"Мама рассказывала: ой, у них такая любовь была ..."

http://yellow-rat.livejournal.com/

Мама рассказывала: ой, у них такая любовь была – ой. Зинка звонила, плачет. Зинка плачет, думаю я – Зинка дура. Ей надо было бежать тогда, а не цепляться – хотя что я знаю о Зинке? Ну – видел, мне было десять, ей тридцать, и в голове моей она так и живет – маленькой темноволосой женщиной с большими очками на издерганном лице; покрасневшие круги вокруг глаз, изможденные руки.

Мама рассказывала: а та, вторая – она молодец. Она вытерпела зинкину осаду и непрощение, и сейчас – сейчас «ты знаешь, она может позволить себе все, что захочет. Они в Штатах, у него денег вагон, она мне показывала колье, о, это поэма, а не колье», - мама смеется, у нее все в порядке с иронией, то есть колье однозначно вещь – но и посмеяться.

«Мама», - думаю я, я читал где-то, что в настоящем блюзе каждая строчка должна содержать это слово, - «Ты знаешь, мама. Это такая глупость – десять лет войны за любовь, чтобы потом колье, мама. Сраный кристаллический углерод, мама». А она прислоняется устало к двери и говорит:
- Знаешь, мы такие дураки. Это снаружи мы толстые и старые, а внутри-то тебе всегда двадцать. Я внутри-то молодая – и думаешь, мне нравится носить это на себе? Эту старую некрасивую тетку на себе?
«Мама», - думаю я, - «Ты же знаешь, мама. Если бы вы не были такие дураки, вы бы скалились сейчас молодыми зубами и прыгали со скал с парашютом, мама». Потом я вспоминаю одну девушку, стоящую на коленях в февральской снежной каше у распахнутой двери такси – а таксист косится нервно и зло, ему не нужен этот цирк - и другую девушку, с покрасневшими от слез глазами и ножом в трясущейся от усталости руке. «Мама», – зло думаю я, «мама, если бы вы не были такие дураки – мы бы может быть тоже не были, мама».

Еще я думаю, что время не умеет ходить назад, и «если бы» - не бывает. Все есть так, как есть. И еще я думаю: «Мама. Вы такие дураки, но и мы такие же дураки, мама. И не мне с позиций своей глупости судить ваши, мама – разбирайтесь сами. Десять лет войны за любовь, мама – и сейчас не до того, надо стрелять, надо убивать и спасать, мама».

И тогда я говорю:
- Мама, мне тоже внутри двадцать, а снаружи тридцать, мама. И мне это не нравится, мама. Но я буду смотреть и думать и может быть что-то пойму, мама. Если помнить, что любовь это блюз, мама - она и должна быть грустной, мама. Все равно все кончится плохо – так мне надо спешить, мама. Чтобы хоть чуть-чуть успеть сделать хорошо, мама.
- Может быть – устало говорит она.

Я тороплюсь – в горячем мареве у подъезда ждет такси, разъезженная и вонючая от жары «Волга», война ждет меня, надо стрелять и пытать, убивать и спасать. В квартире, из которой я только что вышел, звонит телефон. Это Зинка. Это Зинка, мама.

Хорошо написано. мне понравилось. :-)