Мне двадцать лет.
l
la_siluet
Yes i know или yeah? Маскарадирующая группа "Kiss"?
"А за этим маскарадом - неистовый карьеризм, ненасытное самолюбие и славолюбие, ежеминутно готовое прорваться в дерзость".
Если сложно подхожу к простому - забейте)
Ну , ну , поведайте какие исторические события освещены , какие социальные проблемы затронуты , например в " Человеке невидимке "?
Там вообще-то чистейшая социалка... Человек и общество, человек вне общества, роль ученого..
Но "Невидимку" еще можно худо-бедно читать как приключения гениального жулика-неудачника.
"Машина времени" или "Когда спящий проснется" вообще непонятны без минимальных знаний об обществе и социальных идеях времен Уэллса.
А когда уже неинтересно читать то, чем нельзя прихвастнуть - это просто старость.
Недавно Макс Фрай написала (ну это же все-таки женщина, Светлана Мартынчик) новую книгу. Не художественную, философскую. И там есть о литературе:
Когда я думаю о литературе (гораздо реже, чем могло бы показаться, чего о ней думать, прыгать надо), так вот, когда я о ней всё-таки думаю, я думаю о книгах, которые читают люди в больницах. Особенно в таких непростых, страшных больницах ну, вы знаете. Идома в кровати. Неважно, на самом деле, где. Что читают люди, когда сильно болеют, точка.
Понятно, что всё разное, понятно, что зависит это чаще от того, кто к чему привык, кто как умеет развлекаться (и отвлекаться).
Но всё равно, мне очень важно, что читают люди, когда хотят не умереть.
Если бы был хоть какой-то смысл устраивать литературные пузомерки (нет такого смысла), это единственный критерий, к которому можно прикладывать портновский метр: как часто читают эту книжку люди в больницах? Исколько тех, кто читал эту книжку, остались в живых? Аскольким стало немножко меньше страшно? Аскольким стало не страшно совсем?
И ведь не то чтобы я такой уж гуманист. Но меня совершенно завораживает победа над смертью. Когда маленький смехотворный комочек нежных, ненадёжных кишок хоп! и вдруг побеждает смерть. Понятно, что ненадолго. Понятно, что успех хрен закрепишь. Но выиграть всего один раунд у такого тяжеловеса это уже немыслимо. Невозможно. Невообразимо. Ради этого, может быть, вообще все. Ну, или многое.
И вот люди в больницах. Слабые, перепуганные вусмерть, в обстановке этой, как будто специально созданной для дополнительных мучений. Читают. Книжки. Дурацкие и не очень, всякие. Инекоторые так зачитываются, что забывают, что надо страдать и бояться. Апотом даже как-то упускают возможность умереть в страхе и муках. Понятно, что будут потом другие возможности. Но пока нет.
Для меня это очень важная задача литературы. Возможно, не единственная, но очень важная именно для меня, сегодня, сейчас, всегда.
Если она права (а по-моему, да), то та же Донцова стоит больше пачки умных книг, которыми можно хвастнуть...
Такие дела.
Когда я думаю о литературе (гораздо реже, чем могло бы показаться, чего о ней думать, прыгать надо), так вот, когда я о ней всё-таки думаю, я думаю о книгах, которые читают люди в больницах. Особенно в таких непростых, страшных больницах ну, вы знаете. Идома в кровати. Неважно, на самом деле, где. Что читают люди, когда сильно болеют, точка.
Понятно, что всё разное, понятно, что зависит это чаще от того, кто к чему привык, кто как умеет развлекаться (и отвлекаться).
Но всё равно, мне очень важно, что читают люди, когда хотят не умереть.
Если бы был хоть какой-то смысл устраивать литературные пузомерки (нет такого смысла), это единственный критерий, к которому можно прикладывать портновский метр: как часто читают эту книжку люди в больницах? Исколько тех, кто читал эту книжку, остались в живых? Аскольким стало немножко меньше страшно? Аскольким стало не страшно совсем?
И ведь не то чтобы я такой уж гуманист. Но меня совершенно завораживает победа над смертью. Когда маленький смехотворный комочек нежных, ненадёжных кишок хоп! и вдруг побеждает смерть. Понятно, что ненадолго. Понятно, что успех хрен закрепишь. Но выиграть всего один раунд у такого тяжеловеса это уже немыслимо. Невозможно. Невообразимо. Ради этого, может быть, вообще все. Ну, или многое.
И вот люди в больницах. Слабые, перепуганные вусмерть, в обстановке этой, как будто специально созданной для дополнительных мучений. Читают. Книжки. Дурацкие и не очень, всякие. Инекоторые так зачитываются, что забывают, что надо страдать и бояться. Апотом даже как-то упускают возможность умереть в страхе и муках. Понятно, что будут потом другие возможности. Но пока нет.
Для меня это очень важная задача литературы. Возможно, не единственная, но очень важная именно для меня, сегодня, сейчас, всегда.
Если она права (а по-моему, да), то та же Донцова стоит больше пачки умных книг, которыми можно хвастнуть...
Такие дела.
s
sogdy
Еще скажите, что освобожденные из плена в лагерях не сидели.
Прямо так и все? 100%? 50%? 10%? 0,1%?
Служебное расследование и, даже, следствие трибунала еще не повод для отправки в лагерь (извините, но это совсем другая служба и подсудность) непосредственно пострадавшего, это способ обнаружения недостатков службы или непосредственно виновных.
Во все времена. В любой армии.
И сейчас тоже.
Цитата:
От пользователя: Тpиша
И даже не пропавшие.
Те, кто, брошенный своими, выходил из окружения, например..
так это и есть пропавшие без вести... про сознательные преступления это отдельная тема
От пользователя: Тpиша
И даже не пропавшие.
Те, кто, брошенный своими, выходил из окружения, например..
так это и есть пропавшие без вести... про сознательные преступления это отдельная тема
И какая же птичка Вам это напела? Молдавско-украинская?
В "обсуждении" на dw.de есть такой персонаж oleg.
Украинец, ходил в школу в Германии, когда там стояли потешные войска. Поскольку не указывает принадлежность отца к командному составу и ни уха ни рыла в службе - сын поварихи.
Мнится ему, что он крупный специалист в истории СССР и России в частности.
Почитайте.
И не уподобляйтесь идиотикам.
Это они там, на диком Западе, жысть положат за право ругать кого ни попадя. Этакое право гавкнуть из своры. Завоеванное их дедами и прапрадедами (кто за что воевал, не обессудьте).
Но уже столкнулись с теми, кто считает неотъемлимым правом Человека за оскорбление дать в морду.
Увы, свойства толерастии таковы, что "фраер всегда съедет". В своих "элигате" они фраера мелкотравчатые.
Все права и свободы на самовыражение проверяются ночью в тайге "кхыр на кхыр". Полная свобода самовыражаться - у всех сторон.
Свободные и разумные разойдутся миром. Уважительно. С пониманием. Не по-европейски.
Так что обличительный "пыл и задор" - не для этой страны.
Если она права (а по-моему, да), то та же Донцова стоит больше пачки умных книг, которыми можно хвастнуть...
Между прочим, в отделении онкомаммологии 40-больницы есть книжный шкаф, который пополняют пациенты и родственники, так там половина шкафа - Донцова!
А когда уже неинтересно читать то, чем нельзя прихвастнуть - это просто старость.
( зевая ) опять песня Сольвейг .
Если я пишу о прочитанном - хвастаюсь.
Если я пишу о нынешнем " окаянном времени " - злобствую и доказываю себе , что не зря уехал.
Если я говорю то , что думаю - провоцирую .
Если я дуре говорю , что она дура , оскорбляю .
И окончательный вердикт -старость , как аргумент , как козырный туз из рукава форумской хипесницы.
Как-то фантастика - это не мое, и только сладкой грустью резонируют Брэдбери и Шекли. Все остальное через силу.
Брэдбери хорош.. но не фантасткой даже.. он.. страшен. Его герои, порой, смотрят на жизнь такими глазами, что жутко становится. И волшебно.
Но из фантастов я любила лишь Азимова.
А сын вот любит Шекли и Лема.. странно.
И какая же птичка Вам это напела? Молдавско-украинская?
Воспоминания ветеранов читать надо. И стариков своих слушать. Для общего развития. Или уж молчать и не позориться.
Между прочим, в отделении онкомаммологии 40-больницы есть книжный шкаф, который пополняют пациенты и родственники, так там половина шкафа - Донцова!
Или на помойку или в больничную библиотеку с видом мецената -благодетеля.
Позволю себе еще из этой Фраевской книжки с неприличным названием:
Задача человеческой жизни на земле состоит в том, чтобы отменять ад. Всеми доступными средствами.
Тут такая хитрая штука получается, что его (ад) вообще-то уже отменили. Но это действие такой сложности и силы, что оставляет эхо. Которое повторяет, повторяет и повторяет. Ада нет, а эхо есть. И вопрос только в том, что при этом делаем мы.
Каждый живой человек или отменяет ад в меру своих скромных сил, или участвует в какой-то совсем другой игре. Которая, при всей её (возможной) привлекательности - не о бессмертии. А о небытии. Не надо поэтому в неё играть.
Потому что мы тут, с виду такие глупые пакеты биомассы, сикось-накось перемотанные цветными верёвочками, с детства обученные заблуждаться и, кажется, больше почти ничему - чистый свет, радость, движение и сила. Ну или нас вообще нет. Одно из двух, чуваки.
Одно из двух.
Задача человеческой жизни на земле состоит в том, чтобы отменять ад. Всеми доступными средствами.
Тут такая хитрая штука получается, что его (ад) вообще-то уже отменили. Но это действие такой сложности и силы, что оставляет эхо. Которое повторяет, повторяет и повторяет. Ада нет, а эхо есть. И вопрос только в том, что при этом делаем мы.
Каждый живой человек или отменяет ад в меру своих скромных сил, или участвует в какой-то совсем другой игре. Которая, при всей её (возможной) привлекательности - не о бессмертии. А о небытии. Не надо поэтому в неё играть.
Потому что мы тут, с виду такие глупые пакеты биомассы, сикось-накось перемотанные цветными верёвочками, с детства обученные заблуждаться и, кажется, больше почти ничему - чистый свет, радость, движение и сила. Ну или нас вообще нет. Одно из двух, чуваки.
Одно из двух.
Или на помойку или в больничную библиотеку с видом мецената -благодетеля.
Если я дарю книги - "с видом мецената-благодетеля"
Если я продаю книги - "деньги, на всем делает деньги"
А Донцова для отделения онкомаммологии - луч надежды. Впрочем, вряд ли Вы знакомы с ее историей
Брэдбери хорош.. но не фантасткой даже.. он.. страшен. Его герои, порой, смотрят на жизнь такими глазами, что жутко становится. И волшебно.
Почему страшен? Взгляд в бездну? Он в своих произведениях создает миры в которые можно занырнуть на разную глубину по желанию.
Донцова конечно пишет детективы-фуфло, я уже сто лет не читала, но ее автобиография вполне может послужить маячком, путеводной звездой на пути борьбы с онкологией.
Хотя я ее тут недавно слушала, что-то она в конец озвездела.
Когда в прошлом году в больнице лежала, читала Ялома Мамочка и смысл жизни. Как-то это было очень уместно. Там не читается что-то очень серьезное.
Почему страшен? Взгляд в бездну? Он в своих произведениях создает миры в которые можно занырнуть на разную глубину по желанию.
Он же чаще даже не фантастичные миры создает. Он на наш собственный дает глянуть глазами безумца, взглядом, полным ужаса. Помните "Вельд"? Или "Детскую площадку"?
— Я думал о детской площадке, Кэрол.
— Завтра я отведу туда Джима.
— Отведешь Джима?! На эту площадку? Все в нем восстало. Воспоминания о площадке были слишком еще живы в памяти. Царапины, ссадины, разбитые носы... Там, как в кабинете зубного врача, даже воздух напоен болью и страхом. А эти ужасные “классики”, “крестики и нолики”, нарисованные в пыли! Ведь он всего лишь секунду видел их у себя под ногами, когда погнался за унесенной ветром газетой, но как напугали они его!
— Чем же тебе не нравится эта площадка?
— Да видела ли ты ее? — И мистер Андерхилл вдруг растерянно умолк. — Черт возьми, Кэрол, я хотел сказать, видела ли ты детей, которые там играют? Ведь это же живодеры!
— Это все дети из хороших семей.
— Да, но они бесчинствуют, как настоящие гестаповцы! — промолвил Андерхилл. — Это все равно что отвести Джима на мельницу и сунуть головой в жернова. При одной мысли, что Джим должен играть на этой живодерне, у меня кровь стынет в жилах!
— Ты прекрасно знаешь, что это самая приличная детская площадка поблизости.
— Мне безразлично, даже если это так. Я только знаю, что никаких других игрушек, кроме палок, бит и духовых ружей, я там не видел. К концу первого же дня от Джима останутся рожки да ножки. Он будет изжарен живьем, как новогодний поросенок!
Кэрол рассмеялась.
— Ты преувеличиваешь.
— Нисколько. Я говорю совершенно серьезно.
— Но не можешь же ты лишить Джимми детства. Он должен пройти через это. Ну и что, если его немножко поколотят или он сам поколотит других. Это же мальчишки! Они все таковы.
— Мне не нравятся такие мальчишки.
— Но ведь это самая счастливая пора их детства!
— Чепуха. Когда-то я с тоской и сожалением вспоминал о детстве. Но теперь я понимаю, что был просто-напросто сентиментальным дураком. Этот сумасшедший визг и беготня, напоминающие кошмарный сон! А возвращение домой, когда ты весь пропитан страхом! О, если бы я только мог уберечь Джима от этого!
— Это неразумно и, слава Богу, невозможно.
— Говорю тебе, что я и близко не подпущу его к этой площадке! Пусть лучше растет отшельником.
— Чарли!
— Да, да! Посмотрела бы ты на этих зверенышей! Джим — мой сын! Он мой, а не твой, запомни это! — Мистер Андерхилл чувствовал, как хрупкие ножки сына обхватили его шею, а нежные пальчики копошатся в его волосах. — Я не отдам его на эту живодерню.
А Донцова для отделения онкомаммологии - луч надежды. Впрочем, вряд ли Вы знакомы с ее историей
Ну , конечно , вы почитательница творчества великой писательницы , Бездарьи Бездонцевой .
У Солженицына тоже была онкология , вы завтра "Красное колесо " прикатите в больничную библиотеку?
Он на наш собственный дает глянуть глазами безумца, взглядом, полным ужаса. Помните "Вельд"? Или "Детскую площадку"?
Помню. А знаете, вот у меня было очень похожее восприятие детства. Может поэтому мне это и не кажется таким ужасным.
Ну , конечно , вы почитательница творчества великой писательницы , Бездарьи Бездонцевой .
У Солженицына тоже была онкология , вы завтра "Красное колесо " прикатите в больничную библиотеку?
У Солженицына тоже была онкология , вы завтра "Красное колесо " прикатите в больничную библиотеку?
Пустопорожний треп. Говорю о том, что видела своими глазами. Донцову как писательницу не люблю, как человека - уважаю. Полшкафа ее книг в больницу не притаскивала, мой вклад в это отделение совсем невелик. До этого в урологию таскала Незнанского погонными метрами - мужское чтение.
Солженицын - неподходящее чтение для больницы, внушить надежду и развеселить он не сможет.
Yes i know или yeah? Маскарадирующая группа "Kiss"?
"А за этим маскарадом - неистовый карьеризм, ненасытное самолюбие и славолюбие, ежеминутно готовое прорваться в дерзость".
"А за этим маскарадом - неистовый карьеризм, ненасытное самолюбие и славолюбие, ежеминутно готовое прорваться в дерзость".
Я просто хотел сказать , что-я да понимаю,но на аглицком,Хотелось бы , их спросить, что значит "ай нау"ведь нам их смысл не понять.
Вам бы посоветовал-Воnd-Livp-Скрипочки,особенно-Танго
l
la_siluet
Скрипочки
Дровосек мне их уже показывал)
Честно сказать, пару клипов посмотрела как-то - не мое совсем.
Если коротко - вульгарная попса на классических инструментах.
Иззвените)
Башмет с альтом - это вот мое. Например.
Что-то вдруг вспомнилось. Не цитировала еще, Безрюмкина?
Лист "Marlboro" свалился на асфальт, прибил по месту жительства путану,
Сгустившимся из тенора во альт одетый в межсезонную сутану
Кричал на снежно-белом перекрестке, а снег хрустел, как свежий огурец:
"Убили!" - но лишь свет струили звезды, путаны освещавшие конец.
Г
Горец из клана MC
А Донцова для отделения онкомаммологии - луч надежды. Впрочем, вряд ли Вы знакомы с ее историей
мда...
знаем, но...
пишет очень обильно, что наверное уже и Толстого переплюнула по количеству томов с с\с..., как впрочем и Незнанский, тот правда по содержанию - на ступеньку выше Донцовой (но наверно это - мужская солидарность)..., хотя я предпочитаю развлекаться Ворониным - на Маховикова иногда приятно посмотреть...
Ш
Шесть утра
А если серьезно, то сердце бьется у обоих - там же такой поединок!
Тогда остаётся только предположить, что оппонент лирического героя попросту неграмотен. Хотя..... с другой стороны это прибавляет трагизма. К отмеченным ранее холодрыге и биенью зубов.
Б
Барбацуца
Когда я думаю о литературе (гораздо реже, чем могло бы показаться, чего о ней думать, прыгать надо), так вот, когда я о ней всё-таки
думаю, я думаю о книгах, которые читают люди в больницах. Особенно в таких непростых, страшных больницах ну, вы знаете. Идома в кровати. Неважно, на самом деле, где. Что читают люди, когда сильно болеют, точка.
Понятно, что всё разное, понятно, что зависит это чаще от того, кто к чему
привык, кто как умеет развлекаться (и отвлекаться).
Но всё равно, мне очень важно, что читают люди, когда хотят не умереть.
Если бы был хоть какой-то смысл устраивать литературные пузомерки (нет такого смысла), это единственный критерий, к которому можно прикладывать
портновский метр: как часто читают эту книжку люди в больницах? Исколько тех, кто читал эту книжку, остались в живых? Аскольким стало немножко меньше страшно? Аскольким стало не страшно совсем?
И ведь не то чтобы я такой уж гуманист. Но меня совершенно завораживает победа над смертью.
Когда маленький смехотворный комочек нежных, ненадёжных кишок хоп! и вдруг побеждает смерть. Понятно, что ненадолго. Понятно, что успех хрен закрепишь. Но выиграть всего один раунд у такого тяжеловеса это уже немыслимо. Невозможно. Невообразимо. Ради этого, может быть, вообще все. Ну, или многое.
И вот люди в больницах. Слабые, перепуганные вусмерть, в обстановке этой, как будто специально созданной для дополнительных мучений. Читают. Книжки. Дурацкие и не очень, всякие. Инекоторые так зачитываются, что забывают, что надо страдать и бояться. Апотом даже как-то упускают возможность
умереть в страхе и муках. Понятно, что будут потом другие возможности. Но пока нет.
Для меня это очень важная задача литературы. Возможно, не единственная, но очень важная именно для меня, сегодня, сейчас, всегда.
Если она права (а по-моему, да), то та же Донцова стоит
больше пачки умных книг, которыми можно хвастнуть...
думаю, я думаю о книгах, которые читают люди в больницах. Особенно в таких непростых, страшных больницах ну, вы знаете. Идома в кровати. Неважно, на самом деле, где. Что читают люди, когда сильно болеют, точка.
Понятно, что всё разное, понятно, что зависит это чаще от того, кто к чему
привык, кто как умеет развлекаться (и отвлекаться).
Но всё равно, мне очень важно, что читают люди, когда хотят не умереть.
Если бы был хоть какой-то смысл устраивать литературные пузомерки (нет такого смысла), это единственный критерий, к которому можно прикладывать
портновский метр: как часто читают эту книжку люди в больницах? Исколько тех, кто читал эту книжку, остались в живых? Аскольким стало немножко меньше страшно? Аскольким стало не страшно совсем?
И ведь не то чтобы я такой уж гуманист. Но меня совершенно завораживает победа над смертью.
Когда маленький смехотворный комочек нежных, ненадёжных кишок хоп! и вдруг побеждает смерть. Понятно, что ненадолго. Понятно, что успех хрен закрепишь. Но выиграть всего один раунд у такого тяжеловеса это уже немыслимо. Невозможно. Невообразимо. Ради этого, может быть, вообще все. Ну, или многое.
И вот люди в больницах. Слабые, перепуганные вусмерть, в обстановке этой, как будто специально созданной для дополнительных мучений. Читают. Книжки. Дурацкие и не очень, всякие. Инекоторые так зачитываются, что забывают, что надо страдать и бояться. Апотом даже как-то упускают возможность
умереть в страхе и муках. Понятно, что будут потом другие возможности. Но пока нет.
Для меня это очень важная задача литературы. Возможно, не единственная, но очень важная именно для меня, сегодня, сейчас, всегда.
Если она права (а по-моему, да), то та же Донцова стоит
больше пачки умных книг, которыми можно хвастнуть...
и правда: Донцову читали в "непростой, страшной больнице". И пересказывали ее интервью о том, как она боролась с онкологией. Там много позитива и надежды. Донцова молодчина большущая
Авторизуйтесь, чтобы принять участие в дискуссии.