Владимир Шахрин: «Я отказался подписывать письмо против строительства храма у Драмы. Я за»

В Екатеринбурге есть традиция: каждый год группа «Чайф» играет «Зимнюю акустику». И каждый раз придумывает для неё какую-нибудь тему, превращая концерт в маленький спектакль. В этом году акустическое выступление пройдёт 3 февраля во Дворце молодежи, оно носит название «Застольная». Лидер «Чайфа» за несколько дней до концерта зашёл в редакцию E1.RU. В итоге за час мы успели с ним обсудить не только предстоящий концерт, но и важные городские темы, а также его грядущее 60-летие. Как всегда, Владимир Владимирович был искренен.

— В этом году «Зимняя акустика» называется «Застольная». У вас обычно «Зимняя акустика» — спектакль. В этом году он будет о чём?

— Да, мы всегда придумываем какую-то историю. На этот раз ещё при закрытом занавесе зрители услышат звуки застолья. Мы нарезали их из видеозаписей нашей традиционной встречи, которая проходит у меня на даче.

Вся история о том, что застолье, люди сидят, а потом кто-то предлагает спеть. Мы выходим, садимся. При этом столы будут, за ними будут сидеть наши близкие люди, да и зал становится нашими гостями. Для этого концерта мы подобрали песни, которые легко петь хором, у которых есть распевные припевы.

— Какая у вас самая хоровая песня?

— «Ой-йо», потому что ее в состоянии спеть человек в любом состоянии. При этом будут и какие-то редкие вещи, которые не так часто звучат. Но на «Зимнюю акустику» ходит народ подготовленный, а потому смогут подпеть.

— Владимир Шахрин какой хозяин, когда организует застолье?

— Тут правильнее говорить о семье Шахриных, потому что мы все вместе занимаемся подготовкой. Огромная нагрузка ложится на мою жену Лену. Многие удивляются, что она может накормить 40 человек.

— Главное блюдо у вас какое?

— Каждый раз разное. В этом году запекли вырезку, для детей сделали курочку. На гарнир по совету нашего друга и известного повара Ильи Лазерсона печем картошку с маслом в фольге, с заправочкой из огурцов.

— Вы каждый раз подчёркиваете, что для вас важно, чтобы концерт «Чайфа» был событием. Как вы себя настраиваете, чтобы очередная «Зимняя акустика» стала событием?

— Это должно быть событие как для зрителей, так и для музыкантов. Именно поэтому считаю, что не надо частить с концертами, устраивать чёс. Особенно это касается Москвы, где много клубов и некоторые музыканты играют там каждую пятницу. Мы же в Москве играем три-четыре раза в год, в Екатеринбурге обычно один-два раза, а в других городах — не чаще чем раз в год.

Во-вторых, для каждого концерта что-то придумываем. Зрители должны видеть, что парни готовились, что они волнуются.

— Не верю, что вы волнуетесь.

— Волнуюсь! За несколько дней до концерта меня начинает потряхивать, а в день выступления нахожусь в какой-то полукоме, кажется, что всё забыл, что можно было придумать лучше.

— Похоже на то, как себя спортсмены настраивают перед важными стартами.

— Да, действительно похоже. Ты себя готовишь к выступлению, репетируешь, чтобы концерт стал событием. Нас иногда обвиняют, что мы на концертах редко играем новые песни. Просто для нас очень важно, чтобы публика получила то, за чем пришла. Поверьте, мы на репетициях импровизируем, что-то придумываем. Но я понимаю, что, приходя на концерт, например, Пола Маккартни, я хочу услышать любимые песни, с которыми у меня что-то связано, есть какие-то воспоминания.

— Розенбаум как-то на концерте признался, что одну из песен не пел лет пять, так как она ему просто надоела. У вас есть такая?

— Есть песни, которые поднадоели. И если есть возможность не играть «Аргентина — Ямайка», то не играешь. С другой стороны, если надо, то сыграем. Есть песни, которые сложно спеть, потому что ты стал другим. Они писались, когда тебе было 23 года, ты жил на ЖБИ, работал на стройке. Например, для песни «Я ободранный кот» надо поймать настроение, чтобы было не фальшиво.

Или есть песни, которые не всегда уместны. Мы пару дней назад играли в Перми корпоративный концерт на 600 человек. И вот нам кричат, чтобы спели «С войны», а я понимаю, что здесь это неуместно, это неуважение к этой песне.

— Лично для меня Владимир Шахрин прежде всего активный горожанин, а затем музыкант. Есть у вас какая-то тема, которая сейчас волнует?

— Есть такая тема. У меня в последнее время было несколько разговоров с молодыми ребятами-музыкантами, тоже с активной позицией (например, Наум Блик записал клип в защиту сквера у Театра драмы, где собираются строить собор святой Екатерины, от вырубки. — Прим. ред.). И вот они начали предлагать мне подписать письмо, чтобы не строили храм в сквере у Театра драмы. Я сказал, что не стану подписывать это письмо.

У меня просто есть позиция, что мы, горожане, должны уметь слушать друг друга, уметь слушать аргументы, находить компромиссы, уметь уступать. Я сам человек не воцерковлённый, ни в какую церковь не хожу. Но при этом понимаю, что православие — это часть культуры той страны, в которой живу и люблю. И храмы тоже.

Я им говорю, что мы горожане, они молодые рэперы, я предпенсионного возраста рок-музыкант. Все мы чем-то занимаемся, всем есть за что сказать спасибо. Давайте говорить спасибо водителю, что он тебя хорошо довёз. Доктору, что диагноз правильный поставил, вылечил. Артисту скажем спасибо за отличный спектакль. Но и эти состоятельные люди много чего хорошего для города сделали.

Есть история о том, что в Екатеринбурге был храм святой Екатерины, но сейчас его нет. Его хотели построить на месте «Каменного цветка» на площади Труда. И я был со всеми, кто выступал против. Там есть уже часовня небольшая. С фонтаном же столько связано: я там с дедушкой кораблики запускал, фотографии у меня есть. Потом была идея сделать храм «на воде». Я тоже был против, так как сама архитектура храма была чуждая, плюс ломалась картинка индустриального города.

Но я понимаю, что у людей есть желание построить этот храм на свои деньги. И понятно, что он должен находиться в центре. Им предлагают место у Драмы. Я прихожу туда и понимаю, что меня ничего с этим местом не связывает, что люди там просто ходят мимо туда-сюда. Посмотрел проект — они изменили архитектуру храма, у них в проекте есть сквер, где будут проходить различные мероприятия. Я готов к этому компромиссу.

Я сразу скажу вашим комментаторам, что я Козицына вообще не знаю, а с Алтушкиным первый раз встретился случайно. Меня ничего с ними не связывает, они ни разу не были нашими спонсорами. Если мы говорим о гражданском обществе, то мы должны слышать друг друга. Козицын сделал роскошный музей военной техники, парады в Верхней Пышме проводят, содержат наши команды («Автомобилист», УГМК), на которые ходит народ, построили важные здания, помогают больницам. Много можно перечислять. Есть за что сказать спасибо.

— Для вас это место ничего не значит, а для кого-то значит.

— Что там такое происходит, чего нельзя сделать в другом месте или сдвинувшись на несколько десятков метров? Я понимаю, что эта тема для меня, как для артиста, непопулярная, что на меня выльются помои. Считаю, что это место — нормальный здоровый компромисс. Козицын и Алтушкин тоже тут живут, они такие же горожане.

— Кстати, а где вы случайно встретились с Алтушкиным?

— В аэропорту. На этой случайной встрече я ему рассказал о парнях, которые в своем селе Каменноозерском своими руками восстанавливают храм. Они не бухают, а делают. Нам так эта история понравилась, что мы стали им помогать. Но всё равно процесс идёт медленно. И я Алтушкину при встрече рассказал об этих людях. Мне Андрей, который восстанавливает этот храм, перед Новым годом позвонил и рассказал, что им дали миллион рублей. Теперь они всё смогут сделать.

— Ещё одна городская тема — парк Маяковского. Для вас важно, кто станет его директором?

— Важно, конечно. Искренне надеюсь, что выберут современного человека, который попытается повторить ту историю, что происходит с парками в Москве, где сделали семь-восемь парков европейского уровня. Ничего придумывать же не надо! Бери, подгоняй под тот бюджет, который есть, и двигайся в правильном направлении. Да, может быть, получится не так быстро, как в Москве, но важно начать.

— Давайте дадим три наказа новому директору парка Маяковского от Владимира Шахрина.

— Первый — это должен быть парк отдыха, а не патриотический парк. Не надо путать эти истории. Второе — постарайтесь найти какую-то модель, обсудите её с заинтересованными людьми, выслушайте их мнение. Третье — не воруйте. И всё.

— Должны аттракционы остаться?

— Может быть, должна быть какая-то детская зона с аттракционами. Детей сложно заманить в парк, чтобы просто погулять. У нас достаточно большой парк, а потому место для этого есть.

— Не могу не спросить про Монеточку, потому что комментаторы E1.RU мне этого не простят. Пару лет назад вы говорили, что зачастую такие певицы становятся неактуальными через пару месяцев.

— Наверное, тогда неправильно меня поняли. Думаю, что я говорил о паре лет. Я скажу вам, что Монеточка точно не плоха, хотя это и не моя музыка. Она хорошо складывает тексты. Вообще у неё образ новой Ренаты Литвиновой. Мне кажется, что у них есть что-то общее. Лиза сама себя сделала — никто шланг не вставлял и не надувал. И то, что она держится уже второй год, — это здорово.

Монеточка — продукт, сделанный в Екатеринбурге. И всё это работает на бренд города, на всех нас. Любой музыкант должен радоваться её успеху, потому что чем больше групп из нашего города, тем лучше для всех. К примеру, молодая группа отправляет свою запись в клуб в Нижний Новгород — и там автоматически отнесутся серьёзнее к ней, так как Екатеринбург уже бренд. И на афише обязательно напишут об этом.

— В этом году у вас очень важная дата: 22 июня вам исполнится 60 лет. Пенсионером, конечно, благодаря новому закону вы пока не станете.

— Кстати, вчера пришло письмо от Пенсионного фонда, в котором говорится, что надо подготовить документы. Государство о нас помнит.

— Мне кажется, что есть такие даты, о которых ты думаешь в молодости. Ваше представление о себе в 60 совпало с тем, как вышло в итоге?

— Я представить не мог, что мне будет 60 лет. Вообще лет сорок назад в 60 лет люди были стариками. Сейчас люди совершенно другие — это не бабушки в платочках, а женщины, которые ездят по миру, модно одеваются. Так что на данный момент 60 — это ещё не старость, не дряхлость.

Сейчас я себе говорю, что мы ещё десять лет э-ге-гей, а потом посмотрим. Мне нравится гастролировать, выходить на сцену. Да, мы не играем концерты по три часа, но по два — два пятнадцать — легко. Конечно, мы теперь стараемся летать бизнес-классом или ездить в спальных вагонах, жить в отдельных номерах. Я пока себя очень хорошо чувствую — так что 60-летнего возраста не стоит бояться.

— А есть возраст, которого вы боитесь?

— Думаю, что чудес не бывает, а потому после 70 будет сложнее, а после 75 ты точно старик. Конечно, Мик Джаггер прыгает на сцене, но выглядит это несколько комично и нелепо.

— Как думаете, найдёте в себе силы закончить?

— Я был на концерте Би Би Кинга, которому тогда было 78 лет, и это было очень достойно. Он вышел, извинился, что сядет, так как у него болят ноги. Он не пытался делать вид, что он молодой.