Другой отрывок
- Извините за опоздание можно войти в класс! – не дожидаясь никакой реакции учительницы, Колька Андреевский вбежал откуда-то спустя четыре минуты после звонка, кинул в сторону сумку и плюхнулся за парту.
- Андреевский!
Тут следовало изобразить примерного ученика, сесть прямо, сложить руки как полагается.
- Да, Ленина Лукинична?
Химичка была ещё совсем молодая, работала первый год, поэтому никто её не боялся, а Колька, и без того известный своей несобранностью, позволял себе опаздывать на её уроки в два раза чаще, чем на другие: то есть, почти постоянно. И в этот раз ничего, кроме выразительного взгляда, он не схлопотал.
Марата подумала, что, как групорг, она должна всё-таки поговорить с Колькой о таком поведении.
- Ну, так кто мне скажет, как вычисляется количество вещества? – пятый раз вопрошала химичка.
- Никто не скажет, - буркнул Маратин сосед. – На, тебе записка от Андреевского.
«Маратка, выручай! – прочла она на клетчатом огрызочке с мохнатыми краями. – Доклад не сделал».
- Ещё раз повторяю вопрос! Как вычисляется количество вещества…
И так каждый день, на каждом уроке. Бедная химичка без конца твердит одно и то же, бьётся как корова об лёд, наверное, проклинает тот день, когда пошла в педучилище. И ребята тоже хороши. Восьмой класс – а всё как маленькие. То тот что-нибудь выкрикнет, то этот – сорок восемь человек в классе! – и попробуй-ка потом пойми что-нибудь из этой химии… А Кольке, видимо, отныне доверять вообще нельзя. Ни при каких обстоятельствах. К сегодняшнему дню он взялся приготовить доклад для комсомольского собрания о жизни и деятельности Добролюбова. И что? Скорее всего, весь вчерашний день играл с кем-нибудь в ножички или, ещё лучше, в карты, зная, что Марата в том году писала сочинение о Добролюбове и, конечно, не оставит его в беде.
Несчастная Ленина, тем временем, кое-как выяснила метод вычисления своего количества вещества и теперь хотела знать, какой буквой его обозначают.
- Итак… Смолина! Ответь мне на вопрос.
Рита Смолина, смешная, маленькая, кругленькая, встала и растерянно поглядела по сторонам.
- Рита, ты слышала вопрос?
По всему было видно, что нет.
- Рита, о чём ты думаешь на уроке?
- О татарине своём она думает, как бы замуж выскочить за него, вот о чёмм! – выпалил с задней парты Рудаков, главный спец по пошлым разговорам, курению и прогулам.
За исключением трех-четырёх человек, восьмой «Д» дружно расхохотался.
- Хе-хе, - Маратин сосед потянулся рукой вниз, и под шумок почесал ногу.
О Ритиной влюблённости знала вся школа, от первого до десятого класса. Её «рыцарь», Нурлан Мирзоев, высоченный загорелый парень, жил в одном доме с Маратой, учился в ремесленном и Смолину в упор не видел.
Пока класс отходил от смеха, Марата обмакнула ручку в чернильницу и на последней странице тетради по химии набрасывала тезисы для Коли.
Разуверившаяся в том, что кто-то сможет сообщить ей букву для обозначения количества вещества, химичка грустно произнесла:
- Количество вещества обозначается буквой «ню».
- Не-е-ет! «Ню» - это если Смолина разденется!
Новая «шутка» Рудакова и взрыв хохота ещё более сократили шанс химички выполнить свой план. Вообще-то большинство ребят не знали, почему вдруг импортная буква обрела такое новое значение, но мысль о раздевании Риты никого не оставила равнодушным.
- Знаешь что, Рудаков? Выйди-ка к доске, реши нам эту задачу!
Учительская рука с мелом простёрлась в сторону «юмориста». Белые закорючки на густо-чёрной доске под портретом вождя, смотрели сиротливо и уныло.
- Правильно, давай, реши, если ты такой умный! – громко и обиженно высказалась Рита.
- Выходи, Рудаков! – крикнул Маратин сосед.
И запустил в левое ухо свой мизинец.
Класс вновь гудел.
- Надоели уже! Хватит над учительницей издеваться! –шумели нервно энтузиасты с «камчатки», обращаясь ко всем разом.
- Тихо! – заорали на них первые парты.
Рудаков уже понёс нечто вовсе невообразимое:
- А хотите, я Вам, Ленина Лукинична, лучше корабль подарю? С парусами! И мы поплывём…
Он не успел договорить очередную пошлость.
Уверенные шаги в коридоре и скрип двери прервали веселье.
Все встали.
- Садитесь, - сказал директор.
Рядом с ним была классная руководительница.
- Всё, попали. Хана! – прошептал сосед Мараты и странно завозился, словно бы что-то у него чесалось.
- Здравствуйте, Ленина Лукинична. Простите, что прервали.
Химичка попятилась и наткнулась на свой стул.
В ожидании расправы класс замер. Рудаков стёк под парту.
- Гассельблат! – сказала классная руководительница. – Встань, пожалуйста.
Все чуть не раскрыли рты. Из середины класса, с чётвёртой парты поднялась Зина: пушистые белые локоны, вечно смущённое лицо, мятое платье. Перевелась в их школу в этого года, да этого жила в Москве с мамой. В третьей четверти у неё было одно «посредственно» - по геометрии, до этого – только «отлично» и «хорошо».
- Позвольте, я, - сказал директор.
Рудаков медленно выполз из-под парты.
- Скажи нам, Зина, что произошло с твоим отцом?
- Он погиб на войне… финской…
- Врёшь! – выкрикнула классная.
Она вообще всегда на всех кричала.
- Позвольте, я всё-таки сам, - снова сказал директор.
Марата глянула на лицо Зины: белое, как знамя поражения.
- Зина, твой отец, Гассельблат Аркадий Феликсович, два года назад расстрелян по приговору суда. Что ты молчишь?
Стояла такая тишина, о которой химичка могла только мечтать по ночам.
- До нашей школы только сейчас дошли эти сведения. Твой отец был изобличён в связях с правотроцкистским блоком. Он участвовал в подготовке покушений на руководство нашей страны! Что так, Зина? Что ты молчишь?
Раздался всхлип.
- …И ты обманывала нас всё это время! Обманывала свой коллектив!
- Да как ты смела говорить, что твой отец-шпион погиб за нашу социалистическую Родину!? – взвизгнула классная.
Зина Гассельблат закрыла лицо руками.
- Дела… - протянул Мартин сосед, запуская себе в волосы всю пятерню.
- …Почему ты не хотела, чтоб мы знали о твоём прошлом? Тебе не приходило в голову прямо прийти к своим товарищам и признаться во всех, так сказать, грехах? Заработать своим поведением звание комсомолки? Поведением, Гассельблат! А не обманом!
«А я ведь помогала ей по алгебре!» - подумалось Марате. И сразу сделалось как-то противно из-за того, что рядом обнаружился обман, семя предателя.
Речь директора время от времени прерывалась нервными выкриками классной. Он говорил о социалистическом долге, о том, что сейчас – особенно сейчас, когда война может начаться когда угодно, а враг из-за границы точит зубы, - надо быть особенно сознательным. Спрашивал, не думает ли Зина, будто её отец был расстрелян по ложному обвинению. Намекал, что её скрытность – подозрительна. Что укрывать преступников есть соучастие. Что в мире ещё полно сил, которые исходят ненавистью, глядя, как советский пролетариат живёт свободно, сбросив цепи рабства. И под конец просил всех-всех быть бдительными. В особенности по отношению к таким, как Зина.
- Простите, что отнял время, Ленина Лукинична, - сказал директор в конце.
- Химия, без сомнения, уступает в важности идеологической работе, - отвечала та.
- Я тоже так думаю. До свидания, ребята.
Все встали опять.
У самой двери, обернувшись, классная сказала, что ещё поговорит на эту тему.
Как только дверь закрылась, прозвенел звонок.
- С ума сойти! Расстрелян! Заговор правотроцкистов! – кричал Колька на перемене. – Вот это да!
- Смотрите-ка ему ещё и весело! Думаешь, как в кино про разведчиков? Нет, брат, это не кино, - сказал Серёжа Гугель, главный знаток по истории в классе и полный ноль в алгебре и физике.
- А я что? Я просто сказал…
- Ты б лучше не вмешивался. Думать надо, как с ней поступить.
Когда Ленина собрала свои вонючие пробирки и исчезла, ребята сразу собрались вокруг групорга, принялись обсуждать новость.
- Ну, какова, а? – охала Нина Маляренко, у которой всегда были спущены чулки. – Я-то думала, ей доверять можно! Секретами делилась. В гости к себе приглашала!
- И мы тоже! – сказали две другие Нины.
- К стенке таких ставить! – выдала четвёртая.
- А я давно подозревал, кстати сказать… Да кто послушает?..
- «А я», «А я»! Я – последняя буква в алфавите! – одёрнула Марата своего соседа. – Лучше думайте о том, какое мнение теперь будет складывать о нашем классе у педагогического коллектива… и у всех ребят! Сначала – Рудаков, теперь – эта…
- Сразу и Рудаков! Хе-хе… Ну надо же было им так нарисоваться… В самый момент, твою мать…
- Попридержи язык при девушках!
- Ушёл, ушёл, ушёл…
- Давайте, друзья, ей бойкот объявим!
- Скотина…
- Тихо! Вина не доказана!
- Чего уж тут доказывать-то?
- Слушайте, в вдруг она шпионка… или кто?
- Бойкот – идея.
- Что нам её, по головке гладить, в самом деле?!
- Бойкот, и говорить не о чём!
- Кругом жиды…
- Не выражайся, Владлен!
- Народ! А куда же сама Зинка-то пропала!?
Все огляделись по сторонам. Зины точно не было. Сумка её и пальто с крючка тоже исчезли.
- В погоню! – закричал кто-то.
Десяток ребят выбежали из класса.
- Детектив, - сказал Колька.
А потом добавил тихо:
- Что там мой доклад, Маруся?
- Вот, держи, - ответила групорг. – И запомни, я сделала это не для тебя, а только чтоб наш класс не опозорился на собрании.
- Ты мировая девчонка! Ух… Слов нет!
- Ладно-ладно…
- А что, сегодня комсомольское собрание? – спросила Рита.
- Да. Ты не знала?
«Разумеется, - подумала Марата. – Откуда голове знать про собрания, когда она день и ночь занята мыслями о парне».
- Вот хорошо! Значит, после доклада потанцуем! – мечтательно произнесла Рита, устремив взгляд в необъятную даль.
На чёрной доске по-прежнему виднелись скучные условия задачи на определение количества вещества. Вождь с портрета смотрел поверх них, в сторону окон, как и Рита. Должно быть, ему тоже хотелось вырваться из душного класса туда, где поют птицы и распускаются почки на деревьях.
- Андреевский!
Тут следовало изобразить примерного ученика, сесть прямо, сложить руки как полагается.
- Да, Ленина Лукинична?
Химичка была ещё совсем молодая, работала первый год, поэтому никто её не боялся, а Колька, и без того известный своей несобранностью, позволял себе опаздывать на её уроки в два раза чаще, чем на другие: то есть, почти постоянно. И в этот раз ничего, кроме выразительного взгляда, он не схлопотал.
Марата подумала, что, как групорг, она должна всё-таки поговорить с Колькой о таком поведении.
- Ну, так кто мне скажет, как вычисляется количество вещества? – пятый раз вопрошала химичка.
- Никто не скажет, - буркнул Маратин сосед. – На, тебе записка от Андреевского.
«Маратка, выручай! – прочла она на клетчатом огрызочке с мохнатыми краями. – Доклад не сделал».
- Ещё раз повторяю вопрос! Как вычисляется количество вещества…
И так каждый день, на каждом уроке. Бедная химичка без конца твердит одно и то же, бьётся как корова об лёд, наверное, проклинает тот день, когда пошла в педучилище. И ребята тоже хороши. Восьмой класс – а всё как маленькие. То тот что-нибудь выкрикнет, то этот – сорок восемь человек в классе! – и попробуй-ка потом пойми что-нибудь из этой химии… А Кольке, видимо, отныне доверять вообще нельзя. Ни при каких обстоятельствах. К сегодняшнему дню он взялся приготовить доклад для комсомольского собрания о жизни и деятельности Добролюбова. И что? Скорее всего, весь вчерашний день играл с кем-нибудь в ножички или, ещё лучше, в карты, зная, что Марата в том году писала сочинение о Добролюбове и, конечно, не оставит его в беде.
Несчастная Ленина, тем временем, кое-как выяснила метод вычисления своего количества вещества и теперь хотела знать, какой буквой его обозначают.
- Итак… Смолина! Ответь мне на вопрос.
Рита Смолина, смешная, маленькая, кругленькая, встала и растерянно поглядела по сторонам.
- Рита, ты слышала вопрос?
По всему было видно, что нет.
- Рита, о чём ты думаешь на уроке?
- О татарине своём она думает, как бы замуж выскочить за него, вот о чёмм! – выпалил с задней парты Рудаков, главный спец по пошлым разговорам, курению и прогулам.
За исключением трех-четырёх человек, восьмой «Д» дружно расхохотался.
- Хе-хе, - Маратин сосед потянулся рукой вниз, и под шумок почесал ногу.
О Ритиной влюблённости знала вся школа, от первого до десятого класса. Её «рыцарь», Нурлан Мирзоев, высоченный загорелый парень, жил в одном доме с Маратой, учился в ремесленном и Смолину в упор не видел.
Пока класс отходил от смеха, Марата обмакнула ручку в чернильницу и на последней странице тетради по химии набрасывала тезисы для Коли.
Разуверившаяся в том, что кто-то сможет сообщить ей букву для обозначения количества вещества, химичка грустно произнесла:
- Количество вещества обозначается буквой «ню».
- Не-е-ет! «Ню» - это если Смолина разденется!
Новая «шутка» Рудакова и взрыв хохота ещё более сократили шанс химички выполнить свой план. Вообще-то большинство ребят не знали, почему вдруг импортная буква обрела такое новое значение, но мысль о раздевании Риты никого не оставила равнодушным.
- Знаешь что, Рудаков? Выйди-ка к доске, реши нам эту задачу!
Учительская рука с мелом простёрлась в сторону «юмориста». Белые закорючки на густо-чёрной доске под портретом вождя, смотрели сиротливо и уныло.
- Правильно, давай, реши, если ты такой умный! – громко и обиженно высказалась Рита.
- Выходи, Рудаков! – крикнул Маратин сосед.
И запустил в левое ухо свой мизинец.
Класс вновь гудел.
- Надоели уже! Хватит над учительницей издеваться! –шумели нервно энтузиасты с «камчатки», обращаясь ко всем разом.
- Тихо! – заорали на них первые парты.
Рудаков уже понёс нечто вовсе невообразимое:
- А хотите, я Вам, Ленина Лукинична, лучше корабль подарю? С парусами! И мы поплывём…
Он не успел договорить очередную пошлость.
Уверенные шаги в коридоре и скрип двери прервали веселье.
Все встали.
- Садитесь, - сказал директор.
Рядом с ним была классная руководительница.
- Всё, попали. Хана! – прошептал сосед Мараты и странно завозился, словно бы что-то у него чесалось.
- Здравствуйте, Ленина Лукинична. Простите, что прервали.
Химичка попятилась и наткнулась на свой стул.
В ожидании расправы класс замер. Рудаков стёк под парту.
- Гассельблат! – сказала классная руководительница. – Встань, пожалуйста.
Все чуть не раскрыли рты. Из середины класса, с чётвёртой парты поднялась Зина: пушистые белые локоны, вечно смущённое лицо, мятое платье. Перевелась в их школу в этого года, да этого жила в Москве с мамой. В третьей четверти у неё было одно «посредственно» - по геометрии, до этого – только «отлично» и «хорошо».
- Позвольте, я, - сказал директор.
Рудаков медленно выполз из-под парты.
- Скажи нам, Зина, что произошло с твоим отцом?
- Он погиб на войне… финской…
- Врёшь! – выкрикнула классная.
Она вообще всегда на всех кричала.
- Позвольте, я всё-таки сам, - снова сказал директор.
Марата глянула на лицо Зины: белое, как знамя поражения.
- Зина, твой отец, Гассельблат Аркадий Феликсович, два года назад расстрелян по приговору суда. Что ты молчишь?
Стояла такая тишина, о которой химичка могла только мечтать по ночам.
- До нашей школы только сейчас дошли эти сведения. Твой отец был изобличён в связях с правотроцкистским блоком. Он участвовал в подготовке покушений на руководство нашей страны! Что так, Зина? Что ты молчишь?
Раздался всхлип.
- …И ты обманывала нас всё это время! Обманывала свой коллектив!
- Да как ты смела говорить, что твой отец-шпион погиб за нашу социалистическую Родину!? – взвизгнула классная.
Зина Гассельблат закрыла лицо руками.
- Дела… - протянул Мартин сосед, запуская себе в волосы всю пятерню.
- …Почему ты не хотела, чтоб мы знали о твоём прошлом? Тебе не приходило в голову прямо прийти к своим товарищам и признаться во всех, так сказать, грехах? Заработать своим поведением звание комсомолки? Поведением, Гассельблат! А не обманом!
«А я ведь помогала ей по алгебре!» - подумалось Марате. И сразу сделалось как-то противно из-за того, что рядом обнаружился обман, семя предателя.
Речь директора время от времени прерывалась нервными выкриками классной. Он говорил о социалистическом долге, о том, что сейчас – особенно сейчас, когда война может начаться когда угодно, а враг из-за границы точит зубы, - надо быть особенно сознательным. Спрашивал, не думает ли Зина, будто её отец был расстрелян по ложному обвинению. Намекал, что её скрытность – подозрительна. Что укрывать преступников есть соучастие. Что в мире ещё полно сил, которые исходят ненавистью, глядя, как советский пролетариат живёт свободно, сбросив цепи рабства. И под конец просил всех-всех быть бдительными. В особенности по отношению к таким, как Зина.
- Простите, что отнял время, Ленина Лукинична, - сказал директор в конце.
- Химия, без сомнения, уступает в важности идеологической работе, - отвечала та.
- Я тоже так думаю. До свидания, ребята.
Все встали опять.
У самой двери, обернувшись, классная сказала, что ещё поговорит на эту тему.
Как только дверь закрылась, прозвенел звонок.
- С ума сойти! Расстрелян! Заговор правотроцкистов! – кричал Колька на перемене. – Вот это да!
- Смотрите-ка ему ещё и весело! Думаешь, как в кино про разведчиков? Нет, брат, это не кино, - сказал Серёжа Гугель, главный знаток по истории в классе и полный ноль в алгебре и физике.
- А я что? Я просто сказал…
- Ты б лучше не вмешивался. Думать надо, как с ней поступить.
Когда Ленина собрала свои вонючие пробирки и исчезла, ребята сразу собрались вокруг групорга, принялись обсуждать новость.
- Ну, какова, а? – охала Нина Маляренко, у которой всегда были спущены чулки. – Я-то думала, ей доверять можно! Секретами делилась. В гости к себе приглашала!
- И мы тоже! – сказали две другие Нины.
- К стенке таких ставить! – выдала четвёртая.
- А я давно подозревал, кстати сказать… Да кто послушает?..
- «А я», «А я»! Я – последняя буква в алфавите! – одёрнула Марата своего соседа. – Лучше думайте о том, какое мнение теперь будет складывать о нашем классе у педагогического коллектива… и у всех ребят! Сначала – Рудаков, теперь – эта…
- Сразу и Рудаков! Хе-хе… Ну надо же было им так нарисоваться… В самый момент, твою мать…
- Попридержи язык при девушках!
- Ушёл, ушёл, ушёл…
- Давайте, друзья, ей бойкот объявим!
- Скотина…
- Тихо! Вина не доказана!
- Чего уж тут доказывать-то?
- Слушайте, в вдруг она шпионка… или кто?
- Бойкот – идея.
- Что нам её, по головке гладить, в самом деле?!
- Бойкот, и говорить не о чём!
- Кругом жиды…
- Не выражайся, Владлен!
- Народ! А куда же сама Зинка-то пропала!?
Все огляделись по сторонам. Зины точно не было. Сумка её и пальто с крючка тоже исчезли.
- В погоню! – закричал кто-то.
Десяток ребят выбежали из класса.
- Детектив, - сказал Колька.
А потом добавил тихо:
- Что там мой доклад, Маруся?
- Вот, держи, - ответила групорг. – И запомни, я сделала это не для тебя, а только чтоб наш класс не опозорился на собрании.
- Ты мировая девчонка! Ух… Слов нет!
- Ладно-ладно…
- А что, сегодня комсомольское собрание? – спросила Рита.
- Да. Ты не знала?
«Разумеется, - подумала Марата. – Откуда голове знать про собрания, когда она день и ночь занята мыслями о парне».
- Вот хорошо! Значит, после доклада потанцуем! – мечтательно произнесла Рита, устремив взгляд в необъятную даль.
На чёрной доске по-прежнему виднелись скучные условия задачи на определение количества вещества. Вождь с портрета смотрел поверх них, в сторону окон, как и Рита. Должно быть, ему тоже хотелось вырваться из душного класса туда, где поют птицы и распускаются почки на деревьях.
Этот отрывок мне больше понравился, Алейда. Более целостный. Мелочи не отвлекают. Но
1. Шутка на счет "ню" не могла быть в то время.
2. Если такие идейные директор и классная, то они бы никак не упомянули о предвоенной ситуации. Как раз партия убеждала народ , что никакой войны в ближайшее время не грядет.
1. Шутка на счет "ню" не могла быть в то время.
2. Если такие идейные директор и классная, то они бы никак не упомянули о предвоенной ситуации. Как раз партия убеждала народ , что никакой войны в ближайшее время не грядет.
J
JD
а какой, собственно, год происходящих событий?
Д
Ди-летант
А дальше!?????
Не спросил бы, если бы не зацепило....
Не спросил бы, если бы не зацепило....
Дальше :-)
------------------
Через два дня, в воскресенье, около полудня, Марата подошла к своему подъезду с пачкой печенья «Школьник», булкой хлеба и бидончиком керосина. В планах были штопка чулок и составление макета первомайской стенной газеты для школы. Качели мерно и пронзительно скрипели. В очередь на них стояло несколько карапузов. Девочка лет пяти, присев на газоне, сосредоточенно рвала головы нераспустившихся жёлтых цветов.
На крыльце, рядом с объявлением о мене швейной машины на фотоаппарат, стояла, прислонившись, Рита.
- Снова ты здесь? – строго спросила Марата, взглянув на плюшевое пальтецо и нескромную краску на губах.
- Опять, - сказала Рита.
- Ждёшь, когда выйдет Мирзоев, который с тобой даже не поздоровается?
Смолина вынула из кармана зеркальце, глянула в него, сомкнула пухлые губы.
- Ты совершенно не можешь понять, что такое «девичья гордость»!
- А ты – что такое любовь.
- Это не любовь, это юношеское увлечение! И вообще… Лучше б ты по русскому языку подтянулась!
На скамейку у крыльца сели парень с девушкой, и сразу же обнялись.
- Пускай другие подтягиваются, - отвечала с хулиганской невозмутимостью Рита. – А я с Нурланом буду – видишь? – вот так же сидеть!
- Ну-ну…
- Увидишь!
Марата хмыкнула и вошла в подъезд.
Дома, на кухне, она вымыла руки и занялась приготовлением каши. Рудик просил гречневую.
«Кто это ещё?» - подумала Марата удивлённо, услышав два звонка в дверь.
Она накачивала примус, когда заглянувшая на кухню мать сказала:
- К тебе девочка. – И вошла Зина.
На ней было то же платье, что и на момент разоблачения, только подглаженное. Синюшное лицо с распухшими веками и маленьким сжатым ртом имело ещё более виноватый, чем всегда, вид. Белые тугие косы сплетены сзади в корзиночку.
Если бы Марата знала, что сейчас к ней явится дочь врага народа, то сразу приняла бы её с каменным лицом и отказалась слушать и говорить что-либо. Нет, вообще не приняла бы. Но Гассельблат явилась так внезапно и так неожиданно выдала своё «Здравствуй, Марата!», что из Мараты само выкатилось:
- Здравствуй, Зина…
Потом она быстро опомнилась и снова схватила за примус.
- Марата… Я пришла к тебе как к групоргу… Я знаю, что вы объявили мне бойкот… Вы меня презираете… А я… - начала Зина.
Групорг неторопливо налила воды в кастрюльку.
- Ты ведь меня выслушаешь?
Ставя кастрюльку на примус, Марата подумала: «Впервые контрреволюционный элемент - в нашей кухне». Потом поправила себя: «Нет, был ведь ещё Леонид Михайлович!».
Ей не хватало наглости прямо сейчас раскричаться и выгнать Зину. Беседовать с ней, словно ничего и не случилось, - тоже не престало. Поэтому Марата приняла решение слушать Зину, сидя к ней спиною и перебирая гречку.
- …Понимаю, вы подумали… Раз я скрывала, значит, мне есть, что скрывать! Но я… Я… Мараточка!
Услышав жалобные всхлипывания, групорг и не подумала обернуться.
Всхлипывания стихли.
- …Я всегда, всей душой была за советскую власть! – продолжала Зина. - Я докажу это! Разве я плохо собирала макулатуру? Разве я не брала, не выполняла общественных обязанностей? Разве я хоть чем-то…
Вскинув голову, Марата посмотрела за окно и услыхала:
- Дайте мне какое угодно задание, чтобы я могла оправдаться! Любое! Я докажу! Скажи об этом всем ребятам! Слышишь? Что угодно! Только, пожалуйста… не выгоняйте… из комсомола…
- А ты думаешь, что достойна там быть? – спросила Марата, резко обернувшись.
- Я готова снова заслужить. С нуля.
- С нуля? Из большого, большого минуса, Зина!
Гассельблат вытерла нос рукой, втянула сопли и сказала, что безоговорочно признаёт свою вину.
- Я всей душой коммунистка! – сказал она.
- Не верится, - ответила Марата.
- Почему?
- Среда определяет сознание, как известно… Человек, воспитывавшийся до тринадцати лет контрреволюционным элементом, неизбежно несёт отпечаток дурного влияния! Твой обман – тому свидетельство!
- Но мой папа не был террорист!
- Не был? А кем же он был? Лётчиком, погибшем в Финскую? Имей совесть, Зина!
- Он был честным человеком, коммунистом, вот кем!!!
Такой наглости нельзя было не поразиться.
Чтобы не выйти из себя, не раскричаться, не выглядеть базарной бабой, Марата перешла на твёрдый шёпот:
- Что же, ты хочешь сказать, что его ложно осудили? Ты умней советского суда? Или, может, наша власть несправедливая? Может, ты хочешь другую власть?
Зина села и расплакалась.
- Ты меня не разжалобишь.
Вода на примусе закипела. Марата всыпала в неё крупу. «Наверно, обидно так – родиться дочкой шпиона», - подумалось ей.
Зина Гассельблат вытерла слёзы, поглядела красными глазами на групорга и тихо произнесла:
- Пойми, Марата, не был он террористом, ну никак не мог быть… Не знаю, как так его осудили… В партии с семнадцатого года… Ведь он следователь был… Следователь при НКВД… Знаешь, сколько он разоблачил врагов? А тут…
------------------
Через два дня, в воскресенье, около полудня, Марата подошла к своему подъезду с пачкой печенья «Школьник», булкой хлеба и бидончиком керосина. В планах были штопка чулок и составление макета первомайской стенной газеты для школы. Качели мерно и пронзительно скрипели. В очередь на них стояло несколько карапузов. Девочка лет пяти, присев на газоне, сосредоточенно рвала головы нераспустившихся жёлтых цветов.
На крыльце, рядом с объявлением о мене швейной машины на фотоаппарат, стояла, прислонившись, Рита.
- Снова ты здесь? – строго спросила Марата, взглянув на плюшевое пальтецо и нескромную краску на губах.
- Опять, - сказала Рита.
- Ждёшь, когда выйдет Мирзоев, который с тобой даже не поздоровается?
Смолина вынула из кармана зеркальце, глянула в него, сомкнула пухлые губы.
- Ты совершенно не можешь понять, что такое «девичья гордость»!
- А ты – что такое любовь.
- Это не любовь, это юношеское увлечение! И вообще… Лучше б ты по русскому языку подтянулась!
На скамейку у крыльца сели парень с девушкой, и сразу же обнялись.
- Пускай другие подтягиваются, - отвечала с хулиганской невозмутимостью Рита. – А я с Нурланом буду – видишь? – вот так же сидеть!
- Ну-ну…
- Увидишь!
Марата хмыкнула и вошла в подъезд.
Дома, на кухне, она вымыла руки и занялась приготовлением каши. Рудик просил гречневую.
«Кто это ещё?» - подумала Марата удивлённо, услышав два звонка в дверь.
Она накачивала примус, когда заглянувшая на кухню мать сказала:
- К тебе девочка. – И вошла Зина.
На ней было то же платье, что и на момент разоблачения, только подглаженное. Синюшное лицо с распухшими веками и маленьким сжатым ртом имело ещё более виноватый, чем всегда, вид. Белые тугие косы сплетены сзади в корзиночку.
Если бы Марата знала, что сейчас к ней явится дочь врага народа, то сразу приняла бы её с каменным лицом и отказалась слушать и говорить что-либо. Нет, вообще не приняла бы. Но Гассельблат явилась так внезапно и так неожиданно выдала своё «Здравствуй, Марата!», что из Мараты само выкатилось:
- Здравствуй, Зина…
Потом она быстро опомнилась и снова схватила за примус.
- Марата… Я пришла к тебе как к групоргу… Я знаю, что вы объявили мне бойкот… Вы меня презираете… А я… - начала Зина.
Групорг неторопливо налила воды в кастрюльку.
- Ты ведь меня выслушаешь?
Ставя кастрюльку на примус, Марата подумала: «Впервые контрреволюционный элемент - в нашей кухне». Потом поправила себя: «Нет, был ведь ещё Леонид Михайлович!».
Ей не хватало наглости прямо сейчас раскричаться и выгнать Зину. Беседовать с ней, словно ничего и не случилось, - тоже не престало. Поэтому Марата приняла решение слушать Зину, сидя к ней спиною и перебирая гречку.
- …Понимаю, вы подумали… Раз я скрывала, значит, мне есть, что скрывать! Но я… Я… Мараточка!
Услышав жалобные всхлипывания, групорг и не подумала обернуться.
Всхлипывания стихли.
- …Я всегда, всей душой была за советскую власть! – продолжала Зина. - Я докажу это! Разве я плохо собирала макулатуру? Разве я не брала, не выполняла общественных обязанностей? Разве я хоть чем-то…
Вскинув голову, Марата посмотрела за окно и услыхала:
- Дайте мне какое угодно задание, чтобы я могла оправдаться! Любое! Я докажу! Скажи об этом всем ребятам! Слышишь? Что угодно! Только, пожалуйста… не выгоняйте… из комсомола…
- А ты думаешь, что достойна там быть? – спросила Марата, резко обернувшись.
- Я готова снова заслужить. С нуля.
- С нуля? Из большого, большого минуса, Зина!
Гассельблат вытерла нос рукой, втянула сопли и сказала, что безоговорочно признаёт свою вину.
- Я всей душой коммунистка! – сказал она.
- Не верится, - ответила Марата.
- Почему?
- Среда определяет сознание, как известно… Человек, воспитывавшийся до тринадцати лет контрреволюционным элементом, неизбежно несёт отпечаток дурного влияния! Твой обман – тому свидетельство!
- Но мой папа не был террорист!
- Не был? А кем же он был? Лётчиком, погибшем в Финскую? Имей совесть, Зина!
- Он был честным человеком, коммунистом, вот кем!!!
Такой наглости нельзя было не поразиться.
Чтобы не выйти из себя, не раскричаться, не выглядеть базарной бабой, Марата перешла на твёрдый шёпот:
- Что же, ты хочешь сказать, что его ложно осудили? Ты умней советского суда? Или, может, наша власть несправедливая? Может, ты хочешь другую власть?
Зина села и расплакалась.
- Ты меня не разжалобишь.
Вода на примусе закипела. Марата всыпала в неё крупу. «Наверно, обидно так – родиться дочкой шпиона», - подумалось ей.
Зина Гассельблат вытерла слёзы, поглядела красными глазами на групорга и тихо произнесла:
- Пойми, Марата, не был он террористом, ну никак не мог быть… Не знаю, как так его осудили… В партии с семнадцатого года… Ведь он следователь был… Следователь при НКВД… Знаешь, сколько он разоблачил врагов? А тут…
1 Почему?
Мне так кажется. Много околосексуальных сокращений и жаргонных слов пришли в русских язык после перестройки. По крайней мере даже в 80-е гг такого слова ни разу не слышал. "В СССР секса нет" ;-)
2 Неправда
Читал, что в Германию до самого начала ВОВ везли никель и ряд другого сырья, необходимого для производства военной техники. Соответственно в СССР партия могла проповедовать только одно, что между Берлином и Москвой прочный мир (уже додумываю). По словам моей бабушки, уж они-то тогда точно войны не ждали. Но Вы историк - Вам проще проверить, какая была тогда политинформация.
Читаю дальше :-)
1.
Это не жаргонное сокращение
Это художественный термин, означающий обнажённую натуру.
По-французски "ню" - голый.
2. Многие наоборот пишут, что предчувствовали войну.
Не говорили о конкретно Германии, но воспитание было в том духе, что война скоро, весь мир против нас, и мы сами нападём.
Сейчас читаю повесть из тех времён, там тоже это прослеживается. Автор жил, знает.
Мне так кажется. Много околосексуальных сокращений и жаргонных слов пришли в русских язык после перестройки. По крайней мере даже в 80-е гг такого слова ни разу не слышал. "В СССР секса нет"
Это не жаргонное сокращение
Это художественный термин, означающий обнажённую натуру.
По-французски "ню" - голый.
2. Многие наоборот пишут, что предчувствовали войну.
Не говорили о конкретно Германии, но воспитание было в том духе, что война скоро, весь мир против нас, и мы сами нападём.
Сейчас читаю повесть из тех времён, там тоже это прослеживается. Автор жил, знает.
Д
Ди-летант
Ал, ты мастер деталей... Тоже интересовался бытом тех времен... М.б какой бабушке и не поглянется, найдет нестыковок несколько, но... Стиль.... Эт - респект!
Д
Ди-летант
Да не за що! Дух неукротимых комсомольцев передан вовсю...
Я тут 31.12 к ним попал...чуть не побили всем стадом...
Вот, делать нефиг в Новый Год свои газеты предлагать купить на площади?!!!
Я через плечо бросил: "Неактуально, отец...."
Тут они КАААААК ПРЫГНУТ!!!!!!!.....
Давай, артефакт подарю того времени... Я его лицом к стене в коридоре отвернул... Сталин... иконка самодельная...
Для вдохновения только....
Я тут 31.12 к ним попал...чуть не побили всем стадом...
Вот, делать нефиг в Новый Год свои газеты предлагать купить на площади?!!!
Я через плечо бросил: "Неактуально, отец...."
Тут они КАААААК ПРЫГНУТ!!!!!!!.....
Давай, артефакт подарю того времени... Я его лицом к стене в коридоре отвернул... Сталин... иконка самодельная...
Для вдохновения только....
k
kite
1. Сомнительна возможность прерывания урока для выведения на чистую воду дочери врага народа. То есть не то, чтобы такое было невозможно, просто обычно была стандартная процедура- срочное внеклассное собрание с секретной повесткой дня для нагона страху.
2. Про "ню" как раз мне понравилось. Если ранее описывался, например, момент, где ребят недавно водили в музей и объясняли, что такое "ню", то это хороший "крючок".
Про стиль не буду- бесполезно ;-)
2. Про "ню" как раз мне понравилось. Если ранее описывался, например, момент, где ребят недавно водили в музей и объясняли, что такое "ню", то это хороший "крючок".
Про стиль не буду- бесполезно ;-)
Сомнительна возможность прерывания урока для выведения на чистую воду дочери врага народа. То есть не то, чтобы такое было невозможно, просто обычно была стандартная процедура- срочное внеклассное собрание с секретной повесткой дня для нагона страху.
Я запомню
А откуда информация?
g
gyg_user
Следователь при НКВД… Знаешь, сколько он разоблачил врагов? А тут…
после этих строк сочувствия к героине заметно убавилось...
Не говорили о конкретно Германии, но воспитание было в том духе, что война скоро, весь мир против нас, и мы сами нападём.
Малой кровью, на чужой земле... (с) - так и пели по радио. Конкретно о Германии говорили до 1939 года (Пакт о ненападении с секретными протоколами) , - после этого стали избегать прямо говорить о Гитлере и нацистах.
Н
Натуся
Немножко офф-вопрос: а Вы подвели итоги опроса по номинациям, Алейда? Обещали вроде.
По сабжу: в принципе понравилось, но почему-то меня постоянно при чтении Ваших опусов преследует мысль: уже где-то читано, уже где-то видено... Ляпы по стилистике есть (об этом Вам надо постоянно помнить - часто встречается в Вашем написанном, что бы это ни было), по временнЫм детялям - тоже, но это исправимо. Нужна работа вне текста - и будет вполне удобоваримо. А то, что смысловые блоки разделили при письме - очень хорошо
По сабжу: в принципе понравилось, но почему-то меня постоянно при чтении Ваших опусов преследует мысль: уже где-то читано, уже где-то видено... Ляпы по стилистике есть (об этом Вам надо постоянно помнить - часто встречается в Вашем написанном, что бы это ни было), по временнЫм детялям - тоже, но это исправимо. Нужна работа вне текста - и будет вполне удобоваримо. А то, что смысловые блоки разделили при письме - очень хорошо
k
kite
А откуда информация?
Из рассказов некоторых моих родственников. В основном, это были показательные собрания, на которых ученик отказывался от своего родителя- предателя и клялся в верности Сталину и советскому народу. Раскаявшегося поддерживали друзья и педагоги. Спектакль, естественно, готовился заранее. Одного ученика исключили из комсомола за сокрытие порочащих сведений о родственниках. После этого парень практически не имел шансов поступить в институт. Одну девочку распнули за сектантов-родителей. Она не была пионеркой, педагоги знали о ее ситуации в семье и как бы не замечать и не давать повода для травли ее одноклассниками. Но случилась очередная компания борьбы с сектантством и пришлось собирать судилище. После этого девочку искренне травили недели две. Потом, правда, отстали. Бойкоты, действительно, были очень популярным методом. Бойкотировали по разным поводам на уровне школы, класса, отряда, звена и просто группы товарищей.
А вообще на эту тему лучшее из написанного, пожалуй, "Завтра была война". Трудно сказать что-то новое...
http://www.e1.ru/fun/photo/view_pic.php/p/8580dfa0...
Хотел картинку соответствующую вставить, но она здесь только в виде линка. Интересно, как вы это делаете все?
[Сообщение изменено пользователем 22.01.2006 11:49]
[Сообщение изменено пользователем 22.01.2006 11:52]
[Сообщение изменено пользователем 22.01.2006 19:07]
А вообще на эту тему лучшее из написанного, пожалуй, "Завтра была война". Трудно сказать что-то новое...
Это такой фильм, где у девочки отца-интеллигента забрали?
Я специально не хотела, чтоб было похоже.
Будем считать, что специально собрание намечено на потом, а сейчас директор только узнал новые сведения и решил вникнуть в ситуацию.
Б
Барбацуца
Блин, лезут в глаза всякие мелочи и мешают воспринимать...
если у них класс, а не институтская группа, то почему - групорг? Или так было в 41 году - в классе не комсорг, а групорг?
если у них класс, а не институтская группа, то почему - групорг? Или так было в 41 году - в классе не комсорг, а групорг?
k
kite
Это такой фильм, где у девочки отца-интеллигента забрали?
Ну он по одноименной книжке Б. Васильева вообще-то...
Авторизуйтесь, чтобы принять участие в дискуссии.