Человек, ты кто ?

КЛиО сдох...

Ночная песня пьяницы

Темно...
Фонарь куда-то к черту убежал!
Вино
Качает толстый мой фрегат, как в шквал...
Впотьмах
За телеграфный столб держусь рукой.
Но, ах!
Нет вовсе сладу с правою ногой:
Она
Вокруг меня танцует — вот и вот...
Стена
Всё время лезет прямо на живот.
Свинья!!
Меня назвать свиньею? Ах, злодей!
Меня,
Который благородней всех людей?!
Убью!
А, впрочем, милый малый, бог с тобой —
Я пью,
Но так уж предназначено судьбой.
Ослаб...
Дрожат мои колени — не могу!
Как раб,
Лежу на мостовой и ни гу-гу...
Реву...
Мне нынче сорок лет — я нищ и глуп.
В траву
Заройте наспиртованный мой труп.
В ладье
Уже к чертям повез меня Харон...
Adieu!
Я сплю, я сплю, я сплю со всех сторон.
1909 СЧ

Первая любовь
А.И. Куприну

Из-за забора вылезла луна
И нагло села на крутую крышу.
С надеждой, верой и любовью слышу.
Как запирают ставни у окна.
Луна!

О,томный шорох темных тополей,
И спелых груш наивно-детский запах!
Любовь сжимает сердце в цепких лапах,
И яблони смеются вдоль аллей.
Смелей!

Ты там,как мышь,притихла в тишине?
Не взвизгивает дверь пустынного балкона,
Белея и шумя волнами балахона,
Ты проскользнешь,как бабочка,ко мне,
В огне...

Да,дверь поет. дождался,наконец.
А впрочем хрип,и кашель,и сморканье,
И толстых ног чужие очертанья-
Все говорит,что это твой отец.
Конец.

О,носорог!он смотрит на луну,
Скребет бока,живот и поясницу
И придавив до плача половицу,
Икотой нарушает тишину.
Ну-ну...

Потом в туфлях спустился в сонный сад,
В аллеях яблоки опавшие сбирает,
Их с чавканьем и хрустом пожирает
И в тьму впирает близорукий взгляд.
Назад!

К стволу с отчаяньем и гневом я приник.
Застыл. молчу. а в сердце кастаньеты...
Ты спишь,любимая?конечно,нет ответа,
И не уходит медленный старик-
Привык!

Мечтает... гад!садится на скамью...
Вокруг забор,а на заборе пики.
Ужель застряну и в бессильном крике
Свою любовь и злобу изолью?!
Плюю...

Луна струит серебряную пыль.
Светло. прости!.. в тоске пе-ре-ле-за-ю,
Твои глаза заочно ло-бы-за-ю
И с тррреском рву штанину о костыль.
Рахиль!

Как мамонт бешеный,влачился я,хромой.
На улицах луна и кружево каштанов...
Будь проклята любовь вблизи отцов тиранов!
Кто утолит сегодня голод мой?
Домой!..
1910 СЧ

В оранжерее

Небо серо, — мгла и тучи, садик слякотью размыт,
Надо как-нибудь подкрасить предвесенний русский быт.

Я пришел в оранжерею и, сорвав сухой листок,
Молвил: «Дайте мне дешевый, прочный, пахнущий цветок».

Немцу дико: «Как так прочный? Я вас плохо понимал…»
— «Да такой, чтоб цвел подольше и не сразу опадал».

Он ушел, а я склонился к изумрудно-серым мхам,
К юным сморщенным тюльпанам, к гиацинтным лепесткам.

Еле-еле прикоснулся к крепким почкам тубероз
И до хмеля затянулся ароматом чайных роз.

На азалии смотрел я, как на райские кусты,
А лиловый рододендрон был пределом красоты.

Там, за мглой покатых стекол, гарь и пятна ржавых крыш —
Здесь парной душистый воздух, гамма красок, зелень, тишь…

Но вернулся старый немец и принес желтофиоль.
Я очнулся, дал полтинник и ушел в сырую голь…

И идя домой, смеялся: «Ах, ты немец-крокодил,
Я на сто рублей бесплатно наслажденья получил!»

1909 СЧ

Квартирантка
 
             Возвратясь усталая с примерки,
Облечется в клетчатый капот,
Подойдет вразвалку к этажерке,
Оборвет гвоздику и жует.
Так, уставясь в сумерки угла,
Простоит в мечтах в теченье часа:
Отчего на свете столько зла
И какого вкуса жабье мясо?
  
            Долго смотрит с сонным любопытством
На саму себя в зеркальный шкаф.
Вдруг, смутясь, с беспомощным бесстыдством
Отстегнет мерцающий аграф…
Обернется трепетно на скрип —
У дверей хозяйские детишки,
Колченогий Мишка и Антип.
«В кошки-мышки? Ладно, в кошки-мышки!»
  
            Звуки смеха мечутся, как взрывы…
Вспыхнет дикий топот и возня,
И кружит несытые порывы
В легком вихре буйного огня.
Наигравшись, сядет на диван
И, брезгливо выставив мальчишек,
Долго смотрит, как растет туман,
Растворяя боль вечерних вспышек.
  
            Тьма. Склонивши голову и плечи,
Подойдет к роялю. Дрогнет звук.
Заалеют трепетные свечи,
Золотя ладони мягких рук.
Тишина задумчивого мига.
Легкий стук откинутой доски —
И плывет бессмертный «Лебедь» Грига
По ночному озеру тоски.

1911 СЧ




*** ("Я конь, а колено — седельце... ")

Я конь, а колено — седельце.
Мой всадник всех всадников слаще...
Двухлетнее тёплое тельце
Играет как белочка в чаще.

Склоняюсь с застенчивой лаской
К остриженной круглой головке:
Ликуют серьёзные глазки,
И сдвинуты пухлые бровки.

Несётся... С доверчивым смехом
Взмахнёт вдруг ручонкой, как плёткой,—
Ответишь сочувственным эхом —
Такою же детскою ноткой...

Отходит, стыдясь, безнадежность,
Надежда растет и смелеет,
Вскипает безбрежная нежность
И бережно радость лелеет...
1911. СЧ

*** ("Мы женили медвежонка... ")

Мы женили медвежонка
На сияющей Матрешке,
Ты пропела тонко-тонко:
«Поздравляем вас, медведь!»
Подарили им ребенка —
Темно-бронзовую таксу,
Завернули всех в пеленку,
Накормили киселем.
 
«Ну а дальше?» — «Хочешь, встану,
Как коза, на четвереньки?
Или буду по дивану
Прыгать кверху животом?..»
— «Не желаю». — «Эла, птичка,
Не сердись, — чего ты хочешь?»
Резко вздернулась косичка:
«Я желаю, чтоб ты пел».
«Чижик, чижик…» — «Нет, не надо!
Каждый день все чижик-чижик,
Или глупое „дид-Ладо“…
Сам придумай, сам, сам, сам!»
 
Огорошенный приказом,
Долго я чесал в затылке,
Тер под глазом и над глазом —
Не придумал ничего.
Эла дерзко ухмылялась
И развешивала тряпки.
Что мне больше оставалось?..
Я простился и ушел.
 
О позор! О злое горе!
Сколько песен скучным взрослым
Я, копаясь в темном соре,
Полным голосом пропел…
Лишь для крошечного друга
Не нашел я слов внезапных
И, краснея, — как белуга,
Как белуга, промолчал!

1911.

Родной пейзаж

Умирает снег лиловый.
Видишь — сумерки пришли:
Над унылым сном земли
Сизых туч хаос суровый
Надвигается вдали.
 
На продрогшие осины
Ветер северный летит,
Хмуро сучья шевелит.
Тени холодны и длинны.
Сердце стынет и болит.
 
О печальный трепет леса,
Переполненного тьмой!
Воздух, скованный зимой…
С четырех сторон завеса
Покоренности немой…
 
На поляне занесенной
Пятен темные ряды —
Чьи-то бедные следы,
Заметает ветер сонный
И свистит на все лады.
 
Кто искал в лесу дорогу?
И нашел ли? Лес шумит.
Снег тенями перевит.
Сердце жалуется Богу…
Бог не слышит. Ночь молчит.

1910
В степи

Облаков оранжевые пряди
Взволновали небо на закате.
В ароматной, наплывающей прохладе
Зазвенел в душе напев крылатый.
 
Все темнее никнущие травы
Все багряней солнечное око.
Но, смиряя пыл небесной лавы,
Побежали сумерки с востока.
 
Я один. Поля необозримы.
В камышах реки кричат лягушки.
На холмах чертой неуловимой
Засыпают дальние опушки.
 
Набегает ветер за плечами.
Задымились голубые росы.
Под последними печальными лучами
Меркнет облако и голые откосы.
 
Скрип шагов моих чужой и странно звонкий.
В темноте теряется дорога.
И на небе, правильный и тонкий,
Смотрит месяц холодно и строго.

1910

Закат

В стекла оранжевой бронзой ударил закат.
Ясно и медленно краски в воде потухали.
Даль затянулась лиловым туманом печали,
Черные птицы лениво на запад летят.
 
Скованный город весна захватила врасплох…
Теплые камни, звеня, отвечают телегам,
Черные ветки томятся по новым побегам.
Голос презренья и гнева стыдливо заглох.
 
В небе рассыпался матово-нежный коралл.
Люди на улицах шли и смущенно желали…
Ясно и медленно краски в воде догорали,
В стеклах малиновой бронзой закат умирал.

1910

СЧ

ДЕКОРАЦИЯ

На старой башне скоро три.
Теряясь в жуткой дали,
Блестящей лентой фонари
Вдоль набережной встали.

В реке мерцает зыбь чернил
И огненных зигзагов.
Скамейки мокнут у перил
Мертвее саркофагов.

У бальной залы длинный ряд
Фиакров, сном объятых.
Понурясь, лошади дрожат
В попонах полосатых.

Возницы сбились под навес
И шепчутся сердито.
С меланхолических небес
Дождь брызжет, как из сита.

Блестит намокнувший асфальт,
Вода стучит и моет.
Бездомный вихрь поет, как альт,
И хриплым басом воет.

Дома мертвы. Аллеи туй
Полны тревогой смутной...
А мне в прохладной дымке струй
Так дьявольски уютно!

<1911>
Гейдельберг


  Цветы от солнца пьяны...

                  О, сколько их! Взгляни:
                  Герани и тюльпаны,
                  Как пестрые огни
                  На зелени поляны.

                       На крылечке припекло,
                       Виноград ползет на крышу,
                       Где-то близко-близко, слышу,
                       Бьется муха о стекло.

                  Вишневый цвет опал,
                  Миндальный распустился,
                  Как розовый коралл
                  На голых ветрах вскрылся
                  И сердце взволновал.

Но хозяйка так комично
Вдоль стволов белье развесила...
Это было б неприлично,
Если б не было так весело...

Пусть Бог простит ее,
Как я ее прощаю.
Смотрю - не понимаю
И белое белье
Цветами называю.

<1909>



* * *
Мы сжились с богами и сказками,
Мы верим в красивые сны,
Мы мир разукрасили красками
И душу нашли у волны,

И ветру мы дали страдание,
И звездам немой разговор,
Всё лучшее наше создание
Еще с незапамятных пор.

Аскеты, слепцы ли, безбожники —
Мы ищем иных берегов,
Мы все фантазеры художники
И верим в гармонию слов.

В них нежность тоски обаятельна,
В них первого творчества дрожь...
Но если отвлечься сознательно
И вспомнить, что всё это ложь,

Что наша действительность хилая —
Сырая, безглазая мгла,
Где мечется глупость бескрылая
В хаосе сторукого зла,

Что боги и яркие сказки
И миф воскресенья Христа —
Тончайшие, светлые краски,
Где прячется наша мечта, —

Тогда б мы увидели ясно,
Что дальше немыслимо жить...
Так будем же смело и страстно
Прекрасные сказки творить!
1908

зачем вы выносите свое старческое уныние на показ?

" Сердце мудрого в доме печали , сердце глупого в доме веселья ".
Зачем вы выносите свою юношескую гупость на показ.