Забыть

Они дружили. Просто дружили. Не хотелось ничего большего, да и не нужно было. Нужна была именно вот эта дружбу. Настоящая. Они могли говорить друг все. Они могли просто говорить и слушать и даже чем-то помогать. Хотя бы тем, что есть рядом, поддержкой. Пониманием. Она не сразу началась, эта дружба. Она родилась, потом почти сломалась, а потом не захотела умирать, и вспыхнула снова, но вспыхнула уже намного сильнее, искреннее и настоящнее. А началось это возрождение просто. Не с кем было поговорить. Никто бы не понял. Они, конечно, тоже могли не понять друг друга. В этом была рискованность. И если бы не поняли, то, наверное, дружба бы и, правда, умерла. Но они решились доверить друг другу свои главные тайны. Те, которые не доверяли никому. Они находились в столь юном возрасте, когда самые главные тайны, разумеется, связаны со словом любовь. Нет, даже не с маленькой, а с большой буквы – Любовь. Они любили. Любили сильно. Ярко. Глупо. Смешно. Тайно. Не по детски. Задумчиво. Грустно. Глубоко. Страшно. Дико. Безумно. Любили. Не забывающе. Несгорающе. Не понимающе. Не взаимно. Вот в этом не взаимно и была вся жестокость этой Любви. Она разбивала, разрывала, убивала, мешала думать, гулять, учится, спать. Она мешала смеяться, улыбаться. Она не позволяла жить нормально, спокойно, хорошо, счастливо, как все. Она позволяла лишь грустить, плакать, рыдать, видеть Любовь во снах, не хотеть ни-че-го. Они не могли больше держаться. Они шли по вечернем улицам города и понимали, что не могут больше так. Нет, мир не рухнул. Он стоял. Все так же безразлично, глядя и усмехаясь своими неоновыми глазами. Хотелось улететь, уйти, забыть. Они шли и говорили. Они говорили друг другу все. А слезы почти катились из глаз. И мир расплывался. Размазывался. Становился не четким, расфокусным. Да, он оставался прежним. Но в душах и сердцах этих двоих он сломался. Он рухнул. Он дымился. Он взрывался. И они ничего не могли с этим сделать. Они не могли остановить себя и свои чувства. Они любили тех, кого любили. А мир уже звенел от смеха своими закрытыми витринами магазинов. Он уже просто валялся от смеха своими выкинутыми пачками из-под сигарет. Его смех был больным, злым, жестоким, тупым. С ним надо было бороться.
- Я тебе сейчас пообещаю. И если я не выполню своего обещания. Убей меня, ладно?
- Нет.
- Ну, отругай сильно-сильно!
- А что все так страшно?
- Да. Если я Его не забуду, то тогда…отругай меня!
- Не буду!
- Почему?
- Я не имею на это права. Я ведь тоже не могу забыть. Человека, которого люблю.
- А давай вместе пообещаем. Друг другу.
- Давай. А времени-то у нас сколько?
- Неделя. До следующей субботы.
- Так мало?
- Да! Чем больше, тем хуже.
- Хорошо. Давай.
- Обещаю.
- Обещаю.
Они сняли перчатки. Мороз ощутимо коснулся ладошек. Но они вложили ладошку в ладошку, и стало теплее. Они держали их долго. А, может, это просто были шутки времени. Может, это была долгая-долгая секунда…или…короткая-короткая вечность. Но они не могли их отпустить. Было страшно. Отпустить – значит, уже не отступить назад. Значит, выполнять обещание, данное лучшему в городе, в мире, на планете, во Вселенной, в Галактике Другу. Отпускать не хотели оба.
- Я не могу…мне страшно…
- Я тоже…
Город опять загудел смехом машин и шагов, а его неоновые глаза ослепляли двоих, еще совсем маленьких людей своим ехидным сарказмом.
- Надо!
- Давай!
Они расцепили руки. Посмотрели друг на друга. Улыбнулись. А потом рассмеялись. Стало легче. Стало легко. В душе ощущение полета. И солнца. И снега. И чистоты. В душе, ломая и разрушая город, давя его истеричный, злой, ехидный смех, вставал, солнечно улыбаясь, Город. Вечер подходил к концу. Ночь. Она пришла. Неслышно. Прячась. Пока они не видели. Они уснули. А снам, ведь не прикажешь, они обещаний не давали, они живут своей жизнью. Они живут там, где живут наши самые главные мечты. Они выуживают из памяти то, что хочешь забыть и пытаешься спрятать далеко-далеко. Они находят. Они умеют это делать. И они сделали это. В большом-большом городе, который уже в который раз побеждал, проснулись двое. Они сидели среди ночи и плакали. Слезы катились по щекам и не хотели останавливаться. Они понимали, что они не будут осуждать друг друга за это. За то, что не смогли и не смогут за эту неделю забыть тех, кого любят. Они знали, что не будут ругать друг друга – получится только хуже. Они знали, что они поймут друг друга, потому что всегда понимают. Они все это знали. Но от этого знания было не легче. А слезы все капали и, касаясь струн души, несмело и немного фальшиво наигрывали сонату Неразделенной Любви. Слезы не хотели останавливаться, они переходили в рыдания. Они рвались наружу. Они, словно хотели размыть, полностью затопить весь этот жестокий мир, в котором все спали. Все спали. В квартире. В доме. В городе. Почти никто не слышал их слез. Почти. Почти все спали. Не спали в эту ночь лишь трое. Те двое, уже знавшие, что обещание «забыть» не выполнимо и город, который захлебывался своим жгучим смехом…. А, может, все-таки не смехом, а слезами тех двоих?