Про жрать
Хавка и режим питания в американских тюрьмах.
http://www.russian365.com/story.htm
Пожалуй, начну с еды. Ибо ничто так не ценится в американской тюрьме (поскольку посылки и передачи запрещены), как Еда. Кормят, как и положено в умных книгах, три раза в день. Только вот со временем подачи – явная напряженка. Завтрак – около 4-х утра, обед в районе 11-и, ну а ужин – между 5 и 6 вечера.
Для желающих похудеть – лучше не придумаешь, после шести – ни кусочка в рот, а для молодых и относительно здоровых мужчин такая повременная диета – мука адская, заставляющая почти всех идти на всяческие ухищрения. Обмен едой, заначки, расплата за мелкие внутренние услуги продуктами и джанк фудом из тюремной передвижной лавки – наша обычная практика. Так, например, милый плюшевый мишка, ”выполненный” фломастером на белом носовом платке с оригинальной надписью для своей чернокожей подруги “Патриша, я скучаю по твоему объятию” стоит 9 шоколадок “Марс” или “Твикс”…
Сказать, что в тюрьме графства Эссаик кормят невкусно и мало – значит ничего не сказать! В 3.30 ночи в наш коридор с шумом открывается входная многокилограммовая железная дверь, и двухметрового роста чернокожий официант (тоже из наших, заключенных), одетый в широченные белые трусы-боксерс и такую же безразмерную майку, вопит истошным голосом: ”Эй, братки, кофе! Последнее предупреждение!” С учетом того, что часть братков только-только улеглась, другая спит сладким сном, явно не желая просыпаться в такую рань, а третья до сих пор копошится с картами или домино у наших обеденных столов из нержавейки, то призыв официанта-раздатчика встречает понятный гул неодобрения и пожелания идти со своим кофе куда подальше. На самом деле – вполне заслуженно. Несколько первых дней я совершенно не мог понять, что именно нам подают утром – кофе, чай или просто подкрашенную теплую водицу с сахаром. Питье слабо напоминает кофейный напиток “Арктика” или “Октябрь” на желудях и цикории времен Союза. Только те советские “дринки” были значительно вкуснее…Разобравшись, я намеренно отказался от чудесного утреннего напитка и продлил свой сон еще на 15 минут.
Именно через это время, вслед за кофейной тележкой, к нам въезжает огромная тележища, один к одному напоминающая ее российскую родственницу с ящиками портвейна у черного входа в любой доперестроечный гастроном. На ней стоят неаппетитно пахнущие коричневые шершаво-затертые подносы с едой. Никаких мисок или тарелок - все расфасовано еще на тюремной кухне на первом этаже. Там трудятся тоже наши ребята. Как-то для встречи с адвокатом меня проводили мимо, и я видел, как в белоплиточном зале сидят опять же чернокожие повара и что-то варганят в огромной кастрюлище за четыре доллара в неделю. Получить эту работу считается большим тюремным счастьем, хоть деньги платят и смехотворные, но зато при деле и еде.
Итак, передо мной - поднос с шестью отсеками, в которых, в зависимости от времени суток, подается наша скромная тюремная хавка. Типичное меню типичного завтрака: мини-упаковка охлажденного молока, такая же – концентрированного яблочного сока, два куска белого ватного хлеба “Вандербрэд”, вареное яйцо или подобие остывшего омлета, иногда тройка тончайших резиново-безвкусных вареных ломтиков “докторской болоньи”. Вместо колбасы можно получить корнфлейкс, кукурузные хлопья или холодную и несладкую овсянку, ну а если очень не повезет, радуйся царице детских садов – манной каше (тоже холодной и малосъедобной).
На каком-то инстинктивном, подсознательном и полузверином, уровне кое-как запихиваешь в себя Что-то, благо в четыре утра кушать, как правило, не хочется. Зато есть возможность сделать заначку на голодный вечер – спрятать под запаянный в пластик матрас или в какую-нибудь тайную дырку упаковку сока и кусок вандербреда. Правда, не факт, что заначка дождется вечера – либо украдут соседи, либо съешь сам, так и не дождавшись раннего ужина.
Также автоматически, как и встал ранее на завтрак, отправляюсь назад на нары, потому что время - только начало пятого и спать хочется по прежнему. Поэтому завтрак в американской тюрьме – самая беззвучная и нерадостная трапеза. Инстинкт самосохранения в чистом виде – ну никакой радости от ”вкушения плодов”! К тому же, через полтора-два часа предстоит еще одна утренняя побудка – первая из трех проверок личного состава нашей восьмидесятиместной камеры. Почему нельзя совместить время еды и время проверки (и там, и там твое имя отмечают в одном и том же списке), я так никогда и не понял. Думаю, что таким образом нас дисциплинируют и напоминают, где именно мы находимся.
Как правило, до 11 утра, т.е. обеда, жизнь в моей камере протекает замедленно, как у прививочных вирусов. Но вот опять въезжает черный “разливщик” во всем белом. На этот раз очередь к плоской щели в решетке, через которую просовываются уже знакомые подносы, явно длиннее и активнее. Некоторые пытаются получить аж по два стакана обеденного питья. Из огромных коричневых термосов разливается жидкость ядовито-алого цвета - один к одному как на флажке пионерского отряда. Этот фруктовый напиток сделан непонятно из какого концентрата с содержанием сока явно меньше одного процента. Уже знакомый мне черный, на этот раз - в прозрачных перчатках, шустро черпает компот, опуская обе руки в термос. Из-за решетки к нему тянутся ладони моих сокамерников с пластиковыми и пенопластовыми стаканами. Часть питья опустошается сразу же у решетки, все льется на пол, народ нервничает и пытается получить добавку на голодное время суток.
Поставив потрепанный стаканчик с ядовитым компотом на стол и положив рядом пластмассовую ложку (она же и вилка, т.е. вместо овального окончания – полусантиметровые зубцы), я “столблю” себе место за столом. Поскольку заключенных у нас в камере человек 80, а стола всего три, то легко посчитать, скольким придется есть стоя, на нарах или просто по-турецки на полу из некрашеного бетона. В массивной и классической, как в кино, решетке, отделяющей камеру от коридора, по которому нам и привозят еду - стандартная дыра-отверстие, рассчитанная на стандартный поднос со стандартной тюремной едой. Именно к этой дыре уже и выстроилась зелено-белая - по цвету нашей униформы - очередь оголодавших.
Обед – явно побогаче и сытнее: резиновый вонючий гамбургер в подозрительной слизеобразной подливе, ватная белая булочка, уже разрезанная на две части, три столовые ложки салатика из капусты и морковки, пару ложек вареного зеленого горошка, немного слипшихся и холодных макарон или полусырой картошки. Несколько пакетиков соли и перца. Самые предприимчивые собирают из всех “использованных” подносов соль и пытаются под-дурака обменять ее, например, на салат. Вообще, обмен во время наших трапез идет полным ходом. Пуэрториканцы не едят масло, черные равнодушны к салатам, я пока что ем все кроме манной каши – не до жиру. Многие оголодавшие и менее разборчивые дожидаются, когда подносы частично опустошаются и ставятся неровной горкой у входа в камеру. Они влезают руками в чужие объедки, делая минутами позже на кусках припрятанного целлофана невообразимые смеси-тюри из всех собранных вместе несовместимых остатков по типу салат плюс манная каша плюс все, что попало. Мне напоминает это только одно: когда-то для успешного выполнения продовольственной программы СССР (так и тянется рука написать все слова с большой буквы) по всей стране были расставлены контейнеры для сбора пищевых отходов – бесплатного корма для пригородных поросей…
После обеда камера окончательно просыпается: душ, всеобщая чистка оставшихся зубов, коллективный просмотр треш ток-шоу Джерри Спрингера, Рикки или какого-нибудь поучительного фильма о том, как вести себя на первом свидании. Не менее популярны и телевизионные бои без правил всемирной федерации WWF, ну и, конечно, сериалы-обмылки на двух “официальных тюремных” языках – английском и испанском, на что у нас в камере политически корректно имеются два телевизора.
В пять вечера – опять громкие призывы не пропустить “последнюю возможность” получить стакан ужинного напитка. Цвет этого произведения почти никогда не меняется, как и цвет классического алого компота на обед. Вечернее произведение – уже оранжево-желтое, с плавающими в нем прозрачными кубиками льда. Клянусь, но поначалу тоже не смог разобраться, под какой фрукт сработан этот компот – абрикос, апельсин или дыню, спасибо, подсказали соседи – разливали “орандж джюс”.
На подносе – переваренная расплывающаяся броколли, уксусно-ядовитo-острый салатик из вечной морковки и летуса, опять два куска вандер-бреда (съедающегося меньше, чем за минуту), немного бобов, ложка риса плюс сосиска. Учитывая средний возраст и массу тела моих соседей-сокамерников (25 лет х 110 кг х черный цвет кожи), то вообще удивляешься, как они доживают до следующего приема пищи.
Именно время после раннего пятичасового ужина и до ночной проверки в 12 ночи – самое тяжелое. Доедаются все заначки, из-под матрасов и нар достаются запасы шоколадок, печенья, вафель, орехов, “сладких булочек” и тому подобной здоровой снеди из тюремного ларька. Теперь социальная несправедливость налицо – богачи позволяют себе еще один “пикник на обочине” у своих коек, другие завистливо подсматривают за этим пиршеством, нарезая круги вокруг и готовые сделать все что угодно за остатки ужина с барского стола. Вспоминаю Некрасова – “вот парадный подъезд”…
Рядом со мной трое соседей ежевечерне кооперируются и что-то такое вкусное мастерят в районе полуночи, такие идут ароматы, что я обычно слезаю со своей третьей полки в самом углу под потолком и удаляюсь от них как можно подальше, желательно поближе к испанскому телевизору. Ибо запах самодельного салата из тунца, нелегально подкопченных над унитазом сосисок (курить и жечь спички нельзя), майонеза и хлеба просто сводит с ума. У меня идет лишь вторая неделя заточения, и деньги с воли еще не дошли… Наконец, успокаиваются и эти, и ты бросаешься (вернее, влезаешь, как Цокотуховский паук в свой угол прямо под 24-часовою лампу дневного света) и мечтаешь, в какой пойдешь ресторан, когда выйдешь, что будешь есть и пить. Понимаю, что буду хотеть есть всего и побольше, а запивать - такими большими бокалами джин-тоника.
Наконец, под хоровое пение хип-хопа я забываюсь до следующего приема пищи, когда мой условный рефлекс и инстинкт самосохранения выбросит с нар, как катапульта пилота, и доставит в спящую и вялую очередь за завтраком. На запрещенных в тюрьме часах - четыре утра, слюна уже выделяется…
http://www.russian365.com/story.htm
Пожалуй, начну с еды. Ибо ничто так не ценится в американской тюрьме (поскольку посылки и передачи запрещены), как Еда. Кормят, как и положено в умных книгах, три раза в день. Только вот со временем подачи – явная напряженка. Завтрак – около 4-х утра, обед в районе 11-и, ну а ужин – между 5 и 6 вечера.
Для желающих похудеть – лучше не придумаешь, после шести – ни кусочка в рот, а для молодых и относительно здоровых мужчин такая повременная диета – мука адская, заставляющая почти всех идти на всяческие ухищрения. Обмен едой, заначки, расплата за мелкие внутренние услуги продуктами и джанк фудом из тюремной передвижной лавки – наша обычная практика. Так, например, милый плюшевый мишка, ”выполненный” фломастером на белом носовом платке с оригинальной надписью для своей чернокожей подруги “Патриша, я скучаю по твоему объятию” стоит 9 шоколадок “Марс” или “Твикс”…
Сказать, что в тюрьме графства Эссаик кормят невкусно и мало – значит ничего не сказать! В 3.30 ночи в наш коридор с шумом открывается входная многокилограммовая железная дверь, и двухметрового роста чернокожий официант (тоже из наших, заключенных), одетый в широченные белые трусы-боксерс и такую же безразмерную майку, вопит истошным голосом: ”Эй, братки, кофе! Последнее предупреждение!” С учетом того, что часть братков только-только улеглась, другая спит сладким сном, явно не желая просыпаться в такую рань, а третья до сих пор копошится с картами или домино у наших обеденных столов из нержавейки, то призыв официанта-раздатчика встречает понятный гул неодобрения и пожелания идти со своим кофе куда подальше. На самом деле – вполне заслуженно. Несколько первых дней я совершенно не мог понять, что именно нам подают утром – кофе, чай или просто подкрашенную теплую водицу с сахаром. Питье слабо напоминает кофейный напиток “Арктика” или “Октябрь” на желудях и цикории времен Союза. Только те советские “дринки” были значительно вкуснее…Разобравшись, я намеренно отказался от чудесного утреннего напитка и продлил свой сон еще на 15 минут.
Именно через это время, вслед за кофейной тележкой, к нам въезжает огромная тележища, один к одному напоминающая ее российскую родственницу с ящиками портвейна у черного входа в любой доперестроечный гастроном. На ней стоят неаппетитно пахнущие коричневые шершаво-затертые подносы с едой. Никаких мисок или тарелок - все расфасовано еще на тюремной кухне на первом этаже. Там трудятся тоже наши ребята. Как-то для встречи с адвокатом меня проводили мимо, и я видел, как в белоплиточном зале сидят опять же чернокожие повара и что-то варганят в огромной кастрюлище за четыре доллара в неделю. Получить эту работу считается большим тюремным счастьем, хоть деньги платят и смехотворные, но зато при деле и еде.
Итак, передо мной - поднос с шестью отсеками, в которых, в зависимости от времени суток, подается наша скромная тюремная хавка. Типичное меню типичного завтрака: мини-упаковка охлажденного молока, такая же – концентрированного яблочного сока, два куска белого ватного хлеба “Вандербрэд”, вареное яйцо или подобие остывшего омлета, иногда тройка тончайших резиново-безвкусных вареных ломтиков “докторской болоньи”. Вместо колбасы можно получить корнфлейкс, кукурузные хлопья или холодную и несладкую овсянку, ну а если очень не повезет, радуйся царице детских садов – манной каше (тоже холодной и малосъедобной).
На каком-то инстинктивном, подсознательном и полузверином, уровне кое-как запихиваешь в себя Что-то, благо в четыре утра кушать, как правило, не хочется. Зато есть возможность сделать заначку на голодный вечер – спрятать под запаянный в пластик матрас или в какую-нибудь тайную дырку упаковку сока и кусок вандербреда. Правда, не факт, что заначка дождется вечера – либо украдут соседи, либо съешь сам, так и не дождавшись раннего ужина.
Также автоматически, как и встал ранее на завтрак, отправляюсь назад на нары, потому что время - только начало пятого и спать хочется по прежнему. Поэтому завтрак в американской тюрьме – самая беззвучная и нерадостная трапеза. Инстинкт самосохранения в чистом виде – ну никакой радости от ”вкушения плодов”! К тому же, через полтора-два часа предстоит еще одна утренняя побудка – первая из трех проверок личного состава нашей восьмидесятиместной камеры. Почему нельзя совместить время еды и время проверки (и там, и там твое имя отмечают в одном и том же списке), я так никогда и не понял. Думаю, что таким образом нас дисциплинируют и напоминают, где именно мы находимся.
Как правило, до 11 утра, т.е. обеда, жизнь в моей камере протекает замедленно, как у прививочных вирусов. Но вот опять въезжает черный “разливщик” во всем белом. На этот раз очередь к плоской щели в решетке, через которую просовываются уже знакомые подносы, явно длиннее и активнее. Некоторые пытаются получить аж по два стакана обеденного питья. Из огромных коричневых термосов разливается жидкость ядовито-алого цвета - один к одному как на флажке пионерского отряда. Этот фруктовый напиток сделан непонятно из какого концентрата с содержанием сока явно меньше одного процента. Уже знакомый мне черный, на этот раз - в прозрачных перчатках, шустро черпает компот, опуская обе руки в термос. Из-за решетки к нему тянутся ладони моих сокамерников с пластиковыми и пенопластовыми стаканами. Часть питья опустошается сразу же у решетки, все льется на пол, народ нервничает и пытается получить добавку на голодное время суток.
Поставив потрепанный стаканчик с ядовитым компотом на стол и положив рядом пластмассовую ложку (она же и вилка, т.е. вместо овального окончания – полусантиметровые зубцы), я “столблю” себе место за столом. Поскольку заключенных у нас в камере человек 80, а стола всего три, то легко посчитать, скольким придется есть стоя, на нарах или просто по-турецки на полу из некрашеного бетона. В массивной и классической, как в кино, решетке, отделяющей камеру от коридора, по которому нам и привозят еду - стандартная дыра-отверстие, рассчитанная на стандартный поднос со стандартной тюремной едой. Именно к этой дыре уже и выстроилась зелено-белая - по цвету нашей униформы - очередь оголодавших.
Обед – явно побогаче и сытнее: резиновый вонючий гамбургер в подозрительной слизеобразной подливе, ватная белая булочка, уже разрезанная на две части, три столовые ложки салатика из капусты и морковки, пару ложек вареного зеленого горошка, немного слипшихся и холодных макарон или полусырой картошки. Несколько пакетиков соли и перца. Самые предприимчивые собирают из всех “использованных” подносов соль и пытаются под-дурака обменять ее, например, на салат. Вообще, обмен во время наших трапез идет полным ходом. Пуэрториканцы не едят масло, черные равнодушны к салатам, я пока что ем все кроме манной каши – не до жиру. Многие оголодавшие и менее разборчивые дожидаются, когда подносы частично опустошаются и ставятся неровной горкой у входа в камеру. Они влезают руками в чужие объедки, делая минутами позже на кусках припрятанного целлофана невообразимые смеси-тюри из всех собранных вместе несовместимых остатков по типу салат плюс манная каша плюс все, что попало. Мне напоминает это только одно: когда-то для успешного выполнения продовольственной программы СССР (так и тянется рука написать все слова с большой буквы) по всей стране были расставлены контейнеры для сбора пищевых отходов – бесплатного корма для пригородных поросей…
После обеда камера окончательно просыпается: душ, всеобщая чистка оставшихся зубов, коллективный просмотр треш ток-шоу Джерри Спрингера, Рикки или какого-нибудь поучительного фильма о том, как вести себя на первом свидании. Не менее популярны и телевизионные бои без правил всемирной федерации WWF, ну и, конечно, сериалы-обмылки на двух “официальных тюремных” языках – английском и испанском, на что у нас в камере политически корректно имеются два телевизора.
В пять вечера – опять громкие призывы не пропустить “последнюю возможность” получить стакан ужинного напитка. Цвет этого произведения почти никогда не меняется, как и цвет классического алого компота на обед. Вечернее произведение – уже оранжево-желтое, с плавающими в нем прозрачными кубиками льда. Клянусь, но поначалу тоже не смог разобраться, под какой фрукт сработан этот компот – абрикос, апельсин или дыню, спасибо, подсказали соседи – разливали “орандж джюс”.
На подносе – переваренная расплывающаяся броколли, уксусно-ядовитo-острый салатик из вечной морковки и летуса, опять два куска вандер-бреда (съедающегося меньше, чем за минуту), немного бобов, ложка риса плюс сосиска. Учитывая средний возраст и массу тела моих соседей-сокамерников (25 лет х 110 кг х черный цвет кожи), то вообще удивляешься, как они доживают до следующего приема пищи.
Именно время после раннего пятичасового ужина и до ночной проверки в 12 ночи – самое тяжелое. Доедаются все заначки, из-под матрасов и нар достаются запасы шоколадок, печенья, вафель, орехов, “сладких булочек” и тому подобной здоровой снеди из тюремного ларька. Теперь социальная несправедливость налицо – богачи позволяют себе еще один “пикник на обочине” у своих коек, другие завистливо подсматривают за этим пиршеством, нарезая круги вокруг и готовые сделать все что угодно за остатки ужина с барского стола. Вспоминаю Некрасова – “вот парадный подъезд”…
Рядом со мной трое соседей ежевечерне кооперируются и что-то такое вкусное мастерят в районе полуночи, такие идут ароматы, что я обычно слезаю со своей третьей полки в самом углу под потолком и удаляюсь от них как можно подальше, желательно поближе к испанскому телевизору. Ибо запах самодельного салата из тунца, нелегально подкопченных над унитазом сосисок (курить и жечь спички нельзя), майонеза и хлеба просто сводит с ума. У меня идет лишь вторая неделя заточения, и деньги с воли еще не дошли… Наконец, успокаиваются и эти, и ты бросаешься (вернее, влезаешь, как Цокотуховский паук в свой угол прямо под 24-часовою лампу дневного света) и мечтаешь, в какой пойдешь ресторан, когда выйдешь, что будешь есть и пить. Понимаю, что буду хотеть есть всего и побольше, а запивать - такими большими бокалами джин-тоника.
Наконец, под хоровое пение хип-хопа я забываюсь до следующего приема пищи, когда мой условный рефлекс и инстинкт самосохранения выбросит с нар, как катапульта пилота, и доставит в спящую и вялую очередь за завтраком. На запрещенных в тюрьме часах - четыре утра, слюна уже выделяется…
h
hr hr
завтрак - в лучшем случае стакан сока или кружка кофе, в худшем - 0. днем - вода и сок и батончики мюсли. вечер - фруктики, йогурт.... в 21-00 - большая тарелка с едой, в 22-00 - кусок торта. в 1-2 ночи дикий жор всего подряд из холодильника. ем по настроению, бывает что по 2 дня вообще ничего не
хочу есть, только сок. бывает, что субботу и воскресенье жор всего и в больших количествах.... салаты, торты, морепродукты, алкоголь, сново торты, варенье с хлебом и сыром с плесенью..... я всегда ем, что хочу. но у меня чаще вообще нет аппетита! нельзя сказать что я кожа и кости, но если теряю 3
кг, то это заметно. вообще, слежу за весом, чтоб он был не менее 50кг (я высокая).
М
МИКА_муррррр
кушай светик, кушай...а сигаретки на завтрак пусть анорексичныя деушки употребляют...а у тя што с весом провлемсы?
Н
Народу мало и музыка не очень
фегасе тя торкает то :-d
N
Niк
жрать хочу.
Н
Народу мало и музыка не очень
жрать хочу.
-Ты засыпааааешь , твои глаза закрываааются ))
N
Niк
ЖРАТЬ хочу и секса. секса и жрать, а потом спать, а потос снова жрать и секса.
какая я всё таки разносторонне развитая личность
какая я всё таки разносторонне развитая личность
Н
Народу мало и музыка не очень
А не пробовал жрать во время секса? :-)
N
Niк
на крошках спать неудобно. спать пробовал
Н
Народу мало и музыка не очень
спать пробовал
:-d
Авторизуйтесь, чтобы принять участие в дискуссии.