Съездил к своим, на кладбище... (фото)
В
Вадимыч на Грозе Паркета
А что в них такого уж, нефотогигиеничного?
"Мама говорила, смерть - это часть жизни!" (С) Форест Гамп
Т
Татьяна Андреевна)
http://www.darkgrot.ru/images/cult/photo1053.jpg
я п вот от такого последнего пристанища не отказалась)))
я п вот от такого последнего пристанища не отказалась)))
R
Rum
Заголовок желтой прессы - Кладбищинские знаки.
P.S. отрыл себе подругу то?
P.S. отрыл себе подругу то?
Идиотом выглядеть не стыдно перед всем АК?
A
A2J
ИМХО, странное что-то есть в таких надгробиях.
Мертвым уже это нафиг не нужно.
Получается, это тоже понты живых, перед другими живыми?
Мертвым уже это нафиг не нужно.
Получается, это тоже понты живых, перед другими живыми?
A
A2J
я п вот от такого последнего пристанища не отказалась)))
Тебе, я думаю, уже будет совсем неважно.
m
mr.bukin
Готично...
Д
Домоседыч
на первой фото там похоронен очень известный педагог
E
El.Master ПриватизировалКОСМОС
Гаррис захотел сойти на берег у Хэмптонской церкви, чтобы взглянуть на могилу миссис Томас.
— А кто такая миссис Томас? — осведомился я.
— Почем я знаю? — ответил Гаррис. — Это дама, у которой презабавный памятник, и я хочу на него посмотреть.
Я запротестовал. Может быть, у меня извращенная натура, но я не чувствую никакого пристрастия к памятникам. Я знаю: когда путешественник приезжает в незнакомый город или селение, принято, чтобы он тотчас бросался со всех ног на кладбище и наслаждался лицезрением могил. Но я не любитель этого веселого времяпрепровождения. У меня нет ни малейшего интереса к тому, чтобы таскаться вслед за каким нибудь пыхтящим от одышки старым грибом вокруг хмурой, наводящей тоску церкви и читать эпитафии. Даже тогда, когда трогательные изречения нацарапаны на медяшке, привинченной к каменной глыбе, я не в состоянии прийти от этого в экстаз.
Абсолютное самообладание, которое мне удается сохранять перед лицом самых душераздирающих надписей, приводит в содрогание всех добропорядочных могильщиков, а пониженная любознательность по отношению к местным семейным преданиям и плохо скрываемое стремление выбраться из за церковной ограды оскорбляют их лучшие чувства.
Однажды в сияющее солнечное утро я стоял, прислонившись к низкой каменной стене, служившей оградой маленькой деревенской церкви, и курил, погруженный в спокойное, счастливое созерцание. Моим глазам представлялась очаровательная мирная картина: старинная серая церковь, заросшая плющом, ее украшенные причудливой резьбой дубовые двери, дорога, вьющаяся белой лентой по склону холма и обсаженная двумя рядами высоких вязов, крытые соломой домики, выглядывающие из за аккуратных изгородей, серебряная речка в долине, а на горизонте лесистые холмы.
Это был чудесный пейзаж. От него веяло нежностью и поэзией. Он вдохновлял меня. Я чувствовал, что становлюсь добрым и благородным. Я чувствовал, что готов отречься от зла и греха. Я поселюсь здесь, и меня осенит благодать, и жизнь моя будет прекрасной и достойной хвалы, и я состарюсь, и меня украсят почтенные седины, и тому подобное.
И в эту минуту я простил своим родным и друзьям их прегрешения и благословил их. Они не знали, что я их благословил. Они продолжали идти по стезе порока, не ведая того, какое добро я творю для них в этом далеком мирном селенье. Но все таки я творил для них добро и считал, что должен уведомить их о том, что сотворил добро, ибо я желал осчастливить их. Вот какие высокие и гуманные размышления переполняли мою душу и переливались через край, когда вдруг меня вывел из задумчивости чей то пронзительный пискливый голос:
«Сию минуту, сэр! Бегу, бегу! Погодите, сэр! Сию минуту!»
Я оглянулся и увидел лысого старикашку, который торопливо ковылял по кладбищу, направляясь ко мне. В его руке была гигантская связка ключей, которые громыхали при каждом его шага.
Величественным мановением руки я велел ему удалиться, но он тем не менее приближался, истошно крича:
«Иду, иду, сэр! Я, видите ли, прихрамываю. Да, старость не радость, сэр! Прошу сюда, сэр!..»
«Прочь, несчастный старец!» — промолвил я.
«Я уж и так спешил, сэр, — ответил он. — Моя благоверная только сейчас вас заприметила. Идите за мной, сэр».
«Прочь, — повторил я, — оставьте меня в покое, или я перелезу через стену и убью вас».
Он оторопел.
«Вы не хотите осмотреть памятники?» — спросил он.
«Не хочу, — ответил я. — Я хочу стоять здесь, прислонившись к этой старой каменной стене. Уходите, вы меня отвлекаете. Моя душа — средоточие великих и благородных помыслов, и я не желаю рассеиваться, ибо ощущаю благодать. Не вертитесь тут под ногами и не выводите меня из себя, разгоняя мои лучшие чувства дурацкой болтовней об этих идиотских памятниках. Убирайтесь, и если кто нибудь не слишком дорого возьмет за то, чтобы вас похоронить, — я оплачу половину расходов».
Старик на мгновение растерялся. Он протер глаза и воззрился на меня. С виду я был человек как человек. Он ничего не понимал.
Он сказал:
«Вы приезжий? Вы здесь не живете?»
«Нет, — ответил я, — не живу. Если бы я здесь жил, то вы бы уже здесь не жили».
«Так, значит, вы желаете осмотреть памятники… могилки… понимаете? — гробы, покойнички…»
«Вы шарлатан! — сказал я, начиная раздражаться. — Я не желаю осматривать памятники. Никаких памятников. К чему это мне? У нас есть свои семейные памятники. Памятник дяде Поджеру на кладбища Кенсэл Грин — гордость всего прихода. А в склепе моего дедушки в Бау может поместиться десяток посетителей. А в Финчли у моей двоюродной бабушки Сусанны кирпичный саркофаг с надгробием, украшенным чем то вроде кофейника, и одна только дорожка вокруг могилы, выложенная белым камнем, стоила бешеных денег. Когда я желаю полюбоваться на памятники, я отправляюсь туда и упиваюсь этим зрелищем. Чужих мне не надо. Когда вас похоронят, я, так и быть, приду посмотреть на вашу могилу. Это все, что я могу для вас сделать».
Старик зарыдал. Он сообщил, что один из памятников увенчан каким то обломком, о котором толкуют, будто он был частицей окаменевшего человека, а на другом памятнике выгравирована надпись, которую до сих пор никто не смог разобрать.
Но я был неумолим, и старик сказал дрожащим голосом:
«Но все таки вы посмотрите историческое окно?»
Я отказался даже от исторического окна, и тут он выпустил свой последний козырь. Он подошел ко мне вплотную и хрипло прошептал:
«Там, в склепе под церковью, у меня припрятана парочка черепов. Так и быть, можете на них взглянуть. Пойдемте, посмотрите на черепа. У вас ведь каникулы, молодой человек, и вам необходимо развлечься. Я покажу вам черепа!»
Тут я обратился в бегство и долго еще слышал за своей спиной жалобные призывы:
«Пойдемте, я покажу вам черепа! Вернитесь и взгляните на черепа!»
Джером Клапка Джером
Трое в лодке, не считая собаки
Сорри за много букв, но из песни слова не выкинешь
— А кто такая миссис Томас? — осведомился я.
— Почем я знаю? — ответил Гаррис. — Это дама, у которой презабавный памятник, и я хочу на него посмотреть.
Я запротестовал. Может быть, у меня извращенная натура, но я не чувствую никакого пристрастия к памятникам. Я знаю: когда путешественник приезжает в незнакомый город или селение, принято, чтобы он тотчас бросался со всех ног на кладбище и наслаждался лицезрением могил. Но я не любитель этого веселого времяпрепровождения. У меня нет ни малейшего интереса к тому, чтобы таскаться вслед за каким нибудь пыхтящим от одышки старым грибом вокруг хмурой, наводящей тоску церкви и читать эпитафии. Даже тогда, когда трогательные изречения нацарапаны на медяшке, привинченной к каменной глыбе, я не в состоянии прийти от этого в экстаз.
Абсолютное самообладание, которое мне удается сохранять перед лицом самых душераздирающих надписей, приводит в содрогание всех добропорядочных могильщиков, а пониженная любознательность по отношению к местным семейным преданиям и плохо скрываемое стремление выбраться из за церковной ограды оскорбляют их лучшие чувства.
Однажды в сияющее солнечное утро я стоял, прислонившись к низкой каменной стене, служившей оградой маленькой деревенской церкви, и курил, погруженный в спокойное, счастливое созерцание. Моим глазам представлялась очаровательная мирная картина: старинная серая церковь, заросшая плющом, ее украшенные причудливой резьбой дубовые двери, дорога, вьющаяся белой лентой по склону холма и обсаженная двумя рядами высоких вязов, крытые соломой домики, выглядывающие из за аккуратных изгородей, серебряная речка в долине, а на горизонте лесистые холмы.
Это был чудесный пейзаж. От него веяло нежностью и поэзией. Он вдохновлял меня. Я чувствовал, что становлюсь добрым и благородным. Я чувствовал, что готов отречься от зла и греха. Я поселюсь здесь, и меня осенит благодать, и жизнь моя будет прекрасной и достойной хвалы, и я состарюсь, и меня украсят почтенные седины, и тому подобное.
И в эту минуту я простил своим родным и друзьям их прегрешения и благословил их. Они не знали, что я их благословил. Они продолжали идти по стезе порока, не ведая того, какое добро я творю для них в этом далеком мирном селенье. Но все таки я творил для них добро и считал, что должен уведомить их о том, что сотворил добро, ибо я желал осчастливить их. Вот какие высокие и гуманные размышления переполняли мою душу и переливались через край, когда вдруг меня вывел из задумчивости чей то пронзительный пискливый голос:
«Сию минуту, сэр! Бегу, бегу! Погодите, сэр! Сию минуту!»
Я оглянулся и увидел лысого старикашку, который торопливо ковылял по кладбищу, направляясь ко мне. В его руке была гигантская связка ключей, которые громыхали при каждом его шага.
Величественным мановением руки я велел ему удалиться, но он тем не менее приближался, истошно крича:
«Иду, иду, сэр! Я, видите ли, прихрамываю. Да, старость не радость, сэр! Прошу сюда, сэр!..»
«Прочь, несчастный старец!» — промолвил я.
«Я уж и так спешил, сэр, — ответил он. — Моя благоверная только сейчас вас заприметила. Идите за мной, сэр».
«Прочь, — повторил я, — оставьте меня в покое, или я перелезу через стену и убью вас».
Он оторопел.
«Вы не хотите осмотреть памятники?» — спросил он.
«Не хочу, — ответил я. — Я хочу стоять здесь, прислонившись к этой старой каменной стене. Уходите, вы меня отвлекаете. Моя душа — средоточие великих и благородных помыслов, и я не желаю рассеиваться, ибо ощущаю благодать. Не вертитесь тут под ногами и не выводите меня из себя, разгоняя мои лучшие чувства дурацкой болтовней об этих идиотских памятниках. Убирайтесь, и если кто нибудь не слишком дорого возьмет за то, чтобы вас похоронить, — я оплачу половину расходов».
Старик на мгновение растерялся. Он протер глаза и воззрился на меня. С виду я был человек как человек. Он ничего не понимал.
Он сказал:
«Вы приезжий? Вы здесь не живете?»
«Нет, — ответил я, — не живу. Если бы я здесь жил, то вы бы уже здесь не жили».
«Так, значит, вы желаете осмотреть памятники… могилки… понимаете? — гробы, покойнички…»
«Вы шарлатан! — сказал я, начиная раздражаться. — Я не желаю осматривать памятники. Никаких памятников. К чему это мне? У нас есть свои семейные памятники. Памятник дяде Поджеру на кладбища Кенсэл Грин — гордость всего прихода. А в склепе моего дедушки в Бау может поместиться десяток посетителей. А в Финчли у моей двоюродной бабушки Сусанны кирпичный саркофаг с надгробием, украшенным чем то вроде кофейника, и одна только дорожка вокруг могилы, выложенная белым камнем, стоила бешеных денег. Когда я желаю полюбоваться на памятники, я отправляюсь туда и упиваюсь этим зрелищем. Чужих мне не надо. Когда вас похоронят, я, так и быть, приду посмотреть на вашу могилу. Это все, что я могу для вас сделать».
Старик зарыдал. Он сообщил, что один из памятников увенчан каким то обломком, о котором толкуют, будто он был частицей окаменевшего человека, а на другом памятнике выгравирована надпись, которую до сих пор никто не смог разобрать.
Но я был неумолим, и старик сказал дрожащим голосом:
«Но все таки вы посмотрите историческое окно?»
Я отказался даже от исторического окна, и тут он выпустил свой последний козырь. Он подошел ко мне вплотную и хрипло прошептал:
«Там, в склепе под церковью, у меня припрятана парочка черепов. Так и быть, можете на них взглянуть. Пойдемте, посмотрите на черепа. У вас ведь каникулы, молодой человек, и вам необходимо развлечься. Я покажу вам черепа!»
Тут я обратился в бегство и долго еще слышал за своей спиной жалобные призывы:
«Пойдемте, я покажу вам черепа! Вернитесь и взгляните на черепа!»
Джером Клапка Джером
Трое в лодке, не считая собаки
Сорри за много букв, но из песни слова не выкинешь
D
Di-neve
[Сообщение изменено пользователем 27.10.2007 13:35]
Обсуждение этой темы закрыто модератором форума.