Эротика в лит-ре
m
milaя
Не ржать. Вопрос серьёзен
Какой должна быть постельная сцена в произведении, чтобы при прочтении не плеваться, не хихикать, прикрывая рот ладонью?
Речь не идёт о чистой эротике. Постельная сцена.
Некоторые пишушие, к примеру, предпочитают вообще не описывать ентих сцен - ну мол было и точка.
Другие напротив - прорисовывают все штрихи так подробно, что порой неудобно за автора становится...
Вопрос не праздный - добралась до написания постельной сцены, мимо не пройдёшь, необходимо для сюжета и фсё.
[Сообщение изменено пользователем 23.05.2007 17:00]
Какой должна быть постельная сцена в произведении, чтобы при прочтении не плеваться, не хихикать, прикрывая рот ладонью?
Речь не идёт о чистой эротике. Постельная сцена.
Некоторые пишушие, к примеру, предпочитают вообще не описывать ентих сцен - ну мол было и точка.
Другие напротив - прорисовывают все штрихи так подробно, что порой неудобно за автора становится...
Вопрос не праздный - добралась до написания постельной сцены, мимо не пройдёшь, необходимо для сюжета и фсё.
[Сообщение изменено пользователем 23.05.2007 17:00]
g
grublue
как хотите, так и пишите.
мне на станет за вас неудобно, лишь бы вам удобно было.
мне на станет за вас неудобно, лишь бы вам удобно было.
>Какой должна быть эротическая сцена в произведении
Твлантливой.
(шепотом) Остальные - тоже.
Твлантливой.
(шепотом) Остальные - тоже.
m
milaя
Хорошо, как пример 2 разных описания...
1.
"Потом она встала, и Губатый понял, что длину футболки он переоценил минимум сантиметров на пятнадцать.
- Я переоденусь, - сказал Пименов, удивившись звучанию собственного голоса. – Пропусти-ка…
- Так я не держу, - рассмеялась Ленка, и даже сделала шаг в сторону, скрестив руки на груди. От этого жеста футболка задралась еще выше, уже полностью обнажив и лобок, и бедра. Взгляд у Изотовой был даже не издевательский – просто хуже не бывает. Так смотрят на евнуха. Губатый наверняка не знал, как смотрят на евнуха, но воображение ему подсказывало, что именно так, с удивлением, легкой брезгливостью и с интересом: «Что, неужели не встанет?»
В своих реакциях Пименов не сомневался – всю неделю от изотовских поддразниваний он был, как почетный караул на Красной площади: всегда по стойке смирно и всегда наготове, посему отведя глаза скользнул в рубку, оттуда вниз, в каюту и торопливо стащив с себя просоленную футболку и свободные, шортами, плавки, открыл дверь крошечной душевой. Кожу стянуло от соленой воды так, что казалось - все тело покрыто упругой пленкой. Шрамы выделялись красными выпуклыми нитями, а кое-где и шнурками.
- Может быть, все-таки, не будешь торопиться? – сказала она в полголоса за его спиной.
Он медленно повернулся.
В каюте было душно: даже открытые настежь иллюминаторы не спасали, но все-таки лучше, чем под открытым солнцем, пусть и закатным. Губатый чувствовал, как по его вискам покатились шарики пота и застряли в мягкой щетине, отросшей на его щеках за эти дни.
Ленка стояла в проходе между узкими койками, расположенными, как в купе спального вагона – одна над другой, и стеной каюты, голая, с копной жестких от морской воды волос на голове… Стояла «по-морскому», слегка расставив крепкие ноги, опершись одной рукой на край иллюминатора, а второй на верхнюю койку. Красноватый закатный свет отражаясь от водной ряби падал на ее лицо, зажигая глаза совсем не ангельским блеском, играл пятнами на смуглой загорелой груди.
Пименов даже не ел - жрал ее глазами. Всю, от тонких лодыжек до припухших от солнца губ, от крепких круглых грудей до подбритого лобка. Ему было плевать на то, что он давал себе слово не превращать деловые отношения в интимные. Плевать на то, что прошлой ночью эта женщина сладко стонала и выла под Ельцовым, и где-то там, в глубине ее лона, еще оставались капельки чужой спермы. Ему было плевать на то, что муж, пусть и гражданский, этой женщины лежит в нескольких сотнях метров от «Тайны», вымотанный качкой, уткнувшись покрытым испариной лицом в надувной матрас. Если честно, в этот момент ему было плевать на все! Их разделяло десять с лишним лет и несколько метров. Полная луна светила над Абрау-Дюрсо. Лодка скользила по глади озера, пахло травами, горячей землей и черной озерной водой – так может быть только на юге, под крупными, как спелые виноградины, звездами. Только там, где воздух наполнен негой и жаром. Только там каждая близость волнует, как первая и кажется последней по остроте чувств и боязни утраты.
Губатый шагнул к Изотовой через годы, не ощущая, что уже идет – его несло навстречу ей - упругой морской волной, неудержимой, как желание, и желанием, неудержимым, как морская волна.
Кожа у нее была сухой и прохладной на ощупь, губы чуть искривлены все той же издевательской усмешкой, зрачки расширены. Грудь Ленки вздымалась неровно, не от непонятного волнения, подобного тому, что охватило Губатого, а, скорее, от обычного, желания, и от каждого ее вздоха, в момент, когда ее живот касался его напряженной плоти, Пименов чувствовал, что разум отказывается работать от недостатка крови, которая потоком хлынула вниз живота. Ему хотелось разорвать ее, свалить на пол и брать грубо, как воин берет законную добычу, но он глубоко вдохнул запах ее волос, покрытых крупинками морской соли, и нежно, словно боясь вспугнуть, коснулся губами виска, щеки, маленького уха, похожего на раковинку, шеи…
- Ну, - сказала Изотова хриплым, неровным голосом, - и чего ты ждал столько дней? Что я овдовею?
Губатый не ответил. Любой ответ звучал бы глупо. Особенно сейчас.
Ее руки скользнули по его бедрам – прохладные и мягкие, поднялись по спине, погладили затылок. А потом Изотова поцеловала его в губы. Поцелуй и ее дыхание были совсем не такими, какими он их помнил. Нет, поцелуй был хорош, страстен, умел, влажен и возбуждающ. Но он был не таким, как тот, что Пименов запомнил – не первый, он не оставил в памяти следа, а последний – пахнущий подкравшимся расставанием, другой жизнью и «не случившимся». Сегодняшний же пах сигаретной горечью. Он был другим. Настолько другим, что у Лехи возникло впечатление, что его обманули. Но Ленка на мгновение отстранилась от него, в душу Пименову глянули полные доверху желанием колодцы ее глаз, и все остальное перестало иметь значение.
Они сплетались и расплетались, словно сражающиеся осьминоги, то на узкой, как карниз откидной койке, то на полу, то на ступеньках ведущей в рубку короткой лестницы. Тела их покрылись испариной – и от духоты, и от усердия, с которым они любили друг друга. В этом совокуплении было настолько мало осознанного, что никто не смог бы назвать его любовной игрой – это было похоже на яростную схватку животных, на драку за первенство; оба они были друг для друга инструментами для удовлетворения желания, а не любовниками. Они рычали, облизывая друг друга, стонали, вскрикивали, а потом Изотова задышала размеренно, словно бегунья, отсчитывающая последние шаги до финиша - стиснула его бедрами, впилась ногтями в плечи и мелко дрожа всем телом, до последней клеточки, задвигала бедрами в отчаянном, судорожном ритме, и Леха резкими и глубокими ударами заставил ее чуть приоткрыться…
Она закричала – такой крик Пименов слышал уже несколько ночей подряд, но это не охладило его, а, наоборот, только добавило сил и яростного удовольствия оттого, что он своими движениями выгоняет из пульсирующего лона само воспоминание о сопернике, его следы. Это было, конечно, иллюзией, но сладкой иллюзией. Именно на таких иллюзиях и держится мир, и Пименов, повидавший многих женщин на своем веку, об этом хорошо знал. Но в эту минуту, вонзаясь во влажный, живущий своей жизнью островок плоти, он не мог думать – он мог только торжествующе вздыматься над выгнутым ему навстречу телом, чувствуя себя хозяином, победителем, завоевателем. Как многие миллионы мужчин, берущие в ту же самую секунду своих жен, любовниц, случайных подруг и считающие, что именно они одержали победу в любовной схватке. И Губатый ошибался, как ошибались все и до, и после него – в этой битве всегда побеждает женщина, но ему еще предстояло в этом убедиться."
(с)
[Сообщение изменено пользователем 23.05.2007 16:13]
1.
"Потом она встала, и Губатый понял, что длину футболки он переоценил минимум сантиметров на пятнадцать.
- Я переоденусь, - сказал Пименов, удивившись звучанию собственного голоса. – Пропусти-ка…
- Так я не держу, - рассмеялась Ленка, и даже сделала шаг в сторону, скрестив руки на груди. От этого жеста футболка задралась еще выше, уже полностью обнажив и лобок, и бедра. Взгляд у Изотовой был даже не издевательский – просто хуже не бывает. Так смотрят на евнуха. Губатый наверняка не знал, как смотрят на евнуха, но воображение ему подсказывало, что именно так, с удивлением, легкой брезгливостью и с интересом: «Что, неужели не встанет?»
В своих реакциях Пименов не сомневался – всю неделю от изотовских поддразниваний он был, как почетный караул на Красной площади: всегда по стойке смирно и всегда наготове, посему отведя глаза скользнул в рубку, оттуда вниз, в каюту и торопливо стащив с себя просоленную футболку и свободные, шортами, плавки, открыл дверь крошечной душевой. Кожу стянуло от соленой воды так, что казалось - все тело покрыто упругой пленкой. Шрамы выделялись красными выпуклыми нитями, а кое-где и шнурками.
- Может быть, все-таки, не будешь торопиться? – сказала она в полголоса за его спиной.
Он медленно повернулся.
В каюте было душно: даже открытые настежь иллюминаторы не спасали, но все-таки лучше, чем под открытым солнцем, пусть и закатным. Губатый чувствовал, как по его вискам покатились шарики пота и застряли в мягкой щетине, отросшей на его щеках за эти дни.
Ленка стояла в проходе между узкими койками, расположенными, как в купе спального вагона – одна над другой, и стеной каюты, голая, с копной жестких от морской воды волос на голове… Стояла «по-морскому», слегка расставив крепкие ноги, опершись одной рукой на край иллюминатора, а второй на верхнюю койку. Красноватый закатный свет отражаясь от водной ряби падал на ее лицо, зажигая глаза совсем не ангельским блеском, играл пятнами на смуглой загорелой груди.
Пименов даже не ел - жрал ее глазами. Всю, от тонких лодыжек до припухших от солнца губ, от крепких круглых грудей до подбритого лобка. Ему было плевать на то, что он давал себе слово не превращать деловые отношения в интимные. Плевать на то, что прошлой ночью эта женщина сладко стонала и выла под Ельцовым, и где-то там, в глубине ее лона, еще оставались капельки чужой спермы. Ему было плевать на то, что муж, пусть и гражданский, этой женщины лежит в нескольких сотнях метров от «Тайны», вымотанный качкой, уткнувшись покрытым испариной лицом в надувной матрас. Если честно, в этот момент ему было плевать на все! Их разделяло десять с лишним лет и несколько метров. Полная луна светила над Абрау-Дюрсо. Лодка скользила по глади озера, пахло травами, горячей землей и черной озерной водой – так может быть только на юге, под крупными, как спелые виноградины, звездами. Только там, где воздух наполнен негой и жаром. Только там каждая близость волнует, как первая и кажется последней по остроте чувств и боязни утраты.
Губатый шагнул к Изотовой через годы, не ощущая, что уже идет – его несло навстречу ей - упругой морской волной, неудержимой, как желание, и желанием, неудержимым, как морская волна.
Кожа у нее была сухой и прохладной на ощупь, губы чуть искривлены все той же издевательской усмешкой, зрачки расширены. Грудь Ленки вздымалась неровно, не от непонятного волнения, подобного тому, что охватило Губатого, а, скорее, от обычного, желания, и от каждого ее вздоха, в момент, когда ее живот касался его напряженной плоти, Пименов чувствовал, что разум отказывается работать от недостатка крови, которая потоком хлынула вниз живота. Ему хотелось разорвать ее, свалить на пол и брать грубо, как воин берет законную добычу, но он глубоко вдохнул запах ее волос, покрытых крупинками морской соли, и нежно, словно боясь вспугнуть, коснулся губами виска, щеки, маленького уха, похожего на раковинку, шеи…
- Ну, - сказала Изотова хриплым, неровным голосом, - и чего ты ждал столько дней? Что я овдовею?
Губатый не ответил. Любой ответ звучал бы глупо. Особенно сейчас.
Ее руки скользнули по его бедрам – прохладные и мягкие, поднялись по спине, погладили затылок. А потом Изотова поцеловала его в губы. Поцелуй и ее дыхание были совсем не такими, какими он их помнил. Нет, поцелуй был хорош, страстен, умел, влажен и возбуждающ. Но он был не таким, как тот, что Пименов запомнил – не первый, он не оставил в памяти следа, а последний – пахнущий подкравшимся расставанием, другой жизнью и «не случившимся». Сегодняшний же пах сигаретной горечью. Он был другим. Настолько другим, что у Лехи возникло впечатление, что его обманули. Но Ленка на мгновение отстранилась от него, в душу Пименову глянули полные доверху желанием колодцы ее глаз, и все остальное перестало иметь значение.
Они сплетались и расплетались, словно сражающиеся осьминоги, то на узкой, как карниз откидной койке, то на полу, то на ступеньках ведущей в рубку короткой лестницы. Тела их покрылись испариной – и от духоты, и от усердия, с которым они любили друг друга. В этом совокуплении было настолько мало осознанного, что никто не смог бы назвать его любовной игрой – это было похоже на яростную схватку животных, на драку за первенство; оба они были друг для друга инструментами для удовлетворения желания, а не любовниками. Они рычали, облизывая друг друга, стонали, вскрикивали, а потом Изотова задышала размеренно, словно бегунья, отсчитывающая последние шаги до финиша - стиснула его бедрами, впилась ногтями в плечи и мелко дрожа всем телом, до последней клеточки, задвигала бедрами в отчаянном, судорожном ритме, и Леха резкими и глубокими ударами заставил ее чуть приоткрыться…
Она закричала – такой крик Пименов слышал уже несколько ночей подряд, но это не охладило его, а, наоборот, только добавило сил и яростного удовольствия оттого, что он своими движениями выгоняет из пульсирующего лона само воспоминание о сопернике, его следы. Это было, конечно, иллюзией, но сладкой иллюзией. Именно на таких иллюзиях и держится мир, и Пименов, повидавший многих женщин на своем веку, об этом хорошо знал. Но в эту минуту, вонзаясь во влажный, живущий своей жизнью островок плоти, он не мог думать – он мог только торжествующе вздыматься над выгнутым ему навстречу телом, чувствуя себя хозяином, победителем, завоевателем. Как многие миллионы мужчин, берущие в ту же самую секунду своих жен, любовниц, случайных подруг и считающие, что именно они одержали победу в любовной схватке. И Губатый ошибался, как ошибались все и до, и после него – в этой битве всегда побеждает женщина, но ему еще предстояло в этом убедиться."
(с)
[Сообщение изменено пользователем 23.05.2007 16:13]
m
milaя
2.
Ленка ощущала это волнение, рвущее в клочья сердечко, едва Горин оказывался рядом. «Этого не может быть. Я не могла влюбиться!» - сердилась она, но продолжала скользить взглядом по его мускулистой фигуре, лихо поднимающей по соседству штангу. Сотни бабочек порхали внизу живота, кровь била в виски и ноги совсем не слушались. «Всё, я пропала».
В реальности мысли ещё как-то удавалось переключить в иное русло, но ломать сценарии сновидений не моглось, да и не хотелось…
Всё та же лестница. Лёшкина настойчивость и роза в руке, шипы, впившиеся в ладошку. Чьи-то медленные шаги снизу, пролёт, ещё пролёт. Горин. Взгляд серых глаз, рассечённая бровь и капелька крови.
- Всё в порядке, дорогая? Иль помощь нужна? – спрашивает он, сурово поглядывая на Алексея. Подходит к ней и, обнимая, целует в щёку. – Ну что, герой, вертишься здесь? Давно на лестнице ступеньки пересчитывал?! – обращается Горин к Лёшке.
- А тебе какое дело?! Лен, ты чего с этим коротышкой связалась? – возмущается тот.
Добавить к сказанному он ничего не успел. Горин молнией метнулся к сопернику, невзирая на явное Лёшкино преимущество во внешних параметрах. Глухие удары, тяжёлое дыхание. Мужчины метались по лестничной клетке, словно львы, не поделившие добычу. Удары сыпались беспрестанно, звенело железо дверей от массы случайно навалившихся тел и пропущенных ударов; окрики соседей - «Я щас милицию вызову!» и первая кровь… Проигравший, утирая рукавом вязкую алую дорожку на лице, нехотя, но ретировался, оставляя победителю честно отвоёванную добычу.
- Ромка, ты зверь, - тихо прошептала Лена на его руках уже в квартире.
- Я это помню, дорогая.
Долгий поцелуй. Солёный привкус крови и пота. Литые мышцы обнимающих рук. Губы, скользящие всё ниже и ниже к ложбинке. Звон посуды, летящей на пол. Сорванный халатик, падающий следом; обнажая женские округлости, изюминки сосков налитой груди и упругое сердечко попки. Острый край кухонного стола больно врезается в бёдра. Сильные руки ласкают грудь, опускаются ниже, скользя по чуть влажной коже. Аккуратно и неторопливо его твёрдая плоть раздвигает томное тело, проникая в неё. Негромкий стон и ритмичные движения уносят в забытье, сотканное из стонов, всхлипов, переплетённых пальцев рук, мокрой от пота кожи. Быстрое тяжёлое дыхание и сотни маленьких взрывов, заставляющих закрыть глаза и кричать от наслаждения. Победителю достаётся всё.
Холодный душ позволял окончательно проснуться, но густой осадок сновидения преследовал её весь наступивший день.
(с)
Ленка ощущала это волнение, рвущее в клочья сердечко, едва Горин оказывался рядом. «Этого не может быть. Я не могла влюбиться!» - сердилась она, но продолжала скользить взглядом по его мускулистой фигуре, лихо поднимающей по соседству штангу. Сотни бабочек порхали внизу живота, кровь била в виски и ноги совсем не слушались. «Всё, я пропала».
В реальности мысли ещё как-то удавалось переключить в иное русло, но ломать сценарии сновидений не моглось, да и не хотелось…
Всё та же лестница. Лёшкина настойчивость и роза в руке, шипы, впившиеся в ладошку. Чьи-то медленные шаги снизу, пролёт, ещё пролёт. Горин. Взгляд серых глаз, рассечённая бровь и капелька крови.
- Всё в порядке, дорогая? Иль помощь нужна? – спрашивает он, сурово поглядывая на Алексея. Подходит к ней и, обнимая, целует в щёку. – Ну что, герой, вертишься здесь? Давно на лестнице ступеньки пересчитывал?! – обращается Горин к Лёшке.
- А тебе какое дело?! Лен, ты чего с этим коротышкой связалась? – возмущается тот.
Добавить к сказанному он ничего не успел. Горин молнией метнулся к сопернику, невзирая на явное Лёшкино преимущество во внешних параметрах. Глухие удары, тяжёлое дыхание. Мужчины метались по лестничной клетке, словно львы, не поделившие добычу. Удары сыпались беспрестанно, звенело железо дверей от массы случайно навалившихся тел и пропущенных ударов; окрики соседей - «Я щас милицию вызову!» и первая кровь… Проигравший, утирая рукавом вязкую алую дорожку на лице, нехотя, но ретировался, оставляя победителю честно отвоёванную добычу.
- Ромка, ты зверь, - тихо прошептала Лена на его руках уже в квартире.
- Я это помню, дорогая.
Долгий поцелуй. Солёный привкус крови и пота. Литые мышцы обнимающих рук. Губы, скользящие всё ниже и ниже к ложбинке. Звон посуды, летящей на пол. Сорванный халатик, падающий следом; обнажая женские округлости, изюминки сосков налитой груди и упругое сердечко попки. Острый край кухонного стола больно врезается в бёдра. Сильные руки ласкают грудь, опускаются ниже, скользя по чуть влажной коже. Аккуратно и неторопливо его твёрдая плоть раздвигает томное тело, проникая в неё. Негромкий стон и ритмичные движения уносят в забытье, сотканное из стонов, всхлипов, переплетённых пальцев рук, мокрой от пота кожи. Быстрое тяжёлое дыхание и сотни маленьких взрывов, заставляющих закрыть глаза и кричать от наслаждения. Победителю достаётся всё.
Холодный душ позволял окончательно проснуться, но густой осадок сновидения преследовал её весь наступивший день.
(с)
g
grublue
второй раз тоже, кстати.
Л
Ливси
"Я страстно и длинно обнял ее". - "Всю",
g
grublue
Дык не для этого предназначалось
спорно.
все-таки, если сцена важна как сцена, а не как иллюстрация жизненного опыта героев, то она должна возбуждать. вызывать желание.
m
milaя
спорно.
все-таки, если сцена важна как сцена, а не как иллюстрация жизненного опыта героев, то она должна возбуждать. вызывать желание.
все-таки, если сцена важна как сцена, а не как иллюстрация жизненного опыта героев, то она должна возбуждать. вызывать желание.
Спорно! У Вас вызывает желание одно, у меня другое, у Петьки Иванова вообще буквы желания не вызывают - исключительно визуальные образы, картинки.
g
grublue
О! четких визуальных образов дайте. а то сцеплясь, как осьминоги, что-то там делали как львы. дискавери какой-то, а вы ж про людей пишете.
Холодный душ позволял окончательно проснуться, но густой осадок сновидения преследовал её весь наступивший день.
Не верю (с)
Для сна слишком реально описан 2 вариант.
Не может спящему человеку сниться, что ему угол стола больно врезается в бедра. Если он конечно не спит на этом столе )
У сна должен быть элемент нереальности.
Или проснувшись она должна с удивлением обнаружить, что спит... в общем острый край чегото, действительно должен больно врезаться в бедра )
m
milaя
У сна должен быть элемент нереальности.
Или проснувшись она должна с удивлением обнаружить, что спит... в общем острый край чегото, действительно должен больно врезаться в бедра )
Или проснувшись она должна с удивлением обнаружить, что спит... в общем острый край чегото, действительно должен больно врезаться в бедра )
Спасибо, Малу Очень даже согласна с Вами.
S
Slada
Откуда примерчики?
m
milaя
Откуда примерчики?
1 - из книги.
2 - персональный набросок...
Ш
Штиль~
1 пример даже не дочитала - скукота, второй - покороче, но как-то физиологично. (афтора не хочу обидеть или задеть, сугубо мое мнение)
Наверно надо определить аудиторию на которую расчитаывается произведение.
Спорно! У Вас вызывает желание одно, у меня другое, у Петьки Иванова вообще буквы желания не вызывают -
исключительно визуальные образы, картинки.
Наверно надо определить аудиторию на которую расчитаывается произведение.
Милая, а на какую аудиторию рассчитано произведение?
Многовато забитых прилагательных, даже для среднего уровня читателя. Про шрамы-шнурки и шрамы-нитки оригинально, я бы оставила. А многие другие не очень..если мышцы - то литые, если губы - то скользящие, если поцелуй - то долгий, если посуда, то непременно летящая, а кровь и пот непременно соленые. Вкус крови к примеру можно ведь более интересно описать. Она не просто соленая водица, а еще и гормональная жидкость. Ее вкус особый, он включает инстинкты. У крови есть густота, температура, запах.
Секс описан детально. Но не лучше ли захватив воображение началом, серединой, дать читателю возможность домыслить, сделав намек? Полуобнаженная женщина выглядит эротичнее, чем полностью голая.
m
milaя
(афтора не хочу обидеть или задеть, сугубо мое мнение)
Не обидите, даже если постараетесь критика - эт оч важно.
Я намеренно вынесла 2 этих отрывка, дабы усугубить разницу... 1 - длительный и описательный, на мой взгляд интересно скроен. Ну а мой же - рубленный, как окрошка... и заштампованный (согласна с Малу).
Как найти золотую срединку...
З
Закон природы
Господи, какая пошлятина:-(
Не вульгарность, а именно ПОШЛЯТИНА.
Банальность, штампы, глупость, неумение описать, что угодно. Все вместе - это пошлятина.
Не вульгарность, а именно ПОШЛЯТИНА.
Банальность, штампы, глупость, неумение описать, что угодно. Все вместе - это пошлятина.
З
Закон природы
Автор, почитайте Бунина. "Темные аллеи".
А еще была сцена в "Докторе Живаго", где Лара спит, а герой смотрит на нее, и после потока мыслей, не имеющих отношения к сексу, звучит фраза: "И он выключил свет" (не цитата, но смысл такой). Вот вам и вся эротическая сцена.
А вы пытаетесь беспомощность кружавчиками завесить.
А еще была сцена в "Докторе Живаго", где Лара спит, а герой смотрит на нее, и после потока мыслей, не имеющих отношения к сексу, звучит фраза: "И он выключил свет" (не цитата, но смысл такой). Вот вам и вся эротическая сцена.
А вы пытаетесь беспомощность кружавчиками завесить.
Л
Ли(и)сса
" Сухая кожа..." брррр, сухая кожа никогда не бывает прохладной, только гладкая бывает.
А вообще, ощущение, что автор о прилюдиях ничего не знает.... Присмотрел-сунул-вынул...
Не зацепило..
[Сообщение изменено пользователем 23.05.2007 13:49]
А вообще, ощущение, что автор о прилюдиях ничего не знает.... Присмотрел-сунул-вынул...
Не зацепило..
[Сообщение изменено пользователем 23.05.2007 13:49]
Авторизуйтесь, чтобы принять участие в дискуссии.