Города в стихах...

Думаю собирать

стихи...

о городах, про города...

Кидайте сюда, я разберусь...

спасибо

ЗЫ. Дон про "шляйся и нюхай" - особая просьба...

[Сообщение изменено пользователем 15.08.2006 20:15]

Через четыре года здесь будет город Сад...

[Сообщение удалено пользователем 13.08.2006 20:38]

Ограничения по языку стихов и географическому ррасположению городов есть?;-)

Бужум,

нет

пиши давай!

для затравки

это #1 в моей копилке


Вознесенный над желтой рекой полусонною,
Город - улей москитов, термитов и пчел,
Я судьбу его знаю, сквозь маску бетонную
Я ее, как раскрытую книгу, прочел.

Это Колосс Родосский на глиняном цоколе,
Это в зыбком болоте увязший кабан,
И великие ламы торжественно прокляли
Чужеземных богов его горький обман.

Победителей будут судить побежденные,
И замкнется возмездия круг роковой,
И об этом давно вопиют прокаженные,
Догнивая у ног его смрадной толпой.

Вот хохочут трамваи, топочут автобусы,
Голосят амбулансы, боясь умереть...
А в ночи фонарей раскаленные глобусы
Да назойливо хнычет китайская медь.

И бегут и бегут сумасшедшие роботы,
И рабы волокут в колесницах рабов,
Воют мамонты, взвив разъяренные хоботы,
Пожирая лебедками чрева судов.

А в больших ресторанах меню - как евангелия
Повара - как епископы, джаза алтарь
И бесплотно скользящие женщины-ангелы -
В легковейные ткани одетая тварь.

Непорочные девы, зачавшие в дьяволе,
Прижимают к мужчинам усохшую грудь,
Извиваясь, взвиваясь, свиваясь и плавая,
Истекают блаженством последних минут.

А усталые тросы надорванных мускулов
Все влекут и влекут непомерную кладь...
И как будто все это знакомое, русское,
Что забыто давно и вернулось опять.

То ли это колодников гонят конвойные,
То ли это идут бечевой бурлаки...
А над ними и солнце такое же знойное,
На чужом языке - та же песня тоски!

Знаю: будет сметен этот город неоновый
С золотых плоскогорий идущей ордой,
Ибо Божеский, праведный суд Соломоновый
Нависает, как меч, над его головой.

МОСКОВСКИЙ РЕЦЕПТ.

Возьми пять луковок церквей,
Морковку Боровицкой башни,
Заменит колбасу отлично
Метро на Киевском мосту,
Нарежь измайловских аллей,
И после в Лужниковской чаше
Смешай себе салат столичный,
Забыв про шум и суету

Спагетти рельсов и перил
Залей томатом стен кремлёвских,
Запей их розовым рассветом
Зелёных Воробьёвых гор
И что бы кто ни говорил,
Про этот город идиотский,
Он для голодного поэта
Вкусней, чем умный разговор.

(с)

http://ne-letay.livejournal.com/170080.html

По мостовой, каменной от невзгод,
Ливень грядет, как поредевший взвод.
В небе сверкает штык, оружейный гром:
Город, отдай мне крыши свои добром!

Я их раскрою, чтоб в городском нутре
Пленные рыбы дергались в серебре,
Чтобы в осколках падающих витрин
Нежно искрились плечи моей Катрин,

Чтоб меж колонн и плит прорастал травой
Праздник распада, грех одержанья твой.
Чтобы внутри пустых городских часов
Ржавые шестеренки вспугнули сов,

Чтобы внизу, в медном плывя тазу,
Мокрый джаз-банд живописал грозу,
И, разрывая дряхлые невода,
Из океана встала моя звезда.

...Чтобы ковчегом плыл, кружась, дилижанс,
Черный играя джаз.


Нью-орлеан (с)

Вот... только псоледний куплет:
Oh father dear, the day will come when in answer to the call
All Irish men of freedom stern will rally one and all
I'll be the man to lead the band beneath the flag of green
And loud and clear we'll raise the cheer, Revenge for Skibbereen!

Только не уверен, что Скиберин - это город, скорее речь идет о графстве:-)

Carrigfergus
I wish I was in Carrigfergus
Only for nights in Ballygrant
I would swim over the deepest ocean
The deepest ocean for my love to find
But the sea is wide and I cannot cross over
And neither have I the wings to fly
I wish I could meet a handsome boatsman
To ferry me over, to my love and die.
My childhood days bring back sad reflections
Of happy times I spent so long ago
My boyhood friends and my own relations
Have all passed on now like melting snow.
But I'll spend my days in endless roaming
Soft is the grass, my bed is free.
Ah, to be back now in Carrigfergus
On that long road down to the sea.

But in Kilkenny, it is reported
On marble stones there as black as ink
With gold and silver I would support her
But I'll sing no more 'till I get a drink.
For I'm drunk today, and I'm seldom sober
A handsome rover from town to town
Ah, but I'm sick now, my days are numbered
Come all you young men and lay me down.

У Бога в каменной шкатулке
есть город темной штукатурки,
испорошившейся на треть,
где я свое оставил сердце —
не подышать и насмотреться,
а полюбить и умереть.

Войдя в него, поймете сами,
что эти башенки тесали
для жизни, а не красоты.
Для жизни — рынка заварушка,
и конной мельницы вертушка,
и веры Тонкие кресты.

С блаженно-нежною усмешкой
я шел за юной белоснежкой,
былые горести забыв.
Как зябли милые запястья,
когда наслал на нас ненастье
свинцово-пепельный залив.

Но доброе средневековье
дарило путников любовью,
как чудотворец и поэт.
Его за скудость шельмовали,
а все ж лошадки жерновами
мололи суету сует...

У Бога в каменной шкатулке
есть жестяные переулки,
домов ореховый раскол
в натеках смол и стеарина
и шпиль на ратуше старинной,
где Томас лапушки развел.

За огневыми витражами
пылинки жаркие дрожали
и пел о Вечности орган.
О город готики господней,
в моей безбожной преисподней
меня твой облик настигал.

Наверно, Я сентиментален.
Я так хочу вернуться в Таллинн
и лечь у вышгородских стен.
Там доброе средневековье
колдует людям на здоровье —
и дух не алчет перемен.

(с)

Ночью в узких улочках Риги
Слышу поступь гулких столетий
Слышу века, но ты от меня далека,
Так далека - тебя я не слышу...

(пам-па-ра-ра... :-) ноктюрн, блин)

Если вы не бывали в Свердловске...
и далее по тексту Григория Варшавского..:-p

Llongau Caernarfon
'Mae'r holl longau wrth y cei yn llwytho
Pam na chawn i fynd fel pawb i forio.
Dacw dair yn dechrau warpio
Ac am hwylio heno
Birkinhead, Bordo a Wiclo.'
Toc daw'r stemar bach i douio
Golau gwyrdd ar waliau wrth fynd heibio.

Pedair llong wrth angor yn yr afon
Aros teit i fynd tan Gastell C'narfon
Dacw bedwar goleu melyn
A rhyw gwch ar gychwyn
Clywed swn y rhwyfau wedyn

Toc daw'r stemar bach i douo
Goleu coch ar waliau wrth fynd heibio.

Llongau'n hwylio draw a llongau'n calyn
Heddyw fory ac yfory wedyn
Mynd a'u llwyth o lechi gleision
Dan eu hwyliau gwynion
Rhai i Ffrainc a rhai i'r Werddon

O na chown i fynd ar f'union
Dros y mфr a hwylion фl i G'narfon.

Holaf ym mhob llong ar hyd yr harbwr
Oes 'na le i hogyn fynd yn llongwr
A chael spleinsio rhaff a rhiffio
A chael dysgu llywio
A chael mynd mewn cwch i sgwlio

O na chawn i fynd yn llongwr
A'r holl longau'n llwytho yn yr harbwr.

ROCKY ROAD TO DUBLIN
In the merry month of May, From my home I started,
Left the girls of Tuam, Nearly broken hearted,
Saluted father dear, Kissed my darlin' mother,
Drank a pint of beer, My grief and tears to smother,
Then off to reap the corn, And leave where I was born,
I cut a stout blackthorn, To banish ghost and goblin,
In a brand new pair of brogues, I rattled o'er the bogs,
And frightened all the dogs,On the rocky road to Dublin.

One, two, three, four five,
Hunt the hare and turn her
Down the rocky road
And all the ways to Dublin,
Whack-fol-lol-de-ra.

In Mullingar that night, I rested limbs so weary,
Started by daylight, Next mornin' light and airy,
Took a drop of the pure, To keep my heart from sinkin',
That's an Irishman's cure, Whene'er he's on for drinking.
To see the lasses smile, Laughing all the while,
At my curious style, 'Twould set your heart a-bubblin'.
They ax'd if I was hired, The wages I required,
Till I was almost tired, Of the rocky road to Dublin.

In Dublin next arrived, I thought it such a pity,
To be so soon deprived, A view of that fine city.
Then I took a stroll, All among the quality,
My bundle it was stole, In a neat locality;
Something crossed my mind, Then I looked behind;
No bundle could I find, Upon my stick a wobblin'.
Enquirin' for the rogue, They said my Connacht brogue,
Wasn't much in vogue, On the rocky road to Dublin.

From there I got away, My spirits never failin'
Landed on the quay As the ship was sailin';
Captain at me roared, Said that no room had he,
When I jumped aboard, A cabin found for Paddy,
Down among the pigs I played some funny rigs,
Danced some hearty jigs, The water round me bubblin',
When off Holyhead, I wished myself was dead,
Or better far instead, On the rocky road to Dublin.

The boys of Liverpool, When we safely landed,
Called myself a fool; I could no longer stand it;
Blood began to boil, Temper I was losin',
Poor ould Erin's isle They began abusin',
"Hurrah my soul," sez I, My shillelagh I let fly;
Some Galway boys were by, Saw I was a hobble in,
Then with a loud hurray, They joined in the affray.
We quickly cleared the way, For the rocky road to Dublin.

EL, уважая Вашу просьбу:

В городе пахнет разным народом:
Пахнет Плотинка старым заводом,
Пахнет "Ирландский" дурными деньгами,
А военчасть на углу - сапогами,
С улицы Вайнера прёт криминалом,
Из Промстройбанка пахнет безналом,
Пахнет УРГУ неуёмной гордыней,
"Овощи-Фрукты" - спелою дыней,
Пахнет из меда весь день формалином,
Рынок Центральный пахнет грузином,
Школа девятая пахнет элитно,
В сквере, за школой пахнет поллитрой,
Пахнет из булочной "Праздничным" кексом,
С автовокзала? - Правильно, сексом,
Тянет тоскою с окраин рабочих,
Прёт эстрогеном от девок охочих,
Автозаправка пахнет бензином,
В "Люке" и "Менделе" - амфетамином,
"Атриум" пахнет духом не нашим,
"10 канал" - ОПС Уралмашем,
Пахнет в цыганском посёлке разбоем,
Памятник Ленину пахнет застоем,
Местное радио пахнет снобизмом,
Пенсионер отдаёт коммунизмом,
Пахнет зверинец медведем и ламой,
Пахнет театр захолустною драмой,
Пахнет вокзал расставания духом,
Город хороший - шляйся и нюхай.

Буду повторяться. Все - (с).
Может, и не совсем везде про городо, но все же..:-)


***
Письмо из командировки
О.З.

Милая Оля, за окном южно-уральский, серый
Шебуршит дождь, красивая, милая Оля,
Я хочу тебя просто - страшно, без всякой меры,
Обалдев от желания ... ну по-звериному, что ли.
А сегодня в гостинице тихо, тепло и не пахнет
Ни фенолом, ни сталью, ни ближней колонией женской,
Ни огромным Челябинском. Вот бы, тебя, Оля, трахнуть
по движению сердца; так вот где ты, пушкинский Ленский.

***
Языческая улица Есенина,
белое небо сизыми облаками,
зеленые небоскребы - Екатеринбург.

И длинная улица Белинского,
длинная песня одиночества -
тоже Екатеринбург.

И огненная Малышева,
и продажная Ленина -
тоже Екатеринбург.

В электричке на Север -
едешь, как крыльями машешь -
тихо летишь,

В электричке - на Север:
едешь - как пьешь водку:
Нижний Тагил.

И дома, лежа на ложе,
березы в окне и небо,
березы в окне и солнце,
ощущаешь: стеклянное донышко.

***
Маленькая остановка к югу от древнего
города Невьянска, по существу — деревня
Шурала с парусом церкви старинной,
прозрачным воздухом, тенью длинной,

до самой железной дороги, и запад
горящее солнце спрятал в лапы,
Уральский хребет вот-вот позолотится.
...Сколько ни едешь — сердце колотится.

***
У вас так много правил,
Так много заправил,
Что я ваш мир оставил,
Хотя и полюбил,
А может, не оставил,
Хотя и не люблю.
Идёт воскресший Павел
По стёклам и углю…
На бешеной Плотинке,
Где колется тусняк,
Стучат его ботинки,
Хламиду рвёт сквозняк,
Идёт сквозь сигаретный,
Автомобильный дым
В свой град новозаветный,
В московский Третий Рим,
До Лобного на красной,
На царский русский трон —
Сквозь рёв попсы ужасной,
Блатной цветной жаргон…
Его — пинает гопник,
Милиция метёт,
Штрафует на двухсотник,
А он — идёт, идёт…

***
КНИЖНЫЕ МАГАЗИНЫ ВОЗДУХА
(стихи поиска)
Февраль 1995 года

Лететь — через тернии к звездам,
к смерти..
Бабочки-однодневки, играть
На солнечном барабане,
Когда
новые девятиэтажки
смотрят
в апрель,
размытый
Первым дождем
На этой улице..

*
Центральная улица России,
Вернее, одна из двух —
— другая —
в Другом Городе —
обоими концами
упирается в речку,
свободную ото льда
уже в феврале.
КHИЖHЫЕ МАГАЗИHЫ ВОЗДУХА!..
— Что-то еще
неуловимое
в Городе,
где всё в одном стиле
и всё разное.
Город
на островах
посвящается морю.
Остров рок-н-ролла
в одной остановке
метро.

*
Школьная коричневая доска
Перечеркнута треугольником
Железных дорог:
Москва, Екатер, Питер..
Если нарисовать звездочку,
точек — вершин углов —
станет больше.
Чашечки весов! — вами
Измерена и взвешена дружба,
На хлеб, на вино, на ветер
Выброшу нечто,
Что составляет меня.
Когда
Забарабанит солнце,
меня тут уже не будет..
Гранж
превращает все в путь.

*
Спасибо
за еще один день.
Сегодня
будет концерт
«Агаты» и «Насти».
То,
из чего состоит
время,
осталось в сказке.

*
В книжном на
улице желтого хера
Выебали поэтов
в одной общей корке.
Так,
потому что иначе
ёбаный в рот..

*
Книжные магазины воздуха
Находятся на перекрестке
Любимых женщин, рядом
С лавкою моря
и кооперативной торговлей
Песчаными берегами
и саксаульными колючками..
Просто
В Этом Городе
Никто
Не получает зарплаты.
Приходишь на маяк и
Смотришь, как
Разбиваются волны
о тело девочки
Когда приедешь сюда —
Купи
корабельного леса
На копейку

*
Меня
нужно
учить
превращаться
в луч!
Тогда я научу Вас
Играть
На солнечном барабане,
Упираясь в кожу.
Тантра..

*
Я
покупал тут пирожки
и пил чай
С тобой,
тут
охуительный чай —
напротив
Институт
повышения квалификации
следователей милиции.
Помнишь? —
— на этой же улице
мы
ели грибы
и пили кофе
в черной кафешке
на углу
дождя
и
Питера..

*
Еще одну книгу
подарить
пальчикам солнышка
Колокол раскололся.
( к о н е ц )

***
Этот Огромный Hижний Тагил — Москва.

***


Другой автор:


Приобретут всеевропейский лоск
слова трансазиатского поэта,
я позабуду сказочный Свердловск
и школьный двор
в районе Вторчермета.
Но где бы мне ни выпало остыть,
в Париже знойном,
в Лондоне промозглом,
мой жалкий прах советую зарыть
на безымянном кладбище
свердловском.
Не в плане не лишённой красоты,
но вычурной и артистичной позы,
а потому что там мои кенты,
их профили из мрамора и розы.
На купоросных голубых снегах,
закончившие ШРМ на тройки,
они споткнулись с медью в черепах
как первые солдаты перестройки.
Пусть Вторчермет гудит своей трубой.
Пластполимер пускай свистит
протяжно.
А женщина, что не была со мной,
альбом откроет и закурит важно.
Она откроет голубой альбом,
где лица наши будущим согреты,
где живы мы, в альбоме голубом,
земная шваль: бандиты и поэты.

***
Я помню всё, хоть многое забыл —
разболтанную школьную ватагу.
Мы к Первомаю замутили брагу,
я из канистры первым пригубил.
Я помню час, когда ногами нас
за буйство избивали демонстранты.
Ах, музыка, ах, розовые банты.
О, раньше было лучше, чем сейчас —
по-доброму, с улыбкой, как во сне.
И чудом не потухла папироска.
Мы все лежим на площади Свердловска,
где памятник поставят только мне.

***
На окошке на фоне заката
дрянь какая-то жёлтым цвела.
В общежитии жиркомбината
некто Н., кроме прочих, жила.
И в легчайшем подпитье являясь,
я ей всякие розы дарил.
Раздеваясь, но не разуваясь,
несмешно о смешном говорил.
Трепетала надменная бровка,
матерок с алой губки слетал.
Говорить мне об этом неловко,
но я точно стихи ей читал.
Я читал ей о жизни поэта,
чётко к смерти поэта клоня.
И за это, за это, за это
эта Н. целовала меня.
Целовала меня и любила.
Разливала по кружкам вино.
О печальном смешно говорила.
Михалкова ценила кино.
Выходил я один на дорогу,
чуть шатаясь мотор тормозил.
Мимо кладбища, цирка, острога
вёз меня молчаливый дебил.
И грустил я, спросив сигарету,
что, какая б любовь ни была,
я однажды сюда не приеду.
А она меня очень ждала.

***
Кейсу Верхейлу, с любовью

Где обрывается память, начинается старая фильма,
играет старая музыка какую-то дребедень.
Дождь прошел в парке отдыха, и не передать, как сильно
благоухает сирень в этот весенний день.
Сесть на трамвай 10-й, выйти, пройти под аркой
сталинской: все как было, было давным-давно.
Здесь меня брали за руку, тут поднимали на руки,
в открытом кинотеатре показывали кино.
Про те же самые чувства показывало искусство,
про этот самый парк отдыха, про мальчика на руках.
И бесконечность прошлого, высвеченного тускло,
очень мешает грядущему обрести размах.
От ностальгии или сдуру и спьяну можно
подняться превыше сосен, до самого неба на
колесе обозренья, но понять невозможно:
то ли войны еще не было, то ли была война.
Всё в черно-белом цвете, ходят с мамами дети,
плохой репродуктор что-то победоносно поет.
Как долго я жил на свете, как переносил все эти
сердцебиенья, слезы, и даже наоборот.

***

Свернул трамвай на улицу Титова,
разбрызгивая по небу сирень.
И облака — и я с тобою снова —
летят над головою, добрый день!
День добрый, это наша остановка,
знакомый по бессоннице пейзаж.
Кондуктор, на руке татуировка
не «твой навеки», а «бессменно Ваш».
С окурком «Примы» я на первом плане,
хотя меня давно в помине нет.
Мне восемнадцать лет, в моём кармане
отвёртка, зажигалка и кастет.
То за руку здороваясь, то просто
кивая подвернувшейся шпане,
с короткой стрижкой, небольшого роста,
как верно вспоминают обо мне,
перехожу по лужам переулок:
что, Муза, тушь растёрла по щекам?
Я для тебя забрал цветы у чурок,
и никому тебя я не отдам.
Я мир швырну к ногам твоим, ребёнок,
и мы с тобой простимся навсегда,
красавица, когда крупье-подонок
кивнёт амбалам в троечках, когда,
весь выигрыш поставивший на слово,
я проиграю, и в последний раз
свернёт трамвай на улицу Титова,
где ты стоишь и слёзы льёшь из глаз.

***
И огни светофоров,
и скрещения розовых фар.
Этот город, который
четче, чем полуночный кошмар.

Здесь моя и проходит
жизнь с полуночи и до утра.
В кабаках ходят-бродят
прожектора.

В кабаке твои губы
ярче ягод на том берегу.
И белей твои зубы
тех жемчужин на талом снегу.
Взор твой ярок и влажен,
как чужой и неискренний дар.
И твой спутник не важен
в свете всех светофоров и фар.

Ну-ка, стрелку положим,
станем тонкою струйкой огня,
чтоб не стало, положим,
ни тебя, ни меня.

Ни тебя, ни меня, ни
голубого дождя из-под шин -
в голубое сиянье
милицейских машин.

***
Когда умирают фонтаны —
львы, драконы, тритоны, —
в какие мрачные страны
летят их тяжелые стоны?
В старом стриженом парке осень.
В чаще сидит лягушка.
О, не ударься оземь,
я только шепнуть на ушко
к тебе наклонюсь тихонько,
осенен и обессилен,
словно от жизни дольку
еще одну отломили:
“Чем дальше, тем тяжелее.
Скоро все скроет снегом —
чужой дворец и аллеи,
лягушку и человека.
Ты не различишь в тумане
щеки мои и слякоть.
Когда умирают фонтаны,
людям положено плакать”.
1994, сентябрь Петергоф

***
Было все как в дурном кино,
но без драчек и красных вин –
мы хотели расстаться, но
так и шли вдоль сырых витрин.
И — ценитель осенних драм,
соглядатай чужих измен –
сквозь стекло улыбался нам
мило английский манекен.
Улыбался, как будто знал
весь расклад — улыбался так.
“Вот и все, — я едва шептал, —
ангел мой, это добрый знак...”
И — дождливый — светился ЦУМ
грязно-желтым ночным огнем.
”Ты запомни его костюм —
я хочу умереть в таком...”
1995. август. Екатеринбург

***
Я скажу тебе тихо так, чтоб не услышали львы,
ибо знаю их норов, над обсидианом Невы.
Ибо шпиль-перописец выводит на небе “прощай”,
я скажу тебе нежно, мой ангел, шепну невзначай.
Все темней и темней и страшней и прохладней вокруг.
И туда, где теплей, — скоро статуи двинут на юг.
Потому и скажу, что мы вместе останемся здесь:
вся останешься ты, и твой спутник встревоженный — весь.
Они грузно пройдут, на снегу оставляя следы,
мимо нас навсегда, покидая фасады, сады.
Они жутко пройдут, наши смертные лица презрев.
Снисходительней будь, не к лицу нам, любимая, гнев.
Мы проводим их молча и после не вымолвим слов,
ибо с ними уйдет наше счастье и наша любовь.
Отвернемся, заплачем, махнув им холодной рукой
в Ленинграде — скажу — в Петербурге над черной рекой.

Туринск - городок, точечка на карте
Здесь мороз в феврале и не жарко в марте
(неизвестный мне туринский поэт написал, там и продолжение есть, но я не знаю...)

***
Смотрела старая лиса
В разливы рыбных вод.
Видала дикие леса
И первых воевод.

Как знать, который лисий нос
В глуши тайги ночной
В нору детенышам принес
Твой запах нефтяной.

Припев: О, Сургут....

а у меня там родняяя,
все летнее детство там провел

сорри, но добавлю нескромно свое старенькое

***
"...ноябрьский ручей цвета старого, потемневшего кухонного ножа.
В августе у ручья цвет утренней бессонницы умной тридцатилетней женщины". (с) aser

Ты прав, старик, - ноябрьский ручей
Не носит звон бессонно-августОвский.
Он стар и тускл. И нет его вообще.
По крайней мере, здесь, в Свердловске.
Мечтаю о коричневом пальто.

У скромного boutique на Хохрякова
изысканные дамы из авто
мелькают всюду шубами. И снова
я засмотрелся – и меня толкнули в бок…
Кокетливо измучив зажигалку,
Одна подкуривает Vogue…

На кухне жарко.
А на трамвайных стеклах - матовый узор.
И переход из кухни до трамвая
чреват обморожениями зон,
необходимых для сосуществованья.
Замерзли птицы, бросили летать.

Два первоклассника - шарфы до носа –
Торчат в сугробе, силясь отыскать
Какую-нибудь варежку. Морозы
для них одних, по-моему, - фигня.

Свердловский вальс
(C) Г. Варшавский
Если вы не бывали в Свердловске,
Приглашаем вас в гости и ждем,
Мы по городу нашему вместе,
Красотою любуясь, пройдем.

Весь он ласковым светом пронизан
И в зеленый оделся наряд,
А вдали, над Уктусом и Визой,
Огоньки горят.

Припев:
Пускай над перекрестками
Не гаснут огоньки,
Нам улицы свердловские
Знакомы и близки.
Рассвет встает над городом,
Заря, светлым-светло,
И любо все, и дорого,
И на сердце тепло.

Он и в белую зимнюю пору
Сердцу друга до боли знаком,
Работящий уральский наш город,
Где и песня, и труд — с огоньком.

Новостроек лесами украшен
От Химмаша до Втузгородка,
Льется песня над городом нашим,
Как весна, звонка.

Припев

Побывайте у нас, и отныне
Память ваша навек сохранит
Тот напев о кудрявой рябине,
Что под небом уральским звенит.

Этой песни простой отголоски
Сердцу радостней всяких вестей,
Мы приветливо встретим в Свердловске
Дорогих гостей.

Припев

у меня тоже! от неё и знаю!

Тучи, как волосы, встали дыбом
Над дымной, бледной Невой.
Кто ты? О, кто ты? Кто бы ты ни был,
Город - вымысел твой.

Улицы рвутся, как мысли, к гавани
Черной рекой манифестов.
Нет, и в могиле глухой и в саване
Ты не нашел себе места.

Воли наводненья не сдержишь сваями.
Речь их, как кисти слепых повитух.
Это ведь бредишь ты, невменяемый,
Быстро бормочешь вслух.
Борис Пастернак

я знаю ,город будет.
я знаю,саду цвесть,
когда такие люди с стране -России есть.

Чёрный пёс Петербург
Морда на лапах...
(ну и далее по тексту)
(ДДТ)

...Я люблю этот город вязевый
Пусть обрюзг он и пусть одрях
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах
(С.Есенин)

отрывочек

Воды Волжские и Обские собрал
Евразийской статью напитался
Он, Скавронской Марты имярек
Вырос бургом, Градом оказался