Требую субъективности!
А
Алейда После-Вас
----------------------------------Общество полевения--------------------------------
На доске были написаны четыре темы: «Ценности гуманизма и обличение буржуазного общества в творчестве А. Цветкова», «Образ Тайлера Дёрдена как символ нового человека», «Половые искания Ирвина Уэлша» и - Вова Помидоров рассчитывал, что хоть четвёртая окажется темой «свободной» - «Тематика расширенного сознания в русской литературе».
- О, Господи! – согрешил Вова про себя.
Он не читал ни одного из этих авторов. Да что там говорить, Вова давно, уж год почти как перестал верить в официальную идеологию, штудировать литературу по программе и носить на шее модный металлический листочек конопли. Футболку с Че, конечно, приходилось таскать – куда деться, форма, без неё в школу не пустят! – но, только оказавшись дома, каждый день он первым делом стаскивал с себя эту нелепость.
Ну, ничего, ещё всего только какой-то месяц, и всё, школе конец, свободен как птица, как человек на поле рыночных отношений! Только эти несчастные экзамены… Особенно по литературе! Рената Карловна сказала, что сегодняшнее сочинение – последнее, репетиционное перед выпускным. Да, если и там окажутся темы в том же духе, Вове несдобровать…
Он глянул на доску. Потом на стену, где висел портрет Уильяма Берроуза. Потом на свою соседку, Любу Агумову. Потом снова на доску. Потом, когда Вова совсем отчаялся найти выход из ситуации, взор его пал на поправляющую джинсы Ренату Карловну. Она вытащила из сумочки белый пакетик с чем-то легализованным, сунула в карман и торопливо вышла из кабинета. Шанс, наконец-то!
Оказавшись посреди мигом поднявшегося страшного шума, Вова с великой кротостью в глазах и чуть меньшей надеждой в сердце затряс рукав Любы:
- Люб! Скажи, про что они там все писали, а? Ну, хоть этот, из первой темы! А то я это… не того…
Агумова отрицательно мотнула синими локонами, и её болтающиеся серёжки в виде «А», взятой в кружок, угрожающие зазвенели.
- Ну, Люба! Подскажи, а? Будь человеком! По гроб жизни благодарен буду! Слышь, нет?
Агумова повернулась скривила губки, накрашенные под цвет волос и с презрением выплюнула:
- Книжки читать надо! Думаешь, я не знаю, чем ты занимаешься вместо учёбы? Вот Анне Юрьевне скажу! В комсьюмеристы заделался, тьфу на тебя!
В этот самый миг Володя Помидоров понял, что пора прочно становиться на путь андеграунда.
Вечером он позвонил Арсению.
- А, - сказал тот. – Ну, решился, наконец-то!
- Да, - отвечал Вова. – Приду.
Матери он сказал, что отправляется в ночной клуб, что снять парочку девчонок. В действительности, прошагав, ссутулившись, пару кварталов в старой куртке и с дурацким рюкзаком, украшенным физиономией Егора Летова – чтобы какая-нибудь Агумова не выследила, не узнала и не донесла – Вова нырнул в неосвещённый двор. Глянул по сторонам, поднялся на крыльцо первого подъезда и быстро набрал номер квартиры.
- Кто там? – спросил приятный женский голос.
- Миллион алых роз, - важно проговорил Вова.
Пароль он получил по Интернету час назад и всю дорогу повторял его взволнованно, чтоб не забыть, в один момент даже с ужасом обнаружил, что произносит заветные слова вслух. К счастью, никого не было рядом.
- Заходи, Володь, - сказала незнакомка.
Помидоров открыл дверь и бегом взошёл на пятый этаж. Там его уже ждали. Дама в пушистой розовой кофточке, с восхитительно пошлым кулоном на золотой цепочке и сам Арсений – стройный важный, наряженный в шокирующий деловой костюм с белой рубашкой и галстуков – самым настоящим галстуком!
Вова хотел, было сразу попросить его померить – как-никак, первый раз видишь эту штуковину своими глазами! – но побоялся, как бы не подняли на смех. Стараясь не выказывать слишком своего волнения, он скинул рюкзак и забормотал:
- Вы это… не смотрите… он это… для вида…
Арсений положил ему руку на плечо. Стало спокойнее.
Остро осознавая, что обрекает себя на гонения и изматывающую борьбу, Вова переступил порог комнаты.
Первым делом в глаза бросились бесчисленные полки и шкафы с собраниями сочинений Эриха Фромма, Ги Дебора и подобных авторов из хрестоматий для пятого класса. «Тоже под лояльных замаскировались, выставили напоказ» - сообразил Вова. Контрастируя со всею этой общепринятостью, в красном углу, прямо под клеткой, где сидела канарейка, высился Телевизор. Не действующий, разумеется: в годы Великой Революции все передающие станции были торжественно уничтожены. Вызывающе толстопузый, крашеный под хохлому самовар красовался посреди стола. Другой, ржавый, служил горшком для фикуса. Расположившись на диване и стульях, Вову уже ждало несколько человек.
Одного он узнал сразу: Паша, сын Ирины Виктороны, которого, все знают, выгнали из института за организацию несанкционированного митинга, празднования годовщины свержения Саддама Хусейна. Помидоров слыхал даже, что этот тихий, на первый взгляд, очкарик, в открытую именует себя американофилом, империалистом и сторонником быстрейшей вырубки тропического леса в Амазонии.
- Ну, знакомимся? – ласково сказала хозяйка. – Меня Эльвира зовут. Это Павел, герой наш. Роман. Лена.
На диване в обнимку сидели юноша – ровесник Вовы, чуть старше, может быть, - и сгусток кружев, меха и бантиков.
- Мы ребят поздравляем. У них два дня назад свадьба была.
- Свадьба? – не понял Вова. – В каком смысле?
Сгусток тоненько рассмеялся:
- В прямом! С кольцами, с росписями, даже с венчанием!
- А разве эта услуга ещё где-то оказывается в наши дни?...
- Можно, можно, господин, найти места такие… - проговорил муж.
И Вова ощутил, что просто полностью сражён антиобщественной решимостью новых знакомых.
- И вы не побоялись, как окружающие отреагируют? – спросил он.
- Ну, были некоторые трудности, - ответил Роман. – Родственники возмущались, ретроградом звали, обывателем лицемерным… Мать за голову взялась, кричала, что ханжу, мол, вырастила, мещанина... Но я ей сказал: «Что волнуешься, это же просто печать в паспорте»!
- Ах! – Лена жалась к Роману, ещё больше заворачивая его в облако оборочек, локонов и духов. – С этим старшим поколением… Никаких сил нет! В доме вечно орёт эта так называемая их «музыка»... Ну, а что все диваны анашой пропахли – я и не говорю.
- Крепитесь, мадам, наша победа уже не так уж и далека! – весело произнёс Арсений за спиной Вовы. – И разрешите наше заседание считать открытым.
Все сели в кружок и приняли выражения лиц, самые решительные и самые мещанские, насколько возможно. Арсений, руководитель ячейки, принялся важно рассказывать про свои впечатления от столицы.
- Н-да, впечатлений много. Не верьте ничему, что пишут у нас тут по поводу реглобалистов! Это не те бездельники, которые ломают всё, что придётся от нечего делать. Встретился с начальником тамошнего отделения. У них уже связи с западными коллегами. На следующий месяц планируются масштабные акции… Символическая встреча в бывшем Давосе.
- А в Мексике-то, в Мексике-то как дела? Новости есть? – внезапно забеспокоилась Лена.
Арсений взволнованно принялся поправлять галстук:
- Эх… Маркоса так просто не скинешь с президентского… тьфу, забыл, как это нынче называют у них… ну, сверху, словом. Но люди сражаются, есть успехи. В Чьяпас уже провели электричество, вещание нашего телеканала. Примерно раз в месяц в лакадонскую сельву сбрасывают стратегические грузы: прошлый раз, кажется, это были четыре контейнера прокладок с крылышками… Ну, и литература, конечно. Ром, кстати, как идёт твой перевод Донцовой на язык кечуа?
- Почти готово, - сказал тот.
- Молодец, господин! Ещё несколько лет, и вся Мезоамерика будет на нашей стороне… Чуть не забыл! Двадцать шестого – митинг за её досрочное освобождение и легализацию детективов. Всем быть!
Вова чуть-чуть испугался. Арсений заметил:
- Не бойся, приходи тоже. Милиция нам ничего сделать не сможет. Ну, подержат в отделении час-другой – а состава преступления-то нету!
Дамы ласково поглядели на Вову. Он приосанился, осмелел.
- Ну, а теперь к делу, - сказал Арсений. – Мы ведь договорились встречаться тут для взаимного просвещения. Сегодня начнём книгу нашего столичного коллеги, мыслителя. Она, ясно, не издана. Я привёз вам экземпляр рукописи.
- Как автора зовут? – спросил Павел.
- Кузьма. Марков, Кузя.
Вова весь вжался в диван и с восторженным содроганием принялся слушать одну за другой главы из книги светоча новой обывательской мысли:
- «Наше общество является ни чем иным, как обществом тотального и всеобъемлющего полевения…»
С великим упоением, с необыкновенно новым чувством того, что перед ним, здесь и сейчас, раскрывает свои лепестки цветок Подлинной Истины, Вова потреблял ушами одну за другой фразы из философического сочинения Кузьмы. Он чувствовал, что отрывается от тверди приевшейся повседневности и плывёт по морю нескованного интеллекта. Чувствовал, что вступил в новую жизнь. Что никогда более, даже под страхом получить «два» на экзамене не откроет книгу Лимонова, на которого молится – или прикидывается, что молится – Рената Карловна. Чувствовал, что всем своим существом ненавидит шипастый кожаный ошейник Любы Агумовой, пирсинг в носу Анны Юрьевны, вечные акции и сборы средств в пользу народов банту или же вымирающих амурских тигров, навязчивое «Команданте навсегда», льющееся каждое утро из радиоприёмника, полки в книжным, однообразно уставленные «Ультра.Культурой»… Он всей душой желал гибели прогнившему обществу полевения. Он решил завтра же зашить, пусть вручную, все лишние отверстия на своих рваных джинсах. Он уже видел мир будущего…
Уже видел, когда голос Эльвиры мягко вошёл в монотонный поток мудрости и предложил сделать маленький перерыв:
- А то мне кажется, все уже устали, а Вова так и вообще спит.
Принесли чаю. Плетёное блюдо со всяческими угощениями поместилось около самовара. Нежные Эльвирины руки незаметно сунули в проигрыватель кассету с контрпротестной музыкой, и трели Киркорова заполнили помещение…
Вова испытывал подлинное блаженство. Он выловил из блюда один «Сникерс», радостно откусил от него и вдруг вспомнил, что будто бы в старые времена этот продукт, так же как и Донцова с Кирковым, служил символом всего обывательского, а, стало быть, контрпротестного, реглобалистского. Между тем, он не запрещён, он популярен не менее «Кока-колы» Говорят, это случилось из-за того, что…
Впрочем, не важно.
Хорошо, что в этом мире есть вечные вещи.
[Сообщение изменено пользователем 12.11.2005 17:35]
На доске были написаны четыре темы: «Ценности гуманизма и обличение буржуазного общества в творчестве А. Цветкова», «Образ Тайлера Дёрдена как символ нового человека», «Половые искания Ирвина Уэлша» и - Вова Помидоров рассчитывал, что хоть четвёртая окажется темой «свободной» - «Тематика расширенного сознания в русской литературе».
- О, Господи! – согрешил Вова про себя.
Он не читал ни одного из этих авторов. Да что там говорить, Вова давно, уж год почти как перестал верить в официальную идеологию, штудировать литературу по программе и носить на шее модный металлический листочек конопли. Футболку с Че, конечно, приходилось таскать – куда деться, форма, без неё в школу не пустят! – но, только оказавшись дома, каждый день он первым делом стаскивал с себя эту нелепость.
Ну, ничего, ещё всего только какой-то месяц, и всё, школе конец, свободен как птица, как человек на поле рыночных отношений! Только эти несчастные экзамены… Особенно по литературе! Рената Карловна сказала, что сегодняшнее сочинение – последнее, репетиционное перед выпускным. Да, если и там окажутся темы в том же духе, Вове несдобровать…
Он глянул на доску. Потом на стену, где висел портрет Уильяма Берроуза. Потом на свою соседку, Любу Агумову. Потом снова на доску. Потом, когда Вова совсем отчаялся найти выход из ситуации, взор его пал на поправляющую джинсы Ренату Карловну. Она вытащила из сумочки белый пакетик с чем-то легализованным, сунула в карман и торопливо вышла из кабинета. Шанс, наконец-то!
Оказавшись посреди мигом поднявшегося страшного шума, Вова с великой кротостью в глазах и чуть меньшей надеждой в сердце затряс рукав Любы:
- Люб! Скажи, про что они там все писали, а? Ну, хоть этот, из первой темы! А то я это… не того…
Агумова отрицательно мотнула синими локонами, и её болтающиеся серёжки в виде «А», взятой в кружок, угрожающие зазвенели.
- Ну, Люба! Подскажи, а? Будь человеком! По гроб жизни благодарен буду! Слышь, нет?
Агумова повернулась скривила губки, накрашенные под цвет волос и с презрением выплюнула:
- Книжки читать надо! Думаешь, я не знаю, чем ты занимаешься вместо учёбы? Вот Анне Юрьевне скажу! В комсьюмеристы заделался, тьфу на тебя!
В этот самый миг Володя Помидоров понял, что пора прочно становиться на путь андеграунда.
Вечером он позвонил Арсению.
- А, - сказал тот. – Ну, решился, наконец-то!
- Да, - отвечал Вова. – Приду.
Матери он сказал, что отправляется в ночной клуб, что снять парочку девчонок. В действительности, прошагав, ссутулившись, пару кварталов в старой куртке и с дурацким рюкзаком, украшенным физиономией Егора Летова – чтобы какая-нибудь Агумова не выследила, не узнала и не донесла – Вова нырнул в неосвещённый двор. Глянул по сторонам, поднялся на крыльцо первого подъезда и быстро набрал номер квартиры.
- Кто там? – спросил приятный женский голос.
- Миллион алых роз, - важно проговорил Вова.
Пароль он получил по Интернету час назад и всю дорогу повторял его взволнованно, чтоб не забыть, в один момент даже с ужасом обнаружил, что произносит заветные слова вслух. К счастью, никого не было рядом.
- Заходи, Володь, - сказала незнакомка.
Помидоров открыл дверь и бегом взошёл на пятый этаж. Там его уже ждали. Дама в пушистой розовой кофточке, с восхитительно пошлым кулоном на золотой цепочке и сам Арсений – стройный важный, наряженный в шокирующий деловой костюм с белой рубашкой и галстуков – самым настоящим галстуком!
Вова хотел, было сразу попросить его померить – как-никак, первый раз видишь эту штуковину своими глазами! – но побоялся, как бы не подняли на смех. Стараясь не выказывать слишком своего волнения, он скинул рюкзак и забормотал:
- Вы это… не смотрите… он это… для вида…
Арсений положил ему руку на плечо. Стало спокойнее.
Остро осознавая, что обрекает себя на гонения и изматывающую борьбу, Вова переступил порог комнаты.
Первым делом в глаза бросились бесчисленные полки и шкафы с собраниями сочинений Эриха Фромма, Ги Дебора и подобных авторов из хрестоматий для пятого класса. «Тоже под лояльных замаскировались, выставили напоказ» - сообразил Вова. Контрастируя со всею этой общепринятостью, в красном углу, прямо под клеткой, где сидела канарейка, высился Телевизор. Не действующий, разумеется: в годы Великой Революции все передающие станции были торжественно уничтожены. Вызывающе толстопузый, крашеный под хохлому самовар красовался посреди стола. Другой, ржавый, служил горшком для фикуса. Расположившись на диване и стульях, Вову уже ждало несколько человек.
Одного он узнал сразу: Паша, сын Ирины Виктороны, которого, все знают, выгнали из института за организацию несанкционированного митинга, празднования годовщины свержения Саддама Хусейна. Помидоров слыхал даже, что этот тихий, на первый взгляд, очкарик, в открытую именует себя американофилом, империалистом и сторонником быстрейшей вырубки тропического леса в Амазонии.
- Ну, знакомимся? – ласково сказала хозяйка. – Меня Эльвира зовут. Это Павел, герой наш. Роман. Лена.
На диване в обнимку сидели юноша – ровесник Вовы, чуть старше, может быть, - и сгусток кружев, меха и бантиков.
- Мы ребят поздравляем. У них два дня назад свадьба была.
- Свадьба? – не понял Вова. – В каком смысле?
Сгусток тоненько рассмеялся:
- В прямом! С кольцами, с росписями, даже с венчанием!
- А разве эта услуга ещё где-то оказывается в наши дни?...
- Можно, можно, господин, найти места такие… - проговорил муж.
И Вова ощутил, что просто полностью сражён антиобщественной решимостью новых знакомых.
- И вы не побоялись, как окружающие отреагируют? – спросил он.
- Ну, были некоторые трудности, - ответил Роман. – Родственники возмущались, ретроградом звали, обывателем лицемерным… Мать за голову взялась, кричала, что ханжу, мол, вырастила, мещанина... Но я ей сказал: «Что волнуешься, это же просто печать в паспорте»!
- Ах! – Лена жалась к Роману, ещё больше заворачивая его в облако оборочек, локонов и духов. – С этим старшим поколением… Никаких сил нет! В доме вечно орёт эта так называемая их «музыка»... Ну, а что все диваны анашой пропахли – я и не говорю.
- Крепитесь, мадам, наша победа уже не так уж и далека! – весело произнёс Арсений за спиной Вовы. – И разрешите наше заседание считать открытым.
Все сели в кружок и приняли выражения лиц, самые решительные и самые мещанские, насколько возможно. Арсений, руководитель ячейки, принялся важно рассказывать про свои впечатления от столицы.
- Н-да, впечатлений много. Не верьте ничему, что пишут у нас тут по поводу реглобалистов! Это не те бездельники, которые ломают всё, что придётся от нечего делать. Встретился с начальником тамошнего отделения. У них уже связи с западными коллегами. На следующий месяц планируются масштабные акции… Символическая встреча в бывшем Давосе.
- А в Мексике-то, в Мексике-то как дела? Новости есть? – внезапно забеспокоилась Лена.
Арсений взволнованно принялся поправлять галстук:
- Эх… Маркоса так просто не скинешь с президентского… тьфу, забыл, как это нынче называют у них… ну, сверху, словом. Но люди сражаются, есть успехи. В Чьяпас уже провели электричество, вещание нашего телеканала. Примерно раз в месяц в лакадонскую сельву сбрасывают стратегические грузы: прошлый раз, кажется, это были четыре контейнера прокладок с крылышками… Ну, и литература, конечно. Ром, кстати, как идёт твой перевод Донцовой на язык кечуа?
- Почти готово, - сказал тот.
- Молодец, господин! Ещё несколько лет, и вся Мезоамерика будет на нашей стороне… Чуть не забыл! Двадцать шестого – митинг за её досрочное освобождение и легализацию детективов. Всем быть!
Вова чуть-чуть испугался. Арсений заметил:
- Не бойся, приходи тоже. Милиция нам ничего сделать не сможет. Ну, подержат в отделении час-другой – а состава преступления-то нету!
Дамы ласково поглядели на Вову. Он приосанился, осмелел.
- Ну, а теперь к делу, - сказал Арсений. – Мы ведь договорились встречаться тут для взаимного просвещения. Сегодня начнём книгу нашего столичного коллеги, мыслителя. Она, ясно, не издана. Я привёз вам экземпляр рукописи.
- Как автора зовут? – спросил Павел.
- Кузьма. Марков, Кузя.
Вова весь вжался в диван и с восторженным содроганием принялся слушать одну за другой главы из книги светоча новой обывательской мысли:
- «Наше общество является ни чем иным, как обществом тотального и всеобъемлющего полевения…»
С великим упоением, с необыкновенно новым чувством того, что перед ним, здесь и сейчас, раскрывает свои лепестки цветок Подлинной Истины, Вова потреблял ушами одну за другой фразы из философического сочинения Кузьмы. Он чувствовал, что отрывается от тверди приевшейся повседневности и плывёт по морю нескованного интеллекта. Чувствовал, что вступил в новую жизнь. Что никогда более, даже под страхом получить «два» на экзамене не откроет книгу Лимонова, на которого молится – или прикидывается, что молится – Рената Карловна. Чувствовал, что всем своим существом ненавидит шипастый кожаный ошейник Любы Агумовой, пирсинг в носу Анны Юрьевны, вечные акции и сборы средств в пользу народов банту или же вымирающих амурских тигров, навязчивое «Команданте навсегда», льющееся каждое утро из радиоприёмника, полки в книжным, однообразно уставленные «Ультра.Культурой»… Он всей душой желал гибели прогнившему обществу полевения. Он решил завтра же зашить, пусть вручную, все лишние отверстия на своих рваных джинсах. Он уже видел мир будущего…
Уже видел, когда голос Эльвиры мягко вошёл в монотонный поток мудрости и предложил сделать маленький перерыв:
- А то мне кажется, все уже устали, а Вова так и вообще спит.
Принесли чаю. Плетёное блюдо со всяческими угощениями поместилось около самовара. Нежные Эльвирины руки незаметно сунули в проигрыватель кассету с контрпротестной музыкой, и трели Киркорова заполнили помещение…
Вова испытывал подлинное блаженство. Он выловил из блюда один «Сникерс», радостно откусил от него и вдруг вспомнил, что будто бы в старые времена этот продукт, так же как и Донцова с Кирковым, служил символом всего обывательского, а, стало быть, контрпротестного, реглобалистского. Между тем, он не запрещён, он популярен не менее «Кока-колы» Говорят, это случилось из-за того, что…
Впрочем, не важно.
Хорошо, что в этом мире есть вечные вещи.
[Сообщение изменено пользователем 12.11.2005 17:35]
Виртуозно. Правда, мне кажется, нужно было поподробнее рассказать о том, что же написали те, кто выбрал тему "Половые искания Ирвина Уэлша"...
А
Алейда После-Вас
Вы в своём репертуаре :-)
E
Exitus lethalis
а у меня есть произведение
с дарственной подписью
Алейды Эрнестовны...
з.ы. завидуйте...
с дарственной подписью
Алейды Эрнестовны...
з.ы. завидуйте...
w
waserman,
Алейда.А что влияет на выбор имён Ваших персонажей?(Кузьма,Арсений,Эльвира,Рената Карловна)
Навеяло Новую Атлантиду Урсулы Ле Гуин. (забавно – все слова в предложении с заглавной буквы :о) Но я с этой Урсулы сплю. Алиуча круче.
А
Алейда После-Вас
она помойму другого автора
сама сочинила, чесслово :-)
Алейда.А что влияет на выбор имён Ваших персонажей?(Кузьма,Арсений,Эльвира,Рената Карловна)
В данном случае все имена были первые попавшиеся. Обычно долго думаю, по ассоциации.
Все занудней и занудней, как бесконечный сникерс
у меня?
забавно – все слова в предложении с заглавной буквы
Еще иногда получаются забавные предложения, где после каждого слова надо ставить запятую. *Римма, уйдите, пожалуйста, отсюда*. Думаю, возможны и более длинные варианты.
:-d
[Сообщение изменено пользователем 12.11.2005 16:46]
Д
Дон..
Запятые - это фигня, это несложно. Вот написать максимально длинную фразу БЕЗ запятых - это задача.
(По возможности не употребляя конструкций "картина написана вечером маслом художником".)
[Сообщение изменено пользователем 12.11.2005 16:56]
(По возможности не употребляя конструкций "картина написана вечером маслом художником".)
[Сообщение изменено пользователем 12.11.2005 16:56]
фразу БЕЗ запятых
Я считаю Алейду Эрнестовну После-Вас чрезвычайно талантливым интересным писателем и подающим большие надежды на широкую известность в широких кругах поэтом.
Мдя.. так-то не очень длинная фраза. :-)
Д
Дон..
Убогая и неграмотная.
Убогая и неграмотная.
Хотя.. за тем, как Дон обижается на предложение – наблюдать занятно. :-) Надо ж так радикально среагировать. :о))
Д
Дон..
Пусть рассудит местное молодое дарование: если она вставит вышеприведённую фразу в своё очередное сочинение под своим именем, а не как цитату - я неправ.
А
Алейда После-Вас
Господа отошли от темы.
Завидует!...
ой
Жаль
Завидует!...
подающим большие надежды на широкую известность в широких кругах поэтом.
ой
Дык цель ж была не шедевр выдать, хотя я могу :-d , а длинное предложение без запятых нарисовать.
Тьфу на сослагательные наклонения, колитесь, где неграмотно? Т.е. где пунктуационные ошибки. А то - стрелки на Алиучу.
:-)
Тьфу на сослагательные наклонения, колитесь, где неграмотно? Т.е. где пунктуационные ошибки. А то - стрелки на Алиучу.
:-)
Авторизуйтесь, чтобы принять участие в дискуссии.