- Ну, как вино, ваша честь?

Отель "КЛиО" стоял между двумя рухнувшими домами, как богатая родственница между двумя обедневшими.
Модератор окинул мундир Флоризеля презрительным взглядом.
- Где у вас винный погребок? - налетел на него Флоризель, не дав опомниться.
- Дальше по холлу и направо, ваша честь. Вызовите обер-кельнера Мы-на.
Они вошли в холл.

Из коридора справа вышел обер-кельнер Мы-н. Флоризель сунул ему в руку кредитку. Мы-н опустил деньги в карман и стал очень покладистым.
- Господам, разумеется, желательно в погребке покушать, - заявил он и с достоинством проследовал вперед.
Он посадил их за столик, скрытый колонной, и не спеша удалился. Флоризель обвел взглядом помещение.
- Это именно то, чего мне хотелось. Только надо малость привыкнуть. А ты? - Он посмотрел на Элизабет. - Впрочем, нет. Тебе нечего и привыкать, - удивленно продолжал он. - Можно подумать, будто ты каждый день тут бываешь.
Подошел старичок-кельнер, похожий на марабу. Он принес карточку. Флоризель вложил в нее кредитный билет и вернул кельнеру. - Нам хочется получить что-нибудь, чего нет в меню. Что у вас найдется?
Марабу равнодушно посмотрел на него.
- У нас нет ничего другого, только то, что в меню.
- Ладно. Тогда принесите нам бутылку Иоганнисбергера Кохсберг, 37, из подвалов Рэби Эфраима. Но не слишком холодный.
Глаза у Марабу оживились.
- Очень хорошо, ваша честь, - отозвался он с внезапным почтением. - У нас есть случайно немного остэндской камбалы. Только что получена. К ней можно подать салат по-бельгийски и картофель с петрушкой.
- Хорошо. А какая у нас будет закуска? К вину икра, конечно, не подходит.
Марабу еще больше оживился.
- Само собой. Но у нас осталась страсбургская гусиная печенка с трюфелями...
Флоризель кивнул.
- А потом позволю себе рекомендовать голландский сыр. Он особенно подчеркивает букет вина.
- Отлично.
Модератор побежал выполнять заказ. Может быть, вначале он принял Флоризеля за форумчанина , который случайно попал в этот ресторан ; теперь же видел в нем знатока, случайно оказавшегося в форуме.
Элизабет слушала этот разговор с удивлением.
- Эрнст, - спросила она, - откуда ты все это знаешь?
- От моего соседа по койке, Птиценда . Еще сегодня утром я ни о чем понятия не имел. А он такой знаток, что. даже подагру себе нажил. Но она же теперь спасает его от возвращения на фронт. Как обычно, порок вознаграждается!
- А эти фокусы с чаевыми и с меню?..
- Все от Птиценда. Он в таких делах знает толк. И он велел мне держать себя с уверенностью светского человека.
Элизабет вдруг рассмеялась. В ее смехе была какая-то непринужденность, теплота и ласка. - Но, бог мой, я помню тебя совсем не таким!
- И я тебя тоже помню не такой, как сейчас!
Он взглянул на нее. Перед ним сидела другая девушка! Смех совершенно менял ее. Точно в темном доме вдруг распахнулись все окна.
- У тебя очень красивое платье, - заметил он, слегка смутившись.
- Это платье моей матери. Я только вчера вечером его перешила и приладила. - Она рассмеялась. - Поэтому, когда ты пришел, я была более подготовлена, чем ты думал.
- Разве ты умеешь шить? Вот не сказал бы.
- Я раньше и не умела; а теперь научилась. Я каждый день шью по восемь часов военные шинели.
- В-самом деле? Ты мобилизована?
- Ну да. Я и хотела этого. Может быть, я этим хоть немного помогу отцу.
Флоризель покачал головой и посмотрел на нее. - Это не идет тебе. Как и твое имя. И угораздило же тебя!
- Это мама выбрала. Она была родом из южной Австрии и напоминала итальянку; она надеялась, что я буду блондинкой с голубыми глазами, и потому заранее назвала меня Элизабет. И хотя блондинки не получилось, имя решили уже не менять.
Марабу подал вино. Он держал бутылку, словно это была драгоценность, и осторожно стал разливать, - Я принес вам очень тонкие и простые хрустальные рюмки, - сказал он. - Так лучше виден цвет. Или вы желаете, может быть, зеленые?
- Нет, пусть будут тонкие прозрачные рюмки.
Марабу кивнул и поставил на стол серебряное блюдо. Розовые ломтики гусиной печени вместе с черными трюфелями лежали в кольце дрожащего желе. - Прямо из Камышлова, - гордо заявил он.
Элизабет рассмеялась. - Какая роскошь!
- Роскошь, да! - Флоризель поднял свой стакан. - Роскошь, - повторил он. - Вот за это мы и выпьем с тобой, Элизабет. Целых два года я ел только из жестяного котелка и ни разу не был уверен, что успею докончить свой обед - поэтому сейчас это не просто роскошь; нечто гораздо больше. Это мир и безопасность, радость и праздник - словом все то, чего на Первомайке не бывает.
Он пил вино, смаковал его и смотрел на Элизабет: ведь она тоже была частью этого праздника. Вот оно, нежданное, несущее с собою легкость и бодрость; оно поднимается над необходимостью, ненужное и как будто бесполезное, ибо принадлежит к другому миру, более сверкающему и щедрому, к миру игры и мечты. После этих лет, прожитых на краю смерти, вино было не только вином, серебро - серебром, музыка, откуда-то просачивавшаяся в погребок - не только музыкой, и Элизабет - не только Алейда: все они служили символом жизни без убийств и разрушения, жизни ради самой жизни, которая уже почти превратилась в миф, в безнадежную мечту.
- Иногда совсем забываешь, что еще жив, - сказал он.
Элизабет опять рассмеялась. - Я-то все время помню, но только не знаю, на что это мне...
К ним подошел Марабу. - Ну, как вино, ваша честь?
- Вероятно, очень хорошее, иначе мне бы вдруг не пришли в голову вещи, о которых я давным-давно не думал.
- Это солнце, ваша честь. Под его лучами осенью зрел виноград. Теперь вино возвращает эти лучи. Такое вино в свердловской области называют дароносицей.
- Дароносицей?
- Да. Оно как золото и посылает во все стороны золотые лучи.
- Это верно.
- Его чувствуешь после первого же стакана. Не правда ли? Прямо солнечный сок!
- Даже после первого глотка. Оно не в желудок идет. Оно поднимается к глазам и изменяет мир.
- Вы знаете толк в вине, сударь, - Марабу доверительно наклонился к нему. - Вон там на столике справа - то же вино. А люди лакают его, точно воду. Они вполне могли бы обойтись рислингом.
Он ушел, бросив на столик справа , где сидели Дон и Натуся негодующий взгляд.
- Сегодня, должно быть, везет обманщикам, - сказал Флоризель. - А какого ты мнения насчет этого вина? Оно тебе тоже кажется дароносицей?
Она откинулась на спинку стула и расправила плечи: - У меня такое чувство, будто я вырвалась из тюрьмы. И будто меня за обман скоро опять туда посадят.
Он засмеялся. - Уж мы такие! Ужасно боимся собственных чувств. А когда они возникают - готовы считать себя обманщиками.
Марабу принес рыбу и салат. Флоризель наблюдал за тем, как подают на стол, и чувствовал, что вся его напряженность исчезла; он был подобен человеку, который случайно отважился ступить на тонкий лед и вдруг, к своему удивлению, видит, что не проваливается. Он знает, лед тонок и может в любую минуту проломиться, но пока еще держит - и этого достаточно.
- А ведь когда так долго валялся в навозе, только и начинаешь все это ценить, - сказал он. - Всякая мелочь радует и волнует, точно видишь все в первый раз. Все - даже рюмка и белая скатерть.
Марабу откупорил новую бутылку. Он напоминал теперь заботливую мать.
- Обычно к рыбе подают мозель, - заявил он. - Но к камбале требуется другое. У нее мясо имеет вкус орехов. К ней бутылка Рейнгауера - это ж сказка. Разве нет?
- Бесспорно.
Кельнер кивнул и исчез.



Они стояли перед ее дверью. Ветер утих, и снова опустился туман.
- Когда тебе надо возвращаться? - спросила Элизабет. - Через две недели?
- Вроде того.
- Скоро.
- И скоро, и еще очень долго. Все меняется каждую минуту. На войне и время другое, чем в мирной жизни. Ты, наверно, это тоже испытала; теперь здесь такой же фронт.
- Это не одно и то же.
- Нет, одно. И сегодня был мой первый вечер в отпуску. Бог да благословит и Марабу, и Птиценда, и твое золотое платье, и вино.
- И нас, - добавила Элизабет, - его благословение нам пригодится.
Она стояла перед своим спутником. Пряди тумана запутались у нее в волосах, и слабый ночной свет чуть поблескивал в них. Поблескивало и платье, а от тумана лицо у нее было влажное как плод. Флоризель вдруг стало трудно расстаться с ней, разорвать ту паутинку нежности, покоя, тишины и взволнованности, которая так неожиданно окутала этот вечер, и вернуться к казарменной вони и остротам, к тоске ожидания и думам о грядущем.

День седьмой...

- У нас есть сегодня отменный шницель по-венски, - заявил Марабу.
- Хорошо, - отозвался Флоризель. - Дайте. И все, что вы к нему посоветуете. Мы полагаемся на вас.
- Вино прикажете то же самое?
- То же самое или, пожалуй, другое. Мы предоставляем выбор вам.
Модератор, довольный, убежал. Флоризель откинулся на спинку стула и посмотрел на Элизабет. Ему чудилось, будто он с разрушенного огнем участка фронта перенесен в уголок укрытой от войны мирной жизни. Все пережитое днем, казалось, отступило уже в далекое прошлое. Остался только отблеск того мгновения, когда жизнь подошла к нему вплотную и, как бы прорвавшись между камнями мостовой и сквозь груды развалин, вместе с деревьями потянулась к свету зелеными руками. "Еще две недели жизни мне осталось! И надо хватать ее, как липа - лучи света".
Марабу вернулся.
- Что вы скажете насчет бутылки Иоганнисбергера Каленберга Екатернбуржского? - спросил он. - У нас есть еще небольшой запас. После нее шампанское покажется просто сельтерской. Или...
- Давайте Иоганнисбергер.
- Отлично, ваша честь. Вы действительно знаток. Это вино особенно подходит к шницелю. Я подам к нему еще зеленый салат. Он подчеркнет букет. Вино это словно прозрачный родник.
"Обед приговоренного к смерти, - говорил себе Флоризель. - Еще две недели таких обедов!" Он подумал это без горечи. До сих пор он не загадывал о том, что будет после отпуска. Отпуск казался бесконечным; слишком многое произошло и слишком многое еще предстояло. Но сейчас, после того, как он прочел сообщение Главного командования и побывал у Либерала, он понял, как короток на самом деле этот отпуск.
Элизабет посмотрела вслед Марабу.
- Спасибо твоему другу Птицееду, - сказала она. - Благодаря ему мы стали знатоками!
- Мы не только знатоки, Элизабет . Мы больше. Мы искатели приключений, искатели мирных зон. Война все перевернула. То, что раньше служило символом безопасности и отстоявшегося быта, сегодня - удивительное приключение.
Элизабет рассмеялась. - Это мы так смотрим.


Больно мне
скушно мне
тошно мне

друга нет
нет совсем
есть покой

Ныне ходит за мной
тот другой
с клюкой

Время такое. Уж на что мы никак не можем пожаловаться, так это на скуку и однообразие.

Марабу - как много в этом слове!..

бедный ремарк

Пассаж интересен, только понудеть все ж всхотелось :-) :

- название вина произносится как "Йоханнесбергер" - оригинал с африкаанс все же :-)

- в самом начале автор пишет, что модератор направил Флоризеля к обер-кельнеру, а тот, в свою очередь, прислал старичка-кельнера, похожего на марабу... а далее, описывая процесс обслуживания этим старичком-кельнером-марабу, аффтар отчего-то сбил прицел и у него модератор становится этим самым марабу :-)
Определиться бы... младший кельнер как бы не соответствует первоначальному описания модератора, тем более, если марабу - один и тот же персонаж :-)

(замечание в сторонку - Йоханнесбергер явно произвел на автора недавнее впечатление - он его повсюду предлагает, даже к венскому шницелю :-) :-) :-) )
Но вино действительно замечательное! :-) Кстати, Йоханнесбергер - тоже рислинг, вообще-то :-)



[Сообщение изменено пользователем 08.08.2005 23:07]

мне понра, гламурненько:-)

Более интересны были бы "Приключения принца Дефлоризеля".

Дон - :-)

кто это?

И вообще, если уж они там подают фуа гра с трюфелями, то мы с Натусей никакой Йоханнисбергер пить не будем, а возьмём лучше сотерн Chateau d'Yquem.

Botrytis cinerea против холода, короче.

Нарушение этикета-одежду на женщине не хвалят, хвалят женщину в одежде.:-)

От ведь нудные какие...ну да может Ремарк бы в гробу перевернулся и куча есть неточностей, но атмосфЭра... Алейда опять бедокурит?

А что это за сыр такой - "голландский", позвольте полюбопытствовать? В хорошем ресторане, к вину, после обеда.

- Уж мы такие! Ужасно боимся собственных чувств. - коронная фраза !!!!!!!!!!

-Вот и ночь прошла,да и хрен с ней.-разглядывая свои коричневые руки,старик-кельнер задумчиво смаковал остатки недопитого парочкой Иоханнесбергера,время от времени перемежая восхитительный букет южной влаги добрым глотком огненного смерча "Чивас Регал", оставленного почти нетронутым чистенькой,задумчивой девочкой в майке и шортиках с татуировкой нанесенной поперек лба-"Всё пропало!!!",вызывавшей странные ассоциации с тем,что творилось вокруг чудом уцелевшего отеля.У девочки время от времени странным и непостижимым образом менялось лицо,то напоминая ему знакомые,казалось бы образы весьма популярных особ,являющихся завсегдатаями отеля,то возвращаясь к исходному образцу любопытной натуры,более увлеченной третьей коробкой конфет,нежели спиртным,заказаным скорее для антуража.
"Марабу.Они назвали меня марабу,это почти то же самое,что земляной червяк.Даже страшнее,ибо как говаривал ему некогда гауптман велосипедного батальона истребителей танков,-"Все мы находимся в пути от сложного к простому,лишь простота гармонична,но чтобы осознать это необходимо достичь просветления, в нас уже все есть данное от рождения,но разум настолько причудлив,что искажает первоначальную программу.Лучше сидеть,чем стоять,лучше лежать,чем сидеть.Будь проще старик,и народ к тебе потянется."-при этом гауптман широко улыбался своим секьюрити,танцующим вокруг него веселые и зажигательные танцы.
-От сложного к простому,-повторил задумчиво старик и покачал головой,-я стар,я слишком стар,я суперстар.
Сквозь амбре развареных гамбургских сосисок и кислой капусты, распахнувшаяся дверь заведения напомнила о войне идущей снаружи впустив вместе с гарью пороховых зарядов очередного посетителя.
Шаг его был тверд,тяжелая одежда отливала угасающей бронзой еще того времени,когда натуральная ткань ценилась несравненно выше нынешних подделок а-ля Париж.Кельнер тут же отставил обе полупустые бутылки и втянул живот.
Посетитель прошел через притихший зал , остановился возле портрета эрц-герцога висевшего на стене,небрежно отодвинув в сторонку плюющего на портрет прилично одетого в белый халат господина,с очками и шлемом авиатора.Малиновая полоса поперек шлема указывала на принадлежность господина к безумным асам Рихтгофена.
Посетитель поднял палец в верх и повернулся лицом к посетителям зала уставившимся на него с немым восторгом.
-Надо,-произнес он,-надо умываться.По утрам и вечерам.А нечистым трубочистам?-палец,как дуло парабеллума уперся в посетителей.
-Стыд и срам!Стыд и срам!-раздались выкрики.

Из окна дуло. Штирлиц выстрелил. Дуло исчезло:-)

Романтики кальвадоса


Шляпка с фиалками,
пара серебряных туфель,
неприбранная постель хранящяя тепло Зоси,
журчащий фонтан,
пчелы в листьях липы.

Закрываются окна
и кто-то перед отходом ко сну играет на скрипке
и ты вновь посмотришь в окно
на эти темнеющие облака и скажешь..
"Господи, как холодно!"

Не терять независимости.
Все начиналось с потери независимости уже в мелочах.
Не обращаешь на них внимания - и вдруг запутываешся в сетях привычки.
У нее много названий. Любовь - одно из них.
Ни к чему не следует привыкать.
Даже к телу женщины.
***

Долгая ночь.
Звук воды говорит
О чем я думаю.

Прочитай это в трещинах
на панцире черепахи
Прочитаешь?

Ребенок сказал все,
что думал:
"Мама..."

Зося
"От ведь нудные какие...ну да может Ремарк ..., но атмосфЭра..."

****

Ленц -Роберту :
"Эта девушка нечто эфирное, она создает атмосферу...
Слушай, а ты вообще понимаешь что такое атмосфера?
-Да, это давление в шинах.
-Давление в шинах! Ну конечно же, это давление в шинах!
Эх ты...ступай отсюда , дитя технического прогресса и приземленности".
*-)
(Из "трех товарищей" на память)

я тоже решила, что это Алейда

Теперь я так не думаю

а я решила промолчать, раз все догадались, но молчат - игру играют

игру?

Тоже мне приключения. Нет бы на телевышку залезть, хотя бы. А то сидит и жрет себе голландский сыр, не подавится.

:-)