Русские в городе ангелов

Город Лос-Анджелес — удивительный населенный пункт: вроде как Америка, но при этом немножко Мексика; вроде как субтропики с пальмами — а отъедешь чуть в горы — и уже елочки в снегу; вроде как капитализм кругом, а в самом центре, как раз на знаменитых бульварах Голливуд, Санта-Моника и Сансет, — самый что ни на есть СССР во всем блеске и величии.
Сидишь в машине, томишься в трафике, а кругом все до боли знакомое: «Аптека», где из-под прилавка торгуют запрещенными валокордином и карвалолом; магазин «Мелодия» — пиратские кассеты и диски в широком ассортименте, «Продукты» — семечки, кефир, шпроты и прочие радости советского человека.

Вдоль магазинов прогуливаются жители русского квартала: черная кожа и перекись водорода. Обсуждают, понятное дело, политику и развод Пугачевой с Киркоровым. Также крайне популярна тема ухода от налогов и ревматизм тети Фиры (артрит дяди Семы, саркома легкого дедушки Армена Самвэловича).

Русские в Лос-Анджелесе делятся на две большие категории и одну маленькую. Большие — это евреи и армяне. Маленькая — это все остальные. Евреи и армяне живут дружно (не между собой, а по-отдельности), строго блюдут традиции, выписывают к себе пачками родственников из-за океана и тем самым способствуют национальному паритету в США. Все остальные русские, украинские, белорусские и т.п. растворяются в американщине с быстротой сахара в кипятке и если и собираются кучками, то в церквях и на концертах залетных знаменитостей из России.

Знаменитости к нам заезжают в рамках больших заграничных турне по русским ресторанам и клубам. Событие широко освещается — реклама висит в каждой булочной, в каждом «Гастраном: свежие сосиски и пельмени». Народ на эти концерты валит недуром: во-первых, на девчонок наших симпатичных поглазеть, во-вторых, поколбасится от души под какие-нибудь «У нее такая жопа — в общем, я ее люблю».

Приезжать на концерт положено разряженным по последнему писку Версачи и Гуччи. Концерт — ведь это не только песни и пляски, это еще и выставка достижений народного хозяйства: люди должны видеть, чего может достичь простой русский парень Мойша Иванович Хачатурян, если ему дать развернуться на полную катушку.

Ресторан гудит, перед сценой яблоку негде упасть, а услужливые мексиканцы-парковщики открывают двери все новым и новым гостям. Машины у русских шикарные. Номера многих так написаны латинскими буквами, что получаются русские слова (у нас это можно за небольшую денюшку): «СТЕРВА», «В РОТ ВАМ», «СТО XYEB» и т.п. Но это все грубо, неделикатно. Вот у меня на моем мерсе гораздо лучше надпись: «НЕ ТВОЕ».

Я иду сквозь возбужденные ряды сограждан, забиваюсь в уголок, где не так грохает музыка и заказываю движение брови «маргариту». С Гришей, барменом, у нас давно уже установилась астральная связь. Он наливает мне бледно-зеленую амброзию в бокал и пристраивается рядышком: повздыхать и повспоминать былое:

— Я вот когда в армии служил, знаешь, какая у нас зарплата была? 3 рубля 82 копейки в месяц. На эти деньги мы должны были купить зубную щетку, зубную пасту и специальную сажу для сапог.

— Гуталин, что ли? — поддерживаю я разговор.

— Не, гуталин было бесполезно покупать. Его тут же тырили из тумбочек.

— Кто?

— Все. Он же на спирту! Наши намазывали его на хлеб и ели. Кстати, забирает лучше водки. Ты никогда не пробывала?

— Да как-то бог миловал.

Гриша задумчиво перетирает стаканы.

— Наш заведующий каптеркой тоже гуталин не любил. Он все по одеколону "Красная гвоздика" специализировался. Меня один раз тоже напоил. Я два дня икал без передыху: стою на построении и тикаю как будильник...

Курить в калифорнийских ресторанах конечно же нельзя, но здесь все равно курят. Я достаю из пачки сигарету.

— Эх, а помнишь "Приму" по 15 копеек? — спрашивает Гриша. — "Памир" по десять, "Дымок" по шесть? Но самое оно — это был «Беломор» по 22 копейки! Я как сержантскую школу закончил, стал 20 рублей 80 копеек в месяц получать. Как мы шиковали! Вино в трехлитровых банках, на губе — "Беломор"! Все девчонки Вологды были нашими.

Я люблю Гришу — он хороший человек. И вспотевшего знаменитого артиста тоже люблю — вон он как для нас старается. И своих разнокалиберных сограждан тоже: раньше я думала, что я столько не выпью, а оказалось что ничего — справляюсь.

Мира вам и процветания, уважаемые. Ваше здоровье!

(c)

Интересно. Но мало.