веп.
Ирма — неуловимая многоликая мошенница, способная выдать себя за кого угодно, начиная с горничной и секретарши, и, заканчивая актрисой и светской дивой. Один раз она перевоплотилась даже в мужчину (юного наследника). Посмотрев на сериал другим взглядом, можно подумать, что это вовсе не кино, а спектакль, который поставила сама вампирша, играющая в нем главную роль. Она как будто не играет других женщин, а вселяется в них.
В иерархии банды Ирма Веп - вторая скрипка (формально) после предводителя (и идеолога) шайки по прозвищу Великий Вампир. Её главный и самый запоминающийся наряд: черный обтягивающий костюм. Его Ирма надевает, чтобы лазить по крышам и оставаться незамеченной и неузнаваемой при краже драгоценностей. Ее вечно притягивающий взгляд, с густой черной подводкой, тонкими бровями и бледной кожей превращал Ирму в femme fatale, что в переводе с французского означает «роковая женщина». Эксперты говорят, что Ирма Веп это первое в истории кинематографа воплощение femme fatale.
Играет Ирму Веп актриса театров «Монпарнас», «Гренель» и «Гобелен» Мюзидора,. Её настоящее имя Жанна Рок, а Мюзидора это творческий псевдоним, который в переводе с греческого означает «подарок муз».
Максимилиан Ронге увидел много общего между Ирмой Веп и Дойной Иреску.
Во-первых, внешность - густой макияж и бледная кожа.
Во-вторых, появление – умирает балерина в костюме летучей мыши и появляется Ирма, у которой есть похожий облегающий костюм. Причём наблюдается вешнее сходство Ирмы с умершей балериной, точно так же, как и Дойна очень похожа на госпожу Донси, первую хозяйку театра «Сатурния», которая бесследно пропала в Париже именно в 1902 году и многими считается убитой.
В-третьих, ловкость, с которой Ирма и Дойна лазают по крышам, правда Ирме, в отличие от Дойны не мешал массивный плащ. К тому же, Мюзидора смогла сама демонстрировать все эти трюки на крыше лишь потому, что ранее занималась акробатикой. А Дойна? Ронге недоумевал, почему Дойна заранее не сбросила свой плащ, перед тем как вылезти на крышу гимназии Фашори. Я-то знал почему, но объяснить это Ронге не мог по понятным причинам. Слава богу, он не спрашивал меня о путях, которыми Дойна попала в Москву.
Ронге сделал вывод, что режиссёр и сценарист Луи Фейад был знаком с Дойной. Он познакомился с ней в 1902 году сразу по приезду в Париж. А может они и до этого были заочно знакомы (по тайной переписке, либо через друзей), что побудило их обоих одновременно приехать в Париж в 1902 году. Она и послужила в итоге прототипом для его Ирмы Веп.
Ирма Веп светская львица, актриса, певица и завсегдатай богемных клубов, а чем Донси занималась в Париже? - именно этим. Разумеется, Ронге не сомневался, что госпожа Донси и госпожа Фалькенхайм (она же Дойна Иреску) это одно лицо. При этом, он скептически относился к рассказам актрис из первого состава «Сатурнии» о вечной молодости хозяйки театра, считая их преувеличенными: «Их не пощадили тяготы повседневного быта, а она вела аристократический образ жизни, следила за здоровьем, не перегружала себя ничем в период с 1902 по 1912, плюс умение пользоваться макияжем. Возможно, в 1902 году Дойна была очень юна, но густой агрессивный раскрас делал её визуально намного взрослее. Да и вообще непонятно где она была все эти десять лет. Возможно она находилась в тепличных условиях».
Максимилиан выразил сомнения по поводу верности Дойны. Опираясь на образ Ирмы Веп, он предположил, что Дойна такая же мошенница, либо и вовсе двойной агент, завербованный одной из будущих стран Антанты ещё в 1902 году в Париже. Он спросил, доверяю ли я ей, учитывая все эти странности и пробелы в её биографии. Я ответил, что сомнения у меня тоже есть, но пока она нас не подводила.
Тут я напомнил о странном поведении румынской армии под Херманштадтом, которая неожиданно остановила своё победоносное наступление. Я убедил Ронге, что это именно Дойна дезинформировала румын, что город якобы является ловушкой. Это позволило выиграть время, перебросить на этот фронт 9-ю германскую армию и, в конце концов, выиграть сражение. Ведь миф о «Королеве темноты» это лишь сказка для толпы, за которой скрывалась серьёзная агентурная работа. Да, я умею иногда придумывать красивые и правдоподобные легенды – Ронге мне поверил.
«Других серьёзных агентов в России у нас всё равно нет» – добавил я, на что Максимилиан весьма странно ехидно улыбнулся. При этом я заметил, что он пытался сдержать свою улыбку. Эта улыбка главы разведки очень насторожила меня тогда.
Версия Ронге о том, что Дойна послужила прототипом для Ирмы Веп, так как была знакома с Луи Фейадом, выглядела очень правдоподобно. Его опасения по поводу связей Дойны с разведками стран Антанты я тоже разделял. Например, в её письме меня смутило то, что Михаила Зощенко должны вывезти в Париж, причём благодаря протекторату некоей француженки. Почему в Париж? Почему француженка? Это что, французская агентурная сеть? Но у французов уж точно нет интереса совершать революцию в России! Похоже, что Дойна дурит всех, и французов в том числе. Она наслаждается собственным спектаклем, играя ради самой игры.
А ещё у меня пробежал холодок, когда Ронге рассказывал мне про 3 серию «Вампиров», в которой впервые появилась Ирма Веп. В этой серии она должна была выкрасть «красную книгу с тайнописью». Я тут же вспомнил, как юная девица выкрала мою рукопись в Трансильвании, после чего Дойна появилась в моей жизни, как будто вызванная древними заклинаниями. Эти заклинания начертаны тем, кто водил тогда моим пером.
Но рассказ Ронге о французских киношных «вампирах» был лишь прелюдией к более серьёзному разговору о той самой эпидемии сна. В то время как Франция следила в кинотеатрах за жизнью банды Ирмы Веп, эпидемия сна уже охватила Париж. Данные об эпидемии в Париже регулярно поступали к нам в Эвиденцбюро, а Ронге посвятил меня в некоторые подробности этой напасти.
События развивались так… К концу 1915 года Германия решила, что сил для наступления широким фронтом у неё больше нет. Начальник генерального штаба, Эрих фон Фалькенхайн, прекрасно представлял себе последствия двух лет войны для Франции. Она была самым слабым противником для Рейха, потеряв около 3 миллионов солдат в окопной войне, и находилась на грани национального нервного срыва. Казалось, это был переломный момент, и добить слабого противника одним решительным ударом было делом чести. Также он понимал, что если решительной победы не случится, то поражение Германии будет вопросом времени.
Для удара был выбран Верден. Это было сердце обороны Франции, город-крепость. За ним проходили линии снабжения для остальных районов. Французы верили в него, как в несокрушимую твердыню, а его форт Дюомон и был таковым. Отсюда даже забрали часть орудий для подготовки наступления на Сомме - настолько французы в нем были уверенны. И именно поэтому германцы выбрали его для своей решающей атаки, тем более, что Верденский выступ был очень удобен для нападения.
Фалькенхайн был уверен, что французы не оставят свой символ обороны и начнут перебрасывать силы в этот город - крепость, а немецкая артиллерия с окрестных высот будет перемалывать французские дивизии, оказавшиеся в мешке полуокружения. Так он хотел истощить силы французов, но истощение оказалось обоюдным.
Битва при Вердене продлилась 10 месяцев и унесла около миллиона жизней с обеих сторон. Так появилось зловещее словосочетание «Верденская мясорубка». Земля вокруг была перепахана вместе с трупами взрывами сорока миллионов артиллерийских снарядов и выжжена первыми в истории серийными боевыми огнемётами.
Огромное количество болезней и инфекций обрушилось на медицинский персонал по обе линии фронта, причём ранения - не самые большие проблемы. Тиф, холера, грипп, воспаления лёгких, гангрены - обыденная реальность. Но эта война получила имя Мировой не просто так – вместе с колониальными войсками она принесла в Старый Свет неизвестные доселе патогены из всех уголков Земли. Война собрала людей со всего мира, столкнула их друг с другом, омыла кровью, перетасовав колоду вирусов и бактерий по всему Земному шару. Невероятное истощение и голод, множество психиатрических симптомов, переполненные клиники абсолютно всех специализаций за линией фронта - всё смешалось. И только смерть правила своим мрачным балом.
По невероятному стечению обстоятельств в этом кровавом хаосе выживают несколько десятков человек со странными симптомами. Им удаётся пережить отправку с фронта и военно-полевые госпитали, откуда их, не имея возможности чем-то помочь, направляют в глубь стран. Париж и Вена. У двух непримиримых противников пациенты с одними и те же симптомами.
И в Париже, и в Вене эпидемия сна, но в прессу эту информацию не пропускают, она доступна лишь разведкам. Никто не хочет пугать народные массы. Люди и так не жаждут попасть на фронт, а зная, что с фронта пришла страшная болезнь, тем более не захотят. Да, пациентов пока немного. Десятки, первые сотни, это только зарегистрированные, но что будет, если об этом узнает население? Никто ведь не будет смотреть на количество - все ужаснутся от страшных последствий сонной болезни. Что стало с людьми, превратившимися в полуживые статуи, иногда издающие жуткие нечеловеческие крики? А может их души испытывают нечеловеческие муки в Аду, а на Земле осталась лишь полуживая оболочка в виде статуй, в которые душа иногда возвращается из преисподней, чтобы кричать, взывая о помощи?! Лучше умереть, чем такое! Это будет пострашнее смерти от пули или осколка. Никто не захочет ехать на фронт, где сонная смерть легко может завладеть вами!
А ещё хуже, что эпидемия сна перекинулась с солдат на гражданское население. Эту информацию тем более нужно скрывать, иначе в тылу начнётся паника и хаос.
Французский врач Жан Рене Крюше, доктор медицины, занимавшийся до войны исследованиями тиковых расстройств, укачиванием и состоянием перегрузок, которые испытывают лётчики, интересовался проблемами мозга. Когда в бесконечном потоке раненых к нему попал первый необычный пациент, в первую очередь он подумал, что это последствия применения иприта или нового оружия рейха. Но затем последовали новые пациенты. Ещё и ещё. Один за другим. Это уже была эпидемия. Эпидемия странной сонной болезни с ужасающими последствиями для пациентов. В Вене эту болезнь стали называть болезнью Экономо, а в Париже болезнью Крюше, но это была одна и та же зараза, пришедшая в тыл с «Верденской мясорубки», где был её первоисточник. Экономо и Крюше находились по разные стороны фронта, поэтому не знали об исследованиях друг друга. Об этом стало известно только разведкам (по крайней мере Австро-Венгерской).
Я схватывал информацию на лету, формируя собственный образ сонной болезни. Насколько я понял, это болезнь заразная, а значит должна иметь вирусную, или бактериальную причину. Заражаются не все, а лишь единицы. Остальные либо успешно противостоят болезни (таких видимо большинство), либо просто являются носителями. Носитель это хуже всего – сам не болеет, а других заражает.
Непонятно, кто же стал первопричиной заражения? Кто принёс этот вирус под Верден? Это был заболевший, или просто носитель?
После знакомства с Дойной моё больное воображение всегда направляло мысли в одну сторону. Они неслись вдоль нитей к центру смысловой паутины, где всегда располагалась Дойна. Не стали исключением и мои размышления о сонной болезни.
Теперь я понял, где пропадала Дойна с 1902 по 1912 год. Она уснула как госпожа Донси, а проснулась как Дойна Фалькенхайм. Она спала! Потому и не постарела. Говорят, что люди, пребывающие в летаргическом сне, не подвержены старению. Правда потом годы постепенно берут своё, как повествуют те же свидетельства, но, видимо у Дойны случай особый.
Что погрузило Дойну в летаргический сон? Часто причиной летаргического сна является травма, нередко психическая. Погрузить человека в летаргический сон может сильное потрясение. Если верить, что книга «Маг» Сомерсета Моэма является иносказательным повествованием о реальных парижских событиях 1902 года, то всё встаёт на места. Алистер Кроули, занимавшийся практиками сатанизма, каким-то образом сумел соблазнить Дойну (госпожу Донси), после чего тайно уехал с ней в Британию. Изначально Дойна испытывала к нему отвращение, но, видимо, магия и тайные обряды, которые применил Кроули, сделали своё дело.
Зачем Кроули понадобилась именно Дойна? Очевидно он чувствовал, что в ней течёт множество жизней и заключена древняя энергия. Именно поэтому он решил использовать её в своём жутком обряде сотворения новой жизни (по версии Моэма), либо в обряде, преследующем иные цели.
Думаю, Моэм не знал всего того, что произошло на самом деле. В его романе Маргарет Донси (то есть Дойна) погибла, а на самом же деле Дойна испытала сильнейший стресс, оказавшись в роли жертвы, и уснула. После погружения в летаргический сон, она стала непригодна для жертвоприношения и Кроули решил сохранить её до лучших времён, дождавшись её пробуждения. Возможно, он хранил её в своём поместье на берегу озера Лох-Несс, обеспечив соответствующий уход, а возможно и где-то в другом месте. Как она пробудилась и покинула логово своего похитителя, мне неизвестно.
Такова была моя первоначальная версия, но я нашёл в ней противоречия. Вряд ли Дойна так хорошо относилась бы к Алику (как она его называла), если бы он пытался принести её в жертву, а потом ещё и «мариновал» десять лет по подвалам. Принесение в жертву - это просто плод воображения Моэма. Таким образом он пытался объяснить её исчезновение (самому себе, прежде всего). Дойна действительно могла сбежать с Кроули в Британию чтобы не платить огромные долги за проданные билеты на несостоявшиеся спектакли театра «Сатурния» в Париже. После этого, где-то там, в Лондоне, она погрузилась в летаргический сон, осознав потерю своего главного детища – театра «Сатурния», а Кроули охранял её сон.
Но и вторая версия меня тоже не удовлетворила, так как она никак не объясняла повторное засыпание в Москве. Да, у Дойны было потрясение, когда она сорвалась с башни собора Петра и Павла, а меховые крылья хоть и позволяли планировать, но оказались недостаточны для мягкого приземления. Но ведь заснула она не в этот момент, а спустя недели, когда уже восстановилась и освоилась. К тому же она медленно теряла силы, погружаясь в сонное состояние постепенно, демонстрируя симптомы болезни Экономо, а никак не внезапный летаргический сон на почве стресса.
Отсюда возникла третья версия. У меня не осталось сомнений, что Дойна поражена тем самым летаргическим энцефалитом, который обнаружил Константин фон Экономо в Вене и независимо от него Жан Рене Крюше в Париже. Более того, Дойна и есть тот самый первичный источник заразы.
Но как зараза могла попасть под Верден?
Операцией под Верденом лично руководил генерал Фальненхайн, который, вероятно является носителем, а заразился он от своей дочери, Эрики!
Дойна имеет память Эрики, что она уже неоднократно доказывала, предсказывая исходы военных операций. Так что я верю, что она вселялась в неё в будущем. Но не могла же сонная болезнь Дойны передаться Эрике при вселении в её тело – это антинаучно. Тем более, вселилась она в неё в будущем. Не может же болезнь развиваться вспять по времени – это тем более антинаучно. Хотя, о какой, к чёрту, науке я рассуждаю в свете целой череды самых невероятных и необъяснимых магических событий….
Но всё же давайте отбросим версию с Эрикой и начнём рассуждать логически. Вена и Париж – города где много наследила Дойна. Там она вполне могла заразить некоторых людей. Болезнь может на время затаиться, а потом выплеснуться наружу после каких-либо потрясений (например, во время войны).
Наверняка сонная болезнь ходит также по Буде и по Пешту, но там не нашлось такого же толкового врача и такой же серьёзной клиники. В Британии следы тоже должны быть, если Кроули и правда увёз туда Дойну из Парижа. А ещё следы сонной болезни должны быть в прошлых веках, если Дойна не врёт про свои прошлые жизни.
Про следы эпидемий сонной болезни в прошлом я расспрошу Константина фон Экономо – наверняка он собирал исторические данные, если занимается этой проблемой. Но такие же следы можно найти и в народном эпосе, который хранит самые древние тайны, передававшиеся чаще в устной форме, когда письменность ещё не имела широкого распространения. К счастью, сохранились и единичные письменные документы. Спасибо также писателям-сказочникам, которые записали многие народные сказки, сохранив их для современности.
Я попытался вспомнить, в каких легендах и сказках есть намёки на эпидемию сна в прошлом. Я вспоминал только те, где упоминался длительный сон… Сон похожий на смерть… Ещё в университетские годы мы с Эрвином интересовались всем этим, так что картины древних сказаний и исторические документы тут же, как по мановению волшебной палочки, всплыли из моей памяти, в считанные секунды нарисовав полную картину со всеми подробностями. Это удивительно, ведь у меня довольно посредственная память. А ещё удивительно, что в сказках разных народов в разные века удаётся вспомнить лишь один сюжет про сон, похожий на смерть – это истории о спящей красавице!
…аналогичный обтягивающий комбинезон имеет Ирма Веп, только он не из кожи вроде бы.
- Я не знаю никакой Ирмы Веп.
- Ирма Веп это анаграмма от слова «вампир». Она главный персонаж французского сериала «Вампиры».
- Я не видел этого сериала.
- Это понятно. А сериал про Фантомаса видели?
- Первые серии Фантомаса да, видел, но потом началась война и к нам прекратили завозить французские фильмы.
- Всё верно. Так вот, «Фантомаса» и «Вампиров» снимал один и тот же режиссёр – Луи Фейад. «Вампиров» Фейад начал снимать сразу после «Фантомаса», в 1915 году. Весь прошлый и позапрошлый год «Вампиры» пользовались бешеным успехом во Франции. А ещё в этом сериале фигурировала супер-пушка, которая могла бить на расстояние более 100 километров. Наши немецкие коллеги проявили к этому особый интерес, посчитав, что Фейад имеет связи с представителями разведки стран Антанты (либо с французской, либо с британской разведкой). Иначе откуда ему известно о тайных разработках секретного немецкого оружия? Имея такую пушку можно обстреливать Париж. Именно поэтому немецкая и наша разведки взяли Фейада в разработку.
- А какое это отношение имеет к Дойне?
- Сейчас объясню. Связи Фейада с представителями разведок выявлены не были. Скорее всего, Фейаду ничего неизвестно о немецких разработках, а свою супер-пушку он просто выдумал, но кое-что в его биографии вызвало интерес. В Париже Фейад появился в 1902 году после смерти родителей. Там он планировал писать литературные произведения и сценарии. По совпадению, в это же время в Париже гастролировал и театр «Сатурния». Тогда я не придал этому значения, а вот сейчас, после прочтения заметки в российской газете… Обтягивающий комбинезон, крылья…
Далее Ронге рассказал мне о сериале «Вампиры». На самом деле это сериал о парижской банде, использующей вампирский антураж. Названия серий были весьма колоритными: «Красная книга с тайнописью», «Завораживающие глаза», «Исчадие Сатаны», «Кровавая свадьба» и всё в таком духе.
Во второй серии, которая называется «Убийца с кольцом», балерина Марфа Кутилова, которую играет танцовщица Стася Наперковская, выходит на сцену театра в образе летучей мыши. Она в облегающем чёрном комбинезоне с отдельными крыльями, складывающимися в плащ. Во время танца она подбирается к девушке, спящей на лавочке, с целью вампирского укуса. Но до укуса так и не доходит, так как кровососущая летучая мышь умирает прямо на сцене. Дело в том, что до спектакля она поранилась отравленным кольцом, подаренным ей «Великим Вампиром», переодетым в графа Нуармутье.
Итак, Марфа Кутилова, игравшая в театре вампирскую летучую мышь умерла. В следующих сериях фигурирует уже другой персонаж – Ирма Веп.
Ирма — неуловимая многоликая мошенница, способная выдать себя за кого угодно, начиная с горничной и секретарши, и, заканчивая актрисой и светской дивой. Один раз она перевоплотилась даже в мужчину (юного наследника). Посмотрев на сериал другим взглядом, можно подумать, что это вовсе не кино, а спектакль, который поставила сама вампирша, играющая в нем главную роль. Она как будто не играет других женщин, а вселяется в них.
В иерархии банды Ирма Веп - вторая скрипка (формально) после предводителя (и идеолога) шайки по прозвищу Великий Вампир. Её главный и самый запоминающийся наряд: черный обтягивающий костюм. Его Ирма надевает, чтобы лазить по крышам и оставаться незамеченной и неузнаваемой при краже драгоценностей. Ее вечно притягивающий взгляд, с густой черной подводкой, тонкими бровями и бледной кожей превращал Ирму в femme fatale, что в переводе с французского означает «роковая женщина». Эксперты говорят, что Ирма Веп это первое в истории кинематографа воплощение femme fatale.
Играет Ирму Веп актриса театров «Монпарнас», «Гренель» и «Гобелен» Мюзидора,. Её настоящее имя Жанна Рок, а Мюзидора это творческий псевдоним, который в переводе с греческого означает «подарок муз».
Максимилиан Ронге увидел много общего между Ирмой Веп и Дойной Иреску.
Во-первых, внешность - густой макияж и бледная кожа.
Во-вторых, появление – умирает балерина в костюме летучей мыши и появляется Ирма, у которой есть похожий облегающий костюм. Причём наблюдается вешнее сходство Ирмы с умершей балериной, точно так же, как и Дойна очень похожа на госпожу Донси, первую хозяйку театра «Сатурния», которая бесследно пропала в Париже именно в 1902 году и многими считается убитой.
В-третьих, ловкость, с которой Ирма и Дойна лазают по крышам, правда Ирме, в отличие от Дойны не мешал массивный плащ. К тому же, Мюзидора смогла сама демонстрировать все эти трюки на крыше лишь потому, что ранее занималась акробатикой. А Дойна? Ронге недоумевал, почему Дойна заранее не сбросила свой плащ, перед тем как вылезти на крышу гимназии Фашори. Я-то знал почему, но объяснить это Ронге не мог по понятным причинам. Слава богу, он не спрашивал меня о путях, которыми Дойна попала в Москву.
Ронге сделал вывод, что режиссёр и сценарист Луи Фейад был знаком с Дойной. Он познакомился с ней в 1902 году сразу по приезду в Париж. А может они и до этого были заочно знакомы (по тайной переписке, либо через друзей), что побудило их обоих одновременно приехать в Париж в 1902 году. Она и послужила в итоге прототипом для его Ирмы Веп.
Ирма Веп светская львица, актриса, певица и завсегдатай богемных клубов, а чем Донси занималась в Париже? - именно этим. Разумеется, Ронге не сомневался, что госпожа Донси и госпожа Фалькенхайм (она же Дойна Иреску) это одно лицо. При этом, он скептически относился к рассказам актрис из первого состава «Сатурнии» о вечной молодости хозяйки театра, считая их преувеличенными: «Их не пощадили тяготы повседневного быта, а она вела аристократический образ жизни, следила за здоровьем, не перегружала себя ничем в период с 1902 по 1912, плюс умение пользоваться макияжем. Возможно, в 1902 году Дойна была очень юна, но густой агрессивный раскрас делал её визуально намного взрослее. Да и вообще непонятно где она была все эти десять лет. Возможно она находилась в тепличных условиях».
Максимилиан выразил сомнения по поводу верности Дойны. Опираясь на образ Ирмы Веп, он предположил, что Дойна такая же мошенница, либо и вовсе двойной агент, завербованный одной из будущих стран Антанты ещё в 1902 году в Париже. Он спросил, доверяю ли я ей, учитывая все эти странности и пробелы в её биографии. Я ответил, что сомнения у меня тоже есть, но пока она нас не подводила.
Тут я напомнил о странном поведении румынской армии под Херманштадтом, которая неожиданно остановила своё победоносное наступление. Я убедил Ронге, что это именно Дойна дезинформировала румын, что город якобы является ловушкой. Это позволило выиграть время, перебросить на этот фронт 9-ю германскую армию и, в конце концов, выиграть сражение. Ведь миф о «Королеве темноты» это лишь сказка для толпы, за которой скрывалась серьёзная агентурная работа. Да, я умею иногда придумывать красивые и правдоподобные легенды – Ронге мне поверил.
«Других серьёзных агентов в России у нас всё равно нет» – добавил я, на что Максимилиан весьма странно ехидно улыбнулся. При этом я заметил, что он пытался сдержать свою улыбку. Эта улыбка главы разведки очень насторожила меня тогда.
Версия Ронге о том, что Дойна послужила прототипом для Ирмы Веп, так как была знакома с Луи Фейадом, выглядела очень правдоподобно. Его опасения по поводу связей Дойны с разведками стран Антанты я тоже разделял. Например, в её письме меня смутило то, что Михаила Зощенко должны вывезти в Париж, причём благодаря протекторату некоей француженки. Почему в Париж? Почему француженка? Это что, французская агентурная сеть? Но у французов уж точно нет интереса совершать революцию в России! Похоже, что Дойна дурит всех, и французов в том числе. Она наслаждается собственным спектаклем, играя ради самой игры.
А ещё у меня пробежал холодок, когда Ронге рассказывал мне про 3 серию «Вампиров», в которой впервые появилась Ирма Веп. В этой серии она должна была выкрасть «красную книгу с тайнописью». Я тут же вспомнил, как юная девица выкрала мою рукопись в Трансильвании, после чего Дойна появилась в моей жизни, как будто вызванная древними заклинаниями. Эти заклинания начертаны тем, кто водил тогда моим пером.
Но рассказ Ронге о французских киношных «вампирах» был лишь прелюдией к более серьёзному разговору о той самой эпидемии сна. В то время как Франция следила в кинотеатрах за жизнью банды Ирмы Веп, эпидемия сна уже охватила Париж. Данные об эпидемии в Париже регулярно поступали к нам в Эвиденцбюро, а Ронге посвятил меня в некоторые подробности этой напасти.
События развивались так… К концу 1915 года Германия решила, что сил для наступления широким фронтом у неё больше нет. Начальник генерального штаба, Эрих фон Фалькенхайн, прекрасно представлял себе последствия двух лет войны для Франции. Она была самым слабым противником для Рейха, потеряв около 3 миллионов солдат в окопной войне, и находилась на грани национального нервного срыва. Казалось, это был переломный момент, и добить слабого противника одним решительным ударом было делом чести. Также он понимал, что если решительной победы не случится, то поражение Германии будет вопросом времени.
Для удара был выбран Верден. Это было сердце обороны Франции, город-крепость. За ним проходили линии снабжения для остальных районов. Французы верили в него, как в несокрушимую твердыню, а его форт Дюомон и был таковым. Отсюда даже забрали часть орудий для подготовки наступления на Сомме - настолько французы в нем были уверенны. И именно поэтому германцы выбрали его для своей решающей атаки, тем более, что Верденский выступ был очень удобен для нападения.
Фалькенхайн был уверен, что французы не оставят свой символ обороны и начнут перебрасывать силы в этот город - крепость, а немецкая артиллерия с окрестных высот будет перемалывать французские дивизии, оказавшиеся в мешке полуокружения. Так он хотел истощить силы французов, но истощение оказалось обоюдным.
Битва при Вердене продлилась 10 месяцев и унесла около миллиона жизней с обеих сторон. Так появилось зловещее словосочетание «Верденская мясорубка». Земля вокруг была перепахана вместе с трупами взрывами сорока миллионов артиллерийских снарядов и выжжена первыми в истории серийными боевыми огнемётами.
Огромное количество болезней и инфекций обрушилось на медицинский персонал по обе линии фронта, причём ранения - не самые большие проблемы. Тиф, холера, грипп, воспаления лёгких, гангрены - обыденная реальность. Но эта война получила имя Мировой не просто так – вместе с колониальными войсками она принесла в Старый Свет неизвестные доселе патогены из всех уголков Земли. Война собрала людей со всего мира, столкнула их друг с другом, омыла кровью, перетасовав колоду вирусов и бактерий по всему Земному шару. Невероятное истощение и голод, множество психиатрических симптомов, переполненные клиники абсолютно всех специализаций за линией фронта - всё смешалось. И только смерть правила своим мрачным балом.
По невероятному стечению обстоятельств в этом кровавом хаосе выживают несколько десятков человек со странными симптомами. Им удаётся пережить отправку с фронта и военно-полевые госпитали, откуда их, не имея возможности чем-то помочь, направляют в глубь стран. Париж и Вена. У двух непримиримых противников пациенты с одними и те же симптомами.
И в Париже, и в Вене эпидемия сна, но в прессу эту информацию не пропускают, она доступна лишь разведкам. Никто не хочет пугать народные массы. Люди и так не жаждут попасть на фронт, а зная, что с фронта пришла страшная болезнь, тем более не захотят. Да, пациентов пока немного. Десятки, первые сотни, это только зарегистрированные, но что будет, если об этом узнает население? Никто ведь не будет смотреть на количество - все ужаснутся от страшных последствий сонной болезни. Что стало с людьми, превратившимися в полуживые статуи, иногда издающие жуткие нечеловеческие крики? А может их души испытывают нечеловеческие муки в Аду, а на Земле осталась лишь полуживая оболочка в виде статуй, в которые душа иногда возвращается из преисподней, чтобы кричать, взывая о помощи?! Лучше умереть, чем такое! Это будет пострашнее смерти от пули или осколка. Никто не захочет ехать на фронт, где сонная смерть легко может завладеть вами!
А ещё хуже, что эпидемия сна перекинулась с солдат на гражданское население. Эту информацию тем более нужно скрывать, иначе в тылу начнётся паника и хаос.
Французский врач Жан Рене Крюше, доктор медицины, занимавшийся до войны исследованиями тиковых расстройств, укачиванием и состоянием перегрузок, которые испытывают лётчики, интересовался проблемами мозга. Когда в бесконечном потоке раненых к нему попал первый необычный пациент, в первую очередь он подумал, что это последствия применения иприта или нового оружия рейха. Но затем последовали новые пациенты. Ещё и ещё. Один за другим. Это уже была эпидемия. Эпидемия странной сонной болезни с ужасающими последствиями для пациентов. В Вене эту болезнь стали называть болезнью Экономо, а в Париже болезнью Крюше, но это была одна и та же зараза, пришедшая в тыл с «Верденской мясорубки», где был её первоисточник. Экономо и Крюше находились по разные стороны фронта, поэтому не знали об исследованиях друг друга. Об этом стало известно только разведкам (по крайней мере Австро-Венгерской).
Я схватывал информацию на лету, формируя собственный образ сонной болезни. Насколько я понял, это болезнь заразная, а значит должна иметь вирусную, или бактериальную причину. Заражаются не все, а лишь единицы. Остальные либо успешно противостоят болезни (таких видимо большинство), либо просто являются носителями. Носитель это хуже всего – сам не болеет, а других заражает.
Непонятно, кто же стал первопричиной заражения? Кто принёс этот вирус под Верден? Это был заболевший, или просто носитель?
После знакомства с Дойной моё больное воображение всегда направляло мысли в одну сторону. Они неслись вдоль нитей к центру смысловой паутины, где всегда располагалась Дойна. Не стали исключением и мои размышления о сонной болезни.
Теперь я понял, где пропадала Дойна с 1902 по 1912 год. Она уснула как госпожа Донси, а проснулась как Дойна Фалькенхайм. Она спала! Потому и не постарела. Говорят, что люди, пребывающие в летаргическом сне, не подвержены старению. Правда потом годы постепенно берут своё, как повествуют те же свидетельства, но, видимо у Дойны случай особый.
Что погрузило Дойну в летаргический сон? Часто причиной летаргического сна является травма, нередко психическая. Погрузить человека в летаргический сон может сильное потрясение. Если верить, что книга «Маг» Сомерсета Моэма является иносказательным повествованием о реальных парижских событиях 1902 года, то всё встаёт на места. Алистер Кроули, занимавшийся практиками сатанизма, каким-то образом сумел соблазнить Дойну (госпожу Донси), после чего тайно уехал с ней в Британию. Изначально Дойна испытывала к нему отвращение, но, видимо, магия и тайные обряды, которые применил Кроули, сделали своё дело.
Зачем Кроули понадобилась именно Дойна? Очевидно он чувствовал, что в ней течёт множество жизней и заключена древняя энергия. Именно поэтому он решил использовать её в своём жутком обряде сотворения новой жизни (по версии Моэма), либо в обряде, преследующем иные цели.
Думаю, Моэм не знал всего того, что произошло на самом деле. В его романе Маргарет Донси (то есть Дойна) погибла, а на самом же деле Дойна испытала сильнейший стресс, оказавшись в роли жертвы, и уснула. После погружения в летаргический сон, она стала непригодна для жертвоприношения и Кроули решил сохранить её до лучших времён, дождавшись её пробуждения. Возможно, он хранил её в своём поместье на берегу озера Лох-Несс, обеспечив соответствующий уход, а возможно и где-то в другом месте. Как она пробудилась и покинула логово своего похитителя, мне неизвестно.
Такова была моя первоначальная версия, но я нашёл в ней противоречия. Вряд ли Дойна так хорошо относилась бы к Алику (как она его называла), если бы он пытался принести её в жертву, а потом ещё и «мариновал» десять лет по подвалам. Принесение в жертву - это просто плод воображения Моэма. Таким образом он пытался объяснить её исчезновение (самому себе, прежде всего). Дойна действительно могла сбежать с Кроули в Британию чтобы не платить огромные долги за проданные билеты на несостоявшиеся спектакли театра «Сатурния» в Париже. После этого, где-то там, в Лондоне, она погрузилась в летаргический сон, осознав потерю своего главного детища – театра «Сатурния», а Кроули охранял её сон.
Но и вторая версия меня тоже не удовлетворила, так как она никак не объясняла повторное засыпание в Москве. Да, у Дойны было потрясение, когда она сорвалась с башни собора Петра и Павла, а меховые крылья хоть и позволяли планировать, но оказались недостаточны для мягкого приземления. Но ведь заснула она не в этот момент, а спустя недели, когда уже восстановилась и освоилась. К тому же она медленно теряла силы, погружаясь в сонное состояние постепенно, демонстрируя симптомы болезни Экономо, а никак не внезапный летаргический сон на почве стресса.
Отсюда возникла третья версия. У меня не осталось сомнений, что Дойна поражена тем самым летаргическим энцефалитом, который обнаружил Константин фон Экономо в Вене и независимо от него Жан Рене Крюше в Париже. Более того, Дойна и есть тот самый первичный источник заразы.
Но как зараза могла попасть под Верден?
Операцией под Верденом лично руководил генерал Фальненхайн, который, вероятно является носителем, а заразился он от своей дочери, Эрики!
Дойна имеет память Эрики, что она уже неоднократно доказывала, предсказывая исходы военных операций. Так что я верю, что она вселялась в неё в будущем. Но не могла же сонная болезнь Дойны передаться Эрике при вселении в её тело – это антинаучно. Тем более, вселилась она в неё в будущем. Не может же болезнь развиваться вспять по времени – это тем более антинаучно. Хотя, о какой, к чёрту, науке я рассуждаю в свете целой череды самых невероятных и необъяснимых магических событий….
Но всё же давайте отбросим версию с Эрикой и начнём рассуждать логически. Вена и Париж – города где много наследила Дойна. Там она вполне могла заразить некоторых людей. Болезнь может на время затаиться, а потом выплеснуться наружу после каких-либо потрясений (например, во время войны).
Наверняка сонная болезнь ходит также по Буде и по Пешту, но там не нашлось такого же толкового врача и такой же серьёзной клиники. В Британии следы тоже должны быть, если Кроули и правда увёз туда Дойну из Парижа. А ещё следы сонной болезни должны быть в прошлых веках, если Дойна не врёт про свои прошлые жизни.
Про следы эпидемий сонной болезни в прошлом я расспрошу Константина фон Экономо – наверняка он собирал исторические данные, если занимается этой проблемой. Но такие же следы можно найти и в народном эпосе, который хранит самые древние тайны, передававшиеся чаще в устной форме, когда письменность ещё не имела широкого распространения. К счастью, сохранились и единичные письменные документы. Спасибо также писателям-сказочникам, которые записали многие народные сказки, сохранив их для современности.
Я попытался вспомнить, в каких легендах и сказках есть намёки на эпидемию сна в прошлом. Я вспоминал только те, где упоминался длительный сон… Сон похожий на смерть… Ещё в университетские годы мы с Эрвином интересовались всем этим, так что картины древних сказаний и исторические документы тут же, как по мановению волшебной палочки, всплыли из моей памяти, в считанные секунды нарисовав полную картину со всеми подробностями. Это удивительно, ведь у меня довольно посредственная память. А ещё удивительно, что в сказках разных народов в разные века удаётся вспомнить лишь один сюжет про сон, похожий на смерть – это истории о спящей красавице!
Z
Z fernes land (Зануда) Z
Глава 33. Принцесса и нищая
Вероятно, самая древняя спящая красавица из известных нам по эпосу - это Брунгильда.
История о заснувшей деве содержится в «Старшей Эдде», поэтическом сборнике древнеисландских песен о богах и героях германо-скандинавской мифологии. Этот сборник был обнаружен в виде рукописи, датированной примерно 1260 годом, но эпос, послуживший его основой, гораздо более древний.
Согласно «Старшей Эдде», храброму воину Сигурду дано предсказание, что в ближайшее время он станет великим, убьёт дракона и разбудит спящую валькирию. Тогда Сигурд просит прорицателя раскрыть ему более отдалённое будущее, но предсказание оказалось печальным – Сигурд узнал о прекрасной Брюнхильде, которая его погубит.
Сигурд убил дракона и колдуна, после чего отправился во Францию, где на холме увидел зарево. Там в доспехах спала валькирия, одна из воинственных дев Одина, верховного божества скандинавов и германцев. Сигурд разрубил кольчугу, и дева пробудилась. Валькирия назвалась Сигрдривой. Она поведала о том, что прогневала Одина и за это он пригрозил выдать её замуж (известно, что валькирия теряет силы при любовной связи со смертным).
Сигрдрива уснула на долгие годы после того как Один уколол её «шипом сна». Что это был за шип не уточняется, но известно, что женой Одина в германо-скандинавской мифологии является верховная богиня Фригг, символ которой прялка, так что в качестве «шипа сна» вполне могло выступить веретено.
Пробуждённая Сигрдрива в благодарность учит Сигурда важным заповедям, которые он никогда не должен нарушать. В частности, она предостерегает его от ссор с роднёй, кровной мести и любовных отношений с ведьмами.
Дальше в повествовании есть смысловой провал (видимо часть текстов пропала), но весь этот кусок можно восстановить по «Саге о Вёльсунгах», где идёт речь о тех же событиях. Если кратко, то на сцену выходит прекрасная Гудрун, дочь ведьмы Гримхильды. При этом, Гримхильда ещё и королева германского племени бургундов. Гримхильда опаивает Сигурда зельем, и он полностью теряет память и влюбляется в её дочь Гудрун, забыв о клятве, данной своей возлюбленной Брюнхильде.
В то же время Гуннар, один из сыновей ведьмы Гримхильды, обманом через подмену тел женил на себе Брюнхильду. Брюнхильда поклялась, что выйдет замуж лишь за того, кто победит её в поединке, а победить её мог лишь Сигурд. Вот он её как раз и победил, но находился он в образе Гуннара. После того, как Сигурда опоили, всё ведьмино семейство вертело им как хотело, так что не удивительно, что он согласился на эту авантюру.
Когда вскрылся обман, Брюнхильда, не зная, что Сигурда опоили, вынашивает план мести. Она подговаривает своего мужа убить Сигурда, думая, что инициатором подмены тел был именно он.
Сигурд убит. Гудрун, дочь ведьмы, оплакивает своего убитого мужа Сигурда, но Брюнхильда идёт ещё дальше – она закалывает себя мечом чтобы отправиться в загробный мир вместе с Сигурдом, в качестве его жены. Только так она сможет быть с ним вместе.
После погребального костра Брюнхильда вместе с Сигурдом попадает в подземный мир мёртвых, где некая великанша сообщает, что Брюнхильда и есть та самая валькирия Сигрдрива, которую Сигурд пробудил ото сна и превратил в земную женщину, вступив с ней в связь.
Ну как тут не вспомнить мою рукопись, разбудившую древнюю Дойну, дав ей земную телесную оболочку. При этом погребальная ведьма, являющаяся мне в видениях, постоянно предупреждает, что Дойна меня погубит. Но ведь Брюнхильда-Сигрдрива погубила не только Сигурда, но и себя тоже! Получается, что контакты угрожают не только мне, но и самой Дойне! Вот такие параллели рисовало мне моё больное воображение…
Но это ещё не всё… Брюнхильда, оказалась ещё и сестрой Атли, грозного предводителя гуннов. Это тот самый Аттила, гунны которого смешавшись с местными племенами породили венгерскую нацию, и могилу которого до сих пор ищут у нас в Венгрии. Атли решил, что его сестра погибла из-за бургундов и решил отомстить им. Чтобы этого не произошло, королева бургундов ведьма Гримхильда опоила свою дочь Гудрун и повторно выдала её замуж – теперь уже за Атли. Это на время спасло бургундов от гуннов, породнив их браком, но ненадолго. В конце концов, Аттила перебил всех правителей бургундов и бургундское королевство рухнуло. В отместку Гудрун убила Аттилу и государство гуннов тоже рухнуло.
Кстати, по одной из исторических версий, реального Аттилу действительно убила его юная жена Ильдико, которая имела германские корни. И наверняка имя Ильдико не настоящее. Ильдико или Хильдико это уменьшительное от «хильд» - наиболее распространённого окончания древнегерманских женских имён. Получается, что Ильдико это такая собирательная юная германка, точное имя которой неизвестно. Но у нас, в Венгрии, в эту германскую версию с убийством Аттилы не верят, а потому продолжают называть девочек и мальчиков Ильдиками и Аттилами.
Брюнхильда взята скандинавами из более ранней «Песни о Нибелунгах», немецкой эпической поэмы, написанной примерно в 1200 году.
Основой «Песни о Нибелунгах» послужили видимо древнегерманские героические сказания, воспевшие гибель бургундского королевства в 437 году и смерть Аттилы в 453 году, а также более поздние события. Автор неизвестен, но есть основания полагать, что сочинена поэма на Дунае, в районе современной Вены: география этой части Австрии и примыкающих к ней областей известна автору несравненно лучше, нежели другие части Европы.
Но «ничего такого сонного» в «Нибелунгах» вроде бы не было, хотя сюжет братоубийственной истории практически полностью совпадает с «Эддой», как и имена большинства героев. У германцев вместо Брюнхильды - Брунгильда, вместо Сигурда - Зикфрид, вместо Атли – Этцель. Те же самые имена, по сути. Отличается лишь антагонистка Брунгильды – в «Небелунгах» она не Гудрун, а Кримхильда (а в «Эдде» Гримхильдой звали ведьму, мать Гудрун).
Германскую Брунгильду никто не пробуждал, но она также непобедима в бою, пока не вступит в связь с земным мужчиной.
Вся «Песня о Нибелунгах» построена на вражде двух королев, Брунгильды и Кримхильды.
Осталось только найти исторического прототипа Брюнхильды, чтобы понять, кто на самом деле был этой «непобедимой спящей красавицей». Это оказалось довольно просто. А всё благодаря Григорию Турскому…
Оказывается, «Старшая Эдда», «Песня о Нибелунгах» и многие другие произведения 12 – 13 веков странным образом смешали события 5 века, где Аттила правил бал, и 6 - 7 веков, когда проходила полувековая династическая война двух кровавых королев: Брунгильды и Фредегонды.
Эта жуткая война унесла жизни десятка королевских особ, которые были заколоты, отравлены, убиты в сражениях. Обе королевы были хитры, мстительны, жестоки, изворотливы. Ради женской мести друг другу Брунгильда и Фредегонда плели чудовищные интриги, использовали самые изощрённые методы, обманывали, предавали. Они отправляли в жерло войны и губили родню: собственных мужей, сыновей, внуков и даже правнуков, параллельно убивая чужих мужей, сыновей и внуков. Жестокость Фредегонды и вовсе была запредельной и немотивированной, особенно к женщинам – это было исчадие ада, зверь в женском обличии. В реальной истории, в отличие от германско-скандинавского эпоса, романтикой и героизмом даже и не пахло. Всё было гадко, гнусно и жестоко.
А начиналось всё вроде бы хорошо. К 6 веку в Западной Европе образовалось огромная империя германского племени франков, в которую кроме франков входили и другие германские племена, а также остатки галлов и римлян. Империя эта ещё не достигла своих максимальных размеров, но уже занимала земли современной Франции, Германии, Бельгии и Голландии. К слову, «Франция» с латыни так и переводится – «земля франков».
В те годы в империи франков в городе Тур жил епископ Григорий, который по совместительству был летописцем. Благодаря сохранившимся 10 томам его летописей мы и знаем о войне кровавых королев, которые стали прототипами героинь древних сказаний и легенд.
Так что же было в реальной истории?
В 561 году умирает король империи франков и все земли делятся между четырьмя его сыновьями. Двое из этих сыновей женаты на испанских принцессах – родных сёстрах. В те времена всю территорию Испании и Португалии занимало королевство вестготов со столицей в Толедо, так что принцессы тоже были германками, просто из племени вестготов.
Итак, остановимся на этих двух родных братьях принцах, женатых на двух родных сёстрах принцессах...
После раздела империи принцу Хильперику досталось королевство Нейстрия со столицей в Париже, а его жена, принцесса Галесвинта, после свадьбы получила титул королевы Нейстрии.
Сигиберту досталась Австразия со столицей в городе Мец, а его жена, принцесса Брунгильда, стала королевой Австразии. Что интересно, за век до этого город Мец был захвачен Аттилой. Может поэтому во многих древнегерманских легендах и народном эпосе Брунгильду ошибочно называют сестрой Аттилы. А рядом с Мецем, всего в 30 милях западнее расположен Верден – эту древнюю гальскую крепость, нынешние «западные ворота Франции», Аттила так и не смог захватить. Не смог взять Верден и генерал Фальненхайн, который в районе Меца накапливал войска перед «Верденской мясорубкой». Фалькенхайн хорошо знал Мец, ведь он проходил там службу ещё до того, как стал генералом. Так что зараза сонной эпидемии могла попасть под Верден как через Фалькенхайна, в дочь которого вселялась Дойна, так и через королеву Брунгильду, которую в легендах отождествляли со спящей валькирией. А ещё не факт, что Дойна не побывала в теле Брунгильды, - в этом случае обе версии сливаются в одну, с единым источником заразы.
Ну, ладно, с принцессами и принцами разобрались, а кто же тогда Фредегонда? Где она вообще? А Фредегонда тогда была никем. Обычная простолюдинка, перед красотой которой мало кто мог устоять, но это была губительная красота.
Во дворце Хильперика она оказалась в качестве служанки, делающей самую грязную работу. По некоторым данным она вообще была сервом, то есть крестьянкой-рабыней. А до этого, видимо, «у стен дворца она пасла гусей». Но она умела расталкивать всех локтями и идти по головам, используя свои внешние данные и ловко манипулируя мужчинами.
Не устоял и король Хильперик, который заметил красивую служанку. Так она стала любовницей короля и попала в свиту королевы. Для королевы это закончилось плачевно – она оказалась в монастыре после козней Фредегонды. Но то была первая жена Хильперика и первая королева.
В каждой женщине Фредегонда видела потенциальную соперницу и преграду на пути к вершине власти и богатства. Фредегонда с юности усвоила, что путь к вершине пролегает через сильных мужчин, где посторонние женщины - это всегда помеха. Женщин она уничтожала в первую очередь, часто самыми зверскими способами, причём часто тех, которые и не думали что-либо сделать против неё. Женщина – значит уже враг, а потому подлежит уничтожению.
Как известно, «жениться по любви не может ни один король», поэтому Фредегонда осталась в роли любовницы, а Хильперик начал поиски новой королевы, чтобы соблюсти приличия и нормы, принятые в королевских семьях. Женой его брата Сигиберта была Брунгильда, так что Хильперик пошёл по самому простому пути – узнал, нет ли у неё сестры принцессы. Так второй женой короля и королевой Нейстрии стала сестра Брунгильды – принцесса Галесвинта. По сути это был смертный приговор, так как королевой хотела стать Фредегонда.
Фредегонда так вертела королём, что в конце концов он приказал слуге задушить королеву Галесвинту и попытался замести следы. Дальше уже не было смысла соблюдать приличия и нормы – на трон Нейстрии села бывшая крестьянка Фредегонда. Когда-то она была рабыней, а теперь весь Париж лежал у её ног. Все эти события и послужили причиной полувековой войны двух кровавых королев – Брунгильды и Фредегонды.
Брунгильда была тоже хороша собой и любвеобильна. Она тоже крутила своим королём Сигибертом как хотела. И это при том, что Сигиберт был доблестным воином и неплохим полководцем. Он воевал против диких саксов, захватывал земли западных славян и противостоял набегам аварского каганата. Это было неизбежно, ведь Австразия располагалась на краю империи. Ну чем не прототип доблестного Сигурда из «Старшей Эдды»? Да и имена созвучны: Брунгильда-Сигиберт и Брюнхильда-Сигурд. Кстати, и разбудил свою Брюнхильду Сигурд именно во Франции, согласно «Эдде». А ещё первой жертвой вражды королев и в «Эдде» и «Нибелунгах» стал Сигурд (Зикфрид), а в реальной истории первым пал Сигеберт. Это ещё раз свидетельствует, что именно он был одним из прототипов Сигурда.
Итак, узнав об убийстве родной сестры, Брунгильда уговорила Сигеберта убить Хильперика. Конечно же Сигиберт любил Брунгильду больше, чем своего родного брата, так что армия Австразии во главе с Сигибертом и Брунгильдой вторглась в Нейстрию.
Нейстрия была в центре империи, от набегов почти не страдала и боевым опытом не располагала, а сам Хильперик полководцем был никудышным. Оборона Нейстрии посыпалась и Париж пал, но Хильперика с Френегондой схватить не удалось – они вовремя сбежали из столицы.
Поняв, что в военном плане Нейстрия проигрывает, Фредегонда подослала в лагерь армии Австразии наёмных убийц. Они хитростью проникли в шатёр короля Сигиберта и закололи его. В лагере возникла неразбериха и паника, пользуясь которой подоспевшие войска Нейстрии взяли Брунгильду в плен.
Хильперик сослал Брунгильду в монастырь в Руан, где уже томилась его первая жена. Но тут случилось невероятное…
Брунгильде на тот момент было уже 33 года, а Меровею, сыну Хильперика, всего лишь 26. Меровей приехал в монастырь повидаться со своей мамой (первой королевой Нейстрии, заточённой в монастыре), но увидел тётю Брунгильду и влюбился в неё, несмотря на разницу в возрасте. Видимо она в самом деле была прекрасна и умела сводить мужчин с ума. Там они и поженились, благодаря местному архиепископу (говорят, что он получил за это кое-что из сокровищницы Брунгильды). Так Меровей стал мужем собственной тёти (пусть и не родной по крови), а Хильперик и Фредегонда невольно стали свёкром и свекровью Брунгильды – их злейшего врага. Это было немыслимо! К тому же свекровь была на пару лет моложе невестки, что вызывало смех подданных.
Мачеха Фредегонда была готова стереть Меровея в порошок, но для Хильперика он был родным сыном. Хильперик предпочёл отпустить Брунгильду в Австразию, а сына увёз в Париж от греха подальше. Но сын не успокоился и устроил мятеж против отца, сумев вырваться с вооружённым отрядом в Австразию к своей любимой Брунгильде. Его ждало разочарование – Брунгильда не пылала к нему страстью, она использовала его лишь для того, чтобы вырваться из плена.
Год Меровей провёл в замке на границе Нейстрии после чего вновь принялся воевать с отцом. Далее Меровей якобы покончил с собой, когда его маленький отряд окружила в Шампани армия отца, но Григорий Турский отрицает эту «официальную версию». Он утверждает, что капитулировавшего принца тайно убили по приказу Фредегонды, выдав это за самоубийство.
Так Брунгильда лишилась второго мужа. Теперь трон Австразии принадлежал её сыну, при котором она была регентшей.
Фредегонде этого было мало, она должна была расправиться со всеми пасынками, претендовавшими на трон. При этом Фредегонде не везло с собственными детьми. Её сыновья умирали от болезней и ей везде начало мерещиться колдовство. По её мнению, колдовство исходило от женщин и именно она первой придумала сжигать ведьм, а вовсе не церковная инквизиция. К слову, сама церковная инквизиция с пытками и казнями появилась лишь через шесть веков после описываемых событий.
Когда оспа унесла жизни сразу двух сыновей Фредегонды, в наведении порчи она обвинила второго (и последнего) своего пасынка, а сам колдовской обряд якобы провела мать его наложницы. Пасынка отправили в ссылку, где он был убит при странных обстоятельствах, а несчастную женщину по приказу Фредегонды сожгли на костре как ведьму. Это было впервые в истории. Охота на ведьм и их сжигание стало практиковаться только через 9 веков после зверств Фредегонды, то есть, почти что спустя тысячелетие!
Через несколько лет у Фредегонды умирает ещё один сын и всё повторяется, но в уже более жутких масштабах. В колдовстве обвинили префекта и группу женщин, «действующих под влиянием Дьявола». Якобы они передали префекту колдовскую мазь. Как ни странно, префекта всего лишь сослали в Бордо, зато всех женщин подвергли страшным истязаниям, колесовали и потом сожгли на костре как ведьм. Это был первый в истории процесс над ведьмами, почти за тысячу лет до начала массовых гонений на них.
Церковных правителей Фредегонда тоже не жаловала. Архиепископа Руана, который ранее обвенчал её пасынка с Брунгильдой, она отправила в ссылку, а потом и вовсе подослала к нему раба-убийцу. Говорят, что, умирая, он проклял Фредегонду и предрёк ей вечные муки в аду. Та же судьба чуть не постигла и Григория, епископа Тура. Его судили за то, что он плохо отзывался о королеве, и лишь чудом ему удалось избежать наказания. Некоторые утверждают, что это могло ещё больше «испортить портрет Фредегонды» в его летописях.
В это время Брунгильда времени зря не теряла. Она занялась хозяйством: возводила крепости, ремонтировала старые римские дороги, выправляла финансовые дела Австразийского государства.
Параллельно началась «испанская гонка дочерей».
Брунгильда выдала свою старшую дочь за принца вестготов, намереваясь прибрать к рукам ещё и Испанию, но эта затея окончилась печально. Её дочь переманила принца в свою веру, и он поднял мятеж в Севилье. Этот мятеж закончился кровопролитной войной в Испании на религиозной почве. Принц потерпел поражение и был убит, а дочь Брунгильды отправлена в ссылку и умерла в дороге.
Фредегонда тоже времени зря не теряла, и она тоже включилась в «испанскую гонку дочерей». Свою дочь она тоже сосватала за испанского принца (брата того убитого, за которого вышла дочь Брунгильды). Параллельно Фредегонда завела любовника, родила от него сына и убила своего мужа, короля Нейстрии (руками любовника).
В это время дочь Фредегонды с огромной свитой и богатым обозом уже подъезжала к Тулузе, за которой была граница королевства вестготов - Испании. Когда поступила новость об убийстве короля дальше можно было уже и не ехать. Принц Испании хотел жениться на дочери короля Нейстрии, а теперь она стала не пойми кем. К тому же, обнаглевший местный герцог тут же напал и ограбил её, узнав, что короля больше нет. Очень уж не вовремя Фредегонда убила своего короля. Пришлось Фредегонде забирать непутёвую дочь обратно в Париж.
Дочка была в маму и даже ещё более распутная, а раз обе не любили женщин, то готовы были порвать друг друга, постоянно ругались и дрались. Дочка обзывала маму простолюдинкой и грозила вернуть её обратно в служанки (у дочери была хотя бы половина крови была королевской). В ответ Фредегонда чуть не задушила дочь крышкой от сундука – спасли слуги, прибежавшие на крик. Одна из девушек, которая находилась там, громко закричала: «На помощь, ради бога, бегите сюда, мою госпожу душит её мать!».
Отказавшись от дочери Фредегонды, принц Испании остался свободным от уз брака. Этим тут же воспользовалась Брунгильда, сосватав за него свою младшую дочь. «Испанская гонка дочерей» продолжилась. К этому времени принц успел стать королём, но свадьба так и не произошла, хотя всё к ней уже шло. Брунгильда даже успела передать дары на свадьбу, в числе которых был золотой щит и драгоценные чаши. В случае Френегонды свадьбе дочери помешали действия мамы, а в случае Брунгильды – действия бабушки.
Дело в том, что мама Брунгильды была испанской королевой. Когда папа Брунгильды умер (своей смертью, кстати, что в те годы было редкостью), мама снова вышла замуж и опять за короля. Так она стала королевой Испании повторно. Второго короля она тоже пережила, после чего получила статус «королевы-матери» по отношению к его сыну. То есть, она была мачехой нового короля. Получается, что она должна была стать свекровью собственной родной внучки. Она бы и рада, но у вестготов всё было ещё сложнее, чем у франков – а всё из-за религии. Религия, которую ранее в Испании неудачно продвигала старшая дочь Брунгильды, постепенно взяла верх, и новый король тоже перешел в эту веру, а бабка не перешла. В итоге бабушку вестготы сгнобили и свадьба молодого короля с её внучкой расстроилась.
«Испанская гонка дочерей» Брунгильды и Фредегонды окончилась ничем, но Брунгильда, волею судеб оказалась в более выгодном положении. Король Бургундии (один из четырёх братьев - наследников империи франков) после эпидемии оспы стал бездетным (не только у Фредегонды умирали сыновья), поэтому свой трон завещал племяннику, который остался без отца – то есть, сыну Брунгильды. Вскоре после смерти дяди, сын Брунгильды стал королём сразу двух королевств – Австразии и Бургундии.
Владения Брунгильды разрастались, а параллельно с этим продолжались военные действия между Брунгильдой и Фредегондой. А вот тут-то успех был на стороне Фредегонды. Она успешно громила армию Брунгильды и её сына, что многих удивляло. Где простолюдинка успела освоить военное искусство? Многие находили разгадку в колдовстве. Якобы, обвиняя других женщин в колдовстве, она сама этим самым и занималась. Ну, то есть, о других женщинах она судила по себе. Неизвестно, правдивы ли обвинения Фредегонды в колдовстве, но порой она показывала такое, чего никто не ожидал…
Возмужавший сын Брунгильды, который уже правил Австразией и Бургундией, собрал в этих провинциях огромное войско, с которым вторгся в Нейстрию чтобы поквитаться с Фредегондой, давней обидчицей своей матери. Он уже разграбил окрестности Суасона, когда туда подошло небольшое войско, собранное Фредегондой в своей единственной провинции. Армия Фредегонды сильно уступала по численности, поэтому никто не сомневался, что она потерпит поражение. Но Фредегонда верила в свою победу, ведь век назад в этом же месте франки разбили объединённую армию галлов и римлян.
Военный лагерь сына Брунгильды располагался среди лугов и местность вокруг хорошо просматривалась. Воины мирно спали, когда ночью выставленные дозоры узрели странные изменения в окружающем ландшафте. В их поле зрения попала роща на небольшом удалении от лагеря, со стороны которой раздавался звон колокольчиков. Вчера её тут не было! Стража решила, что с вечера они слишком много выпили, поэтому и не заметили этот перелесок, где сейчас мирно паслись коровы.
Под утро, ещё в темноте, лес ожил. Он воссиял и начал приближаться к лагерю, после чего протрубили трубы и из леса выскочили всадники и пешие воины с тысячами фонарей, среди которых была сама Фредегонда с малолетним сыном на руках. Они принялись рубить всех в спящем ещё лагере, что закончилось бегством всего объединённого войска Австразии и Бургундии.
Летописи уверяют, что это было не колдовство, что Фредегонда с вечера приказала нарубить в лесу небольшие деревца и длинные ветви, которые ночью её войско несло в первых рядах, подкрадываясь к неприятельскому лагерю. А на каждого коня она велела повесить коровье ботало. Но я скорее поверю в колдовство, чем в эти нелепые сказки о пьяных дозорах и хитростях Фредегонды. Уж очень это всё неправдоподобно. Тем не менее, Фредегонда одержала победу и это неоспоримый факт.
Через год после этой битвы умер Григорий Турский и его летописи оборвались. О дальнейших событиях мы узнаём уже из более поздних источников.
Сын Брунгильды чудом спасся от преследования в ту роковую «ночь ожившего леса», но спустя три года был отравлен людьми Фредегонды и умер вместе со своей женой. После этого престолы Австразии и Бургундии перешли двум внукам Брунгильды.
Тогда Фредегонда продолжила воевать уже со внуками Брунгильды. Война шла успешно, но ей помешала смерть королевы. Фредегонда умерла тихо и мирно в собственной постели, как это часто бывает со злодеями. Но мы то помним, что нет ей покоя после смерти, ведь она убила архиепископа и он умирая проклял её.
Фредегонду похоронили рядом с убитым ей же мужем в парижском аббатстве Сен-Жермен-де-Пре. Это аббатство было сожжено викингами два века спустя, потом ещё многократно разрушалось и восстанавливалось, но могила Фредегонды так и оставалась нетронутой. Там она пролежала тысячу лет и два века, ожидая своего часа, чтобы покинуть место загробного заточения. Ждать ей пришлось очень долго, ведь для этого требовалась великая мёртвая сила, а она не может возникнуть в одночасье.
Долгие века копилась мёртвая сила, способная на великие свершения. В Париже на болотистой пойме Сены в те древние времена селились простолюдины, такие же, какой изначально была и сама Фредегонда. Там их и хоронили. Сейчас это самый центр, который именуют «чревом Парижа». Первые мертвецы появились здесь через три века после смерти Фредегонды. Но там хоронили не только бедняков и простолюдинов, но и душевно больных, не крещёных младенцев, казнённых, а также жертв эпидемий и кровавых расправ. Сюда привозили десятки тысяч умерших от «чёрной смерти» - бубонной чумы. Сюда же привезли тысячи гугенотов, зарезанных в Варфоломеевскую ночь.
На краю этого кладбища стояла церковь Невинных, названная так в память об избиении младенцев царём Иродом. Это была очень древняя церковь и никто не знает, когда точно она была построена. Её очень почитал Людовик 7, а Людовик 9 поместил сюда урну с остатками костей якобы этих самых младенцев. Эту урну он привёз со святой земли после крестовых походов, которые сам и возглавлял. А до этого в церкви захоронили тело ребёнка – Ричарда из Понтуаза (пригорода Парижа). Согласно легенде, он был убит евреями в 1182 году, что стало поводом для изгнания евреев из Франции в апреле того же года.
Около церкви хоронили знать, а уже на удалении простолюдинов, в том числе и в братских могилах и галереях вдоль границ. Так название от церкви перешло на кладбище, и оно очень ему подходило, ведь невинные люди были захоронены здесь в огромном количестве.
Примерно в те времена, когда была записана «Песнь о Нибелунгах», кладбище Невинных облюбовали влюблённые парижане, находившие здесь уединение. Это дикое кощунство возмутило тогдашнего короля Франции и в 1186 году он приказал обнести кладбище трёхметровой каменной стеной с массивными воротами, запиравшимися на замок. С тех пор кладбище считалось зловещим, особенно у той части забора, где на мозаичной фреске была изображена «пляска смерти».
Спустя два с половиной века дурная слава перекинулась и на саму церковь. В эти годы хозяевами Парижа были англичане. Они прознали про чудеса, которые творятся над могилой мальчика Ричарда и решили перевезти его останки в Англию. Они извлекли его из могилы и отделили голову, вернув её в могилу, а тело увезли. Позднее, уже после изгнания англичан, прямо внутри церкви произошла драка, после чего богослужения прекратили, а двери церкви закрыли. И такая заколоченная и заброшенная она стояла целое десятилетие.
Мертвецы всё прибывали и к 1780 году на кладбище Невинных скопилась целая их армия – около двух миллионов. Толщина слоя погребения местами достигала десяти метров, а кладбище продолжало расти в высоту. На разных уровнях лежали мертвецы разных эпох, а земля кладбища стала такой, что по легенде «съедала» трупы за девять дней. Но, на самом деле, земля, наоборот, потеряла возможность поглощать труты. Трупы не разлагались, а превращались в жировые скопления и трупный воск. В округе распространялся зловонный запах, смерти от которого скисало вино и молоко. В конце концов, после затяжных ливней древние каменные стены, опоясывавшие кладбище, не выдержали и дали трещину. На улицы Парижа выплеснулась зловонная земляная жижа с костями и останками трупов, затопившая подвалы окрестных домов. Мёртвые рвались в глубины подземного мира и такой мир под Парижем был.
Еще в римскую эпоху на этом месте были подземные каменоломни, а потом буквально из-под земли вырос и сам Париж. Туннели подземных катакомб протянулись под Парижем на сотни километров, а из камней, извлечённых оттуда, построили Лувр и Собор парижской богоматери, не говоря уже о прочих городских постройках. Подземный Париж разрастался одновременно с привычным нам надземным. Более тысячи лет, пока Фредегонда спала в своей могиле, наверху строился город живых, а внизу город мёртвых. В городе живых кипела жизнь, а подземный город все эти века лишь ждал прихода мертвецов. И они пришли…
Почти два года продолжалась эксгумация двух миллионов останков. Жировые отложения и трупный воск собирали и пускали на изготовление свечей и мыла, а кости опускали под землю в катакомбы, где для мертвецов был уже готов их подземный город. Кладбище Невинных и одноимённую церковь снесли, как и другие кладбища Парижа. Останки со всех кладбищ стекались в катакомбы. Царство тьмы под Парижем заселили около шести миллионов мертвецов. И это при том, что живых людей в надземном Париже было в разы меньше. К 1786 году Париж окончательно разделился на два города: надземный город живых и подземный город мёртвых. Осталось только мёртвым подняться наверх и вызволить свою королеву – простолюдинку Фредегонду.
Три года души мертвецов из числа невинных и простолюдинов копили силы в подземном царстве каменоломен, где бродят Геката и Персефона. Силы подземного мира дали их душам возможность вырваться наверх, на свет божий, вселившись в тела живых людей. Не навсегда, а лишь на время. На время, необходимое для разрушительных действий в чьих-то интересах.
Так через три года, в 1789, души живых людей в надземном Париже вдруг начали мертветь. Люди начали сбиваться в стаи как зомби, заполняя улицы. Толпы живых мертвецов принялись крушить всё на своём пути, начиная от зданий и заканчивая существующими порядками. Но их терзал голод, их терзала жажда… Это была жажда крови, и кровь полилась. Так началась жуткая кровавая революция, которую почему-то назвали «Великой Французской».
Все знают, что живые мертвецы взяли Бастилию и отпустили преступников, но они также ворвались и в аббатство Сен-Жермен-де-Пре – усыпальницу древних королей франков, где уже больше тысячи лет лежала Фредегонда. Революционными варварами были разрушены все интерьеры церкви. Были разбиты романские капители колонн, тимпан и древние фигуры портала. Старинная библиотека тоже была бы полностью уничтожена, если бы не русские – значительную часть рукописей выкупил и увёз в Санкт-Петербург дипломат Пётр Дубровский.
Затем в аббатстве устроили тюрьму для священнослужителей, куда их свозили со всех храмов Парижа, а потом убили. А позже церковь и вовсе превратили в хранилище селитры и производство пороха, что способствовало её дальнейшему разрушению. Нет, самая старая церковь Парижа сохранилась, но как усыпальница древних королей рассматриваться уже не могла.
В это же время, временное правительство постановило извлекать из захоронений цветные металлы, в частности бронзу из надгробий. Ещё позже, в дни массового террора и гильотин, было решено уничтожить «нечистый прах» тиранов под предлогом повторного использования свинцовых гробов. Национально собрание постановило: «Могилы и мавзолеи бывших королей, прежде всего в церкви Сен-Дени, в храмах и других местах на всей территории республики будут уничтожены до 10 августа».
В аббатстве Сен-Дени покоились французские короли, королевы, принцы и прочие особы. После разрушения надгробий открылось несколько тел в состоянии гниения, некоторые рассыпались в пыль (в том числе дурно пахнущий труп Людовика пятнадцатого, умершего от оспы, и «чернильно-чёрный» труп Людовика четырнадцатого, которого при жизни называли король-солнце). Тело Генриха четвёртого было в столь хорошей сохранности, что оно демонстрировалось в течение нескольких дней прохожим перед собором, поставленное вертикально. Некоторые трупы были разделены на части: те, кто разрушал могилы, оставляли себе их или на сувениры, или с целью дальнейшей продажи.
46 королей, 32 королевы и 63 принцев были сброшены в братские могилы и засыпаны известью.
Срок, отведённый мертвецам, подходил к концу. Мёртвые души начали покидать тела живых людей, возвращаясь в подземный Париж. Люди очнулись от кровавого угара. Похмелье было горьким. Стремление вернуть хоть кокой-то порядок и прекратить наконец эти пляски смерти было столь сильным, что к власти пришёл диктатор Наполеон Бонапарт.
Позднее некоторые гробницы в Сен-Дени были восстановлены, но после долгого пребывания в не гашенной извести мало кого удалось идентифицировать. Гробницы пусты. Мертвецы катакомб забрали с собой своих королей.
Сюда же, в Сен-Дени из Сен-Жермен-де-Пре перевезли и мозаичное надгробие Фредегонды, выполненное из мрамора и меди. Это один из древнейших погребальных памятников Франции. Изображение королевы на этом надгробии детальное, но у Фредегонды почему то нет лица. Как будто она ускользнула из собственной оболочки. Где сейчас мощи Фредегонды тоже неизвестно. А только ли рукописи из Сен-Жермен-де-Пре отправились в Санкт-Петербург в те годы? И почему в деле революции Дойна так много ставит именно на Петроград?
Но мы отвлеклись и ушли на тысячелетие вперёд, а между тем Брунгильда ещё жива и война двух королев, несмотря на смерть Фредегонды, продолжается. Теперь войну ведёт её сын, которого ещё недавно она носила на руках во время сражений.
К тому же, в исторических хрониках мы до сих пор не обнаружили следов спящей красавицы и эпидемии сна. Может стоит рассмотреть линию Брунгильды?
Вероятно, самая древняя спящая красавица из известных нам по эпосу - это Брунгильда.
История о заснувшей деве содержится в «Старшей Эдде», поэтическом сборнике древнеисландских песен о богах и героях германо-скандинавской мифологии. Этот сборник был обнаружен в виде рукописи, датированной примерно 1260 годом, но эпос, послуживший его основой, гораздо более древний.
Согласно «Старшей Эдде», храброму воину Сигурду дано предсказание, что в ближайшее время он станет великим, убьёт дракона и разбудит спящую валькирию. Тогда Сигурд просит прорицателя раскрыть ему более отдалённое будущее, но предсказание оказалось печальным – Сигурд узнал о прекрасной Брюнхильде, которая его погубит.
Сигурд убил дракона и колдуна, после чего отправился во Францию, где на холме увидел зарево. Там в доспехах спала валькирия, одна из воинственных дев Одина, верховного божества скандинавов и германцев. Сигурд разрубил кольчугу, и дева пробудилась. Валькирия назвалась Сигрдривой. Она поведала о том, что прогневала Одина и за это он пригрозил выдать её замуж (известно, что валькирия теряет силы при любовной связи со смертным).
Сигрдрива уснула на долгие годы после того как Один уколол её «шипом сна». Что это был за шип не уточняется, но известно, что женой Одина в германо-скандинавской мифологии является верховная богиня Фригг, символ которой прялка, так что в качестве «шипа сна» вполне могло выступить веретено.
Пробуждённая Сигрдрива в благодарность учит Сигурда важным заповедям, которые он никогда не должен нарушать. В частности, она предостерегает его от ссор с роднёй, кровной мести и любовных отношений с ведьмами.
Дальше в повествовании есть смысловой провал (видимо часть текстов пропала), но весь этот кусок можно восстановить по «Саге о Вёльсунгах», где идёт речь о тех же событиях. Если кратко, то на сцену выходит прекрасная Гудрун, дочь ведьмы Гримхильды. При этом, Гримхильда ещё и королева германского племени бургундов. Гримхильда опаивает Сигурда зельем, и он полностью теряет память и влюбляется в её дочь Гудрун, забыв о клятве, данной своей возлюбленной Брюнхильде.
В то же время Гуннар, один из сыновей ведьмы Гримхильды, обманом через подмену тел женил на себе Брюнхильду. Брюнхильда поклялась, что выйдет замуж лишь за того, кто победит её в поединке, а победить её мог лишь Сигурд. Вот он её как раз и победил, но находился он в образе Гуннара. После того, как Сигурда опоили, всё ведьмино семейство вертело им как хотело, так что не удивительно, что он согласился на эту авантюру.
Когда вскрылся обман, Брюнхильда, не зная, что Сигурда опоили, вынашивает план мести. Она подговаривает своего мужа убить Сигурда, думая, что инициатором подмены тел был именно он.
Сигурд убит. Гудрун, дочь ведьмы, оплакивает своего убитого мужа Сигурда, но Брюнхильда идёт ещё дальше – она закалывает себя мечом чтобы отправиться в загробный мир вместе с Сигурдом, в качестве его жены. Только так она сможет быть с ним вместе.
После погребального костра Брюнхильда вместе с Сигурдом попадает в подземный мир мёртвых, где некая великанша сообщает, что Брюнхильда и есть та самая валькирия Сигрдрива, которую Сигурд пробудил ото сна и превратил в земную женщину, вступив с ней в связь.
Ну как тут не вспомнить мою рукопись, разбудившую древнюю Дойну, дав ей земную телесную оболочку. При этом погребальная ведьма, являющаяся мне в видениях, постоянно предупреждает, что Дойна меня погубит. Но ведь Брюнхильда-Сигрдрива погубила не только Сигурда, но и себя тоже! Получается, что контакты угрожают не только мне, но и самой Дойне! Вот такие параллели рисовало мне моё больное воображение…
Но это ещё не всё… Брюнхильда, оказалась ещё и сестрой Атли, грозного предводителя гуннов. Это тот самый Аттила, гунны которого смешавшись с местными племенами породили венгерскую нацию, и могилу которого до сих пор ищут у нас в Венгрии. Атли решил, что его сестра погибла из-за бургундов и решил отомстить им. Чтобы этого не произошло, королева бургундов ведьма Гримхильда опоила свою дочь Гудрун и повторно выдала её замуж – теперь уже за Атли. Это на время спасло бургундов от гуннов, породнив их браком, но ненадолго. В конце концов, Аттила перебил всех правителей бургундов и бургундское королевство рухнуло. В отместку Гудрун убила Аттилу и государство гуннов тоже рухнуло.
Кстати, по одной из исторических версий, реального Аттилу действительно убила его юная жена Ильдико, которая имела германские корни. И наверняка имя Ильдико не настоящее. Ильдико или Хильдико это уменьшительное от «хильд» - наиболее распространённого окончания древнегерманских женских имён. Получается, что Ильдико это такая собирательная юная германка, точное имя которой неизвестно. Но у нас, в Венгрии, в эту германскую версию с убийством Аттилы не верят, а потому продолжают называть девочек и мальчиков Ильдиками и Аттилами.
Брюнхильда взята скандинавами из более ранней «Песни о Нибелунгах», немецкой эпической поэмы, написанной примерно в 1200 году.
Основой «Песни о Нибелунгах» послужили видимо древнегерманские героические сказания, воспевшие гибель бургундского королевства в 437 году и смерть Аттилы в 453 году, а также более поздние события. Автор неизвестен, но есть основания полагать, что сочинена поэма на Дунае, в районе современной Вены: география этой части Австрии и примыкающих к ней областей известна автору несравненно лучше, нежели другие части Европы.
Но «ничего такого сонного» в «Нибелунгах» вроде бы не было, хотя сюжет братоубийственной истории практически полностью совпадает с «Эддой», как и имена большинства героев. У германцев вместо Брюнхильды - Брунгильда, вместо Сигурда - Зикфрид, вместо Атли – Этцель. Те же самые имена, по сути. Отличается лишь антагонистка Брунгильды – в «Небелунгах» она не Гудрун, а Кримхильда (а в «Эдде» Гримхильдой звали ведьму, мать Гудрун).
Германскую Брунгильду никто не пробуждал, но она также непобедима в бою, пока не вступит в связь с земным мужчиной.
Вся «Песня о Нибелунгах» построена на вражде двух королев, Брунгильды и Кримхильды.
Осталось только найти исторического прототипа Брюнхильды, чтобы понять, кто на самом деле был этой «непобедимой спящей красавицей». Это оказалось довольно просто. А всё благодаря Григорию Турскому…
Оказывается, «Старшая Эдда», «Песня о Нибелунгах» и многие другие произведения 12 – 13 веков странным образом смешали события 5 века, где Аттила правил бал, и 6 - 7 веков, когда проходила полувековая династическая война двух кровавых королев: Брунгильды и Фредегонды.
Эта жуткая война унесла жизни десятка королевских особ, которые были заколоты, отравлены, убиты в сражениях. Обе королевы были хитры, мстительны, жестоки, изворотливы. Ради женской мести друг другу Брунгильда и Фредегонда плели чудовищные интриги, использовали самые изощрённые методы, обманывали, предавали. Они отправляли в жерло войны и губили родню: собственных мужей, сыновей, внуков и даже правнуков, параллельно убивая чужих мужей, сыновей и внуков. Жестокость Фредегонды и вовсе была запредельной и немотивированной, особенно к женщинам – это было исчадие ада, зверь в женском обличии. В реальной истории, в отличие от германско-скандинавского эпоса, романтикой и героизмом даже и не пахло. Всё было гадко, гнусно и жестоко.
А начиналось всё вроде бы хорошо. К 6 веку в Западной Европе образовалось огромная империя германского племени франков, в которую кроме франков входили и другие германские племена, а также остатки галлов и римлян. Империя эта ещё не достигла своих максимальных размеров, но уже занимала земли современной Франции, Германии, Бельгии и Голландии. К слову, «Франция» с латыни так и переводится – «земля франков».
В те годы в империи франков в городе Тур жил епископ Григорий, который по совместительству был летописцем. Благодаря сохранившимся 10 томам его летописей мы и знаем о войне кровавых королев, которые стали прототипами героинь древних сказаний и легенд.
Так что же было в реальной истории?
В 561 году умирает король империи франков и все земли делятся между четырьмя его сыновьями. Двое из этих сыновей женаты на испанских принцессах – родных сёстрах. В те времена всю территорию Испании и Португалии занимало королевство вестготов со столицей в Толедо, так что принцессы тоже были германками, просто из племени вестготов.
Итак, остановимся на этих двух родных братьях принцах, женатых на двух родных сёстрах принцессах...
После раздела империи принцу Хильперику досталось королевство Нейстрия со столицей в Париже, а его жена, принцесса Галесвинта, после свадьбы получила титул королевы Нейстрии.
Сигиберту досталась Австразия со столицей в городе Мец, а его жена, принцесса Брунгильда, стала королевой Австразии. Что интересно, за век до этого город Мец был захвачен Аттилой. Может поэтому во многих древнегерманских легендах и народном эпосе Брунгильду ошибочно называют сестрой Аттилы. А рядом с Мецем, всего в 30 милях западнее расположен Верден – эту древнюю гальскую крепость, нынешние «западные ворота Франции», Аттила так и не смог захватить. Не смог взять Верден и генерал Фальненхайн, который в районе Меца накапливал войска перед «Верденской мясорубкой». Фалькенхайн хорошо знал Мец, ведь он проходил там службу ещё до того, как стал генералом. Так что зараза сонной эпидемии могла попасть под Верден как через Фалькенхайна, в дочь которого вселялась Дойна, так и через королеву Брунгильду, которую в легендах отождествляли со спящей валькирией. А ещё не факт, что Дойна не побывала в теле Брунгильды, - в этом случае обе версии сливаются в одну, с единым источником заразы.
Ну, ладно, с принцессами и принцами разобрались, а кто же тогда Фредегонда? Где она вообще? А Фредегонда тогда была никем. Обычная простолюдинка, перед красотой которой мало кто мог устоять, но это была губительная красота.
Во дворце Хильперика она оказалась в качестве служанки, делающей самую грязную работу. По некоторым данным она вообще была сервом, то есть крестьянкой-рабыней. А до этого, видимо, «у стен дворца она пасла гусей». Но она умела расталкивать всех локтями и идти по головам, используя свои внешние данные и ловко манипулируя мужчинами.
Не устоял и король Хильперик, который заметил красивую служанку. Так она стала любовницей короля и попала в свиту королевы. Для королевы это закончилось плачевно – она оказалась в монастыре после козней Фредегонды. Но то была первая жена Хильперика и первая королева.
В каждой женщине Фредегонда видела потенциальную соперницу и преграду на пути к вершине власти и богатства. Фредегонда с юности усвоила, что путь к вершине пролегает через сильных мужчин, где посторонние женщины - это всегда помеха. Женщин она уничтожала в первую очередь, часто самыми зверскими способами, причём часто тех, которые и не думали что-либо сделать против неё. Женщина – значит уже враг, а потому подлежит уничтожению.
Как известно, «жениться по любви не может ни один король», поэтому Фредегонда осталась в роли любовницы, а Хильперик начал поиски новой королевы, чтобы соблюсти приличия и нормы, принятые в королевских семьях. Женой его брата Сигиберта была Брунгильда, так что Хильперик пошёл по самому простому пути – узнал, нет ли у неё сестры принцессы. Так второй женой короля и королевой Нейстрии стала сестра Брунгильды – принцесса Галесвинта. По сути это был смертный приговор, так как королевой хотела стать Фредегонда.
Фредегонда так вертела королём, что в конце концов он приказал слуге задушить королеву Галесвинту и попытался замести следы. Дальше уже не было смысла соблюдать приличия и нормы – на трон Нейстрии села бывшая крестьянка Фредегонда. Когда-то она была рабыней, а теперь весь Париж лежал у её ног. Все эти события и послужили причиной полувековой войны двух кровавых королев – Брунгильды и Фредегонды.
Брунгильда была тоже хороша собой и любвеобильна. Она тоже крутила своим королём Сигибертом как хотела. И это при том, что Сигиберт был доблестным воином и неплохим полководцем. Он воевал против диких саксов, захватывал земли западных славян и противостоял набегам аварского каганата. Это было неизбежно, ведь Австразия располагалась на краю империи. Ну чем не прототип доблестного Сигурда из «Старшей Эдды»? Да и имена созвучны: Брунгильда-Сигиберт и Брюнхильда-Сигурд. Кстати, и разбудил свою Брюнхильду Сигурд именно во Франции, согласно «Эдде». А ещё первой жертвой вражды королев и в «Эдде» и «Нибелунгах» стал Сигурд (Зикфрид), а в реальной истории первым пал Сигеберт. Это ещё раз свидетельствует, что именно он был одним из прототипов Сигурда.
Итак, узнав об убийстве родной сестры, Брунгильда уговорила Сигеберта убить Хильперика. Конечно же Сигиберт любил Брунгильду больше, чем своего родного брата, так что армия Австразии во главе с Сигибертом и Брунгильдой вторглась в Нейстрию.
Нейстрия была в центре империи, от набегов почти не страдала и боевым опытом не располагала, а сам Хильперик полководцем был никудышным. Оборона Нейстрии посыпалась и Париж пал, но Хильперика с Френегондой схватить не удалось – они вовремя сбежали из столицы.
Поняв, что в военном плане Нейстрия проигрывает, Фредегонда подослала в лагерь армии Австразии наёмных убийц. Они хитростью проникли в шатёр короля Сигиберта и закололи его. В лагере возникла неразбериха и паника, пользуясь которой подоспевшие войска Нейстрии взяли Брунгильду в плен.
Хильперик сослал Брунгильду в монастырь в Руан, где уже томилась его первая жена. Но тут случилось невероятное…
Брунгильде на тот момент было уже 33 года, а Меровею, сыну Хильперика, всего лишь 26. Меровей приехал в монастырь повидаться со своей мамой (первой королевой Нейстрии, заточённой в монастыре), но увидел тётю Брунгильду и влюбился в неё, несмотря на разницу в возрасте. Видимо она в самом деле была прекрасна и умела сводить мужчин с ума. Там они и поженились, благодаря местному архиепископу (говорят, что он получил за это кое-что из сокровищницы Брунгильды). Так Меровей стал мужем собственной тёти (пусть и не родной по крови), а Хильперик и Фредегонда невольно стали свёкром и свекровью Брунгильды – их злейшего врага. Это было немыслимо! К тому же свекровь была на пару лет моложе невестки, что вызывало смех подданных.
Мачеха Фредегонда была готова стереть Меровея в порошок, но для Хильперика он был родным сыном. Хильперик предпочёл отпустить Брунгильду в Австразию, а сына увёз в Париж от греха подальше. Но сын не успокоился и устроил мятеж против отца, сумев вырваться с вооружённым отрядом в Австразию к своей любимой Брунгильде. Его ждало разочарование – Брунгильда не пылала к нему страстью, она использовала его лишь для того, чтобы вырваться из плена.
Год Меровей провёл в замке на границе Нейстрии после чего вновь принялся воевать с отцом. Далее Меровей якобы покончил с собой, когда его маленький отряд окружила в Шампани армия отца, но Григорий Турский отрицает эту «официальную версию». Он утверждает, что капитулировавшего принца тайно убили по приказу Фредегонды, выдав это за самоубийство.
Так Брунгильда лишилась второго мужа. Теперь трон Австразии принадлежал её сыну, при котором она была регентшей.
Фредегонде этого было мало, она должна была расправиться со всеми пасынками, претендовавшими на трон. При этом Фредегонде не везло с собственными детьми. Её сыновья умирали от болезней и ей везде начало мерещиться колдовство. По её мнению, колдовство исходило от женщин и именно она первой придумала сжигать ведьм, а вовсе не церковная инквизиция. К слову, сама церковная инквизиция с пытками и казнями появилась лишь через шесть веков после описываемых событий.
Когда оспа унесла жизни сразу двух сыновей Фредегонды, в наведении порчи она обвинила второго (и последнего) своего пасынка, а сам колдовской обряд якобы провела мать его наложницы. Пасынка отправили в ссылку, где он был убит при странных обстоятельствах, а несчастную женщину по приказу Фредегонды сожгли на костре как ведьму. Это было впервые в истории. Охота на ведьм и их сжигание стало практиковаться только через 9 веков после зверств Фредегонды, то есть, почти что спустя тысячелетие!
Через несколько лет у Фредегонды умирает ещё один сын и всё повторяется, но в уже более жутких масштабах. В колдовстве обвинили префекта и группу женщин, «действующих под влиянием Дьявола». Якобы они передали префекту колдовскую мазь. Как ни странно, префекта всего лишь сослали в Бордо, зато всех женщин подвергли страшным истязаниям, колесовали и потом сожгли на костре как ведьм. Это был первый в истории процесс над ведьмами, почти за тысячу лет до начала массовых гонений на них.
Церковных правителей Фредегонда тоже не жаловала. Архиепископа Руана, который ранее обвенчал её пасынка с Брунгильдой, она отправила в ссылку, а потом и вовсе подослала к нему раба-убийцу. Говорят, что, умирая, он проклял Фредегонду и предрёк ей вечные муки в аду. Та же судьба чуть не постигла и Григория, епископа Тура. Его судили за то, что он плохо отзывался о королеве, и лишь чудом ему удалось избежать наказания. Некоторые утверждают, что это могло ещё больше «испортить портрет Фредегонды» в его летописях.
В это время Брунгильда времени зря не теряла. Она занялась хозяйством: возводила крепости, ремонтировала старые римские дороги, выправляла финансовые дела Австразийского государства.
Параллельно началась «испанская гонка дочерей».
Брунгильда выдала свою старшую дочь за принца вестготов, намереваясь прибрать к рукам ещё и Испанию, но эта затея окончилась печально. Её дочь переманила принца в свою веру, и он поднял мятеж в Севилье. Этот мятеж закончился кровопролитной войной в Испании на религиозной почве. Принц потерпел поражение и был убит, а дочь Брунгильды отправлена в ссылку и умерла в дороге.
Фредегонда тоже времени зря не теряла, и она тоже включилась в «испанскую гонку дочерей». Свою дочь она тоже сосватала за испанского принца (брата того убитого, за которого вышла дочь Брунгильды). Параллельно Фредегонда завела любовника, родила от него сына и убила своего мужа, короля Нейстрии (руками любовника).
В это время дочь Фредегонды с огромной свитой и богатым обозом уже подъезжала к Тулузе, за которой была граница королевства вестготов - Испании. Когда поступила новость об убийстве короля дальше можно было уже и не ехать. Принц Испании хотел жениться на дочери короля Нейстрии, а теперь она стала не пойми кем. К тому же, обнаглевший местный герцог тут же напал и ограбил её, узнав, что короля больше нет. Очень уж не вовремя Фредегонда убила своего короля. Пришлось Фредегонде забирать непутёвую дочь обратно в Париж.
Дочка была в маму и даже ещё более распутная, а раз обе не любили женщин, то готовы были порвать друг друга, постоянно ругались и дрались. Дочка обзывала маму простолюдинкой и грозила вернуть её обратно в служанки (у дочери была хотя бы половина крови была королевской). В ответ Фредегонда чуть не задушила дочь крышкой от сундука – спасли слуги, прибежавшие на крик. Одна из девушек, которая находилась там, громко закричала: «На помощь, ради бога, бегите сюда, мою госпожу душит её мать!».
Отказавшись от дочери Фредегонды, принц Испании остался свободным от уз брака. Этим тут же воспользовалась Брунгильда, сосватав за него свою младшую дочь. «Испанская гонка дочерей» продолжилась. К этому времени принц успел стать королём, но свадьба так и не произошла, хотя всё к ней уже шло. Брунгильда даже успела передать дары на свадьбу, в числе которых был золотой щит и драгоценные чаши. В случае Френегонды свадьбе дочери помешали действия мамы, а в случае Брунгильды – действия бабушки.
Дело в том, что мама Брунгильды была испанской королевой. Когда папа Брунгильды умер (своей смертью, кстати, что в те годы было редкостью), мама снова вышла замуж и опять за короля. Так она стала королевой Испании повторно. Второго короля она тоже пережила, после чего получила статус «королевы-матери» по отношению к его сыну. То есть, она была мачехой нового короля. Получается, что она должна была стать свекровью собственной родной внучки. Она бы и рада, но у вестготов всё было ещё сложнее, чем у франков – а всё из-за религии. Религия, которую ранее в Испании неудачно продвигала старшая дочь Брунгильды, постепенно взяла верх, и новый король тоже перешел в эту веру, а бабка не перешла. В итоге бабушку вестготы сгнобили и свадьба молодого короля с её внучкой расстроилась.
«Испанская гонка дочерей» Брунгильды и Фредегонды окончилась ничем, но Брунгильда, волею судеб оказалась в более выгодном положении. Король Бургундии (один из четырёх братьев - наследников империи франков) после эпидемии оспы стал бездетным (не только у Фредегонды умирали сыновья), поэтому свой трон завещал племяннику, который остался без отца – то есть, сыну Брунгильды. Вскоре после смерти дяди, сын Брунгильды стал королём сразу двух королевств – Австразии и Бургундии.
Владения Брунгильды разрастались, а параллельно с этим продолжались военные действия между Брунгильдой и Фредегондой. А вот тут-то успех был на стороне Фредегонды. Она успешно громила армию Брунгильды и её сына, что многих удивляло. Где простолюдинка успела освоить военное искусство? Многие находили разгадку в колдовстве. Якобы, обвиняя других женщин в колдовстве, она сама этим самым и занималась. Ну, то есть, о других женщинах она судила по себе. Неизвестно, правдивы ли обвинения Фредегонды в колдовстве, но порой она показывала такое, чего никто не ожидал…
Возмужавший сын Брунгильды, который уже правил Австразией и Бургундией, собрал в этих провинциях огромное войско, с которым вторгся в Нейстрию чтобы поквитаться с Фредегондой, давней обидчицей своей матери. Он уже разграбил окрестности Суасона, когда туда подошло небольшое войско, собранное Фредегондой в своей единственной провинции. Армия Фредегонды сильно уступала по численности, поэтому никто не сомневался, что она потерпит поражение. Но Фредегонда верила в свою победу, ведь век назад в этом же месте франки разбили объединённую армию галлов и римлян.
Военный лагерь сына Брунгильды располагался среди лугов и местность вокруг хорошо просматривалась. Воины мирно спали, когда ночью выставленные дозоры узрели странные изменения в окружающем ландшафте. В их поле зрения попала роща на небольшом удалении от лагеря, со стороны которой раздавался звон колокольчиков. Вчера её тут не было! Стража решила, что с вечера они слишком много выпили, поэтому и не заметили этот перелесок, где сейчас мирно паслись коровы.
Под утро, ещё в темноте, лес ожил. Он воссиял и начал приближаться к лагерю, после чего протрубили трубы и из леса выскочили всадники и пешие воины с тысячами фонарей, среди которых была сама Фредегонда с малолетним сыном на руках. Они принялись рубить всех в спящем ещё лагере, что закончилось бегством всего объединённого войска Австразии и Бургундии.
Летописи уверяют, что это было не колдовство, что Фредегонда с вечера приказала нарубить в лесу небольшие деревца и длинные ветви, которые ночью её войско несло в первых рядах, подкрадываясь к неприятельскому лагерю. А на каждого коня она велела повесить коровье ботало. Но я скорее поверю в колдовство, чем в эти нелепые сказки о пьяных дозорах и хитростях Фредегонды. Уж очень это всё неправдоподобно. Тем не менее, Фредегонда одержала победу и это неоспоримый факт.
Через год после этой битвы умер Григорий Турский и его летописи оборвались. О дальнейших событиях мы узнаём уже из более поздних источников.
Сын Брунгильды чудом спасся от преследования в ту роковую «ночь ожившего леса», но спустя три года был отравлен людьми Фредегонды и умер вместе со своей женой. После этого престолы Австразии и Бургундии перешли двум внукам Брунгильды.
Тогда Фредегонда продолжила воевать уже со внуками Брунгильды. Война шла успешно, но ей помешала смерть королевы. Фредегонда умерла тихо и мирно в собственной постели, как это часто бывает со злодеями. Но мы то помним, что нет ей покоя после смерти, ведь она убила архиепископа и он умирая проклял её.
Фредегонду похоронили рядом с убитым ей же мужем в парижском аббатстве Сен-Жермен-де-Пре. Это аббатство было сожжено викингами два века спустя, потом ещё многократно разрушалось и восстанавливалось, но могила Фредегонды так и оставалась нетронутой. Там она пролежала тысячу лет и два века, ожидая своего часа, чтобы покинуть место загробного заточения. Ждать ей пришлось очень долго, ведь для этого требовалась великая мёртвая сила, а она не может возникнуть в одночасье.
Долгие века копилась мёртвая сила, способная на великие свершения. В Париже на болотистой пойме Сены в те древние времена селились простолюдины, такие же, какой изначально была и сама Фредегонда. Там их и хоронили. Сейчас это самый центр, который именуют «чревом Парижа». Первые мертвецы появились здесь через три века после смерти Фредегонды. Но там хоронили не только бедняков и простолюдинов, но и душевно больных, не крещёных младенцев, казнённых, а также жертв эпидемий и кровавых расправ. Сюда привозили десятки тысяч умерших от «чёрной смерти» - бубонной чумы. Сюда же привезли тысячи гугенотов, зарезанных в Варфоломеевскую ночь.
На краю этого кладбища стояла церковь Невинных, названная так в память об избиении младенцев царём Иродом. Это была очень древняя церковь и никто не знает, когда точно она была построена. Её очень почитал Людовик 7, а Людовик 9 поместил сюда урну с остатками костей якобы этих самых младенцев. Эту урну он привёз со святой земли после крестовых походов, которые сам и возглавлял. А до этого в церкви захоронили тело ребёнка – Ричарда из Понтуаза (пригорода Парижа). Согласно легенде, он был убит евреями в 1182 году, что стало поводом для изгнания евреев из Франции в апреле того же года.
Около церкви хоронили знать, а уже на удалении простолюдинов, в том числе и в братских могилах и галереях вдоль границ. Так название от церкви перешло на кладбище, и оно очень ему подходило, ведь невинные люди были захоронены здесь в огромном количестве.
Примерно в те времена, когда была записана «Песнь о Нибелунгах», кладбище Невинных облюбовали влюблённые парижане, находившие здесь уединение. Это дикое кощунство возмутило тогдашнего короля Франции и в 1186 году он приказал обнести кладбище трёхметровой каменной стеной с массивными воротами, запиравшимися на замок. С тех пор кладбище считалось зловещим, особенно у той части забора, где на мозаичной фреске была изображена «пляска смерти».
Спустя два с половиной века дурная слава перекинулась и на саму церковь. В эти годы хозяевами Парижа были англичане. Они прознали про чудеса, которые творятся над могилой мальчика Ричарда и решили перевезти его останки в Англию. Они извлекли его из могилы и отделили голову, вернув её в могилу, а тело увезли. Позднее, уже после изгнания англичан, прямо внутри церкви произошла драка, после чего богослужения прекратили, а двери церкви закрыли. И такая заколоченная и заброшенная она стояла целое десятилетие.
Мертвецы всё прибывали и к 1780 году на кладбище Невинных скопилась целая их армия – около двух миллионов. Толщина слоя погребения местами достигала десяти метров, а кладбище продолжало расти в высоту. На разных уровнях лежали мертвецы разных эпох, а земля кладбища стала такой, что по легенде «съедала» трупы за девять дней. Но, на самом деле, земля, наоборот, потеряла возможность поглощать труты. Трупы не разлагались, а превращались в жировые скопления и трупный воск. В округе распространялся зловонный запах, смерти от которого скисало вино и молоко. В конце концов, после затяжных ливней древние каменные стены, опоясывавшие кладбище, не выдержали и дали трещину. На улицы Парижа выплеснулась зловонная земляная жижа с костями и останками трупов, затопившая подвалы окрестных домов. Мёртвые рвались в глубины подземного мира и такой мир под Парижем был.
Еще в римскую эпоху на этом месте были подземные каменоломни, а потом буквально из-под земли вырос и сам Париж. Туннели подземных катакомб протянулись под Парижем на сотни километров, а из камней, извлечённых оттуда, построили Лувр и Собор парижской богоматери, не говоря уже о прочих городских постройках. Подземный Париж разрастался одновременно с привычным нам надземным. Более тысячи лет, пока Фредегонда спала в своей могиле, наверху строился город живых, а внизу город мёртвых. В городе живых кипела жизнь, а подземный город все эти века лишь ждал прихода мертвецов. И они пришли…
Почти два года продолжалась эксгумация двух миллионов останков. Жировые отложения и трупный воск собирали и пускали на изготовление свечей и мыла, а кости опускали под землю в катакомбы, где для мертвецов был уже готов их подземный город. Кладбище Невинных и одноимённую церковь снесли, как и другие кладбища Парижа. Останки со всех кладбищ стекались в катакомбы. Царство тьмы под Парижем заселили около шести миллионов мертвецов. И это при том, что живых людей в надземном Париже было в разы меньше. К 1786 году Париж окончательно разделился на два города: надземный город живых и подземный город мёртвых. Осталось только мёртвым подняться наверх и вызволить свою королеву – простолюдинку Фредегонду.
Три года души мертвецов из числа невинных и простолюдинов копили силы в подземном царстве каменоломен, где бродят Геката и Персефона. Силы подземного мира дали их душам возможность вырваться наверх, на свет божий, вселившись в тела живых людей. Не навсегда, а лишь на время. На время, необходимое для разрушительных действий в чьих-то интересах.
Так через три года, в 1789, души живых людей в надземном Париже вдруг начали мертветь. Люди начали сбиваться в стаи как зомби, заполняя улицы. Толпы живых мертвецов принялись крушить всё на своём пути, начиная от зданий и заканчивая существующими порядками. Но их терзал голод, их терзала жажда… Это была жажда крови, и кровь полилась. Так началась жуткая кровавая революция, которую почему-то назвали «Великой Французской».
Все знают, что живые мертвецы взяли Бастилию и отпустили преступников, но они также ворвались и в аббатство Сен-Жермен-де-Пре – усыпальницу древних королей франков, где уже больше тысячи лет лежала Фредегонда. Революционными варварами были разрушены все интерьеры церкви. Были разбиты романские капители колонн, тимпан и древние фигуры портала. Старинная библиотека тоже была бы полностью уничтожена, если бы не русские – значительную часть рукописей выкупил и увёз в Санкт-Петербург дипломат Пётр Дубровский.
Затем в аббатстве устроили тюрьму для священнослужителей, куда их свозили со всех храмов Парижа, а потом убили. А позже церковь и вовсе превратили в хранилище селитры и производство пороха, что способствовало её дальнейшему разрушению. Нет, самая старая церковь Парижа сохранилась, но как усыпальница древних королей рассматриваться уже не могла.
В это же время, временное правительство постановило извлекать из захоронений цветные металлы, в частности бронзу из надгробий. Ещё позже, в дни массового террора и гильотин, было решено уничтожить «нечистый прах» тиранов под предлогом повторного использования свинцовых гробов. Национально собрание постановило: «Могилы и мавзолеи бывших королей, прежде всего в церкви Сен-Дени, в храмах и других местах на всей территории республики будут уничтожены до 10 августа».
В аббатстве Сен-Дени покоились французские короли, королевы, принцы и прочие особы. После разрушения надгробий открылось несколько тел в состоянии гниения, некоторые рассыпались в пыль (в том числе дурно пахнущий труп Людовика пятнадцатого, умершего от оспы, и «чернильно-чёрный» труп Людовика четырнадцатого, которого при жизни называли король-солнце). Тело Генриха четвёртого было в столь хорошей сохранности, что оно демонстрировалось в течение нескольких дней прохожим перед собором, поставленное вертикально. Некоторые трупы были разделены на части: те, кто разрушал могилы, оставляли себе их или на сувениры, или с целью дальнейшей продажи.
46 королей, 32 королевы и 63 принцев были сброшены в братские могилы и засыпаны известью.
Срок, отведённый мертвецам, подходил к концу. Мёртвые души начали покидать тела живых людей, возвращаясь в подземный Париж. Люди очнулись от кровавого угара. Похмелье было горьким. Стремление вернуть хоть кокой-то порядок и прекратить наконец эти пляски смерти было столь сильным, что к власти пришёл диктатор Наполеон Бонапарт.
Позднее некоторые гробницы в Сен-Дени были восстановлены, но после долгого пребывания в не гашенной извести мало кого удалось идентифицировать. Гробницы пусты. Мертвецы катакомб забрали с собой своих королей.
Сюда же, в Сен-Дени из Сен-Жермен-де-Пре перевезли и мозаичное надгробие Фредегонды, выполненное из мрамора и меди. Это один из древнейших погребальных памятников Франции. Изображение королевы на этом надгробии детальное, но у Фредегонды почему то нет лица. Как будто она ускользнула из собственной оболочки. Где сейчас мощи Фредегонды тоже неизвестно. А только ли рукописи из Сен-Жермен-де-Пре отправились в Санкт-Петербург в те годы? И почему в деле революции Дойна так много ставит именно на Петроград?
Но мы отвлеклись и ушли на тысячелетие вперёд, а между тем Брунгильда ещё жива и война двух королев, несмотря на смерть Фредегонды, продолжается. Теперь войну ведёт её сын, которого ещё недавно она носила на руках во время сражений.
К тому же, в исторических хрониках мы до сих пор не обнаружили следов спящей красавицы и эпидемии сна. Может стоит рассмотреть линию Брунгильды?
R
Resident1978
Очень хочется поделится впечатлением от романа великого русского писателя Германа Азизовича Шарабан-Мухлюева Виктора Олеговича Пелевина «Круть», даже ни смотря на то, что вести себя так бессмысленно некрасиво и чуточку компульсивно. Местами я так сильно смеялся и плакал, что даже
старший сын попросил меня процитировать фрагмент….ему зашло. А как отреагировал глубокомысленный и чуткий интернет, невероятно приятно (прости Господи) наблюдать как корёжит этих ваших массонов с рептилоидами пылко и внимательно раскладывается по полочкам сюжет, в том числе и предыдущих
произведений…..и как звеняще тихо вокруг.
Мегахит
Мегахит
Z
Z fernes land (Зануда) Z
Глава 34. Спящая красавица
С тех пор, как умерла Фредегонда, прошло 13 лет. На престоле Нейстрии в Париже сидел её сын, а на престолах Австразии и Бургундии внуки Брунгильды, которая была при них регентшей. Брунгильда жила на границе этих двух провинций, фактически управляя сразу двумя королевствами.
Война шла с переменным успехом. В 596 году, ещё при живой Фредегонде, её сын опять разбил объединённую армию внуков Брунгильды, причём там же, под Суассоном, где в первый раз он ещё был малышом на руках матери. Правда ему и в этот раз было всего 12 лет, а внукам Брунгильды и того меньше, так что неизвестно кто там на самом деле командовал армиями. Зато в 600 году внуки Брунгильды взяли реванш, наголову разбив армию сына Фредегонды. Без мамы ему постоянно не везло в сражениях. Зато дружные внуки Брунгильды захватывали земли Нейстрии и даже покорили Гасконь, заставив гасконцев платить им дань. Дружбе внуков не мешал даже тот факт, что младший из них был сыном королевы, а старшего родила наложница. А вот противная бабка Брунгильда старшему внуку уже изрядно поднадоела. Он возмужал, поэтому возжелал управлять Австразией единолично, без помощи властолюбивой старухи. Он отстранил её от власти и изгнал из королевства.
Бабке Брунгильде пришлось пешком идти к своему младшему внуку. Добраться до Орлеана, столицы Бургундии, ей помог какой-то крестьянин. Брунгильда быстро получила влияние на младшего внука, а своего любовника сделала его советником и управляющим - майордомом. Да, да, вы не ослышались, у старухи в конце седьмого десятка лет был любовник, а когда того убили, Брунгильда устроила в Бургундии целую серию казней всех, кого подозревала. Когда за жестокость её начал критиковать местный епископ – она подослала наёмных убийц и к нему. Но незаменимых людей у Брунгильды не было - должность епископа получил тот самый крестьянин, который недавно помог ей. Кто был ничем – тот станет всем. В общем, в убийствах Брунгильда от Фредегонды не отставала, в том числе и в убийствах епископов. Не пожалела она и собственного старшего внука, который её изгнал.
Для мести старшему внуку она подготовила хитрый план. Младшего внука она убедила, что старший брат вовсе не брат ему, а … сын садовника. То есть, обшей крови у них нет даже и по отцу. Бабка просто соврала, что что садовник тайно приходил к наложнице короля в те годы.
Младший внук такого не выдержал и пошёл войной на старшего. Он сумел победить и казнить своего брата и его сына, но его дочь не тронул, а наоборот, воспылал к ней страстью и решил жениться. Бабка Брунгильда от такого пришла в ужас – где это видано, чтобы родной внук женился на родной правнучке! Это же кровосмешение! Вот тут обман с садовником и вскрылся. Разгневанный внук бросился на бабку с ножом, но придворные спасли её. В конце концов, он стал королём двух королевств и планировал занять третье, двинувшись на Париж, чтобы победить сына Фредегонды. Но планам не суждено было сбыться. Он неожиданно умер прямо в Меце, столице Австразии, так и не успев выдвинуться на войну. Официально его смерть наступила от дезентерии, но никто этому не поверил. Все считали, что его отравила Брунгильда. Знать Австразии опять изгнала старуху из королевства, считая, что та погубила обоих своих внуков.
Брунгильда вернулась в Орлеан во второй раз, начав опекать там своего десятилетнего правнука. Она собиралась сделать его королём двух королевств, став его регентшей. Терпение жителей Австразии и Бургундии после этого лопнуло. Они не желали вновь попасть под власть кровавой королевы. Уж лучше сын Фредегонды пусть возглавит все три королевства, чем опять эти бесконечные войны и братоубийства. Так и порешили. Если австразийцы признали власть сына Фредегонды путём «фиктивного сражения» (армии разошлись без боя), то бургунды и вовсе сами открыли ворота Орлеана, помня о казнях, которые недавно учинила Брунгильда. Бежавшая из Орлеана Брунгильда собирала армию и планировала оказать сопротивление, но была предана бургундской знатью и выдана сыну Фредегонды.
И тут в сына Фредегонды буквально вселился дух его матери, мечтавшей отомстить своей сопернице. По его приказу Брунгильду пытали три дня, вынуждая признаться в убийстве десяти королей франков. Его не смущало, что тётка Брунгильда убила лишь половину из этих королей, а вторую половину убила его мать - Фредегонда. После признания голую Брунгильду катали на верблюде перед строем на потеху публике, а потом устроили казнь. Её привязали к хвосту дикого коня за волосы, руку и ногу и пустили его вскачь. Скачущий конь разбил задними копытами всё тело королевы, причём голова оторвалась почти сразу же.
Так закончилась полувековая война двух кровавых королев, а сын Фредегонды стал королём всей империи франков, вновь объединив земли. Первыми же своими указами он перевёл науку и образование под контроль церкви, а евреям запретил нести государственную службу.
Через пару веков империя франков достигнет своих максимальных размеров и распадётся на три части. Произойдёт это в Вердене, где будет подписан соответствующий договор. Позднее западная часть империи франков превратится во Францию, а восточная часть в Германию, а ещё через тысячелетие эти два осколка некогда единой германской империи франков сойдутся в смертельной схватке под тем же самым древним Верденом.
Есть несколько изображений казни Брунгильды, сделанных в разные времена, но на всех этих картинах Брунгильда показана молодой прекрасной девой, а не семидесятилетней старухой, какой она была на тот момент. Почему так сложилось – непонятно. Точно так же изображается и средневековая охота на ведьм. Складывается ощущение, что казнёнными ведьмами были исключительно юные и наиболее красивые девушки, что якобы плохо отразилось на внешности женщин западной Европы. Но это не так. Вопреки распространённому в культуре мифу, большинство пострадавших от охоты на ведьм были старыми вдовами возрастом за 60 лет, которые уже оставили потомство, либо и вовсе мужчинами (тоже, как правило, почтенного возраста).
Брунгильду похоронили в Бургундии, в церкви аббатства Сен-Мартен. Аббатство потом многократно разрушалось и восстанавливалось, а после французской революции и вовсе было превращено в оружейный завод и позже снесено, кроме нескольких служебных помещений. В общем, всё как у Фредегонды, и даже ещё хуже. От гробницы Брунгильды осталась лишь гравюра начала девятнадцатого века с изображением того, как гробница выглядела в 1790 году. Это логично. Первое, что делает любая революция – стирает память. Только на фоне полного обесценивания и очернения прошлого люди могут спокойно воспринимать ужасы настоящего в надежде на сказочное будущее. А если это ужасное настоящее слишком затягивается, то революционеры просят немного потерпеть ради будущих поколений.
Лживая суть революции не меняется веками, но каждое новое поколение попадается на эту удочку - важно лишь прервать нить времён. Убедив юное поколение в том, что в прошлом не было ничего хорошего, можно легко сподвигнуть их на отрыв от собственных корней и разрушение фундамента. А для этого даже не нужно врать. Возьми «монету прошлого», покажи лишь одну её сторону, плохую, и, вуаля – революционная масса готова и ждёт ваших указаний по разрушению всего старого и «строительству новой жизни».
До строительства зачастую и не доходит, обычно всё ограничивается тотальным разрушением. Чтобы началось строительство приходится ждать появления диктатора, способного задавить революционную вакханалию и установить порядок. Опьянённые революцией и лишённые разума броуновские частицы народных масс, ранее устроившие разруху, вынужденно превращаются в послушные винтики, которых лишили воли. Всё перетекает из крайности в крайность. Вначале воля без разума, потом разум без воли. Пройдёт ещё много времени, прежде чем общество вернётся к нормальной жизни без революций и диктатур.
Изучив историю прототипов героев из «Песни о Нибелунгах» и «Старшей Эдды», мы видим, что там нет даже и намёков на спящих красавиц. Нет их, впрочем, и в Нибелунгах. Так откуда спящая красавица появилась в Эдде? Что такое произошло между 1200 и 1260 годами? Очевидно, что в этот отрезок времени в истории и появилась та самая спящая красавица, которая сразу нашла отражение в более поздней Эдде.
И на ум тут сразу же приходит куманская княжна, дочь хана Котяна Сутоевича, ставшая королевой Венгрии Елизаветой Куманской, за дальнего потомка которой выдаёт себя Дойна. Она родилась в 1239 уже в Венгрии и не знала степных просторов своего кочевого народа, который на Руси называли половцами. Они бежали с великой степи, спасаясь от нашествия монголов, а венгры дали им приют, памятуя, что и сами вышли когда-то из той же великой степи вместе с ордами Аттилы. Ради скрепления союза король Венгрии Бела IV и хан Котян помолвили своих детей, венгерского принца и куманскую княжну, когда они были ещё младенцами.
Но монголы дошли и до Венгрии, и тогда венграм и куманам пришлось искать спасения в Австрии. Так двухгодовалая княжна попала в ту местность, где четыре десятилетия тому назад была записана «Песнь о Нибелунгах». В 1253 году Елизавета в возрасте 13 лет вышла замуж за принца и официально стала венгерской принцессой. Ради будущего венгерского трона ей пришлось формально отказаться от шаманизма и общения с духами, перейдя в католическую веру, но даже её сын, будучи уже королём Венгрии продолжал носить половецкие одежды, а иногда жил в шатре со множеством половецких наложниц. Так что отказ его мамы от шаманизма и общения с духами остаётся под большим вопросом, особенно учитывая её высокую любвеобильность и неверность мужу, что не поощрялось в католицизме.
В 1290 году сына Елизаветы убили свои же половцы (куманы) и с той поры нет никаких упоминаний об Елизавете Куманской и что с ней стало неизвестно. Нет также ни малейшей информации о месте и дате её захоронения. Она как будто просто исчезла. То ли сгинула насовсем, то ли получила новую жизнь в новом теле (ведь на тот момент она была уже довольно стара).
Именно с той поры, как Елизавета Куманская стала венгерской принцессой, а потом и королевой, в Европе начали появляться разные истории о «спящей красавице». Эти истории проникали даже в те сказания, где ранее вовсе не упоминались (в этом плане показателен пример с Нибелунгами и Эддой).
А ещё возникла легенда о чудодейственной «воде королевы Венгрии», которая не только помогает при болезнях, но и возвращает молодость. По этой легенде в Венгрии в эпоху Средневековья жила королева Эржебет, известная своей красотой и привлекательностью. С течением времени Королева Эржебет стала замечать, как постепенно увядали её красота и здоровье. Однажды, совершая конную прогулку по своим владениям, она встретила отшельника алхимика (как тут не вспомнить старика Алайоша из Ньирбатора) и попросила его приготовить лосьон, который помог бы ей вернуть красоту и привлекательность. Алхимик приготовил такой лосьон на основе алхимической настойки из розмарина с добавлением омолаживающих и освежающих эфирных масел, которые придавали смеси дивный аромат. В скором времени к королеве Эржебет чудесным образом вернулись потерянное здоровье и красота.
С тех пор в Венгрии получила популярность спиртовая настойка розмарина, которая по легенде и вернула потерянную молодость королеве Эржбете (Елизавете). Конечно же, никакой молодости и здоровья спиртовая настойка розмарина не возвращала, в отличие от той алхимической жидкости, которая упоминалась в легенде об омоложении королевы. Очевидно, что спирт и розмарин не являются тем самым секретным омолаживающим ингредиентом, который был в эликсире королевы. Тем не менее, слухи о чудесной «воде королевы Венгрии» достигли французского короля Карла V, который был большим ценителем различных ароматов. В 1370 году Карл V получил в подарок этот розмариновый спирт, который с этого времени начал распространяться по всей Европе под названием «вода королевы Венгрии», а Франция стала центром производства «венгерской воды» и эталоном её качества. Это были самые первые духи на основе спирта, которыми в обязательном порядке пользовались все светские дамы в течение нескольких веков, вплоть до изобретения одеколона в 1709 году.
До сих пор достоверно неизвестно, в каком году была изобретена «вода королевы Венгрии» и какая конкретно королева Эржебет упоминается в легенде. Известно лишь, что это точно произошло до 1370 года, когда «чудесная вода» перебралась во Францию в виде подарка королю. В качестве претендентов упоминается святая Елизавета Венгерская (1207 – 1231), хотя она даже не была королевой, невестка Елизаветы Куманской - Елизавета Сицилийская (1261 – 1303), которая на итальянский манер сама себя называла донной Изабеллой и даже Елизавета Польская (1339-1387).
Святую Елизавету Венгерскую можно сразу отбросить – она не была королевой Венгрии. Елизавету Польскую тоже отбрасываем – она даже в 1370 была ещё молода, не говоря уж о более ранних годах (какое уж тут омоложение). Это видимо понимали и сочинители легенды, поэтому есть версии, адаптированные именно под оставшуюся из этой троицы Елизавету (Изабеллу) Сицилийскую. Якобы она собственноручно сделала запись в летописной книге: «Я, донна Изабелла, находясь в возрасте семидесяти двух лет, будучи совершенно больной и разбитой подагрой, целый год использовала рецепт, полученный от одного алхимика, которого я никогда не видела и не могла увидеть; после лечения я почувствовала себя так хорошо, как в годы моей молодости; совершенно выздоровела и обрела силы…». Эта красивая сказка тоже не выдерживает никакой критики, ведь настоящая Елизавета Сицилийская умерла в возрасте 42 лет. К слову, на престоле Венгрии была ещё одна Изабелла – Изабелла Ягеллонка (1519 – 1559), но годы её жизни не те, да и умерла она тоже в 40 лет.
В общем, в качестве претендентов на Елизавету, омоложенную королеву Венгрии, выдвигают кого угодно (даже и не королев), но никто и никогда даже не заикался о том, что это могла быть королева Венгрии Елизавета Куманская (1239 - ????). А почему? Она единственная из всех Елизавет королев Венгрии того времени перевалила на шестой десяток лет и нет никаких свидетельств и дат её смерти. Все остальные Елизаветы (и Изабеллы тоже) до 1370 года умирали в 40 с хвостиком и вряд ли думали об омоложении, да и возраст их смерти явно намекает на отсутствие эффекта оздоровления. Но их называют, а Елизавету Куманскую нет. Не называют её единственную из всего списка. Это очень напоминает фразу «Делай со мной всё, что хочешь, только не бросай в терновый куст» из сказки про братца Лиса и братца Кролика. Тут тоже самое – «Называй омоложенной королевой кого угодно из списка, но только не Елизавету Куманскую». Значит она и есть та самая.
Важно знать, что в те годы в Италии жил и работал алхимик и врач Таддео Альдеротти. В своей работе 1280 года De virtutibus aquae vitae, в заключительном разделе Consilia medicinalia, он рассуждает о дистилляции алкоголя и его целебных свойствах. Ему удалось получить этиловый спирт с концентрацией до 90% способом повторной фракционной дистилляции. Это стало революционным открытием, давшим начало производству спирта в промышленных масштабах. Заодно массово появились и духи на основе спирта, первыми из которых была «вода королевы Венгрии».
В любом случае до 1290 года, когда о Елизавете Куманской есть последние упоминания, она уже могла иметь в своём распоряжении неограниченное количество чистого спирта для экспериментов с настойками трав. Да, в период с 1280 по 1290 год королевой Венгрии была её невестка Елизавета (Изабелла) Сицилийская, но и сама Елизавета (Эржбета) Куманская оставалась королевой-матерью.
Одновременно с «водой королевы Венгрии» по всей Европе начали расползаться очень похожие истории о «спящей красавице». Более того, во французской версии «спящей красавицы», записанной Шарлем Перо, упоминается «вода королевы Венгрии», которой безуспешно пытались оживить / разбудить уснувшую принцессу, растирая ей виски данным эликсиром. В этом есть намёк, что «вода королевы Венгрии» может исцелять и оживлять, но разбудить «спящую красавицу» не может даже и она.
Легенды и сказания о «спящей красавице» расползались по Европе одновременно с потомками Елизаветы Куманской. У неё было шесть детей и все они становились королями и королевами, ну, в крайнем случае, герцогами. Её сын Ласло IV стал королём Венгрии, её дочь Екатерина (Каталина) Венгерская стала королевой Сербии. Корону Сербии примеряла и другая её дочь, Елизавета Венгерская, та самая монашка, которую все похищали, и рыцарь из Фалькенштайна, потерявший из-за неё голову в буквальном смысле, и король Сербии. Самая младшая дочь, Анна Венгерская, стала императрицей Византии, а третья по счёту, Мария Венгерская, получила Неаполитанское королевство.
Что уж там говорить о более дальних потомках Елизаветы Куманской. У одной только Марии Венгерской было 14 детей, которые заняли троны и прочие высокие посты в провинциях и королевствах Испании, Италии, Франции, …, а уж внуки… Так, например, та же Мария Венгерская плетя умелые интриги смогла усадить на трон Франции свою внучку – Клеменцию Венгерскую. Произошло это в 1315 году.
Клеменция Венгерская, между прочим, тоже имеет отношение к теме «спящей красавицы». Её называют королевой, которая умерла, но не была погребена, а также «белой королевой Франции». Предостережение, содержащееся в сказках про «спящую красавицу», перекликается с историей этой «белой королевы». Имеется в виду запрет проклятой принцессе даже приближаться к прялкам и веретенам.
Почти все принцессы в роду Клеменции находили счастье в браке ещё до своего совершеннолетия и лишь к ней в её 22 года ещё никто не сватался. Каково же было её счастье, когда свою руку ей предложил тот, выше которого, в её представлении, не было никого на свете – король Франции. Французский трон ослепил её своим блеском, одурманил, но она не знала о старинном французском предупреждении - «негоже лилиям прясть», а ведь лилии были на гербе её рода.
По пути из Неаполя во Францию она чуть не погибла во время бури – и это было первое предупреждение.
Клеменция Венгерская вышла замуж за короля Франции Людовика X после того, как его первая жена была задушена (говорят, что при содействии бабушки Марии). Но правила Клеменция недолго, всего несколько месяцев. Вначале умер король, после того как выпил холодного вина и простудился, а потом и их сын, который родился вскоре после смерти короля.
Смерть любимого мужа и единственного сына подкосила Клеменцию. Она надела траурный белый наряд и больше никогда с ним не расставалась (по крайней мере, когда появлялась на людях). Её родителей унесла чума, когда ей не было и двух лет и теперь в целом мире она осталась одна. Её лицо застыло как маска, а взгляд, казалось, ни на чем не задерживается, а лишь скользит по людям и вещам. Так у Франции появилась «белая королева», которая уже умерла, но не была погребена. Люди считали, что её душа покинула тело, но тело продолжало жить управляемое дьявольским духом.
Днём на людях она бродила в белом одеянии с каменным лицом, а ночью и в собственной обители превращалась в ненасытную бестию, предающуюся похоти и чревоугодию. Лишь драгоценные украшения, диковинные блюда и редкие ткани возбуждали её интерес. Она окружила себя ювелирами и поварами, коротая дни в обществе белошвеек. Но эти драгоценности и наряды она не могла выставить напоказ, каждый раз выходя в свет с каменным лицом в добровольном «саркофаге» из белых одежд. А в это время состояние умершего короля, подаренное ей, таяло на глазах.
Всем стало казаться, что в теле Клеменции Венгерской, правнучки Елизаветы Куманской, поселился совсем другой человек (или даже не человек), а сама Клеменция сгинула навсегда. В конце концов, слухи о «блудной вдове» достигли Папы Римского. Он вызвал её к себе и приказал постричься и отправиться в монастырь, что она и сделала. Только вот, согласно хроникам, постриглась она в монастырь доминиканцев в Экс-ан-Провансе, а он вроде бы был мужскими. Через три года она, пресытившись, видимо, мужским обществом, расстриглась обратно и вернулась в Париж.
Став «белой вдовой», вместо короны, усыпанной изумрудами и жемчугом, Клеменция надела гладкий золотой обруч с узором из лилий, поверх белой вуали. В те годы во Франции правили Капетинги, а лилия была их гербом. Именно Капетинги сделали флёр-де-лис символом Франции. Клеменция Венгерская, хоть и была пришлой, а не француженкой, но тоже относилась к Анжуйской ветви Капетингов, правившей в Неаполитанском королевстве, на Сицилии, в Венгрии и Польше. То есть, лилии были её семейным гербовым знаком ещё до свадьбы и коронации на французском троне.
После истории с «белой королевой» во Франции появилось стойкое аллегорическое выражение «негоже лилиям прясть». Корни этого выражения уходят в Евангелие, где оно звучало как упрёк за чрезмерную заботу о своей внешности: «Посмотрите на лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но, говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них». Во Франции же после Клеменции Венгерской, оно приобрело иной смысл, звуча как предостережение.
Выражение «негоже лилиям прясть» стало образной иллюстрацией древнего салического закона франков, по которому женщины ни при каких условиях не должны допускаться до власти. Это не мешало древним королевам франков вмешиваться в политику, а иногда и вовсе управлять королями и принцами. После полувековой войны Брунгильды и Фредегонды франки только укрепились в своей вере в справедливость салического закона и никогда в истории его не нарушали.
Но это конечно же предрассудки. Во все века были женщины-правительницы, которые справлялись с управлением страной не хуже и лучше мужчин. В древнем Египте были женщины-фараоны. В Иудее, Византии, Британии, Шотландии, Голландии, Дании, Испании, Австрии, Грузии, Польше и даже в Китае были самодержавные королевы, царицы и императрицы. В России и вовсе был «бабий век», когда в течении целого столетия четыре императрицы подряд сменяли друг друга на троне. Но Франция всегда с завидным упорством оставалась верна принципу «негоже лилиям прясть». А ведь даже в Японии, где женщинам официально запрещено вступать на престол, за всю историю было аж восемь правящих императриц.
Во Франции, как и в предшествующей ей Империи франков, королевы могли быть лишь консортами (супругами правящих королей) или королевами-регентшами при малолетнем сыне-монархе (или даже при монархах-внуках и правнуках, чем активно пользовалась Брунгильда). Королева-регентша по уровню самостоятельности была, пожалуй, ближе всего к правящей королеве, но её власть ограничивалась временем взросления её отпрыска мужского пола.
Клеменция Венгерская в один год стала королевой-консортом, потом готовилась стать королевой-регентшей, но потеряв и мужа, и сына, она потеряла трон Франции в любом его виде. Именно после её несчастий в 1315 году выражение «негоже лилиям прясть» приобрело широкое хождение. После смерти пятимесячного сына Клеменции Венгерской у покойного Людовика X не осталось отпрысков мужского пола. Из-за салического закона линия прерывалась. Когда Жанна, дочь Людовика X от первого брака, попробовала претендовать на трон Франции, французские пэры ответили ей прямым текстом – «негоже лилиям прясть». В итоге Жанне достался лишь трон Наварры, а от французского трона ей пришлось отказаться.
Между прочим, среди пэров Франции на тот момент была первая и единственная женщина-пэр – могущественная графиня Маго (Матильда д’Артуа). Да, да, графиня Маго была пэром, как ни странно это звучит. Говорят, что это именно она приказала отравить Людовика X и его сына-младенца от Клеменции Венгерской. Якобы это была вовсе не простуда от холодного вина и не болезнь у сына. А исполнила всё это фрейлина графини – Беатриса д’Ирсон, которая была большим знатоком ядов и всевозможных снадобий. Многое говорит о том, что д’Ирсон не была простой исполнительницей. Ещё неизвестно, кото кем управлял, графиня ей, или она графиней.
Когда в 1328 году после смерти очередного короля в Париже начались дворцовые войны, туда устремились и «белая королева» Клеменция Венгерская (расстриженная монашка на тот момент) и грозная графиня Маго и её фрейлина Беатриса д’Ирсон, которую и вовсе можно назвать некоронованной «королевой темноты».
Войны без потерь не бывают. В том же 1328 умирает, Клеменция Венгерская (теперь уже и физически), а следом, в 1329 г, умирает графиня Маго. Многие уверены, что именно д’Ирсон отравила и свою госпожу и «белую королеву». Кто знает, может именно д’Ирсон была порочной изнанкой «белой королевы», вселяясь в её бездушное тело по ночам или в уединении от светского общества, чтобы наслаждаться той королевской роскошью, которая ей самой была недоступна.
Беатриса д’Ирсон была наименее знатной из этой троицы, поэтому и сведений о ней меньше всего. Она описывается как прекрасная брюнетка с таким чистым свежим лицом, что кажется, будто бы она только что пробудилась после долгого сна. При этом особо подчёркиваются её выдающиеся скулы, что обычно характерно для азиатских женщин. Это удивительно, но точно такое же описание можно дать и внешности Дойны Иреску.
И не только во внешности было сходство. Беатриса д’Ирсон не боялась путешествовать ночью - она видела в темноте, как кошка и не страшилась тёмных сил, особенно опасных в ночное время. Ещё бы, ведь она сама была чернокнижницей и ведьмой. Она проводила колдовские обряды, разбиралась в травах, готовила снадобья и яды. Вдобавок ко всему она характеризуется как мошенница, авантюристка и нимфоманка. При этом она была флегматична и казалось, что у неё впереди целая вечность, а потому и спешить некуда. Если убрать нимфоманию, которая может быть наговором, то её описание полностью совпадает с обиранием Дойны. Это просто поразительно!
Да и нимфомания не всегда проявляется внешне. Бушующий огонь может скрываться даже в скромной учительнице музыки, лишь иногда вырываясь наружу приступами гнева. Я слишком плохо знаю Дойну, чтобы утверждать что-либо однозначно, но приступы гнева у неё тоже бывают.
А что будет, если произнести французскую фамилию д’Ирсон в румынской транскрипции? Уж не Иреску ли?! Тогда можно предположить, что префикс «д’» превратился в имя Дойна. Неужели Д.Иреску = д’Ирсон?!
Лицо свежо как после сна… Может это намёк на «спящую красавицу» и её сонную болезнь? А ещё в 1332 году с д’Ирсон расправились как с ведьмой – то ли утопили в реке, то ли сожгли на костре, а Дойна говорила, что в её прошлой жизни произошло нечто ужасное, после чего благодаря «ветру перемен» и случилась её первая реинкарнация. Может именно поэтому в 1902 году Дойна стремилась в Париж, когда выбирала место заграничных гастролей своего театра «Сатурния»?
Если после Елизавекты Куманской история «спящей красавицы» проникла лишь в «Старшую Эдду», то после её правнучки Клеменции Венгерской и колдуньи Беатрисы д’Ирсон такие истории начали множиться как снежный ком.
В «Песне о Нибелунгах» и с «Старшей Эдде» смешаны события двух столетий, а их герои похожи сразу на нескольких исторических персонажей даже при полном совпадении имён. Более того, со временем эпосы претерпевают изменения, и их герои получают всё новые характеристики, взятые у исторических персонажей, живших в те эпохи, когда эпос записывается. Так, например, Брунгильда из Нибелунгов это собирательный образ, не в полной мере соответствующий реальной Брунгильде, жившей за шесть веков до этого. Но в Нибелунгах Брунгильда хотя бы не спала «вечным сном», как и её исторический прототип, а в «Старшей Эдде» она уже спит. А просто между Нибилунгами и Эддой жила Елизавета Куманская, которая и повлияла на более поздний эпос, сделав Брунгильду ещё и «спящей красавицей».
Вот и более поздние «спящие красавицы» и «злые феи» получили свои характеристики в смешанном виде. От «белой королевы» Клеменции Венгерской «спящие красавицы» получили запрет на прядение, причём опасность была не обязательно в уколе веретена, а во всём, что связано с этим ремеслом. Уснуть красавица могла даже от льняной занозы, попавшей под ноготь. Напомню, что ранее в Эдде Брунгильда засыпала от укола шипа Одина, а о прядении не было ни слова.
«Состояние сна» красавица могла получить в наследство как от Клеменции Венгерской, которая с 1315 года пребывала в состоянии «сна души», так и от «королевы темноты» д’Ирсон, которая «была всегда свежа, словно после сна». И даже «злая фея», наславшая проклятье, могла быть списана как с д’Ирсон (по понятным причинам), так и с «белой королевы» (учитывая жуткое двуличие и порочность Клеменции Венгерской после 1315 года). Ну а отравленное яблоко это уже прямой отсыл к д’Ирсон как к отравительнице.
Учитывая географию жизни Клеменции Венгерской и мадам д’Ирсон, новые «спящие красавицы» (следующие после валькирии Брунгильды в Эдде) появились вначале на старофранцузском языке и на южно-французском диалекте, называемом окситанским языком.
В окситанском, а отличие от старофранцузского, слово «да» произносилось как «ок», откуда и пошло название этого диалекта. В южной Франции до сих пор есть провинция, частично говорящая на этом диалекте, которая так и называется - Лангедок, что дословно переводится как «земля ок».
Так вот, одна «спящая красавица» вышла по оценке специалистов в 1320 – 1340 годах под анонимным авторством. Она была написана на окситанском языке в стихотворной форме, что не удивительно, ведь окситанский язык использовали большинство известных французских трубадуров того времени. Называлась эта поэма «Frayre de Joy e Sor de Plaser» («Брат радости и сестра удовольствия»).
Sor de Plaser ("сестра удовольствия") - дочь императора. Таинственным образом она впадает в сверхъестественное состояние, в котором, хотя она кажется мертвой, ее тело не повреждается. Ее родители вместо того, чтобы похоронить ее, держат в башне, изолированной непроходимыми рвами, посреди райского уголка.
Принц Frayre de Joy ("брат радости") слышит о красоте девушки и влюбляется, не видя ее. Он достигает башни, входит внутрь, обменивается кольцами со спящей молодой женщиной и вступает с ней, спящей, в связь. Благодаря помощи волшебной говорящей птицы, подаренной Вергилием, девушка волшебным образом оживает и обнаруживает, что не только потеряла девственность, но и беременна. Принц и дочь императора женятся, а своего сына они называют - Joy de Plaser ("радость удовольствия"). Свадьба празднуется пышно и в присутствии королей, императоров, Вергилия, и Папы Римского.
Вергилий, известный поэт древнего Рима, в сказку включён не случайно. Большую часть жизни он провёл в Неаполе, где особо почитаем, а из Неаполя во Францию как раз и прибыла Клеменция Венгерская.
Следующая «спящая красавица» появляется в колоссальном по объёму французском рыцарском романе «Perceforest», написанном примерно в 1330 – 1344 годах. Там шесть толстенных книг псевдоисторического бреда. В книге III, повествующей о рыцарских турнирах в «Замке дев», затерялась история Троила и Зелландины.
В этой сказке принцесса по имени Зелландина влюбляется в принца по имени Троил. Ее отец отправляет Троила выполнять задания, чтобы доказать, что он достоин ее, и пока его нет, Зелландина погружается в зачарованный сон. Троил находит её, надевает ей кольцо, занимается со спящей любовью, а потом уходит. Ребёнок так во сне и рождается, а когда ищет сосок матери – находит её палец. Зелландина просыпается, когда ребенок высасывет из пальца льняную занозу, которая и вызывала сон. По кольцу она понимает, что отцом был Троил. Троил позже возвращается, чтобы жениться на ней.
В одной из этих историй (в более поздней) уже есть лён, который использовался для прядения. Видимо во время написания более ранней окситанской поэмы выражение «негоже лилиям прясть» ещё не вошло в широкий оборот. А намёки на Клеменцию Венгерскую, которая после 1315 года в состоянии «сна души» с кем только не спала (в понятном смысле), есть уже и там, и там. Но вот злой феи в этих сказках пока нет. Мадам д’Ирсон была обвинена в колдовстве и казнена примерно в 1332 году. То ли эти сказки написаны чуть раньше, то ли история д’Ирсон ещё не приобрела широкой известности на тот момент.
После этого истории о «спящей красавице» ушли в народ и распространились по всей Европе, обретая у каждого народа всё новые детали и подробности. Возможно, что эти новые подробности были связаны с более поздними реинкарнациями нашей «спящей красавицы». В конце концов эти устные народные предания стали записывать, переводя на литературный язык и включая в сборники сказок.
Первым отличился Джамбаттиста Базиле, уроженец Неаполя, собравший сборник неаполитанских сказок «Пентамерон» в двух томах, которые были опубликованы посмертно в 1634 и 1636 годах его сестрой Ариадной. Естественно в этом сборнике была и сказка о «спящей красавице». Ну а как ей там не быть, на родине Клеменции Венгерской.
Сказка эта называется «Солнце, Луна и Талия». Красавицу зовут Талия и она дочь лорда. Попросив мудрецов и астрологов предсказать ее будущее после рождения, отец узнает, что Талии будет угрожать опасность из-за прядения. С самого рождения от Талии прятали любые прялки и ограждали от этого ремесла, но в какой-то момент потеряли бдительность. Повзрослев Талия случайно увидела, как неизвестная ей старуха в своём домике прядет за окном. Заинтригованная видом вращающегося веретена, Талия берет у нее из рук прялку, чтобы расправить лен. Роковая заноза застревает у нее под ногтем. После того, как Талия засыпает, ее усаживают на бархатный трон, а ее отец, чтобы забыть о своих страданиях, закрывает двери и навсегда покидает поместье, считая свою дочь мёртвой.
Однажды, рядом с заброшенным поместьем охотился король – он то и находит Талию. Король влюбляется в её прекрасное тело, хоть и сожалеет, что оно мертво. Он уезжает, но у спящей красавицы прямо во сне появляются близнецы, мальчик и девочка, плоды любви короля. Занозу высасывает её дочь, путая палец и сосок. Проснувшаяся красавица называет детей Солнце и Луна.
Король вновь возвращается к своей мёртвой возлюбленной, но обнаруживает потомство и живую деву. Но король уже женат. Когда он возвращается в свое королевство, его жена слышит, как во сне он говорит: "Талия, Солнце и Луна". Взбесившаяся от ревности ведьма-жена начитает творить страшные вещи, вплоть до попытки каннибализма в отношении детей. Талию она обманом заманивает в королевство чтобы сжечь, но, когда всё вскрывается, сама попадает на костёр.
Последняя строка сказки — ее мораль — такова: "Тот, кому повезло, может лечь спать, и блаженство прольется дождем на его голову". Как же это перекликается со стихотворными строками из пьес Дойны, намекающих на сон длинною в три столетия, вызванный действием блаженного заклятья:
Столетья трижды в свой черёд,
Прошли, но прежде небосвод
Заклятье чёрного огня
Обрушил ливнем на меня
Повествование Шарля Перо 1697 года уже более известное. На крестинах долгожданного ребёнка короля и королевы семь добрых фей приглашены стать крёстными матерями маленькой принцессы и подарить ей подарки. Вскоре после этого во дворец входит старая фея, которую никто не пригласил, потому что она не покидала свою башню пятьдесят лет, и все считали её проклятой или мёртвой. Рассерженная злая фея проклинает принцессу и предрекает ей смерть от укола веретеном. Одна из добрых фей пытается смягчить проклятье. Теперь принцесса в случае контакта с веретеном не умрёт, а лишь погрузится в глубокий сон на сто лет, а разбудит её принц. Тогда король приказывает уничтожить все прялки в королевстве, чтобы предотвратить проклятие восьмой феи, наложенное на его дочь. Но, как и в других подобных сказках, уберечь принцессу от контакта не удалось…
В варианте сказки Шарля Перо впервые появляются намёки на эпидемиологический характер сонной болезни. После укола веретеном засыпает не только принцесса, но и все люди и даже животные, находящиеся во дворце. Правда это преподносится как результат действий доброй феи, которая не хотела, чтобы принцесса проснулась в одиночестве через 100 лет, когда все её близкие уже умрут. В любом случае, сон принцессы становится причиной сна окружающих, причём симптомы и последствия сна у них точно такие же, как и у принцессы. Налицо клиническая картина эпидемии сонной болезни, изложенная в форме сказки.
У братьев Гримм в сборнике 1812 года есть явно заимствованный аналог сказки Шарля Перо, который называется «Маленькая шиповниковая роза», но у них появилась и иная, новая версия «спящей красавицы», которая называется «Белоснежка». Здесь мы уже видим кровь и прямое описание внешности Дойны.
В «Белоснежке» братьев Гримм королева вышивала около открытого окна во время снегопада. Она укололась иголкой и капли её крови упали на чёрный подоконник, покрытый белым снегом. Впечатлённая этим зрелищем она произнесла: «Как бы я хотела, чтобы у меня была дочь с кожей белой, как снег, губами красными, как кровь, и волосами чёрными, как эбеновое дерево». Именно так и выглядит Дойна.
Дальше вы знаете… Королева умирает при родах дочери, а овдовевший король женится на ослепительно прекрасной, но порочной женщине, занимающейся колдовством (ну чем не аналог мадам д’Ирсон), которая имеет волшебное зеркало, всегда говорящее правду. Зеркало постоянно сообщает мачехе, что она прекрасней всех на свете, но всё меняется, когда падчерица взрослеет. Белоснежка превосходит мачеху по красоте и та, потеряв от досады рассудок, приказывает охотнику отвести Белоснежку в лес и убить её.
В качестве доказательства того, что Белоснежка мертва, королева просит принести её сердце, что тоже не может не заинтересовать историческими параллелями. Дело в том, что после смерти «белой королевы» Клеменции Венгерской, которая предположительно была отравлена ядом мадам д’Ирсон, её похоронили в усыпальнице французских королей в Сен-Дени, а сердце её было вырезано и перевезено в ныне разрушенную церковь Куван в Париже.
В сказке охотник пожалел Белоснежку и просто отпустил её в лесу. Там она поселяется у гномов, но королева, узнав про это, трижды наведывается к ним в домик под видом торговки. В первый раз она примеряет Белоснежке кружевной лиф, но шнурует его так туго, что Белоснежка теряет сознание из-за сдавливания грудной клетки. Гномы вовремя подоспели и спасли Белоснежку. Второй раз переодетая королева дарит Белоснежке отравленный гребень, и та начинает расчёсывать им волосы. Гномы опять подоспели вовремя и оживили отравленную девушку. В третий раз Белоснежка была уже опытной, а потому отказалась принимать яблоко. Тогда переодетая королева разломила яблоко пополам и съела одну его половину. После этого Белоснежка согласилась угоститься второй половиной и получила отравление с последствиями похожими на смерть. Просто себе королева взяла белую часть яблока, а Белоснежке отдала отравленную – с красным боком.
Гномы похоронили Белоснежку в хрустальном гробу, оставив его в лесу, где на него наткнулся принц во время охоты. Тлен не затронул Белоснежку и принц влюбляется в неё. Гномы рассказывают принцу историю смерти Белоснежки и тот решает перевезти её на перезахоронение в замок её отца. Во время переноса гроба его роняют и от удара из горла Белоснежки выпадает кусочек яблока. Белоснежка оживает… Это очень похоже на описание симптомов сонной болезни, охватившей Париж и Вену, когда люди засыпали неожиданно буквально с пищей во рту.
Чуть позже, в 1833 году, в России выходит стихотворная «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях», странным образом повторяющая сюжет «Белоснежки», изданной на два десятилетия раньше. При этом утверждается, что стихотворная сказка Александра Пушкина якобы воспроизводит сюжет русской народной сказки, передающейся устным путём.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумлёнными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
Вот такие подробные воспоминания о всём, что касается «спящей красавицы» пролетали у меня в голове пока я сидел в кабинете Максимилиана Ронге.
Разумеется, даты и прочие подробности я добавил в данное описание уже позже, после войны, когда у меня появилась возможность перемещаться по Европе, посещая архивы и библиотеки разных стран. Но общая картина истории «спящей красавицы» была у меня в голове уже тогда.
Видимо мой мозг проявил некие сверх способности, пытаясь разгадать тайну «спящей красавицы», чтобы понять, как спасти Дойну.
Во всех сюжетах про «спящую красавицу» за долгие века, начиная со «Старшей Эдды» 1260, и заканчивая сказкой Пушкина 1833, неизменным остаётся лишь одно – «спящую красавицу» всегда будит мужчина, причём единственный и строго определённый. Либо король, либо принц. Да и сама красавица знатных кровей. Странно, что у Пушкина в русской версии сказки это королевич Елисей, хотя по логике он должен быть царевичем, ведь там в России цари. Видимо, несмотря на русское имя, это принц иностранный, европейский.
Дойна чувствует себя в России как рыба в воде, ведь она, если молва не врёт, из рода куманского, а значит из половецких степей происходит. Разбудить её в России должен именно я, ведь я, получается, принц европейский. Ну, пусть и не принц, но потомок трансильванского рода Ракоци. По крайней мере, по нашей семейной легенде именно так.
В одном из спектаклей Дойны есть песня, где в первом куплете говорится о её состоянии сна под воздействием химер, а в последнем куплете есть намёк на открывание неких врат. Особый ключ откроет врата сна и мрака, а пробуждение будет подобно яркому лучу света. Может там заложен другой смысл, но я интерпретировал её строки именно так. А ещё в этих стихах она говорит, что ключ от врат выкован в серебре звёзд и огне её крови, а хранится он в её сердце.
Грозою дышит ночь,
Химеры полнят тьму
Потоком зелье сна
Вливают в грудь мою
…
И отпереть врата
Лишь этот может ключ,
Чем безнадежней мрак —
Тем ярче будет луч.
…
_____________________________________________________________
Уважаемые читатели, дабы избежать в будущем конфликта авторских прав, спешу сообщить, что автором стихотворных отрывков, которые в моём романе приписываются Дойне, на самом деле является Айна Торнхайм (Blackthorn).
[Сообщение изменено пользователем 14.12.2024 17:21]
С тех пор, как умерла Фредегонда, прошло 13 лет. На престоле Нейстрии в Париже сидел её сын, а на престолах Австразии и Бургундии внуки Брунгильды, которая была при них регентшей. Брунгильда жила на границе этих двух провинций, фактически управляя сразу двумя королевствами.
Война шла с переменным успехом. В 596 году, ещё при живой Фредегонде, её сын опять разбил объединённую армию внуков Брунгильды, причём там же, под Суассоном, где в первый раз он ещё был малышом на руках матери. Правда ему и в этот раз было всего 12 лет, а внукам Брунгильды и того меньше, так что неизвестно кто там на самом деле командовал армиями. Зато в 600 году внуки Брунгильды взяли реванш, наголову разбив армию сына Фредегонды. Без мамы ему постоянно не везло в сражениях. Зато дружные внуки Брунгильды захватывали земли Нейстрии и даже покорили Гасконь, заставив гасконцев платить им дань. Дружбе внуков не мешал даже тот факт, что младший из них был сыном королевы, а старшего родила наложница. А вот противная бабка Брунгильда старшему внуку уже изрядно поднадоела. Он возмужал, поэтому возжелал управлять Австразией единолично, без помощи властолюбивой старухи. Он отстранил её от власти и изгнал из королевства.
Бабке Брунгильде пришлось пешком идти к своему младшему внуку. Добраться до Орлеана, столицы Бургундии, ей помог какой-то крестьянин. Брунгильда быстро получила влияние на младшего внука, а своего любовника сделала его советником и управляющим - майордомом. Да, да, вы не ослышались, у старухи в конце седьмого десятка лет был любовник, а когда того убили, Брунгильда устроила в Бургундии целую серию казней всех, кого подозревала. Когда за жестокость её начал критиковать местный епископ – она подослала наёмных убийц и к нему. Но незаменимых людей у Брунгильды не было - должность епископа получил тот самый крестьянин, который недавно помог ей. Кто был ничем – тот станет всем. В общем, в убийствах Брунгильда от Фредегонды не отставала, в том числе и в убийствах епископов. Не пожалела она и собственного старшего внука, который её изгнал.
Для мести старшему внуку она подготовила хитрый план. Младшего внука она убедила, что старший брат вовсе не брат ему, а … сын садовника. То есть, обшей крови у них нет даже и по отцу. Бабка просто соврала, что что садовник тайно приходил к наложнице короля в те годы.
Младший внук такого не выдержал и пошёл войной на старшего. Он сумел победить и казнить своего брата и его сына, но его дочь не тронул, а наоборот, воспылал к ней страстью и решил жениться. Бабка Брунгильда от такого пришла в ужас – где это видано, чтобы родной внук женился на родной правнучке! Это же кровосмешение! Вот тут обман с садовником и вскрылся. Разгневанный внук бросился на бабку с ножом, но придворные спасли её. В конце концов, он стал королём двух королевств и планировал занять третье, двинувшись на Париж, чтобы победить сына Фредегонды. Но планам не суждено было сбыться. Он неожиданно умер прямо в Меце, столице Австразии, так и не успев выдвинуться на войну. Официально его смерть наступила от дезентерии, но никто этому не поверил. Все считали, что его отравила Брунгильда. Знать Австразии опять изгнала старуху из королевства, считая, что та погубила обоих своих внуков.
Брунгильда вернулась в Орлеан во второй раз, начав опекать там своего десятилетнего правнука. Она собиралась сделать его королём двух королевств, став его регентшей. Терпение жителей Австразии и Бургундии после этого лопнуло. Они не желали вновь попасть под власть кровавой королевы. Уж лучше сын Фредегонды пусть возглавит все три королевства, чем опять эти бесконечные войны и братоубийства. Так и порешили. Если австразийцы признали власть сына Фредегонды путём «фиктивного сражения» (армии разошлись без боя), то бургунды и вовсе сами открыли ворота Орлеана, помня о казнях, которые недавно учинила Брунгильда. Бежавшая из Орлеана Брунгильда собирала армию и планировала оказать сопротивление, но была предана бургундской знатью и выдана сыну Фредегонды.
И тут в сына Фредегонды буквально вселился дух его матери, мечтавшей отомстить своей сопернице. По его приказу Брунгильду пытали три дня, вынуждая признаться в убийстве десяти королей франков. Его не смущало, что тётка Брунгильда убила лишь половину из этих королей, а вторую половину убила его мать - Фредегонда. После признания голую Брунгильду катали на верблюде перед строем на потеху публике, а потом устроили казнь. Её привязали к хвосту дикого коня за волосы, руку и ногу и пустили его вскачь. Скачущий конь разбил задними копытами всё тело королевы, причём голова оторвалась почти сразу же.
Так закончилась полувековая война двух кровавых королев, а сын Фредегонды стал королём всей империи франков, вновь объединив земли. Первыми же своими указами он перевёл науку и образование под контроль церкви, а евреям запретил нести государственную службу.
Через пару веков империя франков достигнет своих максимальных размеров и распадётся на три части. Произойдёт это в Вердене, где будет подписан соответствующий договор. Позднее западная часть империи франков превратится во Францию, а восточная часть в Германию, а ещё через тысячелетие эти два осколка некогда единой германской империи франков сойдутся в смертельной схватке под тем же самым древним Верденом.
Есть несколько изображений казни Брунгильды, сделанных в разные времена, но на всех этих картинах Брунгильда показана молодой прекрасной девой, а не семидесятилетней старухой, какой она была на тот момент. Почему так сложилось – непонятно. Точно так же изображается и средневековая охота на ведьм. Складывается ощущение, что казнёнными ведьмами были исключительно юные и наиболее красивые девушки, что якобы плохо отразилось на внешности женщин западной Европы. Но это не так. Вопреки распространённому в культуре мифу, большинство пострадавших от охоты на ведьм были старыми вдовами возрастом за 60 лет, которые уже оставили потомство, либо и вовсе мужчинами (тоже, как правило, почтенного возраста).
Брунгильду похоронили в Бургундии, в церкви аббатства Сен-Мартен. Аббатство потом многократно разрушалось и восстанавливалось, а после французской революции и вовсе было превращено в оружейный завод и позже снесено, кроме нескольких служебных помещений. В общем, всё как у Фредегонды, и даже ещё хуже. От гробницы Брунгильды осталась лишь гравюра начала девятнадцатого века с изображением того, как гробница выглядела в 1790 году. Это логично. Первое, что делает любая революция – стирает память. Только на фоне полного обесценивания и очернения прошлого люди могут спокойно воспринимать ужасы настоящего в надежде на сказочное будущее. А если это ужасное настоящее слишком затягивается, то революционеры просят немного потерпеть ради будущих поколений.
Лживая суть революции не меняется веками, но каждое новое поколение попадается на эту удочку - важно лишь прервать нить времён. Убедив юное поколение в том, что в прошлом не было ничего хорошего, можно легко сподвигнуть их на отрыв от собственных корней и разрушение фундамента. А для этого даже не нужно врать. Возьми «монету прошлого», покажи лишь одну её сторону, плохую, и, вуаля – революционная масса готова и ждёт ваших указаний по разрушению всего старого и «строительству новой жизни».
До строительства зачастую и не доходит, обычно всё ограничивается тотальным разрушением. Чтобы началось строительство приходится ждать появления диктатора, способного задавить революционную вакханалию и установить порядок. Опьянённые революцией и лишённые разума броуновские частицы народных масс, ранее устроившие разруху, вынужденно превращаются в послушные винтики, которых лишили воли. Всё перетекает из крайности в крайность. Вначале воля без разума, потом разум без воли. Пройдёт ещё много времени, прежде чем общество вернётся к нормальной жизни без революций и диктатур.
Изучив историю прототипов героев из «Песни о Нибелунгах» и «Старшей Эдды», мы видим, что там нет даже и намёков на спящих красавиц. Нет их, впрочем, и в Нибелунгах. Так откуда спящая красавица появилась в Эдде? Что такое произошло между 1200 и 1260 годами? Очевидно, что в этот отрезок времени в истории и появилась та самая спящая красавица, которая сразу нашла отражение в более поздней Эдде.
И на ум тут сразу же приходит куманская княжна, дочь хана Котяна Сутоевича, ставшая королевой Венгрии Елизаветой Куманской, за дальнего потомка которой выдаёт себя Дойна. Она родилась в 1239 уже в Венгрии и не знала степных просторов своего кочевого народа, который на Руси называли половцами. Они бежали с великой степи, спасаясь от нашествия монголов, а венгры дали им приют, памятуя, что и сами вышли когда-то из той же великой степи вместе с ордами Аттилы. Ради скрепления союза король Венгрии Бела IV и хан Котян помолвили своих детей, венгерского принца и куманскую княжну, когда они были ещё младенцами.
Но монголы дошли и до Венгрии, и тогда венграм и куманам пришлось искать спасения в Австрии. Так двухгодовалая княжна попала в ту местность, где четыре десятилетия тому назад была записана «Песнь о Нибелунгах». В 1253 году Елизавета в возрасте 13 лет вышла замуж за принца и официально стала венгерской принцессой. Ради будущего венгерского трона ей пришлось формально отказаться от шаманизма и общения с духами, перейдя в католическую веру, но даже её сын, будучи уже королём Венгрии продолжал носить половецкие одежды, а иногда жил в шатре со множеством половецких наложниц. Так что отказ его мамы от шаманизма и общения с духами остаётся под большим вопросом, особенно учитывая её высокую любвеобильность и неверность мужу, что не поощрялось в католицизме.
В 1290 году сына Елизаветы убили свои же половцы (куманы) и с той поры нет никаких упоминаний об Елизавете Куманской и что с ней стало неизвестно. Нет также ни малейшей информации о месте и дате её захоронения. Она как будто просто исчезла. То ли сгинула насовсем, то ли получила новую жизнь в новом теле (ведь на тот момент она была уже довольно стара).
Именно с той поры, как Елизавета Куманская стала венгерской принцессой, а потом и королевой, в Европе начали появляться разные истории о «спящей красавице». Эти истории проникали даже в те сказания, где ранее вовсе не упоминались (в этом плане показателен пример с Нибелунгами и Эддой).
А ещё возникла легенда о чудодейственной «воде королевы Венгрии», которая не только помогает при болезнях, но и возвращает молодость. По этой легенде в Венгрии в эпоху Средневековья жила королева Эржебет, известная своей красотой и привлекательностью. С течением времени Королева Эржебет стала замечать, как постепенно увядали её красота и здоровье. Однажды, совершая конную прогулку по своим владениям, она встретила отшельника алхимика (как тут не вспомнить старика Алайоша из Ньирбатора) и попросила его приготовить лосьон, который помог бы ей вернуть красоту и привлекательность. Алхимик приготовил такой лосьон на основе алхимической настойки из розмарина с добавлением омолаживающих и освежающих эфирных масел, которые придавали смеси дивный аромат. В скором времени к королеве Эржебет чудесным образом вернулись потерянное здоровье и красота.
С тех пор в Венгрии получила популярность спиртовая настойка розмарина, которая по легенде и вернула потерянную молодость королеве Эржбете (Елизавете). Конечно же, никакой молодости и здоровья спиртовая настойка розмарина не возвращала, в отличие от той алхимической жидкости, которая упоминалась в легенде об омоложении королевы. Очевидно, что спирт и розмарин не являются тем самым секретным омолаживающим ингредиентом, который был в эликсире королевы. Тем не менее, слухи о чудесной «воде королевы Венгрии» достигли французского короля Карла V, который был большим ценителем различных ароматов. В 1370 году Карл V получил в подарок этот розмариновый спирт, который с этого времени начал распространяться по всей Европе под названием «вода королевы Венгрии», а Франция стала центром производства «венгерской воды» и эталоном её качества. Это были самые первые духи на основе спирта, которыми в обязательном порядке пользовались все светские дамы в течение нескольких веков, вплоть до изобретения одеколона в 1709 году.
До сих пор достоверно неизвестно, в каком году была изобретена «вода королевы Венгрии» и какая конкретно королева Эржебет упоминается в легенде. Известно лишь, что это точно произошло до 1370 года, когда «чудесная вода» перебралась во Францию в виде подарка королю. В качестве претендентов упоминается святая Елизавета Венгерская (1207 – 1231), хотя она даже не была королевой, невестка Елизаветы Куманской - Елизавета Сицилийская (1261 – 1303), которая на итальянский манер сама себя называла донной Изабеллой и даже Елизавета Польская (1339-1387).
Святую Елизавету Венгерскую можно сразу отбросить – она не была королевой Венгрии. Елизавету Польскую тоже отбрасываем – она даже в 1370 была ещё молода, не говоря уж о более ранних годах (какое уж тут омоложение). Это видимо понимали и сочинители легенды, поэтому есть версии, адаптированные именно под оставшуюся из этой троицы Елизавету (Изабеллу) Сицилийскую. Якобы она собственноручно сделала запись в летописной книге: «Я, донна Изабелла, находясь в возрасте семидесяти двух лет, будучи совершенно больной и разбитой подагрой, целый год использовала рецепт, полученный от одного алхимика, которого я никогда не видела и не могла увидеть; после лечения я почувствовала себя так хорошо, как в годы моей молодости; совершенно выздоровела и обрела силы…». Эта красивая сказка тоже не выдерживает никакой критики, ведь настоящая Елизавета Сицилийская умерла в возрасте 42 лет. К слову, на престоле Венгрии была ещё одна Изабелла – Изабелла Ягеллонка (1519 – 1559), но годы её жизни не те, да и умерла она тоже в 40 лет.
В общем, в качестве претендентов на Елизавету, омоложенную королеву Венгрии, выдвигают кого угодно (даже и не королев), но никто и никогда даже не заикался о том, что это могла быть королева Венгрии Елизавета Куманская (1239 - ????). А почему? Она единственная из всех Елизавет королев Венгрии того времени перевалила на шестой десяток лет и нет никаких свидетельств и дат её смерти. Все остальные Елизаветы (и Изабеллы тоже) до 1370 года умирали в 40 с хвостиком и вряд ли думали об омоложении, да и возраст их смерти явно намекает на отсутствие эффекта оздоровления. Но их называют, а Елизавету Куманскую нет. Не называют её единственную из всего списка. Это очень напоминает фразу «Делай со мной всё, что хочешь, только не бросай в терновый куст» из сказки про братца Лиса и братца Кролика. Тут тоже самое – «Называй омоложенной королевой кого угодно из списка, но только не Елизавету Куманскую». Значит она и есть та самая.
Важно знать, что в те годы в Италии жил и работал алхимик и врач Таддео Альдеротти. В своей работе 1280 года De virtutibus aquae vitae, в заключительном разделе Consilia medicinalia, он рассуждает о дистилляции алкоголя и его целебных свойствах. Ему удалось получить этиловый спирт с концентрацией до 90% способом повторной фракционной дистилляции. Это стало революционным открытием, давшим начало производству спирта в промышленных масштабах. Заодно массово появились и духи на основе спирта, первыми из которых была «вода королевы Венгрии».
В любом случае до 1290 года, когда о Елизавете Куманской есть последние упоминания, она уже могла иметь в своём распоряжении неограниченное количество чистого спирта для экспериментов с настойками трав. Да, в период с 1280 по 1290 год королевой Венгрии была её невестка Елизавета (Изабелла) Сицилийская, но и сама Елизавета (Эржбета) Куманская оставалась королевой-матерью.
Одновременно с «водой королевы Венгрии» по всей Европе начали расползаться очень похожие истории о «спящей красавице». Более того, во французской версии «спящей красавицы», записанной Шарлем Перо, упоминается «вода королевы Венгрии», которой безуспешно пытались оживить / разбудить уснувшую принцессу, растирая ей виски данным эликсиром. В этом есть намёк, что «вода королевы Венгрии» может исцелять и оживлять, но разбудить «спящую красавицу» не может даже и она.
Легенды и сказания о «спящей красавице» расползались по Европе одновременно с потомками Елизаветы Куманской. У неё было шесть детей и все они становились королями и королевами, ну, в крайнем случае, герцогами. Её сын Ласло IV стал королём Венгрии, её дочь Екатерина (Каталина) Венгерская стала королевой Сербии. Корону Сербии примеряла и другая её дочь, Елизавета Венгерская, та самая монашка, которую все похищали, и рыцарь из Фалькенштайна, потерявший из-за неё голову в буквальном смысле, и король Сербии. Самая младшая дочь, Анна Венгерская, стала императрицей Византии, а третья по счёту, Мария Венгерская, получила Неаполитанское королевство.
Что уж там говорить о более дальних потомках Елизаветы Куманской. У одной только Марии Венгерской было 14 детей, которые заняли троны и прочие высокие посты в провинциях и королевствах Испании, Италии, Франции, …, а уж внуки… Так, например, та же Мария Венгерская плетя умелые интриги смогла усадить на трон Франции свою внучку – Клеменцию Венгерскую. Произошло это в 1315 году.
Клеменция Венгерская, между прочим, тоже имеет отношение к теме «спящей красавицы». Её называют королевой, которая умерла, но не была погребена, а также «белой королевой Франции». Предостережение, содержащееся в сказках про «спящую красавицу», перекликается с историей этой «белой королевы». Имеется в виду запрет проклятой принцессе даже приближаться к прялкам и веретенам.
Почти все принцессы в роду Клеменции находили счастье в браке ещё до своего совершеннолетия и лишь к ней в её 22 года ещё никто не сватался. Каково же было её счастье, когда свою руку ей предложил тот, выше которого, в её представлении, не было никого на свете – король Франции. Французский трон ослепил её своим блеском, одурманил, но она не знала о старинном французском предупреждении - «негоже лилиям прясть», а ведь лилии были на гербе её рода.
По пути из Неаполя во Францию она чуть не погибла во время бури – и это было первое предупреждение.
Клеменция Венгерская вышла замуж за короля Франции Людовика X после того, как его первая жена была задушена (говорят, что при содействии бабушки Марии). Но правила Клеменция недолго, всего несколько месяцев. Вначале умер король, после того как выпил холодного вина и простудился, а потом и их сын, который родился вскоре после смерти короля.
Смерть любимого мужа и единственного сына подкосила Клеменцию. Она надела траурный белый наряд и больше никогда с ним не расставалась (по крайней мере, когда появлялась на людях). Её родителей унесла чума, когда ей не было и двух лет и теперь в целом мире она осталась одна. Её лицо застыло как маска, а взгляд, казалось, ни на чем не задерживается, а лишь скользит по людям и вещам. Так у Франции появилась «белая королева», которая уже умерла, но не была погребена. Люди считали, что её душа покинула тело, но тело продолжало жить управляемое дьявольским духом.
Днём на людях она бродила в белом одеянии с каменным лицом, а ночью и в собственной обители превращалась в ненасытную бестию, предающуюся похоти и чревоугодию. Лишь драгоценные украшения, диковинные блюда и редкие ткани возбуждали её интерес. Она окружила себя ювелирами и поварами, коротая дни в обществе белошвеек. Но эти драгоценности и наряды она не могла выставить напоказ, каждый раз выходя в свет с каменным лицом в добровольном «саркофаге» из белых одежд. А в это время состояние умершего короля, подаренное ей, таяло на глазах.
Всем стало казаться, что в теле Клеменции Венгерской, правнучки Елизаветы Куманской, поселился совсем другой человек (или даже не человек), а сама Клеменция сгинула навсегда. В конце концов, слухи о «блудной вдове» достигли Папы Римского. Он вызвал её к себе и приказал постричься и отправиться в монастырь, что она и сделала. Только вот, согласно хроникам, постриглась она в монастырь доминиканцев в Экс-ан-Провансе, а он вроде бы был мужскими. Через три года она, пресытившись, видимо, мужским обществом, расстриглась обратно и вернулась в Париж.
Став «белой вдовой», вместо короны, усыпанной изумрудами и жемчугом, Клеменция надела гладкий золотой обруч с узором из лилий, поверх белой вуали. В те годы во Франции правили Капетинги, а лилия была их гербом. Именно Капетинги сделали флёр-де-лис символом Франции. Клеменция Венгерская, хоть и была пришлой, а не француженкой, но тоже относилась к Анжуйской ветви Капетингов, правившей в Неаполитанском королевстве, на Сицилии, в Венгрии и Польше. То есть, лилии были её семейным гербовым знаком ещё до свадьбы и коронации на французском троне.
После истории с «белой королевой» во Франции появилось стойкое аллегорическое выражение «негоже лилиям прясть». Корни этого выражения уходят в Евангелие, где оно звучало как упрёк за чрезмерную заботу о своей внешности: «Посмотрите на лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но, говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них». Во Франции же после Клеменции Венгерской, оно приобрело иной смысл, звуча как предостережение.
Выражение «негоже лилиям прясть» стало образной иллюстрацией древнего салического закона франков, по которому женщины ни при каких условиях не должны допускаться до власти. Это не мешало древним королевам франков вмешиваться в политику, а иногда и вовсе управлять королями и принцами. После полувековой войны Брунгильды и Фредегонды франки только укрепились в своей вере в справедливость салического закона и никогда в истории его не нарушали.
Но это конечно же предрассудки. Во все века были женщины-правительницы, которые справлялись с управлением страной не хуже и лучше мужчин. В древнем Египте были женщины-фараоны. В Иудее, Византии, Британии, Шотландии, Голландии, Дании, Испании, Австрии, Грузии, Польше и даже в Китае были самодержавные королевы, царицы и императрицы. В России и вовсе был «бабий век», когда в течении целого столетия четыре императрицы подряд сменяли друг друга на троне. Но Франция всегда с завидным упорством оставалась верна принципу «негоже лилиям прясть». А ведь даже в Японии, где женщинам официально запрещено вступать на престол, за всю историю было аж восемь правящих императриц.
Во Франции, как и в предшествующей ей Империи франков, королевы могли быть лишь консортами (супругами правящих королей) или королевами-регентшами при малолетнем сыне-монархе (или даже при монархах-внуках и правнуках, чем активно пользовалась Брунгильда). Королева-регентша по уровню самостоятельности была, пожалуй, ближе всего к правящей королеве, но её власть ограничивалась временем взросления её отпрыска мужского пола.
Клеменция Венгерская в один год стала королевой-консортом, потом готовилась стать королевой-регентшей, но потеряв и мужа, и сына, она потеряла трон Франции в любом его виде. Именно после её несчастий в 1315 году выражение «негоже лилиям прясть» приобрело широкое хождение. После смерти пятимесячного сына Клеменции Венгерской у покойного Людовика X не осталось отпрысков мужского пола. Из-за салического закона линия прерывалась. Когда Жанна, дочь Людовика X от первого брака, попробовала претендовать на трон Франции, французские пэры ответили ей прямым текстом – «негоже лилиям прясть». В итоге Жанне достался лишь трон Наварры, а от французского трона ей пришлось отказаться.
Между прочим, среди пэров Франции на тот момент была первая и единственная женщина-пэр – могущественная графиня Маго (Матильда д’Артуа). Да, да, графиня Маго была пэром, как ни странно это звучит. Говорят, что это именно она приказала отравить Людовика X и его сына-младенца от Клеменции Венгерской. Якобы это была вовсе не простуда от холодного вина и не болезнь у сына. А исполнила всё это фрейлина графини – Беатриса д’Ирсон, которая была большим знатоком ядов и всевозможных снадобий. Многое говорит о том, что д’Ирсон не была простой исполнительницей. Ещё неизвестно, кото кем управлял, графиня ей, или она графиней.
Когда в 1328 году после смерти очередного короля в Париже начались дворцовые войны, туда устремились и «белая королева» Клеменция Венгерская (расстриженная монашка на тот момент) и грозная графиня Маго и её фрейлина Беатриса д’Ирсон, которую и вовсе можно назвать некоронованной «королевой темноты».
Войны без потерь не бывают. В том же 1328 умирает, Клеменция Венгерская (теперь уже и физически), а следом, в 1329 г, умирает графиня Маго. Многие уверены, что именно д’Ирсон отравила и свою госпожу и «белую королеву». Кто знает, может именно д’Ирсон была порочной изнанкой «белой королевы», вселяясь в её бездушное тело по ночам или в уединении от светского общества, чтобы наслаждаться той королевской роскошью, которая ей самой была недоступна.
Беатриса д’Ирсон была наименее знатной из этой троицы, поэтому и сведений о ней меньше всего. Она описывается как прекрасная брюнетка с таким чистым свежим лицом, что кажется, будто бы она только что пробудилась после долгого сна. При этом особо подчёркиваются её выдающиеся скулы, что обычно характерно для азиатских женщин. Это удивительно, но точно такое же описание можно дать и внешности Дойны Иреску.
И не только во внешности было сходство. Беатриса д’Ирсон не боялась путешествовать ночью - она видела в темноте, как кошка и не страшилась тёмных сил, особенно опасных в ночное время. Ещё бы, ведь она сама была чернокнижницей и ведьмой. Она проводила колдовские обряды, разбиралась в травах, готовила снадобья и яды. Вдобавок ко всему она характеризуется как мошенница, авантюристка и нимфоманка. При этом она была флегматична и казалось, что у неё впереди целая вечность, а потому и спешить некуда. Если убрать нимфоманию, которая может быть наговором, то её описание полностью совпадает с обиранием Дойны. Это просто поразительно!
Да и нимфомания не всегда проявляется внешне. Бушующий огонь может скрываться даже в скромной учительнице музыки, лишь иногда вырываясь наружу приступами гнева. Я слишком плохо знаю Дойну, чтобы утверждать что-либо однозначно, но приступы гнева у неё тоже бывают.
А что будет, если произнести французскую фамилию д’Ирсон в румынской транскрипции? Уж не Иреску ли?! Тогда можно предположить, что префикс «д’» превратился в имя Дойна. Неужели Д.Иреску = д’Ирсон?!
Лицо свежо как после сна… Может это намёк на «спящую красавицу» и её сонную болезнь? А ещё в 1332 году с д’Ирсон расправились как с ведьмой – то ли утопили в реке, то ли сожгли на костре, а Дойна говорила, что в её прошлой жизни произошло нечто ужасное, после чего благодаря «ветру перемен» и случилась её первая реинкарнация. Может именно поэтому в 1902 году Дойна стремилась в Париж, когда выбирала место заграничных гастролей своего театра «Сатурния»?
Если после Елизавекты Куманской история «спящей красавицы» проникла лишь в «Старшую Эдду», то после её правнучки Клеменции Венгерской и колдуньи Беатрисы д’Ирсон такие истории начали множиться как снежный ком.
В «Песне о Нибелунгах» и с «Старшей Эдде» смешаны события двух столетий, а их герои похожи сразу на нескольких исторических персонажей даже при полном совпадении имён. Более того, со временем эпосы претерпевают изменения, и их герои получают всё новые характеристики, взятые у исторических персонажей, живших в те эпохи, когда эпос записывается. Так, например, Брунгильда из Нибелунгов это собирательный образ, не в полной мере соответствующий реальной Брунгильде, жившей за шесть веков до этого. Но в Нибелунгах Брунгильда хотя бы не спала «вечным сном», как и её исторический прототип, а в «Старшей Эдде» она уже спит. А просто между Нибилунгами и Эддой жила Елизавета Куманская, которая и повлияла на более поздний эпос, сделав Брунгильду ещё и «спящей красавицей».
Вот и более поздние «спящие красавицы» и «злые феи» получили свои характеристики в смешанном виде. От «белой королевы» Клеменции Венгерской «спящие красавицы» получили запрет на прядение, причём опасность была не обязательно в уколе веретена, а во всём, что связано с этим ремеслом. Уснуть красавица могла даже от льняной занозы, попавшей под ноготь. Напомню, что ранее в Эдде Брунгильда засыпала от укола шипа Одина, а о прядении не было ни слова.
«Состояние сна» красавица могла получить в наследство как от Клеменции Венгерской, которая с 1315 года пребывала в состоянии «сна души», так и от «королевы темноты» д’Ирсон, которая «была всегда свежа, словно после сна». И даже «злая фея», наславшая проклятье, могла быть списана как с д’Ирсон (по понятным причинам), так и с «белой королевы» (учитывая жуткое двуличие и порочность Клеменции Венгерской после 1315 года). Ну а отравленное яблоко это уже прямой отсыл к д’Ирсон как к отравительнице.
Учитывая географию жизни Клеменции Венгерской и мадам д’Ирсон, новые «спящие красавицы» (следующие после валькирии Брунгильды в Эдде) появились вначале на старофранцузском языке и на южно-французском диалекте, называемом окситанским языком.
В окситанском, а отличие от старофранцузского, слово «да» произносилось как «ок», откуда и пошло название этого диалекта. В южной Франции до сих пор есть провинция, частично говорящая на этом диалекте, которая так и называется - Лангедок, что дословно переводится как «земля ок».
Так вот, одна «спящая красавица» вышла по оценке специалистов в 1320 – 1340 годах под анонимным авторством. Она была написана на окситанском языке в стихотворной форме, что не удивительно, ведь окситанский язык использовали большинство известных французских трубадуров того времени. Называлась эта поэма «Frayre de Joy e Sor de Plaser» («Брат радости и сестра удовольствия»).
Sor de Plaser ("сестра удовольствия") - дочь императора. Таинственным образом она впадает в сверхъестественное состояние, в котором, хотя она кажется мертвой, ее тело не повреждается. Ее родители вместо того, чтобы похоронить ее, держат в башне, изолированной непроходимыми рвами, посреди райского уголка.
Принц Frayre de Joy ("брат радости") слышит о красоте девушки и влюбляется, не видя ее. Он достигает башни, входит внутрь, обменивается кольцами со спящей молодой женщиной и вступает с ней, спящей, в связь. Благодаря помощи волшебной говорящей птицы, подаренной Вергилием, девушка волшебным образом оживает и обнаруживает, что не только потеряла девственность, но и беременна. Принц и дочь императора женятся, а своего сына они называют - Joy de Plaser ("радость удовольствия"). Свадьба празднуется пышно и в присутствии королей, императоров, Вергилия, и Папы Римского.
Вергилий, известный поэт древнего Рима, в сказку включён не случайно. Большую часть жизни он провёл в Неаполе, где особо почитаем, а из Неаполя во Францию как раз и прибыла Клеменция Венгерская.
Следующая «спящая красавица» появляется в колоссальном по объёму французском рыцарском романе «Perceforest», написанном примерно в 1330 – 1344 годах. Там шесть толстенных книг псевдоисторического бреда. В книге III, повествующей о рыцарских турнирах в «Замке дев», затерялась история Троила и Зелландины.
В этой сказке принцесса по имени Зелландина влюбляется в принца по имени Троил. Ее отец отправляет Троила выполнять задания, чтобы доказать, что он достоин ее, и пока его нет, Зелландина погружается в зачарованный сон. Троил находит её, надевает ей кольцо, занимается со спящей любовью, а потом уходит. Ребёнок так во сне и рождается, а когда ищет сосок матери – находит её палец. Зелландина просыпается, когда ребенок высасывет из пальца льняную занозу, которая и вызывала сон. По кольцу она понимает, что отцом был Троил. Троил позже возвращается, чтобы жениться на ней.
В одной из этих историй (в более поздней) уже есть лён, который использовался для прядения. Видимо во время написания более ранней окситанской поэмы выражение «негоже лилиям прясть» ещё не вошло в широкий оборот. А намёки на Клеменцию Венгерскую, которая после 1315 года в состоянии «сна души» с кем только не спала (в понятном смысле), есть уже и там, и там. Но вот злой феи в этих сказках пока нет. Мадам д’Ирсон была обвинена в колдовстве и казнена примерно в 1332 году. То ли эти сказки написаны чуть раньше, то ли история д’Ирсон ещё не приобрела широкой известности на тот момент.
После этого истории о «спящей красавице» ушли в народ и распространились по всей Европе, обретая у каждого народа всё новые детали и подробности. Возможно, что эти новые подробности были связаны с более поздними реинкарнациями нашей «спящей красавицы». В конце концов эти устные народные предания стали записывать, переводя на литературный язык и включая в сборники сказок.
Первым отличился Джамбаттиста Базиле, уроженец Неаполя, собравший сборник неаполитанских сказок «Пентамерон» в двух томах, которые были опубликованы посмертно в 1634 и 1636 годах его сестрой Ариадной. Естественно в этом сборнике была и сказка о «спящей красавице». Ну а как ей там не быть, на родине Клеменции Венгерской.
Сказка эта называется «Солнце, Луна и Талия». Красавицу зовут Талия и она дочь лорда. Попросив мудрецов и астрологов предсказать ее будущее после рождения, отец узнает, что Талии будет угрожать опасность из-за прядения. С самого рождения от Талии прятали любые прялки и ограждали от этого ремесла, но в какой-то момент потеряли бдительность. Повзрослев Талия случайно увидела, как неизвестная ей старуха в своём домике прядет за окном. Заинтригованная видом вращающегося веретена, Талия берет у нее из рук прялку, чтобы расправить лен. Роковая заноза застревает у нее под ногтем. После того, как Талия засыпает, ее усаживают на бархатный трон, а ее отец, чтобы забыть о своих страданиях, закрывает двери и навсегда покидает поместье, считая свою дочь мёртвой.
Однажды, рядом с заброшенным поместьем охотился король – он то и находит Талию. Король влюбляется в её прекрасное тело, хоть и сожалеет, что оно мертво. Он уезжает, но у спящей красавицы прямо во сне появляются близнецы, мальчик и девочка, плоды любви короля. Занозу высасывает её дочь, путая палец и сосок. Проснувшаяся красавица называет детей Солнце и Луна.
Король вновь возвращается к своей мёртвой возлюбленной, но обнаруживает потомство и живую деву. Но король уже женат. Когда он возвращается в свое королевство, его жена слышит, как во сне он говорит: "Талия, Солнце и Луна". Взбесившаяся от ревности ведьма-жена начитает творить страшные вещи, вплоть до попытки каннибализма в отношении детей. Талию она обманом заманивает в королевство чтобы сжечь, но, когда всё вскрывается, сама попадает на костёр.
Последняя строка сказки — ее мораль — такова: "Тот, кому повезло, может лечь спать, и блаженство прольется дождем на его голову". Как же это перекликается со стихотворными строками из пьес Дойны, намекающих на сон длинною в три столетия, вызванный действием блаженного заклятья:
Столетья трижды в свой черёд,
Прошли, но прежде небосвод
Заклятье чёрного огня
Обрушил ливнем на меня
Повествование Шарля Перо 1697 года уже более известное. На крестинах долгожданного ребёнка короля и королевы семь добрых фей приглашены стать крёстными матерями маленькой принцессы и подарить ей подарки. Вскоре после этого во дворец входит старая фея, которую никто не пригласил, потому что она не покидала свою башню пятьдесят лет, и все считали её проклятой или мёртвой. Рассерженная злая фея проклинает принцессу и предрекает ей смерть от укола веретеном. Одна из добрых фей пытается смягчить проклятье. Теперь принцесса в случае контакта с веретеном не умрёт, а лишь погрузится в глубокий сон на сто лет, а разбудит её принц. Тогда король приказывает уничтожить все прялки в королевстве, чтобы предотвратить проклятие восьмой феи, наложенное на его дочь. Но, как и в других подобных сказках, уберечь принцессу от контакта не удалось…
В варианте сказки Шарля Перо впервые появляются намёки на эпидемиологический характер сонной болезни. После укола веретеном засыпает не только принцесса, но и все люди и даже животные, находящиеся во дворце. Правда это преподносится как результат действий доброй феи, которая не хотела, чтобы принцесса проснулась в одиночестве через 100 лет, когда все её близкие уже умрут. В любом случае, сон принцессы становится причиной сна окружающих, причём симптомы и последствия сна у них точно такие же, как и у принцессы. Налицо клиническая картина эпидемии сонной болезни, изложенная в форме сказки.
У братьев Гримм в сборнике 1812 года есть явно заимствованный аналог сказки Шарля Перо, который называется «Маленькая шиповниковая роза», но у них появилась и иная, новая версия «спящей красавицы», которая называется «Белоснежка». Здесь мы уже видим кровь и прямое описание внешности Дойны.
В «Белоснежке» братьев Гримм королева вышивала около открытого окна во время снегопада. Она укололась иголкой и капли её крови упали на чёрный подоконник, покрытый белым снегом. Впечатлённая этим зрелищем она произнесла: «Как бы я хотела, чтобы у меня была дочь с кожей белой, как снег, губами красными, как кровь, и волосами чёрными, как эбеновое дерево». Именно так и выглядит Дойна.
Дальше вы знаете… Королева умирает при родах дочери, а овдовевший король женится на ослепительно прекрасной, но порочной женщине, занимающейся колдовством (ну чем не аналог мадам д’Ирсон), которая имеет волшебное зеркало, всегда говорящее правду. Зеркало постоянно сообщает мачехе, что она прекрасней всех на свете, но всё меняется, когда падчерица взрослеет. Белоснежка превосходит мачеху по красоте и та, потеряв от досады рассудок, приказывает охотнику отвести Белоснежку в лес и убить её.
В качестве доказательства того, что Белоснежка мертва, королева просит принести её сердце, что тоже не может не заинтересовать историческими параллелями. Дело в том, что после смерти «белой королевы» Клеменции Венгерской, которая предположительно была отравлена ядом мадам д’Ирсон, её похоронили в усыпальнице французских королей в Сен-Дени, а сердце её было вырезано и перевезено в ныне разрушенную церковь Куван в Париже.
В сказке охотник пожалел Белоснежку и просто отпустил её в лесу. Там она поселяется у гномов, но королева, узнав про это, трижды наведывается к ним в домик под видом торговки. В первый раз она примеряет Белоснежке кружевной лиф, но шнурует его так туго, что Белоснежка теряет сознание из-за сдавливания грудной клетки. Гномы вовремя подоспели и спасли Белоснежку. Второй раз переодетая королева дарит Белоснежке отравленный гребень, и та начинает расчёсывать им волосы. Гномы опять подоспели вовремя и оживили отравленную девушку. В третий раз Белоснежка была уже опытной, а потому отказалась принимать яблоко. Тогда переодетая королева разломила яблоко пополам и съела одну его половину. После этого Белоснежка согласилась угоститься второй половиной и получила отравление с последствиями похожими на смерть. Просто себе королева взяла белую часть яблока, а Белоснежке отдала отравленную – с красным боком.
Гномы похоронили Белоснежку в хрустальном гробу, оставив его в лесу, где на него наткнулся принц во время охоты. Тлен не затронул Белоснежку и принц влюбляется в неё. Гномы рассказывают принцу историю смерти Белоснежки и тот решает перевезти её на перезахоронение в замок её отца. Во время переноса гроба его роняют и от удара из горла Белоснежки выпадает кусочек яблока. Белоснежка оживает… Это очень похоже на описание симптомов сонной болезни, охватившей Париж и Вену, когда люди засыпали неожиданно буквально с пищей во рту.
Чуть позже, в 1833 году, в России выходит стихотворная «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях», странным образом повторяющая сюжет «Белоснежки», изданной на два десятилетия раньше. При этом утверждается, что стихотворная сказка Александра Пушкина якобы воспроизводит сюжет русской народной сказки, передающейся устным путём.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумлёнными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
Вот такие подробные воспоминания о всём, что касается «спящей красавицы» пролетали у меня в голове пока я сидел в кабинете Максимилиана Ронге.
Разумеется, даты и прочие подробности я добавил в данное описание уже позже, после войны, когда у меня появилась возможность перемещаться по Европе, посещая архивы и библиотеки разных стран. Но общая картина истории «спящей красавицы» была у меня в голове уже тогда.
Видимо мой мозг проявил некие сверх способности, пытаясь разгадать тайну «спящей красавицы», чтобы понять, как спасти Дойну.
Во всех сюжетах про «спящую красавицу» за долгие века, начиная со «Старшей Эдды» 1260, и заканчивая сказкой Пушкина 1833, неизменным остаётся лишь одно – «спящую красавицу» всегда будит мужчина, причём единственный и строго определённый. Либо король, либо принц. Да и сама красавица знатных кровей. Странно, что у Пушкина в русской версии сказки это королевич Елисей, хотя по логике он должен быть царевичем, ведь там в России цари. Видимо, несмотря на русское имя, это принц иностранный, европейский.
Дойна чувствует себя в России как рыба в воде, ведь она, если молва не врёт, из рода куманского, а значит из половецких степей происходит. Разбудить её в России должен именно я, ведь я, получается, принц европейский. Ну, пусть и не принц, но потомок трансильванского рода Ракоци. По крайней мере, по нашей семейной легенде именно так.
В одном из спектаклей Дойны есть песня, где в первом куплете говорится о её состоянии сна под воздействием химер, а в последнем куплете есть намёк на открывание неких врат. Особый ключ откроет врата сна и мрака, а пробуждение будет подобно яркому лучу света. Может там заложен другой смысл, но я интерпретировал её строки именно так. А ещё в этих стихах она говорит, что ключ от врат выкован в серебре звёзд и огне её крови, а хранится он в её сердце.
Грозою дышит ночь,
Химеры полнят тьму
Потоком зелье сна
Вливают в грудь мою
…
И отпереть врата
Лишь этот может ключ,
Чем безнадежней мрак —
Тем ярче будет луч.
…
_____________________________________________________________
Уважаемые читатели, дабы избежать в будущем конфликта авторских прав, спешу сообщить, что автором стихотворных отрывков, которые в моём романе приписываются Дойне, на самом деле является Айна Торнхайм (Blackthorn).
[Сообщение изменено пользователем 14.12.2024 17:21]
Авторизуйтесь, чтобы принять участие в дискуссии.