Просто разные стихи...

Одно из самых-самых любимых:

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

<Сентябрь 1907>, Париж

Ты лети, мой сон, лети,
Тронь шиповник по пути,
Отягчи кудрявый хмель,
Колыхни камыш и ель.
И, стряхнув цветенье трав
В чаши белые купав,
Брызни ласковой волной
На кувшинчик водяной.
Ты умчись в немую высь,
Рога месяца коснись,
Чуть дыша прохладой струй,
Звезды ясные задуй.
И, спустясь к отрадной мгле,
К успокоенной земле,
Тихим вздохом не шурши
В очарованной тиши.
Ты не прячься в зыбь полей,
Будь послушней, будь смелей
И, покинув гроздья ржи,
Очи властные смежи.
И в дурмане сладких грез,
Чище лилий, ярче роз,
Воскреси мой поцелуй,
Обольсти и околдуй!

(с) 20 июня 1899

Амичка, сто лет назад ты уже сказала:

Но, когда я хотела одна уйти домой,
Я внезапно заметила, что Вы уже не молоды,
Что правый висок у вас почти седой, _
И мне от раскаянья стало холодно.
(с)

Милое моё дитя...

Скромная и тихая Надежда Львова, как она любила этого нашим-вашим второй-сорт-не-брак Валерия Брюсова! И ведь любила его старика, а ему уже было под сорок в то время - преклонный возраст, а бес в ребро.

14 ДЕКАБРЯ 1918 ГОДА

Ужель прошло - и нет возврата?
В морозный день, заветный час,
Они, на площади Сената,
Тогда сошлися в первый раз.

Идут навстречу упованью,
К ступеням Зимнего крыльца...
Под тонкою мундирной тканью
Трепещут жадные сердца.

Своею молодой любовью
Их подвиг режуще-остер,
Но был погашен их же кровью
Освободительный костер.

Минули годы, годы, годы...
А мы все там, где были вы.
Смотрите, первенцы свободы:
Мороз на берегах Невы!

Мы - ваши дети, ваши внуки...
У неоправданных могил,
Мы корчимся все в той же муке,
И с каждым днем все меньше сил.

И в день декабрьской годовщины
Мы тени милые зовем.
Сойдите в смертные долины,
Дыханьем вашим - оживем.

Мы, слабые, - вас не забыли,
Мы восемьдесят страшных лет
Несли, лелеяли, хранили
Ваш ослепительный завет.

И вашими пойдем стопами,
И ваше будем пить вино...
О, если б начатое вами
Свершить нам было суждено!

Декабрь 1918, СПб.

Стекала капля по стеклу
А он сидел уставясь в сумрак
О чем-то напряженно думал
Стуча перстами по стеклу
Пытался написать чего-то
Потом забыл что написал
И понял вдруг как он устал
От суеты, а лет всего-то
Еще ведь нет и сорока
Но что года, живи хоть двести
Тоска, зеленая тоска
Мигали в небе звезды-блестки
Луны был лик красив и строг
Взял пистолет, спустил курок
Вот так и умер
Маяковский

(с)

ТРИ ЖЕНЫ МАНДАРИНА

Законная жена
Есть еще вино в глубокой чашке,
И на блюде ласточкины гнезда.
От начала мира уважает
Мандарин законную супругу.

Наложница
Есть еще вино в глубокой чашке,
И на блюде гусь большой и жирный.
Если нет детей у мандарина,
Мандарин наложницу заводит.

Служанка
Есть еще вино в глубокой чашке,
И на блюде разное варенье.
Для чего вы обе мандарину,
Каждый вечер новую он хочет.

Мандарин
Больше нет вина в глубокой чашке,
И на блюде только красный перец.
Замолчите, глупые болтушки,
И не смейтесь над несчастным старцем.

(с) До 1918

теперь бы я сказала:
Смертный, думать не надо о завтрашнем дне,
Станем думать о счастье, о светлом вине.
Мне раскаянья Бог никогда не дарует.
Ну а если дарует - зачем оно мне?
©

Спешл фо кАш

[Сообщение изменено пользователем 25.11.2004 16:54]

[Сообщение удалено пользователем 25.11.2004 16:32]

Ами, можно ещё взять том Козьмы Пруткова и тоже оттуда цитировать. Впрочем, лишь бы тебе нравилось, бэйбичка!

Сравнили жё(о)пу с пальцем.... то Омар Хайям, а то Козьма Прутков...

А что такое "дарут"?

Дарут. Хм, неплохая кличка для неплохой @

[Сообщение удалено пользователем 25.11.2004 22:54]

моя Ваше не того!... черт ч ним, пусть будет К. Прутков

+100.
Поэзия настроения.

ИСЛАМ
О. Н. Высотской

В ночном кафе мы молча пили кьянти,
Когда вошел, спросивши шерри-бренди,
Высокий и седеющий эффенди,
Враг злейший христиан на всем Леванте.

И я ему заметил: "Перестаньте,
Мой друг, презрительного корчить дэнди
В тот час, когда, быть может, по легенде
В зеленый сумрак входит Дамаянти".

Но он, ногою топнув, крикнул: "Бабы!
Вы знаете ль, что черный камень Кабы
Поддельным признан был на той неделе?"

Потом вздохнул, задумавшись глубоко,
И прошептал с печалью: "Мыши съели
Три волоска из бороды Пророка".

(c)

1. Эпиграф

Была Зима… Сейчас – Лето.
Время летит вперёд.
Тело моё согрето
Кусочками маленьких рвот.

ЯГУАР

Странный сон увидел я сегодня:
Снилось мне, что я сверкал на небе,
Но что жизнь, чудовищная сводня,
Выкинула мне недобрый жребий.

Превращен внезапно в ягуара,
Я сгорал от бешеных желаний,
В сердце - пламя грозного пожара,
В мускулах - безумье содроганий.

И к людскому крался я жилищу
По пустому сумрачному полю
Добывать полуночную пищу,
Богом мне назначенную долю.

Но нежданно в темном перелеске
Я увидел нежный образ девы
И запомнил яркие подвески,
Поступь лани, взоры королевы.

"Призрак Счастья, Белая Невеста"...
Думал я, дрожащий и смущенный,
А она промолвила: "Ни с места!"
И смотрела тихо и влюбленно.

Я молчал, ее покорный кличу,
Я лежал, ее окован знаком,
И достался, как шакал, в добычу
Набежавшим яростным собакам.

А она прошла за перелеском
Тихими и легкими шагами,
Лунный луч кружился по подвескам,
Звезды говорили с жемчугами.

(с) Июль 1907, Париж

КРЫСА
Вздрагивает огонек лампадки,
В полутемной детской тихо, жутко,
В кружевной и розовой кроватке
Притаилась робкая малютка.

Что там? Будто кашель домового?
Там живет он, маленький и лысый...
Горе! Из-за шкафа платяного
Медленно выходит злая крыса.

В красноватом отблеске лампадки,
Поводя колючими усами,
Смотрит, есть ли девочка в кроватке,
Девочка с огромными глазами.

- Мама, мама!- Но у мамы гости,
В кухне хохот няни Василисы,
И горят от радости и злости,
Словно уголечки, глазки крысы.

Страшно ждать, но встать еще страшнее.
Где он, где он, ангел светлокрылый?
- Милый ангел, приходи скорее,
Защити от крысы и помилуй!

Между 1903 и 1907

Мы рядом шли, но на меня
Уже взглянуть ты не решалась,
И в ветре мартовского дня
Пустая наша речь терялась.

Белели стужей облака
Сквозь сад, где падали капели,
Бледна была твоя щека
И, как цветы, глаза синели.

Уже полураскрытых уст
Я избегал касаться взглядом,
И был еще блаженно пуст
Тот дивный мир, где шли мы рядом.

(с) 28 сентября 1917

НЕЖНОСТЬ

Ослепляя блеском,
Вечерело в семь.
С улиц к занавескам
Подступала темь.
Люди - манекены,
Только страсть с тоской
Водит по Вселенной
Шарящей рукой.
Сердце под ладонью
Дрожью выдает
Бегство и погоню,
Трепет и полет.
Чувству на свободе
Вольно налегке,
Точно рвет поводья
Лошадь в мундштуке.

(с)

ЗИМА ПРИБЛИЖАЕТСЯ

Зима приближается. Сызнова
Какой-нибудь угол медвежий
Под слезы ребенка капризного
Исчезнет в грязи непроезжей.

Домишки в озерах очутятся,
Над ними закурятся трубы.
В холодных объятьях распутицы
Сойдутся к огню жизнелюбы.

Обители севера строгого,
Накрытые небом, как крышей!
На вас, захолустные логова,
Написано: сим победиши.

Люблю вас, далекие пристани
В провинции или деревне.
Чем книга чернее и листанней,
Тем прелесть ее задушевней.

Обозы тяжелые двигая,
Раскинувши нив алфавиты,
Вы с детства любимою книгою
Как бы посредине открыты.

И вдруг она пишется заново
Ближайшею первой метелью,
Вся в росчерках полоза санного
И белая, как рукоделье.

Октябрь серебристо-ореховый.
Блеск заморозков оловянный.
Осенние сумерки Чехова,
Чайковского и Левитана.
(с)

От ума до сердца дальше, чем от сердца до ума.
Эта истина не старше и не младше, чем зима,
Где пути скрестились наши, и сомкнулись наши сны,
И содвинули мы чаши ликованья и вины.

От зимы до лета дальше, чем от лета до зимы.
Но с тобой об этом раньше не задумывались мы.
В наши суетные годы жизнь измерить не могла
Путь от зимней непогоды до июльского тепла,
Где, посередине лета, над четой могильных плит
В плоской шапке из вельвета пижма жёлтая стоит,
И татарник, отцветая, в серый кутается мех.
Жизнь, так быстро прожитая, не мигая, смотрит вверх.
Там всё то, что с нами было.
Там, среди вселенской тьмы
Ходит маятник светила от зимы и до зимы.

От земли до неба дальше, чем от неба до земли.
Это знали мы и раньше, но представить не могли,
Что и вечность мы осилим, в час содвинув роковой
Наши души в небе синем.
Наши руки - под землёй.

(И. Лиснянская, ХХ век)

Нас много, но мы одни.
Мы все прячемся друг за друга.
И если лень думать, то просто пойми,
Что над нами всеми зависла скука.

Мы хитры, но она – хитрей.
И вот мы опять все сидим по норам.
С каждым днём становясь всё слабей и злей,
Мы вливаем в глотку тоски растворы.