Немного грустно, но прочитать советую

Не моё. Прислал друг на почту.
Буков много но читается быстро и легко.


МАМА

Мама купила мне велосипед. Я прыгал вокруг нее как
ребенок. Да я и был ребенком шести лет. Немного оседлав
свой восторг я отошел в сторону:
-Спасибо мама, как-то застенчиво сказал я.
Да, я никогда не был ласковым ребенком. Чтобы там обнять и
поцеловать, прижавшись к ней. Никогда.
-И в кого ты такой неласковый, улыбаясь говорила мама.
-Ну мам,- я же ласков с девочками, меня даже Ленка вчера
поцеловала.
-Эх ты,- обхватив мою шею и теребя мои волосы - ответила
она.
Вырвавшись из ее объятий, сверкая пятками я бросился
поделиться этой поистине радостной новостью с пацанами.

Как неумолимо бежит время. Казалось, еще вчера играли с
ребятами в прятки, были разбойниками и казаками. Бродили,
бегали беззаботными глазами погороду. Рассматривали
прелести девочек в подъездах.

-У меня шоколадка есть. Вот так вот.
-Сереженька, а ты мне дашь половинку,- верещала Светка.
-А ты мне покажешь свою пипиську,- отвечал с полной
серьезностью этого вопроса я.
-Ух ты!-лишился я половины сладкого какао.
-А потрогать можно?- застенчиво вопрошал я.
-Тогда вся шоколадка.
-Давай.

Прятки остались, но сейчас я уже прячусь не от Кольки из
семнадцатой и не от Ленки из двадцать пятой. Прячусь от
книг, от профессора нашего университета, также спрятавшего
свой хитрый взгляд за толстым стеклом в костяной оправе,
от проблем быта.

Уже и деревья кажутся не такими большими, и ноги, в этих
смешных сандалиях, превратились в мужскую ступню сорок
четвертого размера. Лишь какие-то воспоминания.
Помню лишь свои слезы. Мама сняла ремень со стенки.
- Мама, не надо.- Ну за что, они сами не отдавали свои
игрушки.

Помню дядю милиционера, который к нам приходил, по поводу
этого так сказать маленького проступка. У маленьких -
маленькие проступки.

-Ну мама, за что?- голосил я на весь дом.
-Что же ты делаешь негодник!
-Тебе мало игрушек?
-Я тебе в чем-то отказываю, в твоих прихотях,- кричала
мама, меняя фразы с кожаным ремнем.
-Да как ты мог ударить по голове кирпичом Колю.
-А Лену? - Зачем ты ее тащил за волосы по всему двору? Это
же девочка.
Я был заперт в комнате.
Ну да ладно, все уладилось. Все потом помирились: Эх
детство.

Да, все изменилось. Все стало казаться с другой точки
зрения. С более взрослой.

Дядя милиционер с усиками - стал ментом. Светка с Ленкой
поменяли свои детские формы. Теперь уже не проходил
шоколадный бартер. Да и мои желания возросли.

Мороженое с лиманадом поменялось на водку с пивом. Теперь
за свои поступки я должен отвечать сам, самостоятельно.
Взял академ, чтобы из универа не выгнали. Это как в том
анекдоте:
-А ты что развелся то?
-Плохо что ли готовила?
-Да нет. За непосещаемость.

За все нужно платить. Платить самому. Вот в этом я не
хотел взрослеть ни капли. Я взрослый, я решаю свои
проблемы сам; я пью с кем хочу, я приду во столько, во
сколько мне это заблагорассудиться.
Я взрослый настолько, что могу сказать без зазрения
совести. Назвать ее на.
-Слышь, мать - дай мне пять сотен.
Дает. Иду на день рождения к Ленке.
-Когда вернешься?
-Не знаю мам. Может завтра вечером.
Пришел через два дня, не один. С Ленкой. Мамы не было
дома. Сразу на кухню.
-Бля: Даже поесть не оставила. Сложно что ли.
Поворачиваюсь к шкафу.
Записка: Я до вечера среды в командировке.
-Деньги в моей тумбочке. Целую. Не баловаться.
Пошел, нет, рванул со скоростью света в ее комнату. Глаза
прокрутились - три семерки вместе с носом. Две штуки.
Так-с. Сегодня суббота, полдень. По пять сотен на день. До
вечера, до среды.
-Ленка,- живем.

-Привет мать. Как дела?
-Сам то как?
-Нормально все.
-Мам ты же знаешь Ленку. Так вот. Она теперь будет жить со
мной, в моей комнате.
::. ?
Ленка появилась вовремя, выручила от ответа на ненужные
вопросы.
-Так-с.
-Хоть вы и знакомы, вот мам - моя девушка.
-Здраствуй, наигранной улыбкой, поприветствовала ее мама.
-Здраствуйте, тетя Катя.
-Мам, мы гулять пошли.
-Когда придешь?
-Когда придем?- Ну: не знаю, но не жди. Может опять
поздно.
-Нет мам,- она будет со мной.
-Все мам, я не хочу с тобой больше разговаривать,- сказал
я закрывая дверь в свою комнату.

-Денег тебе?
-А за что?
-Мам, хорошь прикидоваться. Ты никогда не спрашивала.
-Нет мам.- Я не наркоман.
-Не дашь!
-Хорошо.- Нет так нет.
-Я ухожу из дома.
-Покушай хоть на дорожку,- съехидничила мать.
-Да пошла ты, хлопнул я дверью.
Улица приняла меня потоками ливня. Мокро, холодно, хоть и
лето.

Ленка дура. Что еще сказать. Да, мама у меня бывает
немного резкой. Но зачем бежать от меня, тогда, когда мне
больше всего нужна поддержка.
-Сама ты мама- дура.
-Хорошо.
-Да, да я пойду к друзьям.
-Все пока.

Куда-то сразу подевались те, кто называл меня своим
другом. Когда я остался один, без денег, без крыши над
головой, под которой всем и всегда так хорошо пилось пиво,
съедалось множество бутербродов. Где все? Наверное, тогда
я понял, что друзей не может быть много.
Ленка ушла: Увы. Не посчитав меня за грош. Все ушли. Я
один. Да будет - вперед!

-Серега,- ты понимаешь,- мать приехала с отдыха,- отзвонил
мне на телефон Ромка.
-Бля: опять движение сумки. Опять туда. В неизвестность.

-Привет.
-Привет.
-Ты что такая грустная?
-Скучаю.
-Я тоже.
-Лен, а я квартиру снял.
-Ага, работаю на Вднх, продавцом-консультантом.
-Зарплата какая,- с улыбкой повторяю ее вопрос. Ну на ужин
при свечах хватит.
-Придешь?
-Позвони ближе к вечеру.
Как мне нравится, когда она улыбается. Как пахнут ее
волосы. Как она смущается, когда я рассматриваю ее в душе.
Все стало на круги своя.

Прошло пол года. Все в одинаковом темпе. Девушка, работа,
съемная квартира.
Восстановился в универе.

-Алло девушка, да, я по объявлению насчет работы.
-Нет, незаконченное высшее.
-Не подхожу?
-Нет.
-Спасибо.
-Алло.
-Да, по объявлению.
-Нет, незаконченное высшее.
-Извините.
Что не говори, ученье - свет. Не всю же жизнь объяснять
гражданам, чем отличается этот комбайн от этой прекрасной
мясорубки. Без вышки никуда.

-Алло, Серега, здорово. Как дела?
-Здорово Ромка, да нормально все. Сам как?
-Может вечером пивка?.
-Ок. Давай.
-Да, Серега, давай только без девчонок.
-Ок.
-Все, на Первомайской в восемь.

-Да, четыре кружки.
-Мне мать твоя звонила, отхлебывая пиво,- говорит Ромка.
Спрашивала, что да как.
-Ну и?
-А я что. Сказал все как есть.
-Сам ты дурак. Что тебе стоит. Позвони да помирись.
-И что!
-Что, что. Скучает она, волнуется. Как никак, шесть
месяцев тебя не видела.
Это твоя мать, понимаешь, твоя. Одна, единственная.
Напились.

-Привет.
-Здраствуй.
-Сереж, мне Ромка дал твой телефон, мобильный ты
игнорируешь.
-Мам, оставь меня в покое. Что опять? Чем я тебе опять
мешаю? У меня своя жизнь.
-Ты мне никогда не мешал и не мешаешь. Ты не забыл, у тебя
завтра день рождения. Придешь?
-Нет мама. Все хватит.
-Прости меня, сына,- опустилась в голосе мама. Если я тебя
чем-то обидела - прости.

Наверно я все-таки не совсем бесчувственный. Воздержался
от грубостей.

-Ну что? Придешь? приедут.
-Посмотрим, мам.
-Можешь взять свою пассию.
-Пока.

Сколько раз слышал трель родного звонка. Сейчас все для
меня как будто вновь. Испарина на руках и на лбу.
-Что ты нервничаешь,- поддевала меня Ленка.
Тру руки об джинсы. Нет бы поддержать, а она подкалывает.
Молчу. Шелчок.
-Привет мам.
-Здраствуйте тетя Катя, с именинником вас,- поздравляет
Ленка.
-Привет. Поздравляю тебя.
-Спасибо мам, с неохотой отдаваясь в ее объятия,-
выдавливаю я.

Гости-родственники, выпивка, домашняя еда, приготовленная
мамой, улыбки, поздравления - как же все это здорово.
Опять воспоминания унесли меня куда-то в детство.
-Сереж,- сказала мама, выдернув меня из воспоминаний.
Сегодня твое восемнадцатилетие. Ты стал уже взрослым, как
я давно это хотел услышать, мама перевела дыхание. Хоть мы
и живем раздельно, мне тебя очень не хватает.
Если я и была неправа когда-то, прости меня пожалуйста.
-Мам!
-Не перебивай сынок. Я не хочу чтобы ты слонялся где-то, и
этим подарком, я выражаю свою любовь.
Звон стекла, присоединения остальных к тосту. Я
развертываю коробочку с подарком. Ключи. Мама подарила,
квартиру, на одной лестничной клетке, рядом, рядом с ней.
Обвожу глазами гостей.

-Извините меня,- с комком в горле обращаюсь ко всем. Я
сейчас,- выхожу на балкон. На глаза накатываются слезы.
Скурив две сигареты, возвращаюсь.
-Спасибо мама,- как обычно сухо говорю я.
Переехали.

Заканчиваю третий курс, работа отличная, своя квартира,
девушка, которую, как мне кажется, люблю больше всего на
свете, полный достаток, что еще нужно в двадцать лет.

На протяжении двух лет почти и не общались-то с ней, так
если только, по мелочам. Но я все равно знаю, что ей было
приятно, зная что я под боком, рядом.
-Привет мам, есть что поесть- с голодным взглядом бежал я
на кухню.
-А что, твоя не готовит?
-Мам, хорош заводить старую песню.

-Алло, Сергей,- это вас Евгения Николаевна беспокоит.
-Да, что случилось?
-Сергей,- мама в больницу попала.
-Что, что случилось?
-Когда скорая забирала, сказали что инфаркт.
-Алло, Николай Иванович,- это Сергей, мама в больнице, я
прерву командировку.
-А что случилось?
-Я и сам толком не знаю. Позвонила соседка, сказала что
скорая забрала с показанием на инфаркт.
-Да, давай, вылетай.
———-
-Вы кем будете?
-Сын я.
-Я главврач, Сергей Александрович.
-Очень приятно, тезка.
-Да, инсульт.
-Это серезно?
-Да. Парализовало конечности.
-Сложно сказать сколько. Сейчас ей нужен только покой и
уход.
Захожу в палату.
-Ей сделали укол снотворного,- говорит тезка. Надо, чтобы
она хорошо выспалась.

-Привет мам. Проснулась. Ну не плачь. Все будет хорошо.
Почему не можешь двигаться? От усталости.
-Что со мной. Сереж, скажи правду.
-Мам у тебя был инсульт , парализовало конечности.
-Нет мам, доктор сказал, что все можно восстановить.
Физические процедуры.
Отдых. Свежий воздух.

-Мам, а давай на дачу махнем все вместе, сказал я вечером
уже дома.
-Давай, только можно тебя попросить без Лены.
-Хорошо мам,- не стал спорить я.
В дверь позвонили.
-Здравствуйте Николай Иванович. Проходите.

Николай Иванович, одноклассник мамы, на данный момент
директор банка, в котором я работаю. Опять спасибо маме,
пристроила.

-Налей в вазу воды.
-Привет Катенька. Как ты?
-Да как. Сам видишь, но обещали что поправлюсь.
-Спасибо за цветы,- улыбнулась мама.
Я вышел на балкон, покурить.

-Серега,- прервал меня от моих размышлений Николай
Иванович. Мама сказала, что вы на дачу хотите съездить.
-Ага, только ведь на работу надо.
-Ну, насчет работы ты можешь не волноваться. Поезжайте. Ей
сейчас отдых нужен. Побудь рядом с ней хотя бы недельку.
-Спасибо Николай Иванович.
-Ладно, давайте, аккуратно там. Я к выходным заскочу. Да,
кстати, поедем ко мне, я тебе кресло инвалидное дам. Жена
умерла, а кресло осталось. А то сам знаешь, в наших
больницах ничего не дождешься.

Договорился с Евгенией Николаевной, медсестра с
тридцатилетним стажем, да к тому же наша соседка, будет
присматривать за мамой, на время моих командировок.
-Лен, ты давай тоже, не ссорьтесь только. Ты же знаешь,
маме сейчас нельзя волноваться. Заходи к ней почаще. Меня
целый месяц не будет. Все, давай, мне в аэропорт надо.
Захожу в мамину квартиру.
-Да мам, на месяц. Это важная для нас поездка. Ну все,
давай. Смотри аккуратно здесь без меня. И с Ленкой не
ругайтесь, тебе нельзя волноваться.
-Не подходит она тебе.
-Мам, все, давай не будем. Я пожалуй как-нибудь сам
разберусь. Ну все, я побежал. Целую ее в щеку.
-И тебе удачи.

Оставалось последнее совещание. Побрившись, спускаюсь в
гостиничный кафе-бар, завтракаю. Какое-то непонятное
ощущение внутри, в груди. Сердце сжимается.
-Алло, Евгения Николаевна, у вас все нормально. Как мама?
-Нормально все, не беспокойся. Спит она. Я только ей укол
сделала.
-Да, сегодня вечером прилечу. Ну все, до свиданья. До
вечера.

Как же долго тянулся этот месяц. Ну вот и все, последнее
совещание окончено, мы получили этот кредит. Все, осталось
только забрать из гостиницы вещи, перекусить и в аэропорт.
-Алло Сергей. Это Евгения Николаевна.
-Что, что случилось?
-У мамы был повторный приступ. Врачи не стали забирать ее
в больницу,сказав, что передвигать ее очень опасно.
Поставили капельницу. Сейчас вот только доктор уехал.
Давление стабилизировалось.
-Спасибо вам, что позвонили. У нас нелетная погода,
отложили рейс на три часа.

-Девушка, милая, ну может можно что-то сделать. У меня
мама при смерти.
-Я сожалею молодой человек, но от меня ничего не зависит.
Все рейсы отложили. Посмотрите погода какая.
Молча сижу в баре, пью, пускаю дым в потолок. Наконец-то
объявляют рейс.

-Как это случилось?
-Сергей, не хотела говорить, но: Она сидела у окна,
воздухом дышала, я подошла чтобы накрыть ее пледом,
прохладно было уже, подъехала машина, а там: твоя Ленка с
каким-то мужиком в машине целовалась. Машина как раз под
фонарем стояла. Все видно было как на ладони. Она успела,
мне и сказать только что: -Смотри Жень, я же говорю, не
пара она ему, и, стала задыхаться.
Я переложила ее на кровать и в скорую позвонила. До их
приезда укол сделала.


Открылась дверь и зашла Ленка.
-Здрасьте. Серега, ты что не мог позвонить,- улыбнувшись,
спросила Ленка.
Встаю со стула, пощечина. Она падает. Хочу добавить, но
Евгения Николаевна останавливает.
-Вон из моего дома. Вон, вон, блядь, я сказал. У тебя час,
слышишь, ровно час, чтобы отсюда убраться.
Соседка схватила меня за руки: -Тише, успокойся, не буди
маму.

-Мам, я опять обкакался,- из своей кроватки улыбался я.
Она беспрекословно брала и меняла мои пеленки, посыпала
присыпкой, ласково говоря:
-Ах ты мой маленький засранец.
Сейчас проще. Сейчас даже памперсы для взрослых есть.
-Вот так. Вот мы и переодели тебя. Ну что ты плачешь? Не
плачь, не надо.
После этого приступа она уже не могла говорить. Лишь
какие-то шипяще-гортанные звуки.
-Мам, ну поешь немного,- подносил к ее рту я ложку. Нет
мам, не отворачивай голову. Тебе надо сил набираться чтобы
поправиться.
Ей было стыдно, когда я менял ей памперсы, постель. Из-за
этого она отказывалась от воды, от еды.
-Мам, ну ты что в самом деле? Хоть ложку каши съешь.
-Кхшш, кхшш.
-Мам, а сколько ты за мной убирала, кормила с ложки, когда
я болел. Что ты мне говорила:
-Ложечку кашки съешь и поправишься.
-Ну вот мам, молодец. Давай еще немного.
-Кхшш, кхшш.
Я смотрю на нее, заглядываю в ее глаза, пытаясь угадать,
что она хочет.
Днем она все больше спит. Соседка не отходя дежурит около
нее, несет свой дневной пост. Прихожу с работы, принимаю
вечернюю вахту. Мне уже везде слышатся эти звуки - кхшш,
кхшш. Быстро бегу домой. Заходят пацаны. Зовут пивка
попить. Вежливо отказываюсь. Отсыпают травы. Иду на
балкон. Забиваю, курю, чтобы хоть как-то отвлечься. Захожу
в комнату. Все по новой. Кхшш, кхшш. Сейчас мам, сейчас.
Переодеваю, кормлю.
-Да мам, сейчас телевизор посмотрим. Подкладываю ей еще
одну подушку. Уже ее по звукам понимаю. Да мама, сейчас
переключу. Какой-то сериал. Она их любит.

Заметная улыбка на ее лице. Она смотрит на эти картинки, а
я на нее.
Боже, как ее болезнь изменила. Еще три месяца назад эта
сорокадвухлетняя женщина вся дышала красотой. Румяное
лицо, фигура. Я даже завидовал, своему директору, который
пытался за ней ухаживать. Она была поистине красивой
женщиной. Она так и не пересекла ни с кем свою судьбу
после смерти отца.
Сейчас же одеяло скрывало тело скукоженной, морщинистой
старухи. Кладу к ней на грудь свою голову, укрываясь ее
рукой. Засыпаю. Снится детство.

-Ааа, мама больно,- орал я на весь двор.
-Что случилось, обнимая меня,- спросила мама.
-Я с дерева упал, показывая свои руки, которые были все в
занозах,- плакал я.
Она меня уложила на кровать, смазала йодом ссадины. Я
помню только ее руки, которые могли незаметно вынуть все
занозы, погладив, убрать боль. Как же мне сейчас хотелось
вытащить занозу из ее сердца.

Проснулся от шума телевизора. Осторожно встал, чтобы не
тревожить маму. Иду на кухню, выпить стакан воды.
Возвращаюсь, накрываю ее, наклоняюсь поцеловать. Холодный
ветер, распахивая окно, врывается в комнату. Холодное
лицо, с застывшей улыбкой.

Ночной ветер треплет волосы, дает забыться, успокоиться.
Надышаться можно только ветром. Два дня на даче. С детства
не переношу процедуры подготовки к похоронам.

Отпетые священником псалмы, плач женщин за моей спиной,
горсть земли в руках. Последний путь.
-Серега ты идешь,- окликнул меня Ромка.
-Нет, вы идите, я побуду еще.

-Мамка твоя?- вывел меня из раздумий чей-то голос. Это
были могильщики.
-Да.
Они присели рядом. Я разлил по стаканам оставшуюся водку.
-Меня Кузьмичом все кличут, а это дружище мой - Колян.
Помянули.
-А моя мамка вот, рядом покоится,- показывая рукой на
соседнюю могилу, проговорил Кузьмич.
-А твоя?- обратился я к Коляну.
-Я ее не знаю. Я из детдома.
Помолчали. Колян сбегал еще за бутылкой водки.
-Давайте,- сказал я, наполняя стаканы, за всех живых
матерей-здоровья им, и, за всех ушедших - пусть земля им
будет пухом.

Я поднял к небу влажные глаза:
-Посмотри мама на этих славных детишек. Как ты и хотела:
мальчик и девочка.
На мою жену, на этот залитый солнцем двор. Прислушайся. Ты
слышишь? Шум волн, крики чаек. Это была твоя мечта, иметь
домик на берегу моря, видеть меня счастливым. Посмотри же
- я счастлив, только мне не хватает тебя.
Легкий ветерок качнул кресло-качалку. На секунду мне
показалось, будто она сидела в нем и смотрела на все это
такими же счастливыми глазами, как и я.

Солнце озарило землю. . Эх: Земляне.

Почему то вспомнились слова из книги Г. Г Маркеса Человек
не связан с землей, если в ней не лежит его покойник ".
Сто лет одиночества прошли. Я возвращался на свою родную
землю. О которой я никогда не забывал и не забуду. На
землю, где покоится прах матери.

Издалека заметил, покрашенную ограду, ухоженную могилу,
свежие цветы на ней.

-Не обманул Кузьмич. Присматривает,- каким-то теплым
чувством разлилось по телу.
Открыл калитку, зашел, присел на скамейку: -Здравствуй,
Мама. Я дома.


PS. Человек! Подойди к двери. Позвони или постучи. Откроет
женщина. Одна единственная, любящая тебя бескорыстно, без
обмана. Это твоя Мать, понимаешь, твоя, единственная.
Просто обними и скажи:

- Здраствуй мама. Я дома.

ацки много букав

ну куда же столько букав? :-)

Я не пожалел, что прочитал.
Строки короткие, читается быстро.

[Сообщение изменено пользователем 07.12.2007 10:49]

стоит того

примерно месячный боян кстати ещё

Зачот!

+1, грустно только очень! Но такова жизнь!

Соплебоян.

который вчера выкладывали...

Извиняюсь, не видел

грустно

я не понимаю ы что гордитесь тем что читать не уметете ?

:weep:

все там будем

седня позвоню родителям

асилил

Исповедь наркомана???
Не ужели для того чтобы позвонить родителям надо прочетать на форуме очередной

:weep:

вчера похожая мысль мне в голову пришла...... :-(

я и так с похмелья....... а тут такое.

грустно ....

АСИЛИЛ :super:

:weep:

причем я выкладывал... вот тут...http://www.e1.ru/talk/forum/read.php?f=67&t=270611...
и еще оттуда-же..

раз про Маму вспомнили, вспомним и про отца....



Отец

Мои родители развелись, когда мне было шесть лет. Мне было трудно понять отчего, когда я захожу в комнату, они внезапно прекращают разговор - мама начинает смотреть в окно, а папа поджимает губы, как человек, который отчаялся объяснить словами какую-то очень простую вещь. Мы даже гуляли не так, как раньше, втроем, взявшись за руки. Теперь я принадлежал кому-то одному - либо я шел впереди с мамой, а отец молча курил, следуя в десятке шагов за нами, либо, если он при выходе на улицу успевал к моей руке первым, мама шла немного в стороне, вороша узким носком сапога кучки приготовленных дворниками к сожжению желтых листьев.

Был октябрь. Затем в один из дней папа ушел. Просто так. Забиравшая меня из садика мама выглядела немного взбудораженной - застегивая на мне курточку, она, не давая мне сказать ни слова, торопливо поведала новости - папа уехал, мы больше не будем жить все вместе, но ты не расстраивайся, теперь уже все будет лучше. Торопясь к автобусу (мама тянула меня за руку так, что мне казалось, что моя левая рука становится длиннее), мама продолжала меня успокаивать и уверять в том, что скоро наша жизнь волшебным образом изменится. Странно, ведь я не сказал ей ни слова. Даже не заплакал. В голове у меня пульсировал семафором один вопрос - как без папы может быть - лучше?

Квартира опустела. Исчез папин радиоприемник "ВЭФ", на обувной полке освободилось место, которое раньше занимали папины сапоги и офицерские ботинки, поредели книжные полки. Наши вечера изменились. Теперь едва ли не каждый вечер к маме приходили подруги. Я играл с пластмассовыми гэдээровскими ковбоями и индейцами, читал "Маленького оборвыша", смотрел по телевизору французское кино "Остров капитана Немо" (его показывали двадцатиминутными отрывками в конце "Очевидного-невероятного"), а мама сидела на кухне с тетей Зиной. Или тетей Катей. Или тетей Людой. Они пили болгарское вино "Медвежья кровь", варили индийский кофе из банок с красивой индийской богиней, оставляли на кухне полные окурков от "Стюардессы" пепельницы и тарелки с свернувшимся пергаментом голландским сыром и потекшей жиром "сухой" колбасой. Иногда включали музыку - маме нравился Юрий Антонов, а тетя Люда приносила записи "Чингисхана" и "Аббы". Засыпая в своей комнате, я иногда слышал, как мама плачет. Папа стал приходить к нам в ноябре. Каждую субботу в три. Ожидая меня, он неловко топтался в прихожей, стряхивая на палас снег с фуражки. Он не говорил с мамой - только здоровался и оговаривал время, когда приведет меня обратно. Папа переминался с ноги на ногу, смотрел почти все время в пол и явно не знал, куда деть свои руки - он поправлял портупею, мял в руках перчатки, застегивал и расстегивал верхние пуговицы на шинели, медные, со звездой. Я видел, что он чувствует себя не в своей тарелке. Впрочем, как и мама. Мне казалось, что если я возьму папу за руку и подведу его к маме, и возьму маму другой рукой, и попрошу их помириться, всё станет как раньше. Папа усмехнется краем губ, мама заливисто засмеется и мы по первому снегу побежим вприпрыжку к остановке семнадцатого автобуса, чтобы успеть к одиннадцатичасовому сеансу в кинотеатр "Юность", на "Месть и закон". Но я так и не решился этого сделать. Мы с папой гуляли молча. Он всегда выдумывал какой-нибудь план действий - привычка военного. Мы ходили в кино и в кафе-мороженое, покупали билеты на гонки по вертикали в заезжем чехословацком цирке и смотрели сказку "Волк в библиотеке" в местном ТЮЗе. Часто, в кинозале или зоопарке, я хохоча поворачивался к нему - папа, смотри! - и видел, что он не обращает внимания на то, что происходит на экране или в клетке медведей. Он просто смотрел на меня и грустно улыбался в ответ на мой мальчишеский восторг.
Папа держал меня за руку крепко, но нежно. Подстраивался под мой шаг, сменяя чеканную походку офицера на неторопливую поступь обычного отца, штатского, который просто вышел погулять со своим шестилетним сыном. Мама всегда тащила меня за собой, энергичная, целеустремленная, быстрая. Когда мы уже подходили к дому, отец останавливался, немного приседал, чтобы оказаться со мной лицом к лицу, и, поправляя обвернутый вокруг моей шеи клетчатый шарфик,
негромко говорил: Сын, - он почти никогда не называл меня по имени. Только "сын". Или, иногда - "сынок", - Береги маму. Слушайся её. Она хорошая. Тебе очень повезло с мамой.
Или:
- Сын, больше читай. Скоро тебе в школу, я не хочу, чтобы меня вызывали на собрания. Вот я тут тебе приготовил книжку, -
улыбаясь, папа протягивал мне томик с нарисованными на обложке мальчишками. "Приключения Тома Сойера", читал я , "Детгиз", 1978 год. - Всегда ищи ответ в книгах, сынок. Книги научат тебя, как стать честным и сильным, как стать настоящим человеком. Сомневайся в том, что тебе говорят учителя, друзья во дворе, соседи - не сомневайся только в книгах. Потрепав меня по голове, "ну, беги", папа разворачивался и быстро шел в сторону остановки, а снег падал на его серую шинель, припорашивая погоны с майорской звездочкой. Мне хотелось побежать к нему, обхватить его за ноги, и прижаться к нему, и вдохнуть такой знакомый и родной его запах, запах формы и гуталина, папирос и кожи, и закричать в его шинель - "Папа, не уходи! Мне плохо без тебя, папа! Я хочу, чтобы все было как раньше!". И зареветь, пачкая слезами и соплями серую безупречность офицерской шинели, и облегчить свою боль, ощущая на плечах сильные отцовские руки. Но я просто стоял и смотрел, как он уходит, и снежинки таяли в бегущих по моим щекам слезах. Все было обидно и неправильно.
В первую неделю декабря мы с папой пошли в кино. Это был очень веселый фильм - "Фантоцци против всех". Я громко смеялся, а когда Фантоцци сел на велосипед без сиденья, смех задушил меня - я держался за живот, из моих глаз текли слезы, и я пропустил следующие три минуты фильма - так мне было смешно.
Когда мы вышли на улицу, я все повторял: "Пап, пап, а как он говорит - Я буду есть, а вы будете смотреть! Я буду есть, а вы будете смотреть! Умора, правда?"
Папа слегка улыбался и выглядел грустнее, чем обычно. Он был в штатском - мне непривычно было видеть его в черном пальто и шляпе вместо обычных шинели и светло-серой шапки с кокардой.
Когда мы шли по парку - на Украине темнеет рано, в шесть часов вечера уже ночь - я вдруг услышал "Э, мужик, стоять, сигарет не будет у тебя?". Поворачиваясь на ходу, я увидел, как в свете фонарей, через медленно падающие снежинки, к нам сзади подбегают двое, нет, трое мужиков. Они были моложе папы - лет по двадцать-тридцать наверное, с длинными волосами и в клешеных джинсах. "Сынок, не оборачивайся, идем быстрее, шпана, не обращай внимания" - тихо произнес папа и ускорил шаг. "Э, ты че, я не понял, я кому сказал стоять" - раздалось уже за самой моей спиной. Папа остановился, повернулся назад, и тихим голосом - я никогда не слышал,
чтобы папа разговаривал так тихо - ответил: - Ребята, у меня только папиросы, я могу вам дать одну. Парень, который подходил к нам, ухмыльнулся, засунул руки в карманы джинсов, прохрипел носом и сплюнул папе под ноги желто-зеленую соплю. Она упала в десяти сантиметрах от папиных ботинок и сразу стала покрываться тающими снежинками. - Я те русским языком сказал - стой, хуль ты сразу не остановился, - парня покачивало, и пахло от него, как от сантехника дяди Коли с четвертого. - Не ругаться при ребенке! - от того, что папа резко повысил голос, двое парней, подбежавшие к первому, даже немного
отодвинулись.
- А ты чё, борзый, что ли? И чё ты мне сделаешь? Табаком из папиросы в глаз попадешь, как с плювалки? - парни загоготали. -
Ты, бля, интеллигент хуев, быро дал сюда кошелек. Или ты так не понимаешь? - парень засунул руку в задний карман брюк. И
оставил её там. - Бля, давай по-хорошему, а то тебя щас попишем и выблядка твоего.
Второй парень быстро подошел ко мне с боку и схватил за шиворот. Папа перехватил его руку и тогда тот, с рукой в кармане,
вытащил нож и сунул его папе в лицо.
- Стоять сука, кому сказал.
- Хорошо. - папа приподнял руки. - Сына отпустите. - и полез рукой во внутренний карман. Папа посмотрел на меня искоса и
сделал едва заметный жест глазами - беги, мы так все время делали, когда бегали наперегонки в парке. Но я не мог. Я весь
дрожал, мне казалось, что кто-то очень большой и злой взял меня за сердце узловатыми корявыми руками и держит на месте, не
давая ступить и шагу.
Доставая кошелек, папа уронил его на снег. "Ты чё, поднял, сука!" закричал тот, который с ножом, и папа наклонился, и
выпрямляясь, схватил его за руку с ножом, а второй рукой резко ударил куда-то под голову, в шею, и парень квакнул,
поперхнувшись , его голова дернулась, ноги повело, и он стал падать назад. Папа повернулся к тому, который держал меня и
замахнулся кулаком. Я почувствовал, как державшие меня руки ослабли, и заорал - "Папа! Сзади!", но было поздно, потому что
третий из напавших на нас схватил папу руками за шею и стал душить его сзади, заваливая на себя.
Папа обхватил его за руки, резко присел, и перебросил через бедро на землю.
Я понял, что сейчас все будет очень плохо. Папа не мог разделаться с повисшим на нем парне, а второй в это время достал
что-то из кармана куртки, щелкнул кнопкой, и с ножом в руке дернулся к папе. Я прыгнул на него сзади, и обхватил его за ногу,
и вцепился зубами в твердый синий коттон джинсов. Мне уже не было страшно - не трогайте моего папу, не трогайте моего папу.
Когда он двинул меня по голове рукой с зажатым ножом, я ощутил удар, меня как будто хлестнули по лбу эдектрической плетью, и
что-то теплое побежало у меня по лицу. Посмотрев вниз, я увидел, как густые капли крови падают на снег прямо из меня. Мне
даже не было больно, только как-то.странно. Как будто мне все снится. Лежа на снегу - кровь текла из моего лба в белое, и
впитывалась, текла и впитывалась, я видел, как папа выбивает ударом ноги нож из руки нападавшего, как он обхватывает его
руками за шею и резко, с хрустом, поворачивает её по часовой; как он поднимает нож и бьет им в живот второго; как он подходит
к тр
етьему и, пока тот не успел заорать, взмахивает рукой с зажатым ножом у того перед лицом, и как сразу за папиной рукой
брызгает красная струйка, как летом из поливального шланга, когда он рвется, и дядя Коля-сантехник обматывает место разрыва
синей изолентой. Как папа подходит к отползающему с красным следом по снегу верзиле и берет его за волосы, и оттягивает на
себя голову, и коротко проводит рукой под горлом, так, как он это делал, когда мы ездили в Ивановку за грибами. Как папа
оттирает нож снегом, затем снятым с одного из парней шарфом, как он отбрасывает далеко, в снег, нож, и идет ко мне, и
поднимает меня на руки, и говорит, что все будет хорошо, и просто царапина, и доктор обработает йодом и зашьет, и будет
совсем не больно - ну, только чуть пощиплет.
В больнице папа сказал, что я напоролся лбом на натянутую в лесу проволоку. Врач предложил папе сделать мне наркоз - восемь
швов, все-таки. Папа сказал, что его сын выдержит. И я выдержал. Только потом, когда папа на руках нес меня к дому, я
заплакал, уткнувшись носом в его плечо. Я плакал, и не мог остановиться, а папа похлопывал меня по спине, и говорил, что
ничего, сынок, все будет хорошо, все будет хорошо.
Когда мы подошли к дому, он поставил меня на ноги, и слегка присел, чтобы оказаться со мной лицом к лицу:
- Сын. Это была шпана. Быдло. Мусор. Не люди. Хуже - когда промолчать. Хуже - спрятать глаза и пройти. Хуже - не заметить и
уверять себя через три минуты, что не надо связываться, правильно, что отдал. Всегда наказывай наглость. Всегда карай быдло.
Помнишь, по телевизору, дядя Миша Ножкин пел - "Добро должно быть с кулаками". Иногда с ножом, сына.Иногда с ножом.
Я смотрел на него, и в горле у меня ходил комок от гордости, от того, что мой папа - настоящий герой, как Зорро, как Виру и
Виджай, как Штирлиц. И папа - зачем же ты говоришь мне все это, ведь я тебя люблю, ведь ты поступил как герой, ведь вот так -
и надо делать, ведь этому и учат все на свете книжки.
Я больше не видел папу. Через два дня он уехал в Монголию, в Чойбалсан. Его перевели давно, он не решался мне сказать об
этом. Через два месяца папа умер от пневмонии - он простудился, когда грузовик с солдатами ушел под лед, а он помогал им
выбираться -одному, второму, третьему, всем. Мы не приехали на похороны - мама занималась переездом в Свердловск, где я
прожил следующие девятнадцать лет.
.....
Портрет отца висит на стене рядом с моей кроватью. Улыбаясь, он смотрит на меня лейтенантом из далекого 1969-го. Я прячу
взгляд. Мне случалось в жизни - промолчать, пройти. Я не связываюсь. Я бескулачное добро.
Когда папа умер, ему было тридцать три, как мне сейчас. Но мне кажется, я уже никогда не стану таким взрослым, таким
настоящим, как был он. Часто я просыпаюсь ночью, мокрый от слез и пота, и выныриваю из сна, где я закричал-таки - "Папа, не
уходи!", и догнал его, и он поднял меня на руки, и засмеялся, и глаза сощурились добрыми морщинками:
- Ну что ты, сынок. Конечно, не уйду

Осилил через силу, но оно того стоит :-(