Самая медикастая медицина в мире

они все умерли
и подмигнул

У меня знакомый ездил в Израиль на операцию.
В нашей больнице сказали, что такие операции делают только полостными, поэтому операция очень рискованная и реабилитация долгая (у него аневризма аорты) - несколько лет назад другой знакомый умер после такой операции.
В Израиле же это делают без вскрытия, так сказать. Через два дня перца уже отпустили на амбулаторное лечение.

Так что вопрос стоит еще и в технологиях. Может, где-то кому-то у нас они и доступны, но не всем и не всегда.
Развивать нашу медицину и поддерживать, конечно, надо, но не за счет жизней и здоровья конкретных людей - если они нашли возможность лечиться за границей, никто не имеет никакого морального права возможности этой их лишать, вопя об обиде за державу.

Реальный пример из жизни. Девочке сделали операцию по удалению опухоли в нашем онкоцентре, через месяц стали настаивать на радиотерапии. Она поехала в Израиль, сдала повторно все анализы, израильские доктора сообщили, что операция была проведена хорошо, остатки опухоли сами рассосались и необходимости в радиотерапии нет, только необходимо соблюдать некоторые ограничения в жизни и повторно прилететь через полгода для проверки, наши доктора согласились, что диагноз был поставлен неверно.
Так что гонит главный онколог, что у нас все так же делают. Так же куча случаев, когда у нас хотели удалить какую нибудь конечность, а за рубежом спасали.

отечественная медицина...
Медицина не возможна без фармацевтики, а она в России 20 лет как сдохла. В лучшем случае выпускают простейшие дженерики из китайского сырья, фактически просто фасуют китайские порошки, ну чистят может перед фасовкой. Ирбитский фармзавод типичный грустный такой пример. Перспективные препараты годами не могут начать делать, даже при наличии наработок. Инсулин вот только в Новоуральске начали выпускать.

уважаемые пациенты
в медицине нету никакого "нас"
медицина не размазана по стране ровным слоем по стране

есть онкологические центры в некоторых крупных городах
и они отличаются
по размеру технологиям квалификации
есть хорошие есть плохие

то же самое самое
по кардиологии нейрохирургии и тд

Ну и самый простой пример, за рубежом есть банк доноров костного мозга, а в россиюшке нет из за каких то тупых фриков.

Все правильно. Только, пока ждешь туда очереди, умрешь десять раз.

Лишать такой возможности не надо. Хотите езжайте в израиль при безнадёжных онкологических случаях, а хотите ищите целителя мага. Первое от второго в данном случае не особо отличается, учитывая нулевой процент исцелений по факту. Хотя нет, разница есть, клиника за смерть возмёт на порядок больше денег, чем маг.

очереди?

вы наверное имеете в виду
онкополиклиники мужчина

там да
жопотень и позор

Речь идёт не об этих, а о безнадёжных случаях.

честно говоря, я не в курсе. Но моя свояченица или как там называется сестра мужа возглавляет подобный фонд в москве, они собирают деньги на детей и отправляют их в Германию. Насколько я в курсе, там никто не умер, но и берут далеко не всех.

Наши онкологи объявили их безнадёжными, или нет? ;-)

Да :ultra: и стояла ли там печать главного онколога и факсимиле президента :nunu:
Зануда, пожелать вам, что бы вы подобные документы хотя бы за год попытались успеть получить при возникновении подобного заболевания у ребенка, когда счет на дни?

Там может быть и не онкология была вообще, а какое-то неизлечимое в России заболевание представляющее угрозу для жизни, я особо не вникала.

Зануда, вот ты найди ссылку на ребенка с неизлечимым заболеванием, на которого деньги на е1 собирали, тогда и поговорим. А пока ты только треплешься.

Рассказ неизлечимо больного ребенка
«Если отечественная медицина признала ребенка неизлечимым, значит он реально неизлечим». Это сказал главный детский онколог Минздрава РФ Владимир Поляков, и я знаю его лично. Когда в трубке моей капельницы лекарство вдруг начало оседать кристаллами и хлопьями, меня, четырнадцатилетнюю, подвели именно к Полякову. Он распорядился лекарство вместе с капельницей выбросить, дать другое — это был случай из ряда вон, а Владимир Георгиевич оказался недалеко от моей палаты. Его лицо я запомнила: в 2003 году он еще не был главным детским онкологом и не был таким седым. Помнит ли он меня?

11 лет назад отечественная медицина решила, что я не жилец. Я узнала об этом несколько лет спустя , окончательно покинув палату детского отделения РОНЦ. Я узнала об этом в пылу ссоры с мамой, требуя перестать постоянно напоминать мне о моих проблемах со здоровьем, дескать, они и так всегда при мне.

Тогда, в 2003 году, я толком не понимала, от чего меня лечили. Опухоль размером с детский мяч, вырезанная откуда-то из середины тела, вызывала недоумение у врачей. “Такие образования обычно только у стариков бывают, но чтобы у детей, да еще и таких огромных размеров - как она вообще в тебе поместилась? Ты ничего не чувствовала?”.

Я ничего не чувствовала.

“Зла” таких размеров не бывает, это определенно было “добро”. Стекла повторно не пробовали проверить?”.

Стекла - это ящик Пандоры, который до сих пор лежит где-то на шкафу в квартире родителей, и который мы с мамой поклялись никогда больше не открывать. На эти стекла нанесены частицы опухоли для гистологического анализа, и именно они подтверждали, что у меня “зло”. Опухоль обнаружилась совершенно случайно, когда я оступилась, упала с лестницы и от болевого шока перестала осознавать все происходящее кругом. Помню только, что в больнице, куда меня привезла скорая, выяснилось, что кости целы, но потом прозвучало требовательное “Резать!”, я ответила: “Резать так резать” и уснула, а проснулась в реанимации спустя двое суток с зашитым животом.

По рассказам мамы мне повезло: операцию делало одно “светило”, оказавшееся в больнице случайно - пригласили на какой-то консилиум - и старая женщина-хирург по имени Любовь. Имя я запомнила, потому что потом несколько лет по утрам упоминала имя этой рабы Божией в молитве о здравии по утрам. Привычка молиться держалась долго: что еще остается семье ребенка, которому предсказали скорую смерть?

Год, проведенный под капельницей, память выдает кусками, видимо, щадя разум. Компьютера, интернета, связей и денег у нас не было, поэтому разговоры о лечении в Германии или Израиле, которые “дискредитируют российскую медицину”, в моей семье даже не начинались - мы думали, что это все не про нашу честь. Информация о благотворительных фондах в то время передавалась больше из уст в уста, и до нашего отделения не доходила, зато родители делились друг с другом неофициальными прайс-листами услуг анестезиологов на операции, советовались, сколько положить в конверт старшей медсестре и сестре-хозяйке при кратковременной выписке между курсами химиотерапии, чтобы эта выписка длилась положенные для восстановления организма две недели, а не пару месяцев.

Ходила легенда, что мама одной девочки из Новосибирска платила двадцать тысяч, чтобы в двухместный бокс для ее дочери во время их отсутствия никого не селили. А меж тем на место в обычной палате стабильно были очереди.

Пузырьки с препаратами каждые два часа круглосуточно меняла моя мама, которая, как и родители других детей, жила в онкоцентре нелегально и спала у моей кровати на раскладушке. Ночью она при помощи фонарика и тиканья наручных часов регулировала скорость капельницы и за неделю научилась делать так, что флакон вливался в меня ровно один час, три, шесть или восемь. Она же постоянно подсчитывала разницу между объемами жидкости, которые поступали в мой организм и покидали его, строила график температуры.

Каждый день ровно в 8 утра по отделению разносился клич медсестры: “Родииителиии! Говориим температуруу!”. Родители посменно драили сортир и коридор, возили своих больных на каталках в другие корпуса, готовили на местной кухне еду, от запаха которой детей не рвало. Мама Тани из Ростова, одной моей соседки по палате, варила макароны, рядом с ней мама Оли из Якутска строгала какую-то рыбу, мама Адибы из Ташкента жарила плов, а мама Ламары из Батуми делала лепешки, которые назывались “питух”.

Кроме химиотерапевтических препаратов в качестве лечения я получала святую воду и сорокаусты в исполнении монахинь Зачатьевского монастыря; меня водили в местную больничную часовню на причастие и соборование. Пару раз ночью я видела, как на краю моей койки сидел мужчина в длинной хламиде, похожий на Серафима Саровского, приняв это за знак, я старалась причастия не пропускать. В какой-то момент отец признал единственным авторитетом скандальную

Надежду Антоненко и начал крестовый поход против всей “скверны” в нашем доме: рвал фотографии, выбрасывал статуэтки, сувениры, бижутерию. Мои игрушки были сложены в огромную кучу на пустыре и сожжены - в каждой безделушке мог таиться раковый демон, которого только Антоненко могла увидеть своим рентгеновским взглядом. Каждое ювелирное изделие было сделано из кровавого металла, который навлекал на людей болезни и скорби.

Потом появился мужчина с говорящим именем Беслан, и вместе с ним бутылки и пузырьки с загадочной водой, которую надо было размешивать против часовой стрелки, пить до и после еды и каждый час закапывать в нос. Живая вода стоила как золото. И так было с каждым из нас, висящих над пропастью и каждый день вкушающих свой последний завтрак, обед и ужин - и через десять минут выблевывающих всю еду. Детское отделение РОНЦ напоминало цыганский табор, в котором родители со всех концов России и стран СНГ постоянно жили на сумках и на узлах, не знали ни о каких протоколах лечения, стремились общаться друг с другом и с врачами по понятиям. Возможно, потому, что врачи сохраняли между собой и сумасшедшими родителями значительную дистанцию и старались не тратить время на объяснения сложных взаимодействий организма и препарата.

Именно такой образ отечественной медицины, образ воняющей пловом и блевом тряпичной химеры, который благодаря стараниям того табора родителей больных детей распространился в виде сказаний и преданий по всем уголкам России и стран СНГ, заставляет нас сегодняшних, интернетизированных, информационно подкованных и идейных испытывать перед ней животный страх ,бежать со всех ног куда угодно, и чем дальше, тем лучше. Туда, где медсестры похожи на фотомоделей, на тумбочках у каждой койки стоят букетики эдельвейсов, а от постельного белья исходит аромат ванили.

Поскольку я все еще здесь, хотя по прогнозам врачей уж десять лет как должна была гнить на тогда еще не занятом Домодедовском кладбище, и, главное, поскольку я так и не знаю, что именно сохранило мне жизнь - лечение по протоколу, святая вода, животворящие капли в нос или очистительное пламя костра Антоненко, а может быть, неправильный диагноз - я не буду жестока к государственным мужам в белых халатах.

Если вы, дорогие мужи, хотите, чтобы обезумевшим родителям не дарили ложных надежд в Израиле или в Германии, душите химеру здесь. Остальные пожелания, кажется, понятны без моих слов.

Еще один моральный урод

Я бы еще добавила - людоед. Главный детский онколог России Владимир Поляков.

По мнению Полякова, отправка российских граждан в зарубежные клиники - это прямой удар по российскому здравоохранению". "То, что люди уезжают за рубеж - это дискредитация русской медицины, которая находится на очень высоком уровне. За этим стоит большая спекуляция, это касается, в частности, направления детей за рубеж, на лечение которых средства собирают фонды", - заявил главный детский онколог Минздрава. Медик подчеркнул, что случаи отправки детей для лечения за рубеж популяризируются некоторыми электронными СМИ.

При этом Поляков признал, что "многие лекарства, благодаря которым удается если не излечить, то хотя бы продлить жизнь малышей, пока малодоступны или просто отсутствуют в России".

То есть лекарств нет, а медицина - на невъебенно высоком уровне и лечиться за границей - значит подрывать российское здравоохранение. Ага. Щазз. Все дружно, разом покажем "фак" поганой загранице и останемся помирать на родине.

Поляков считает, что для диагноза "неизлечимо больной" достаточно и тех возможностей, которыми располагает отечественная медицина. "Это чистого вида спекуляции. Я сам участвую в комиссии Минздрава по отправке детей за рубеж. Зачастую это случается тогда, когда ребенок инкурабельный. Если отечественная медицина признала ребенка инкурабельным, значит, он реально инкурабельный", - отметил представитель Минздрава.

По словам Полякова, на его памяти не было случаев, когда отправляли неизлечимо больного ребенка в Германию или в Израиль, и он оттуда возвращался здоровым.

Не знаю, как насчет детей, но я улетала в Израиль со страшным онкологическим диагнозом и при этом отечественная медицина, находящаяся на невъебенно высоком уровне, отказалась меня лечить.
Из Израиля я вернулась абсолютно живой и относительно здоровой. Потому что диагноз российских медиков не подтвердился. Если они ошиблись в моем случае (меня обследовали в лучшем московском медицинском учреждении по онкологии - институте им. Герцена), то почему не могут ошибаться рядовые врачи в областных и районных больницах и онкодиспансерах? В Израиле мне говорили, что мой случай - не единственный. Люди приезжают в Израиль оперироваться, но диагноз не подтверждается.
Как можно говорить, что медицина находится на высоком уровне, если нет лекарств и нормальной диагностики?
Как можно заявлять, что родители тяжелобольных детей "дискредитируют российскую медицину"?
Уроды, людоеды, нелюди.
Других слов нет.
http://gleza.livejournal.com/601652.html

я тоже так считаю.
считаю, что массовые сборы бедным детишкам на лечение за границу- отмывка денег и позорище для страны.
на те деньги, которые заплатили за последние лет хотя бы пять разного рода "зарубежным светилам", можно построить онкоцентр и центр пересадки органов и купить всех этих "светил " с потрохами и своих научить. И самим оказывать платные услуги за рубеж, а своих бесплатно лечить .

Ну, Лисонька , ну не пр этой власти же :-)

Туки, так нет другой. ну ездят же к нам операции на глаза делать , и мы весь мир научили.

Офтальмология, как и стоматология - это весьма дорогие и материалоемкие области медицины с дорогим диагностическим и хирургическим оборудованием. Поэтому в этих областях Россия, можно сказать, впереди планеты всей. Операция на один глаз по катаракте стоит в МНТК около 70 тыс ре. А хочешь бесплатно, жди два года, на консультацию в феврале записывают на август. Не все доживают. Но богатенькие и скупые иностранцы иногда ездят к нам сэкономить и поправить свое здоровье.
Поэтому не нужно петь песни про бесплатную медицину, ее просто нет.
Осталась еще как оплот травматология, но и ее угробят такие министры здравоохранения. Кстати, и она тоже условно бесплатна, поскольку протезы довольно дорогие.

Я не понимаю, как язык поворачивается, осуждать родителей больного ребенка, которые пытаются его спасти любой ценой?! Они для начала все распродают, а потом наши доктора говорят, что нельзя ничего сделать, потому как брать больше нечего.
И почему больные дети должны нести ответственность за махинации в фондах?!
Ощущение, что Полякова и прочих, его защищающих, волнует не судьба больных, а только лишь дутый престиж нашей медицины, того, что практически перестало существовать.
А стариками вообще никто не хочет заниматься. Это у них диагноз такой - старость. Старость наступает лет в 60.

Ездили, Лисонька, т.к уже давно научили. А стоматологическими турами в Ташкент все рейсы забиты. Адьёс

Всякую чушь некоторые постят, прям людей стыдно.
Маме сделали по осени операцию по замене хрусталика. все бесплатно. И хрусталик. и операция, и палата. Ждала полтора года. А так то кто угодно "не дожить" может. Кирпич на голову упадет - и, привет!

За палату все равно платишь. Бесплатно операция и хрусталик. Дорога ложка к обеду. Один глаз - полтора года, другой глаз - два с лишним года, у некоторых просто может не быть этого времени, поэтому мы посчитали, что лучше сделать раньше и не ждать. А папе пришло приглашение через два года после смерти.
В ОКБ 1 такие операции делают не хуже и дешевле, и ждать столько не нужно.

А давайте никто не будет указывать, кому и как тратить свои деньги, тем более, когда это касается здоровья и жизни.
Пущай строят. Пущай зарабатывают доверие, а не назначают его Высоким Указом.