Трагедия солдата... (быль)
Борец, если бы Вы общались в форуме регулярно, то знали бы, что мы очень серьезно все это обсуждали и в массе своей достаточно твердо осудили... Ничего хорошего в словах того попика нет.
Но эта тема все-таки про другое...
Но эта тема все-таки про другое...
a
a_mur
Автор: Командор [отправить письмо]
Дата: 19 Июля 2003 19:59
... Получается, если чуть утрировать, что мы защищали Союз также, как иракцы защищали Ирак. То есть вроде бы Родину, а на самом деле диктатуру... Вроде бы родную сторону, независимость, а с другой стороны - режим, искалечивший огромный талантливый и самобытный народ (я, конечно, всех имеют ввиду под словом "народ").
Дата: 19 Июля 2003 19:59
... Получается, если чуть утрировать, что мы защищали Союз также, как иракцы защищали Ирак. То есть вроде бы Родину, а на самом деле диктатуру... Вроде бы родную сторону, независимость, а с другой стороны - режим, искалечивший огромный талантливый и самобытный народ (я, конечно, всех имеют ввиду под словом "народ").
Командор, вот вы, вроде бы, умный человек, а слышать такое более чем странно от вас. Неужто вы не понимаете разницы между такими понятиями, как "государство" и "страна"?
[Сообщение изменено пользователем 19.07.2003 23:33]
Амур, понимаю, представьте. Между "государство" и "Родина". Именно эта самая разница и успокаивает.
Н
Натуся
Возможно, немцы могут рассказать свои истории о "маленьких людях" на той войне
У меня есть кое-какие материалы по этой теме - давно как-то интересовалась тоже этим вопросом, переводила много. Были и у них типа ополченцев наших - так же, совершенно не обученные ничему, далекие от войны как профессии, не понимающие, во имя чего крутится эта мясорубка. Пропаганда, правда, надо признать, у них работала,пожалуй, покруче нашей, несмотря на то, что Сталин был где-то близко к богам по власти и обожанию. Поэтому проблемы маленького человека у немцев во время войны были несколько иного морального порядка.
А просто как пример - я уже как-то упоминала в одной из форумских тем о встреченном на отдыхе в Тунисе немчике лет 80-ти. Он тусовался по Средиземноморью по полгода и более - до наступления тепла в Германии, летом жил дома, а потом снова уезжал к теплым морям... его заработанной пенсии плюс солидного пособия как ВЕТЕРАНУ ВОЙНЫ хватало на абсолютно достойное безбедное существование. Он с восторгом рассказывал о нескольких годах плена в России (не помню точно, где его держали -где-то за Уралом, с середины войны года до 48-49го ) - какие замечательные сердобольные женщины, как его учили все разговаривать по-русски, как подкармливали, делясь последним, что было... Его любимой "пенкой" было (при виде русских туристов) восклицать:"На х.. нам война?! ". Пел русские песни нашим девчонкам возле бассейна... Обычный был штатский, работал, пришла пора- загребли без разговоров в вермахт... результат- после пары боев попался как кур в ощип - плен... Ненавидел Россию - однозначно, нет. Ненавидел Германию - так же однозначно - нет. Маленький человек посередине большой крови...
Я узнал своего Фертикова. Я не узнал себя. И не мог, конечно, узнать. Поскольку это не я...
б
борец с дебилами
Борец, если бы Вы общались в форуме регулярно, то знали бы, что мы очень серьезно все это обсуждали и в массе своей достаточно твердо осудили... Ничего хорошего в словах того попика нет.
Но эта тема все-таки про другое...
--------------
В этом мире все взаимосвязано.
А оценки зависят от точки зрения, времени и конкретной ситуации.
Вот например был такой случай.
Сомоса-старший подарил своему 12-летнему сынишке новый "кольт".
А тот, не долго думая, опробовал его.
Пристрелив офицера дворцовой охраны.
Папа пожурил сына, а семье погибшего офицера выделил весьма солидную (по тамошним меркам) материальную помощь.
С ИХ точки зрения все было нормально.
С нашей, наверно, не очень нормально.
-----
Недавно я общался с парнишкой, воевавшим в Чечне.
На блок-постах там принято брать взятки.
Это не секрет.
Ему это не нравилось, но приходилось "быть как все".
Иначе были бы проблемы со своими же.
------
Во время ВОВ были свои "правила игры" и не нам о них судить.
Тогда вопрос стоял жестко - мы их, или они нас.
И "правила игры" были, наверно, соответствующие...
Но эта тема все-таки про другое...
--------------
В этом мире все взаимосвязано.
А оценки зависят от точки зрения, времени и конкретной ситуации.
Вот например был такой случай.
Сомоса-старший подарил своему 12-летнему сынишке новый "кольт".
А тот, не долго думая, опробовал его.
Пристрелив офицера дворцовой охраны.
Папа пожурил сына, а семье погибшего офицера выделил весьма солидную (по тамошним меркам) материальную помощь.
С ИХ точки зрения все было нормально.
С нашей, наверно, не очень нормально.
-----
Недавно я общался с парнишкой, воевавшим в Чечне.
На блок-постах там принято брать взятки.
Это не секрет.
Ему это не нравилось, но приходилось "быть как все".
Иначе были бы проблемы со своими же.
------
Во время ВОВ были свои "правила игры" и не нам о них судить.
Тогда вопрос стоял жестко - мы их, или они нас.
И "правила игры" были, наверно, соответствующие...
А мы их не судим. Мы о них размышляем. Вооружившись знанием и некоторым жизненным опытом...
О
Один из...
К размышлению
Мы можем восхищаться человеком совершившим подвиг, но не можем упрекать человека за то, что он его не совершил.
Мы можем восхищаться человеком совершившим подвиг, но не можем упрекать человека за то, что он его не совершил.
U
004.
Круговая порука мажет, как копоть.
Я беру чью-то руку, а чувствую локоть,
Я ищу глаза, а чувствую взгляд
Там, где выше голов находится зад,
За красным восходом - розовый закат,
Скованные одной цепью,
Связанные одной целью,
Скованные одной цепью,
Связанные одной...
Здесь суставы вялы,
А пространства огромны.
Здесь составы смяли,
Чтобы сделать колонны.
Одни слова для кухонь,
Другие для улиц.
Здесь брошены орлы
Ради бройлерных куриц
И я держу равнение, даже целуясь
На скованных одной цепью,
Связанных одной целью
Скованных одной цепью,
Связанных одной целью...
Можно верить и в отсутствие веры,
Можно делать и отсутствие дела
Нищие молятся, молятся на
То, что их нищета гарантирована
Здесь можно играть про себя на трубе
Но как не играй, все играешь отбой
И если есть те, кто приходит к тебе,
Найдутся и те, кто придет за тобой
Также скованные одной цепью,
Связанные одной целью,
Скованные одной цепью,
Связанные одной...
Здесь женщины ищут,
Но находят лишь старость,
Здесь мерилом работы
Считают усталость,
Здесь нет негодяев
В кабинетах из кожи,
Здесь первые на последних похожи
И не меньше последних
Устали, быть может
Быть скованными одной цепью,
Связанными одной целью
Скованными одной цепью
Связанными одной целью...
(с)НАУ
Я беру чью-то руку, а чувствую локоть,
Я ищу глаза, а чувствую взгляд
Там, где выше голов находится зад,
За красным восходом - розовый закат,
Скованные одной цепью,
Связанные одной целью,
Скованные одной цепью,
Связанные одной...
Здесь суставы вялы,
А пространства огромны.
Здесь составы смяли,
Чтобы сделать колонны.
Одни слова для кухонь,
Другие для улиц.
Здесь брошены орлы
Ради бройлерных куриц
И я держу равнение, даже целуясь
На скованных одной цепью,
Связанных одной целью
Скованных одной цепью,
Связанных одной целью...
Можно верить и в отсутствие веры,
Можно делать и отсутствие дела
Нищие молятся, молятся на
То, что их нищета гарантирована
Здесь можно играть про себя на трубе
Но как не играй, все играешь отбой
И если есть те, кто приходит к тебе,
Найдутся и те, кто придет за тобой
Также скованные одной цепью,
Связанные одной целью,
Скованные одной цепью,
Связанные одной...
Здесь женщины ищут,
Но находят лишь старость,
Здесь мерилом работы
Считают усталость,
Здесь нет негодяев
В кабинетах из кожи,
Здесь первые на последних похожи
И не меньше последних
Устали, быть может
Быть скованными одной цепью,
Связанными одной целью
Скованными одной цепью
Связанными одной целью...
(с)НАУ
И я. Коротко и просто.
А, кстати, в том, чтобы судить вора - надо бы сначала самому своровать - что-то есть. Но воровство - как мастурбация, вряд ли на 100 человек, имеющих руки, найдётся больше одного, этого не пробовавшего. Так что - каждый примерно понимает, - какого это - брать чужое.
А про "Победу США во 2ой мировой войне" - не думаю я, что те, кто считает Америку победительницей, занимался подобным анализом. Скорее, просто вместо учебника были увлечены косячком.
А "победа" и "выгода" - суть вещи разные. СССР победил противника во многих решающих боях на Европейском театре военных действий, захватил его территорию и т.п. Значит, - победил. Увы, победа над Германией была "Пирровой" - что не означает, что это США победили Германию. Если мне не изменяет память, американцы и на первой мировой хорошо нажились - что же, Америка и ту войну выиграла?
А, кстати, в том, чтобы судить вора - надо бы сначала самому своровать - что-то есть. Но воровство - как мастурбация, вряд ли на 100 человек, имеющих руки, найдётся больше одного, этого не пробовавшего. Так что - каждый примерно понимает, - какого это - брать чужое.
А про "Победу США во 2ой мировой войне" - не думаю я, что те, кто считает Америку победительницей, занимался подобным анализом. Скорее, просто вместо учебника были увлечены косячком.
А "победа" и "выгода" - суть вещи разные. СССР победил противника во многих решающих боях на Европейском театре военных действий, захватил его территорию и т.п. Значит, - победил. Увы, победа над Германией была "Пирровой" - что не означает, что это США победили Германию. Если мне не изменяет память, американцы и на первой мировой хорошо нажились - что же, Америка и ту войну выиграла?
Мне кажется, на этом логично подвести некую черту. Большое всем спасибо за интересную дискуссию. И тем, кто в целом разделил мои позиции, и тем, кто с ними не согласился. Похоже, что проблема оппозиции "фертиков-матросов" не имеет однозначного разрешения. И поскольку наша страна непрерывно воюет, а
у каждого поколения - своя Испания, то возвращаться мы к поднятой проблеме будем еще не раз.
Еще раз - спасибо всем
Еще раз - спасибо всем
Нет, Командор, не так. Фертиков - не оппозиция Матросову. Фертиков - в центре. Оппозиция - к примеру, генерал Власов. Возможно...
Н
Натуся
Живее всех живых...
Солнце, кажется, и не собиралось двигатьcя с места… Санька не помнил, вернее, просто не мог сосредоточиться, чтобы вспомнить, сколько времени он уже лежит за этим валуном. Пить уже не хотелось. Он лежал на животе, вжавшись в чужую сухую и ничуть не прохладную землю, почти уткнувшись в нее носом. Он слышал стрекотавший где-то вдалеке вертолет, наверняка знал, что ребята будут пытаться его спасти, но в то же время прекрасно понимал, что нельзя рисковать еще чьими-то жизнями и техникой только потому, что он вовремя не сумел выскочить из-за укрытия и вихрем проскочить пристреляную духами местность.
Когда душманы начали атаку, Санька упал за валун , быстро вставил в автомат новый магазин, перевернулся на живот, и, прицеливаясь в мелькавшие на склоне горы фигуры, начал стрелять, но вот встать из-за камня ему уже не удалось. Когда это было? Одна ночь после атаки уже прошла…
Санькино тело затекло, он слегка пошевелился, но даже не сумел вытянуть руку вдоль тела для смены положения – сухую землю рядом немедленно взорвали фонтанчики пуль. «Гадский род» – подумалось Саньке – « Я ж загнусь на этой чертовой жаре».
Откуда-то сверху слышны были голоса и смех душманов, прекрасно видевших валун, закрывающий Санькино поджарое тело, но не видящих самого Саньку. Валун был велик ровно настолько, чтобы скрыть лежащего за ним человека, но пошевелиться, чтобы изменить позу, лежащему за ним было невозможно – по-видимому, не один, а два, если не три снайпера, постоянно сменяя друг друга, пасли этот валун , вернее, Саньку Ларина – cержанта второго года службы .
До Ларина донесся обалденный запах жареного на углях мяса и ему ужасно захотелось есть. Рот моментально наполнился тягучей слюной и желудок подкатил к самому горлу. «Эй, орёлик, “ - услышал он голос, обращавшийся к нему по-русски и, показалось, прозвучавший почти рядом –« Кинуть тебе кусок? Жри, собака! Хоть и все равно сдохнешь, но хоть порадуешься перед смертью!». Санька чуть приподнял голову , но не увидел, а скорее, почувствовал упавший где-то далеко перед валуном кусок, даже из этого далека источавший аромат истекающей горячим соком баранины. Тут же снова с обеих сторон от него пробежали шустрые дорожки автоматных очередей. Голова его снова дернулась вниз автоматически, и он снова уперся лбом и носом в землю. «Неужели среди них есть русские?! Говорят-то без акцента…» – подумалось Саньке почти в полузабытьи. Прошедшую ночь он провел, естественно, без сна, потому что душманы, похоже, решили взять его просто измором, будучи уверенными, что ему никто уже не сумеет помочь. Так сытый котяра, развалясь лениво, забавляется с полупридушенным мышонком, давая тому время от времени видимость маневра и тут же накладывая на него тяжелую когтистую хищную лапу.
Сначала была злость на себя – за медлительность и несообразительность, потом, когда стали невыносимо ныть шея и спина, хотелось одного – повернуться с живота хотя бы на бок, изменить положение… потом начала мучить жажда и Санька проклинал все на свете, а особенно плотный обед из захваченных недавно на душманском складище американских банок, который он умял вчера с огромным аппетитом примерно за час до атаки духов, которой никто не ожидал.
Из-за этого ему попеременно хотелось сейчас то пить, то в туалет, но он старался терпеть. От боли и спазма в животе он то и дело проваливался в секундное забытье, тут же прерываемое очередным напоминанием о ситуации – в забытьи он начинал клониться в сторону – тут же снайпер давал знать о себе. Потом, когда солнце начало всходить, Санька не выдержал и напрудил под себя солидную лужу. После этого ему стало настолько хорошо и легко, что он повеселел и приободрился, хотя лежать было ничуть не удобнее, но чуть позже стало еще хуже – тело стало чесаться от высыхающей мочи, но шевелиться ему не давали.
Временами до Санькиного слуха доносилась музыка - он даже уловил знакомые душевные слова: « Welcome to the hotel “California”- such a lovely place…such a lovely place…”- и ему вдруг стало жалко себя до слез. Вспомнился клуб в пригородном поселке на берегу моря, куда они всей оравой ездили иногда на танцы. «Шизгара! Йа-а, бэби, шизгара…» – тряслись они в ритме, балдея в мерцающем зеркальными бликами от крутящегося под потолком шара прокуренном зальчике. Местные парни городских, естественно, недолюбливали, но открыто драк не затевали – все приехавшие были спортсменами – кто каратист, кто боксер, кто дзюдоист… Сами они тоже особо не нарывались, но девчонок местных уводили у локальных Ромео как не фиг делать – тем с городскими было, видимо, интереснее, а, возможно, и перспективнее. Блин, какие классные глаза были у девчонки, с которой он танцевал какой-то медляк в последний раз в том клубике! Санька , взглянув в них, вдруг заробел настолько, что забыл даже спросить, как ее зовут, а потом она куда-то пропала… А потом они с ребятами дружно сорвались из клуба и вернулись в город… а потом уже не было времени на танцы - его как-то скоропостижно призвали в армию – золотого медалиста, гордость школы, спортсмена-разрядника… прощальные пьянки для родни, для друзей, нелепые поцелуи с кем-то с призывами ждать его, плачущая мать и серьезные глаза младшей сестренки - он пришел в себя от всего уже в Афганистане вместо ожидаемой по его логике спортроты, увидев пронзительно высокое чужое небо и горы, совсем не похожие на родной Кавказ, совершенно недружелюбные и какие-то пустые.
Санька вспомнил, как совсем недавно они проводили так называемую «зачистку». Их подразделение направили в маленькое афганское селение, недавно освобожденное от душманов – проверить, не вылез ли какой-нибудь дух-одиночка из какой-нибудь щели. Отведя рукой выцветшую тряпку, прикрывавшую вход в глинобитную хибару, которую домом и язык-то не повернется назвать, его друган Серега первым вошел внутрь и жестом пригласил Саньку следовать за ним. В углу темной комнатушки сидела девчонка лет пятнадцати , прижимая к себе еще двух сопляков – совсем мелких. Там же в углу стояла новенькая кассетная магнитола «Панасоник» - точно такая же, какую Санька прибрал к рукам при прошлой «зачистке», когда их бросили на очередную пещеру в горах, где духи раньше отдыхали. Кроме множества молельных ковриков на той пещеры было полно всякого добра – ребята в таких случаях обычно падали на что-нибудь приглянувшееся и орали наперебой: «Чур, моё!»… Санька пал тогда на тот «Панасоник», Леха – классный парень с Урала – на какую-то кожаную барсетку, в которой оказалось аж три тысячи зеленых американских денег, Мишаня-одессит – с виду увалень, но пацан с очень быстрой реакцией – пал на какой-то суперный чемодан, и все они потом ржали над ним, потому что в чемодане оказалось лишь несколько аккуратненько свернутых ковриков для молитвы, которых валялось на полу немеряно – «комната отдыха» духов была довольно просторной.
Иногда, когда зачистки проводились в местных поселениях, кое-кто из ребят даже срывал с не смевших сопротивляться афганок то серебряные, ручной работы подвески с ушей, то пухлые дутые браслеты или многорядные ожерелья из монеток. Отцы-командиры смотрели на это мародерство сквозь пальцы, но Санька брезговал такими трофеями и никогда не смог бы сделать матери такой презент.
Серега, увидев магнитолку в хибаре, весело ухмыльнулся - мол, смотри, Санёк, и у меня такая же будет! – и , ухватив ее за ручку переноса, повернулся к выходу. Девчонка вдруг залопотала что-то, и тоже ухватилась за магнитолу . Санька подивился ее глазищам - они были точно такими, как у той, с которой он танцевал когда-то – огромные, темные, как две черных пропасти, в которые хочется броситься без раздумываний и навсегда… «Да ладно, Серый» – сказал он, - « Оставь, не упал ведь ты на это!» и повернулся к выходу. Серега выпустил магнитолу из рук, толкнув ее девчонке , и пошел было следом за Санькой из хибары, в которой и развернуться-то было проблемой. Саня уже щурился солнышку после хибаркиной темноты, как вдруг прогремела автоматная очередь… Он отскочил , оглянувшись, и увидел, как Серега медленно, как в кино, падает , с удивлением глядя в Санькино лицо… Подскочившие парни ломанулись назад в хибару с автоматами – там стоял пацан лет семи-восьми с калашом в руках, в одной рубашке, даже без штанов и смотрел на них с такой ненавистью, что они, пораженные, даже не пристрелили его сразу на месте, а выволокли на свет - готовые придавить его голыми руками. Подоспевший лейтенант вырвал у сопляка из рук автомат и пинками загнал его обратно в хибару , спасая от озверевшего Саньки и других ребят. Серегу донесли до медчасти и переправили вертолетом в Кабул, потом в Ташкент, а потом и домой, в Баку. Санька даже успел получить от него небольшое письмо не так давно – нормально парень живет, только ноги пока добром не ходят, перешиб ему тот мелкий зассанец , видимо, что-то в позвоночнике.
Санька очнулся, когда стало темнеть. Слегка попрохладнело. Он не мог сначала понять, где он и что с ним, но когда он бессознательно хотел по привычке потянуться как после сна и чуть приподнял левую руку, снайпер моментально напомнил ему, что происходит. Санька закричал от ожегшей боли – рука была прострелена. Кровь хлестнула с такой силой, что он, уронив руку на землю, поразился - сколько, оказывается, в нем еще жизни.
О перевязке не могло быть и речи : шевелиться - означало – умереть. Санька снова уткнулся носом в пыль, смешанную с кровью и его слезами и потом.
«Мама, мамочка… как больно! Мам, почему у нас так душно… открой окна, пожалуйста. И принеси что-нибудь попить из холодильника, ладно?» - Санька вдруг понял, что он начал бредить вслух.
«Что, салага, припух как крокодильчик?!» – раздалось снова как рядом… Душманы говорили с ним через матюгальник-мегафон, но бедному Саньке казалось, что эти рожи стоят рядом. «Суки… гады… духи гребаные» – заорал он в сгустившуюся уже темноту, которая тут же отозвалась светлячками пуль в его направлении. «Эй, ты, а у нас тут водички – море! Может тебе бутылек кинуть – доползешь ли?!» –продолжали издеваться и поначивать духи.
Ночь, наконец, сгустилась полностью, принеся временное облегчение от палящей жары. Было все еще жарко и душно, но ощущение солнечных лучей, воткнутых кинжалами в спину, пропало.
Вокруг все странно затихло. Духи молчали, дальних шумов вертолета тоже не было. Санька не видел небо, поскольку лежать приходилось лицом вниз, но он знал, что звезды тут тоже чужие и недружелюбный свет их настораживал, а не восхищал.
Откуда-то сбоку послышался шорох… Санька невольно вздрогнул и скосил глаза, страясь разглядеть источник звука. В первый момент он подумал, что душманы пришли за ним, спустившись со склона в темноте, но так же молниеносно он понял, что вряд ли это так просто – они не рискнули бы пересекать открытое пространство. Значит, только свои. « Ребята…» – прошептал он пересохшими растрескавшимися губами – «Ребята… я тут… я живой…». Ответом ему была дикая боль в бедре – он еле сдержался, чтобы не заорать в голос от страха , и только застонал отчаянно, когда увидел , чуть повернув голову, что возле него стоит ободранный шакал. Глаза шакала светились в темноте и, казалось, он ухмыляется. Зверь снова прыгнул ближе в бедру и снова боль пронзила Саньку… «Блядь, скотина… брысь, брысь отсюда» – заорал он… Шакал отскочил и в упор уставился на Саньку. «Убирайся, скотина» - яростным шепотом прохрипел Санька, не шевелясь. Шакал , подумав и, видимо, не узрев в шёпоте никакой угрозы для себя, снова подошел ближе и стал рвать зубами Санькины брюки, заскорузлые от пота и засохшей мочи. Санька вспомнил, что сунул в задний карман упакованный в яркий пакетик из фольги американский «джёрки» – несколько полосок вяленого мяса со специями, которые можно было пожевать в случае, если вдруг захочется есть, а жратвы в ближайшем времени не предвиделось. Шакал уже разрывал пакетик чуть впереди и в стороне от Санькиного тела, когда духи выпустили очередную светящуюся в темноте порцию пуль и скотина, взвизгнув, взлетела в воздух и шлепнулась прямо возле Санькиного лица сгустком окровавленной вонючей шерсти и мяса.
Бедро саднило от шакальих укусов, кровь из руки перестала хлестать, но боль оттуда не ушла, а, наоборот, стала еще нестерпимей - кровь, подсохнув, стянула кожу вокруг раны в страшный багрово-черный узел. Санька Ларин вновь потерял сознание…
Возможно, он не пришел бы в себя и на рассвете, если бы не шакалий труп, начавший издавать ужасную вонь на начинавшейся вновь жаре. Саньку вырвало прямо перед собой и он обессиленно уронил голову в собственную блевотину.
«Доброе утро, уважаемые москвичи и гости столицы! Прекрасный начинается денек, хотя предполагается очень жаркая погодка…» - заюродствовал вновь душманский матюгальник , и Ларин очнулся в очередной раз. Он обессилел настолько за почти двое суток, что ему хотелось одного – потерять сознание и больше в него не возвращаться. Среди прочих мелькала и мысль – выкатиться из-за валуна - пусть лучше пристрелят, чем подыхать в собственных экскрементах, не будучи способным шевельнуться. Были и мысли о ребятах, наверное, решивших, что он убит – трупы собирали порой далеко не сразу, а только тогда, когда были уверены, что духов поблизости нет и не предвидится. Потом их куда-то отвозили и Санька понятия не имел о том, что и как там конкретно делается, но был наслышан, естественно, и о «черном тюльпане» и о «грузе-200», который сопровождал обычно один из офицеров. Иногда земляк и лучший друг Серега почти рвал струны на гитаре и хрипло пел песни о солдатском братстве, о Кандагаре, о ждущих матерях и любимых, а они все зло подпевали ему, выпив водки или коньяка из командирских запасов по случаю поминок кого-то из них… Каждый знал, что следующим может стать он.
Саньке не хотелось верить, что его просто бросили, забыли… собственно, он был уверен, что это не так, и что ребята тоже думают сейчас о нем. Видимо, просто пока невозможно что-то предпринять для его спасения, и нужно еще потерпеть…
Когда он в очередной раз открыл глаза, перед ним был не серый валун, а что-то мельтешащее и вращающееся, обдающее приятным прохладным ветерком. Вони от шакальего трупа не было, и он вновь услышал «Отель «Калифорния» : «…such a lovely place… such a lovely place…”. Сержант Ларин понял, что он умер , и вновь закрыл глаза - успокоенный и умиротворенный.
«Ни фига, открывай давай глазки, сколько тут возле тебя еще сидеть с пузырем?!"»-–раздался вдруг знакомый голос. Санька снова чуть приоткрыл глаза и увидел прямо перед собой ухмыляющуюся рожу Лёхи-уральца и выглядывающую у того из-за плеча еще одну – такую же родную – Мишани-одессита. Леха держал перед собой бутылку коньяка и, похоже, уже употребил некую часть оного, судя по его довольной физиономии. Санька хотел было приподняться, но Лёха придержал его свободной от бутылки рукой :»Не, братан, ты лежи… тебе пока нельзя, сказали, вставать. А вот насчет выпить – ничё не сказали, дак, наверное, можно маленько…» – и он, поддерживая Санькину голову, поднес к его губам горлышко. Ларин машинально сделал глоток, еще не осознав до конца, что он жив, что он – в госпитале, и что ребята пришли его проведать и протащили втихаря коньяк в палату. Он проглотил пахучую жидкость, которая ожгла его внутренности, привела в чувство и Санька заплакал, скривясь и не имея возможности вытереть слёзы – левая рука его была в пухлой белоснежной вязи бинтов, а на правую навалился тяжелый улыбающийся Мишка.
«Черти… парни… ребята мои дорогие, братишки… живой я… живой » – Санька захлебывался рыданиями. «Ага… живой… даже живее Ильича, который , как известно, живее всех живых… то есть, ты - абсолютно живой! » - парни обнимали его, тискали и тоже подозрительно хлюпали носами и делали вид, что соринки так и лезут в глаза… Наконец, слегка успокоившись и еще пару раз отхлебнув по очереди из пузыря, Мишка и Лёха наперебой стали рассказывать, как они потеряли Саньку поначалу, как думали, что он убит, как потом, подползя довольно близко к нему, видели и слышали духов, издевающихся над ним, поняли, что он живой, но ничего не могли сделать – командир не разрешал боевых действий . Потом уже, согласовав все дела с вертолетчиками и соседями, они провели массовую атаку, и тот склон сейчас очень сильно изменил очертания - потому что там повзрывали на хрен всё, что можно было… никто из духов не ушел, а было их там – до фига, вагон и маленькая тележка… Потом Саньку , так и не пришедшего в сознание, приволокли на носилках к БТРу и доставили в санчать. Врачи сказали, что он потерял много крови и ослаб, ну и стресс, конечно… но ранение - средней тяжести, жизни уже не угрожает, так что – скоро он будет снова в строю.
«Сказали даже, что жопа твоя, хоть и покусанная, работать будет лучше прежнего» - серьезно сказал Лёха, но, не удержавшись, прыснул смехом и все трое захохотали… Прибежавшая медсестра пыталась угомонить их, но, видя бесполезность увещеваний, махнула рукой, пусть просмеются… живой парень-то оказался. От предложенного глотка из бутылки сестричка отказалась и, грозно пообещав, что если застанет парней всё еще в палате через пятнадцать минут, то пожалуется главврачу, вышла.
Вечером Санька, счастливый и довольный жизнью, уже сам ковылял по коридору в туалет и обратно, по-детски улыбаясь всем, кто встречался по пути. Через несколько дней он настолько пришел в себя, что потребовал выписки и направления его снова в часть, к ребятам. Долго в госпитале его после этого не продержали, вскоре сняли все швы и сказали, что заживает все нормально и что он может быть выписан.
Еще через какое-то время командир объявил перед строем , что Указом Президиума Верховного Совета СССР старший сержант Александр Ларин награжден Орденом Красной Звезды за проявленное мужество и выносливость и собственноручно привинтил к Санькиной пятнистой курточке блестящую награду.
Ну, а еще через пару месяцев старший сержант Ларин летел самолетом Аэрофлота из Ташкента в родной Баку к маме и сестрёнке - по случаю полной его, Санькиной , демобилизации.
[Сообщение изменено пользователем 23.07.2003 21:10]
Солнце, кажется, и не собиралось двигатьcя с места… Санька не помнил, вернее, просто не мог сосредоточиться, чтобы вспомнить, сколько времени он уже лежит за этим валуном. Пить уже не хотелось. Он лежал на животе, вжавшись в чужую сухую и ничуть не прохладную землю, почти уткнувшись в нее носом. Он слышал стрекотавший где-то вдалеке вертолет, наверняка знал, что ребята будут пытаться его спасти, но в то же время прекрасно понимал, что нельзя рисковать еще чьими-то жизнями и техникой только потому, что он вовремя не сумел выскочить из-за укрытия и вихрем проскочить пристреляную духами местность.
Когда душманы начали атаку, Санька упал за валун , быстро вставил в автомат новый магазин, перевернулся на живот, и, прицеливаясь в мелькавшие на склоне горы фигуры, начал стрелять, но вот встать из-за камня ему уже не удалось. Когда это было? Одна ночь после атаки уже прошла…
Санькино тело затекло, он слегка пошевелился, но даже не сумел вытянуть руку вдоль тела для смены положения – сухую землю рядом немедленно взорвали фонтанчики пуль. «Гадский род» – подумалось Саньке – « Я ж загнусь на этой чертовой жаре».
Откуда-то сверху слышны были голоса и смех душманов, прекрасно видевших валун, закрывающий Санькино поджарое тело, но не видящих самого Саньку. Валун был велик ровно настолько, чтобы скрыть лежащего за ним человека, но пошевелиться, чтобы изменить позу, лежащему за ним было невозможно – по-видимому, не один, а два, если не три снайпера, постоянно сменяя друг друга, пасли этот валун , вернее, Саньку Ларина – cержанта второго года службы .
До Ларина донесся обалденный запах жареного на углях мяса и ему ужасно захотелось есть. Рот моментально наполнился тягучей слюной и желудок подкатил к самому горлу. «Эй, орёлик, “ - услышал он голос, обращавшийся к нему по-русски и, показалось, прозвучавший почти рядом –« Кинуть тебе кусок? Жри, собака! Хоть и все равно сдохнешь, но хоть порадуешься перед смертью!». Санька чуть приподнял голову , но не увидел, а скорее, почувствовал упавший где-то далеко перед валуном кусок, даже из этого далека источавший аромат истекающей горячим соком баранины. Тут же снова с обеих сторон от него пробежали шустрые дорожки автоматных очередей. Голова его снова дернулась вниз автоматически, и он снова уперся лбом и носом в землю. «Неужели среди них есть русские?! Говорят-то без акцента…» – подумалось Саньке почти в полузабытьи. Прошедшую ночь он провел, естественно, без сна, потому что душманы, похоже, решили взять его просто измором, будучи уверенными, что ему никто уже не сумеет помочь. Так сытый котяра, развалясь лениво, забавляется с полупридушенным мышонком, давая тому время от времени видимость маневра и тут же накладывая на него тяжелую когтистую хищную лапу.
Сначала была злость на себя – за медлительность и несообразительность, потом, когда стали невыносимо ныть шея и спина, хотелось одного – повернуться с живота хотя бы на бок, изменить положение… потом начала мучить жажда и Санька проклинал все на свете, а особенно плотный обед из захваченных недавно на душманском складище американских банок, который он умял вчера с огромным аппетитом примерно за час до атаки духов, которой никто не ожидал.
Из-за этого ему попеременно хотелось сейчас то пить, то в туалет, но он старался терпеть. От боли и спазма в животе он то и дело проваливался в секундное забытье, тут же прерываемое очередным напоминанием о ситуации – в забытьи он начинал клониться в сторону – тут же снайпер давал знать о себе. Потом, когда солнце начало всходить, Санька не выдержал и напрудил под себя солидную лужу. После этого ему стало настолько хорошо и легко, что он повеселел и приободрился, хотя лежать было ничуть не удобнее, но чуть позже стало еще хуже – тело стало чесаться от высыхающей мочи, но шевелиться ему не давали.
Временами до Санькиного слуха доносилась музыка - он даже уловил знакомые душевные слова: « Welcome to the hotel “California”- such a lovely place…such a lovely place…”- и ему вдруг стало жалко себя до слез. Вспомнился клуб в пригородном поселке на берегу моря, куда они всей оравой ездили иногда на танцы. «Шизгара! Йа-а, бэби, шизгара…» – тряслись они в ритме, балдея в мерцающем зеркальными бликами от крутящегося под потолком шара прокуренном зальчике. Местные парни городских, естественно, недолюбливали, но открыто драк не затевали – все приехавшие были спортсменами – кто каратист, кто боксер, кто дзюдоист… Сами они тоже особо не нарывались, но девчонок местных уводили у локальных Ромео как не фиг делать – тем с городскими было, видимо, интереснее, а, возможно, и перспективнее. Блин, какие классные глаза были у девчонки, с которой он танцевал какой-то медляк в последний раз в том клубике! Санька , взглянув в них, вдруг заробел настолько, что забыл даже спросить, как ее зовут, а потом она куда-то пропала… А потом они с ребятами дружно сорвались из клуба и вернулись в город… а потом уже не было времени на танцы - его как-то скоропостижно призвали в армию – золотого медалиста, гордость школы, спортсмена-разрядника… прощальные пьянки для родни, для друзей, нелепые поцелуи с кем-то с призывами ждать его, плачущая мать и серьезные глаза младшей сестренки - он пришел в себя от всего уже в Афганистане вместо ожидаемой по его логике спортроты, увидев пронзительно высокое чужое небо и горы, совсем не похожие на родной Кавказ, совершенно недружелюбные и какие-то пустые.
Санька вспомнил, как совсем недавно они проводили так называемую «зачистку». Их подразделение направили в маленькое афганское селение, недавно освобожденное от душманов – проверить, не вылез ли какой-нибудь дух-одиночка из какой-нибудь щели. Отведя рукой выцветшую тряпку, прикрывавшую вход в глинобитную хибару, которую домом и язык-то не повернется назвать, его друган Серега первым вошел внутрь и жестом пригласил Саньку следовать за ним. В углу темной комнатушки сидела девчонка лет пятнадцати , прижимая к себе еще двух сопляков – совсем мелких. Там же в углу стояла новенькая кассетная магнитола «Панасоник» - точно такая же, какую Санька прибрал к рукам при прошлой «зачистке», когда их бросили на очередную пещеру в горах, где духи раньше отдыхали. Кроме множества молельных ковриков на той пещеры было полно всякого добра – ребята в таких случаях обычно падали на что-нибудь приглянувшееся и орали наперебой: «Чур, моё!»… Санька пал тогда на тот «Панасоник», Леха – классный парень с Урала – на какую-то кожаную барсетку, в которой оказалось аж три тысячи зеленых американских денег, Мишаня-одессит – с виду увалень, но пацан с очень быстрой реакцией – пал на какой-то суперный чемодан, и все они потом ржали над ним, потому что в чемодане оказалось лишь несколько аккуратненько свернутых ковриков для молитвы, которых валялось на полу немеряно – «комната отдыха» духов была довольно просторной.
Иногда, когда зачистки проводились в местных поселениях, кое-кто из ребят даже срывал с не смевших сопротивляться афганок то серебряные, ручной работы подвески с ушей, то пухлые дутые браслеты или многорядные ожерелья из монеток. Отцы-командиры смотрели на это мародерство сквозь пальцы, но Санька брезговал такими трофеями и никогда не смог бы сделать матери такой презент.
Серега, увидев магнитолку в хибаре, весело ухмыльнулся - мол, смотри, Санёк, и у меня такая же будет! – и , ухватив ее за ручку переноса, повернулся к выходу. Девчонка вдруг залопотала что-то, и тоже ухватилась за магнитолу . Санька подивился ее глазищам - они были точно такими, как у той, с которой он танцевал когда-то – огромные, темные, как две черных пропасти, в которые хочется броситься без раздумываний и навсегда… «Да ладно, Серый» – сказал он, - « Оставь, не упал ведь ты на это!» и повернулся к выходу. Серега выпустил магнитолу из рук, толкнув ее девчонке , и пошел было следом за Санькой из хибары, в которой и развернуться-то было проблемой. Саня уже щурился солнышку после хибаркиной темноты, как вдруг прогремела автоматная очередь… Он отскочил , оглянувшись, и увидел, как Серега медленно, как в кино, падает , с удивлением глядя в Санькино лицо… Подскочившие парни ломанулись назад в хибару с автоматами – там стоял пацан лет семи-восьми с калашом в руках, в одной рубашке, даже без штанов и смотрел на них с такой ненавистью, что они, пораженные, даже не пристрелили его сразу на месте, а выволокли на свет - готовые придавить его голыми руками. Подоспевший лейтенант вырвал у сопляка из рук автомат и пинками загнал его обратно в хибару , спасая от озверевшего Саньки и других ребят. Серегу донесли до медчасти и переправили вертолетом в Кабул, потом в Ташкент, а потом и домой, в Баку. Санька даже успел получить от него небольшое письмо не так давно – нормально парень живет, только ноги пока добром не ходят, перешиб ему тот мелкий зассанец , видимо, что-то в позвоночнике.
Санька очнулся, когда стало темнеть. Слегка попрохладнело. Он не мог сначала понять, где он и что с ним, но когда он бессознательно хотел по привычке потянуться как после сна и чуть приподнял левую руку, снайпер моментально напомнил ему, что происходит. Санька закричал от ожегшей боли – рука была прострелена. Кровь хлестнула с такой силой, что он, уронив руку на землю, поразился - сколько, оказывается, в нем еще жизни.
О перевязке не могло быть и речи : шевелиться - означало – умереть. Санька снова уткнулся носом в пыль, смешанную с кровью и его слезами и потом.
«Мама, мамочка… как больно! Мам, почему у нас так душно… открой окна, пожалуйста. И принеси что-нибудь попить из холодильника, ладно?» - Санька вдруг понял, что он начал бредить вслух.
«Что, салага, припух как крокодильчик?!» – раздалось снова как рядом… Душманы говорили с ним через матюгальник-мегафон, но бедному Саньке казалось, что эти рожи стоят рядом. «Суки… гады… духи гребаные» – заорал он в сгустившуюся уже темноту, которая тут же отозвалась светлячками пуль в его направлении. «Эй, ты, а у нас тут водички – море! Может тебе бутылек кинуть – доползешь ли?!» –продолжали издеваться и поначивать духи.
Ночь, наконец, сгустилась полностью, принеся временное облегчение от палящей жары. Было все еще жарко и душно, но ощущение солнечных лучей, воткнутых кинжалами в спину, пропало.
Вокруг все странно затихло. Духи молчали, дальних шумов вертолета тоже не было. Санька не видел небо, поскольку лежать приходилось лицом вниз, но он знал, что звезды тут тоже чужие и недружелюбный свет их настораживал, а не восхищал.
Откуда-то сбоку послышался шорох… Санька невольно вздрогнул и скосил глаза, страясь разглядеть источник звука. В первый момент он подумал, что душманы пришли за ним, спустившись со склона в темноте, но так же молниеносно он понял, что вряд ли это так просто – они не рискнули бы пересекать открытое пространство. Значит, только свои. « Ребята…» – прошептал он пересохшими растрескавшимися губами – «Ребята… я тут… я живой…». Ответом ему была дикая боль в бедре – он еле сдержался, чтобы не заорать в голос от страха , и только застонал отчаянно, когда увидел , чуть повернув голову, что возле него стоит ободранный шакал. Глаза шакала светились в темноте и, казалось, он ухмыляется. Зверь снова прыгнул ближе в бедру и снова боль пронзила Саньку… «Блядь, скотина… брысь, брысь отсюда» – заорал он… Шакал отскочил и в упор уставился на Саньку. «Убирайся, скотина» - яростным шепотом прохрипел Санька, не шевелясь. Шакал , подумав и, видимо, не узрев в шёпоте никакой угрозы для себя, снова подошел ближе и стал рвать зубами Санькины брюки, заскорузлые от пота и засохшей мочи. Санька вспомнил, что сунул в задний карман упакованный в яркий пакетик из фольги американский «джёрки» – несколько полосок вяленого мяса со специями, которые можно было пожевать в случае, если вдруг захочется есть, а жратвы в ближайшем времени не предвиделось. Шакал уже разрывал пакетик чуть впереди и в стороне от Санькиного тела, когда духи выпустили очередную светящуюся в темноте порцию пуль и скотина, взвизгнув, взлетела в воздух и шлепнулась прямо возле Санькиного лица сгустком окровавленной вонючей шерсти и мяса.
Бедро саднило от шакальих укусов, кровь из руки перестала хлестать, но боль оттуда не ушла, а, наоборот, стала еще нестерпимей - кровь, подсохнув, стянула кожу вокруг раны в страшный багрово-черный узел. Санька Ларин вновь потерял сознание…
Возможно, он не пришел бы в себя и на рассвете, если бы не шакалий труп, начавший издавать ужасную вонь на начинавшейся вновь жаре. Саньку вырвало прямо перед собой и он обессиленно уронил голову в собственную блевотину.
«Доброе утро, уважаемые москвичи и гости столицы! Прекрасный начинается денек, хотя предполагается очень жаркая погодка…» - заюродствовал вновь душманский матюгальник , и Ларин очнулся в очередной раз. Он обессилел настолько за почти двое суток, что ему хотелось одного – потерять сознание и больше в него не возвращаться. Среди прочих мелькала и мысль – выкатиться из-за валуна - пусть лучше пристрелят, чем подыхать в собственных экскрементах, не будучи способным шевельнуться. Были и мысли о ребятах, наверное, решивших, что он убит – трупы собирали порой далеко не сразу, а только тогда, когда были уверены, что духов поблизости нет и не предвидится. Потом их куда-то отвозили и Санька понятия не имел о том, что и как там конкретно делается, но был наслышан, естественно, и о «черном тюльпане» и о «грузе-200», который сопровождал обычно один из офицеров. Иногда земляк и лучший друг Серега почти рвал струны на гитаре и хрипло пел песни о солдатском братстве, о Кандагаре, о ждущих матерях и любимых, а они все зло подпевали ему, выпив водки или коньяка из командирских запасов по случаю поминок кого-то из них… Каждый знал, что следующим может стать он.
Саньке не хотелось верить, что его просто бросили, забыли… собственно, он был уверен, что это не так, и что ребята тоже думают сейчас о нем. Видимо, просто пока невозможно что-то предпринять для его спасения, и нужно еще потерпеть…
Когда он в очередной раз открыл глаза, перед ним был не серый валун, а что-то мельтешащее и вращающееся, обдающее приятным прохладным ветерком. Вони от шакальего трупа не было, и он вновь услышал «Отель «Калифорния» : «…such a lovely place… such a lovely place…”. Сержант Ларин понял, что он умер , и вновь закрыл глаза - успокоенный и умиротворенный.
«Ни фига, открывай давай глазки, сколько тут возле тебя еще сидеть с пузырем?!"»-–раздался вдруг знакомый голос. Санька снова чуть приоткрыл глаза и увидел прямо перед собой ухмыляющуюся рожу Лёхи-уральца и выглядывающую у того из-за плеча еще одну – такую же родную – Мишани-одессита. Леха держал перед собой бутылку коньяка и, похоже, уже употребил некую часть оного, судя по его довольной физиономии. Санька хотел было приподняться, но Лёха придержал его свободной от бутылки рукой :»Не, братан, ты лежи… тебе пока нельзя, сказали, вставать. А вот насчет выпить – ничё не сказали, дак, наверное, можно маленько…» – и он, поддерживая Санькину голову, поднес к его губам горлышко. Ларин машинально сделал глоток, еще не осознав до конца, что он жив, что он – в госпитале, и что ребята пришли его проведать и протащили втихаря коньяк в палату. Он проглотил пахучую жидкость, которая ожгла его внутренности, привела в чувство и Санька заплакал, скривясь и не имея возможности вытереть слёзы – левая рука его была в пухлой белоснежной вязи бинтов, а на правую навалился тяжелый улыбающийся Мишка.
«Черти… парни… ребята мои дорогие, братишки… живой я… живой » – Санька захлебывался рыданиями. «Ага… живой… даже живее Ильича, который , как известно, живее всех живых… то есть, ты - абсолютно живой! » - парни обнимали его, тискали и тоже подозрительно хлюпали носами и делали вид, что соринки так и лезут в глаза… Наконец, слегка успокоившись и еще пару раз отхлебнув по очереди из пузыря, Мишка и Лёха наперебой стали рассказывать, как они потеряли Саньку поначалу, как думали, что он убит, как потом, подползя довольно близко к нему, видели и слышали духов, издевающихся над ним, поняли, что он живой, но ничего не могли сделать – командир не разрешал боевых действий . Потом уже, согласовав все дела с вертолетчиками и соседями, они провели массовую атаку, и тот склон сейчас очень сильно изменил очертания - потому что там повзрывали на хрен всё, что можно было… никто из духов не ушел, а было их там – до фига, вагон и маленькая тележка… Потом Саньку , так и не пришедшего в сознание, приволокли на носилках к БТРу и доставили в санчать. Врачи сказали, что он потерял много крови и ослаб, ну и стресс, конечно… но ранение - средней тяжести, жизни уже не угрожает, так что – скоро он будет снова в строю.
«Сказали даже, что жопа твоя, хоть и покусанная, работать будет лучше прежнего» - серьезно сказал Лёха, но, не удержавшись, прыснул смехом и все трое захохотали… Прибежавшая медсестра пыталась угомонить их, но, видя бесполезность увещеваний, махнула рукой, пусть просмеются… живой парень-то оказался. От предложенного глотка из бутылки сестричка отказалась и, грозно пообещав, что если застанет парней всё еще в палате через пятнадцать минут, то пожалуется главврачу, вышла.
Вечером Санька, счастливый и довольный жизнью, уже сам ковылял по коридору в туалет и обратно, по-детски улыбаясь всем, кто встречался по пути. Через несколько дней он настолько пришел в себя, что потребовал выписки и направления его снова в часть, к ребятам. Долго в госпитале его после этого не продержали, вскоре сняли все швы и сказали, что заживает все нормально и что он может быть выписан.
Еще через какое-то время командир объявил перед строем , что Указом Президиума Верховного Совета СССР старший сержант Александр Ларин награжден Орденом Красной Звезды за проявленное мужество и выносливость и собственноручно привинтил к Санькиной пятнистой курточке блестящую награду.
Ну, а еще через пару месяцев старший сержант Ларин летел самолетом Аэрофлота из Ташкента в родной Баку к маме и сестрёнке - по случаю полной его, Санькиной , демобилизации.
[Сообщение изменено пользователем 23.07.2003 21:10]
Ну и что?
Что может добавить этот посредственный рассказик к данной теме?
Подобной писанины я читал килограммами...
Не сдался, не предал присяги, молодец...
Чужая война, да прописная истина...
Не понял вас Натуся, как говорят на иврите:".. ма, ми, му..."
"Что, кто, му..."
Что может добавить этот посредственный рассказик к данной теме?
Подобной писанины я читал килограммами...
Не сдался, не предал присяги, молодец...
Чужая война, да прописная истина...
Не понял вас Натуся, как говорят на иврите:".. ма, ми, му..."
"Что, кто, му..."
Н
Натуся
А Вам, Реб, и не нужно понимать МОЙ пост... Свое слово МНЕ в этой теме Вы уже сказали ("Да, дошел до ручки, связался спорить с женщиной по серьезным вопросам...Адью, милочка...."). Зачем же снова с той же женщиной рассуждать о чем-то ?! Это для тех, кому тема интересна, неважно - от мужчины или
женщины исходит инфа.
Ребе, дело совершенно не в присяге... В рассказе нет ни слова о верности присяге, о каких-то высоких чувствах... Что могу подтвердить(их отсутствие), и обозначить другое желание - выжить и вернуться домой по возможности целым и без чувства вины.(не все способы для этого - приемлемы, и имеют хорошие
шансы действительно выжить)
Фертиков был призван в отличие от Ларина защищать свою территорию, а не воевать на чужой. Что он и делал в меру своих сил и знаний. На что его хватило - совсем другой вопрос. Представился шанс выжить - он его использовал, а могли бы его и не дать, как те духи...
Если перевести все это на высокий стиль(о присяге, верности и Родине) - то какой прок Родине от неотступившего с позиций Фертикова, погибшего кидающимся горстями в немцев пулеметными патронами?(обозначено, что другого, более квалифицированного сопротивления он оказывать не был обучен, другой инфы нет) На другом месте, должности, он принес намного бы болше пользы, и был бы возможно героем...
Но не нам судить, мы в то время не жили...
Фертиков был призван в отличие от Ларина защищать свою территорию, а не воевать на чужой. Что он и делал в меру своих сил и знаний. На что его хватило - совсем другой вопрос. Представился шанс выжить - он его использовал, а могли бы его и не дать, как те духи...
Если перевести все это на высокий стиль(о присяге, верности и Родине) - то какой прок Родине от неотступившего с позиций Фертикова, погибшего кидающимся горстями в немцев пулеметными патронами?(обозначено, что другого, более квалифицированного сопротивления он оказывать не был обучен, другой инфы нет) На другом месте, должности, он принес намного бы болше пользы, и был бы возможно героем...
Но не нам судить, мы в то время не жили...
Извиняюсь, мадам Н, больше не обращусь...
Примат, смотри, к любому вопросу ты подходишь чисто прагматически, из соображений здравого смысла, целесообразности, практичности...
Я другой, для меня большое значение имеют понятия и определения, тобой игнорируемые и неприемлимые...
Поэтому мы чаще всего не понимаем друг друга....
Примат, смотри, к любому вопросу ты подходишь чисто прагматически, из соображений здравого смысла, целесообразности, практичности...
Я другой, для меня большое значение имеют понятия и определения, тобой игнорируемые и неприемлимые...
Поэтому мы чаще всего не понимаем друг друга....
Примат, у Быкова, что ли (могу сильно ошибиться в авторе, название - "Дожить до рассвета"), есть повесть о том, как тяжелораненый наш лежит у дороги и дожидается утра, чтоб кого-нибудь из фрицев убить перед смертью. Дожидается. На телеге едет старый немец, такой же крестьянин и такой же не фашист,
как и наш. Наш долго раздумывает на тему проку и пользы и всего такого. Потом убивает и умирает.
Иное время, Вы правы.
Это не меняет моего отношения к профессии кадрового военного, коим я был.
Иное время, Вы правы.
Это не меняет моего отношения к профессии кадрового военного, коим я был.
Капитан, он по-моему, и тех двух старых немцев, что ехали на подводе, не убивает. Только лошадь...
Командор, может, и так. Давно читал. Помню, что тогда крепко впечатлило, хотя экшна и никакого.
Сейчас бы, вероятно, воспринял иначе.
Сейчас бы, вероятно, воспринял иначе.
У того же Быкова ( как бы тоже не ошибиться в авторе) в "Обелиске" учитель тоже не совершает никакого подвига. Просто отказывается бросить своих учеников, и его расстреляют вместе с ними.
У героизма много лиц. Героями надо гордиться. Но никто не вправе требовать у человека быть героем.
У героизма много лиц. Героями надо гордиться. Но никто не вправе требовать у человека быть героем.
Авторизуйтесь, чтобы принять участие в дискуссии.