Социальная позиция протестантских церквей России
T
Total 
16:30, 10.05.2010
Александрийская вульгата
К началу XIII в., при множестве независимых друг от друга переводов, назрела необходимость в чем-то более устойчивом, созданном с учетом трех великих «вульгат» Востока: греческой, сирийской и коптской. Как следствие этого, в 1250 г. александрийский ученый по имени Хибат Алла ибн аль-'Ассаль подготовил отредактированный текст Евангелия, с разночтениями по греческой, сирийской и коптской версиям876. Однако это издание сочли слишком трудным для общего пользования, и в конце XIII в. его сменила другая, менее громоздкая редакция. Согласно Гвиди, эта версия была сделана с коптского (бохайрского) текста, очень близкого к коптскому Ватиканскому кодексу 9, который датирован 1204/1205 г. В нее были включены недостающие стихи из сирийского или греческого Нового Завета, которые есть и в более поздних формах этих текстов, но в древней коптской версии отсутствуют.
К началу XIII в., при множестве независимых друг от друга переводов, назрела необходимость в чем-то более устойчивом, созданном с учетом трех великих «вульгат» Востока: греческой, сирийской и коптской. Как следствие этого, в 1250 г. александрийский ученый по имени Хибат Алла ибн аль-'Ассаль подготовил отредактированный текст Евангелия, с разночтениями по греческой, сирийской и коптской версиям876. Однако это издание сочли слишком трудным для общего пользования, и в конце XIII в. его сменила другая, менее громоздкая редакция. Согласно Гвиди, эта версия была сделана с коптского (бохайрского) текста, очень близкого к коптскому Ватиканскому кодексу 9, который датирован 1204/1205 г. В нее были включены недостающие стихи из сирийского или греческого Нового Завета, которые есть и в более поздних формах этих текстов, но в древней коптской версии отсутствуют.
T
Total
16:45, 10.05.2010
4. Лингвистические и текстуальные особенности старолатинских версий
Судя по сохранившимся рукописям, Августин был совершенно прав, когда сетовал по поводу великого множества латинских переводчиков Писания и их невысокого уровня1035. Например, стихи Лк 24:4-5 в старолатинской версии представлены не менее чем в 27 вариантах! Более того, язык перевода в доиеронимовых версиях лишен изящества, зачастую непомерно буквален, а порой и вовсе ломаный.
Нетрудно понять, что эти особенности языка обусловлены подстрочным переводом, стремлением сохранить букву священного текста. Подобное стремление привело ко многим серьезным последствиям, из них первое - странный, диковинный словарь и синтаксис. Литературная традиция тех времен не одобряла беспорядочного заимствования из чужих языков. Однако в язык первых латинских христиан без колебаний вводились греческие термины (даже несколько еврейских, таких, как пасха, аминь, аллилуйя). Некоторые из них прочно вошли в язык - например, apostolus, baptisma, blasphemia, diabolus, ecclesia, episcopus, eremus, laicus. Другие сосуществовали с исконными латинскими словами: diaconus и minister, ethnici и gentiles. Воссоздать полную картину невозможно из-за недостатка данных, но можно предположить, что больше половины греческих заимствований вошло в обиход латинских христиан именно в этот первый период создания версий, то есть во II в.
Наряду с заимствованием греческих слов, происходило создание множества латинских неологизмов. Они создавались без оглядки на чистоту языка, особенно имена существительные на -tio, -tor и глаголы на -ficare. По наблюдению г-жи К. Морманн1036, греческие термины заимствовались для обозначения конкретных понятий — обрядов (напр., eucharistia, baptismus) и иерархии (напр., episcopus, presbyter, diaconus), а латинские неологизмы (или переосмысленные старые слова) выражали абстрактные или духовные понятия, такие, как искупление или спасение. В числе примеров можно назвать sanctificatio, неологизм для перевода греческого άγιασμός, и confessio — старое слово, переосмысленное для перевода έξομολόγησις в Септуагинте: раньше оно значило просто «заявление» или «признание», а теперь стало означать «признание величия Бога, хвала», также «исповедание веры».
Что касается синтаксиса, рабский дословный перевод Писания ввел в латынь некоторое число «грецизмов» или, во всяком случае, некоторые конструкции, чуждые литературному языку. Особо следует отметить именные придаточные с союзами quod, quia, quoniam - вместо оборота «аккузатив с инфинитивом» — для перевода греческих придаточных с ότι; употребление союза si в косвенных вопросах вместо пит, «если, ли» (напр., videre si, interrogare si, «посмотреть... ли», «спросить... ли»); инфинитив цели, напр., venimus adarare, «мы пришли поклониться» (Мф 2:2). В Верчелльском кодексе есть даже пример (Ин 7:52) употребления предлога ad при инфинитиве: dare ad manducare («дать поесть») - явное просторечие.
Равным образом можно обнаружить и склонность к удлинению слов, особенно тех, которые оканчиваются на сонорные. Так, вместо odor употребляется odoramentum (Откр 5:8, 18:13), а вместо delirium - deliramentum (Лк 24:11). Популярны также окончания на -arium (например, cellarium и pulmentaruim) и -апеит (calcaneum вместо calx).
Другая особенность этих ранних переводов - разговорный, иногда яркий и живой, приземленный язык. Вот пример «западного» чтения двух рукописей в Мф 6:8: вместо привычных слов «Знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду прежде вашего прошения у него» (πρò τού ύμάς αίτήσαι αύτόν-), в кодексе Безы (греческий текст; латинский отсутствует) и в h стоит πρò τού άνοΐξαι τò στόμα, antequam os aperiatis, «до того, как вы откроете уста». Другие примеры большей живости языка старолатинской версии обнаруживаются в притче о бесплодной смоковнице. В Лк 13:7, по общепринятому тексту, хозяин говорит: «сруби ее: на что она и место занимает?». А в кодексе Безы — и в греческом, и в латинском тексте — перед этим стоит: φέρε τήν άξίνην = adfers securem, «принеси топор». Ответ виноградаря (ст. 8), предлагающего подождать, «пока я обкопаю ее и обложу навозом», обретает в кодексе Безы и нескольких других старолатинских текстах гораздо более живую, разговорную форму: βάλω κόφινον κοπρίον = mittam qualum (или squalum) stercoris (d), или cophinum stercoris, «я высыплю навоз из корзины» (старолатинские рук. a, b, c, f, ff2, i, l, q).
Старолатинские тексты изобилуют прилагательными в превосходной степени и отдают предпочтение причастным формам — ни то, ни другое не типично для классической латыни.1037 Таким образом, нельзя ни опровергнуть вердикт начала IV в., что стиль этих версий «банален и жалок... творение людей невежественных и некультурных»1038, ни удивляться тому, что их грубость оттолкнула юного Августина.
Судя по сохранившимся рукописям, Августин был совершенно прав, когда сетовал по поводу великого множества латинских переводчиков Писания и их невысокого уровня1035. Например, стихи Лк 24:4-5 в старолатинской версии представлены не менее чем в 27 вариантах! Более того, язык перевода в доиеронимовых версиях лишен изящества, зачастую непомерно буквален, а порой и вовсе ломаный.
Нетрудно понять, что эти особенности языка обусловлены подстрочным переводом, стремлением сохранить букву священного текста. Подобное стремление привело ко многим серьезным последствиям, из них первое - странный, диковинный словарь и синтаксис. Литературная традиция тех времен не одобряла беспорядочного заимствования из чужих языков. Однако в язык первых латинских христиан без колебаний вводились греческие термины (даже несколько еврейских, таких, как пасха, аминь, аллилуйя). Некоторые из них прочно вошли в язык - например, apostolus, baptisma, blasphemia, diabolus, ecclesia, episcopus, eremus, laicus. Другие сосуществовали с исконными латинскими словами: diaconus и minister, ethnici и gentiles. Воссоздать полную картину невозможно из-за недостатка данных, но можно предположить, что больше половины греческих заимствований вошло в обиход латинских христиан именно в этот первый период создания версий, то есть во II в.
Наряду с заимствованием греческих слов, происходило создание множества латинских неологизмов. Они создавались без оглядки на чистоту языка, особенно имена существительные на -tio, -tor и глаголы на -ficare. По наблюдению г-жи К. Морманн1036, греческие термины заимствовались для обозначения конкретных понятий — обрядов (напр., eucharistia, baptismus) и иерархии (напр., episcopus, presbyter, diaconus), а латинские неологизмы (или переосмысленные старые слова) выражали абстрактные или духовные понятия, такие, как искупление или спасение. В числе примеров можно назвать sanctificatio, неологизм для перевода греческого άγιασμός, и confessio — старое слово, переосмысленное для перевода έξομολόγησις в Септуагинте: раньше оно значило просто «заявление» или «признание», а теперь стало означать «признание величия Бога, хвала», также «исповедание веры».
Что касается синтаксиса, рабский дословный перевод Писания ввел в латынь некоторое число «грецизмов» или, во всяком случае, некоторые конструкции, чуждые литературному языку. Особо следует отметить именные придаточные с союзами quod, quia, quoniam - вместо оборота «аккузатив с инфинитивом» — для перевода греческих придаточных с ότι; употребление союза si в косвенных вопросах вместо пит, «если, ли» (напр., videre si, interrogare si, «посмотреть... ли», «спросить... ли»); инфинитив цели, напр., venimus adarare, «мы пришли поклониться» (Мф 2:2). В Верчелльском кодексе есть даже пример (Ин 7:52) употребления предлога ad при инфинитиве: dare ad manducare («дать поесть») - явное просторечие.
Равным образом можно обнаружить и склонность к удлинению слов, особенно тех, которые оканчиваются на сонорные. Так, вместо odor употребляется odoramentum (Откр 5:8, 18:13), а вместо delirium - deliramentum (Лк 24:11). Популярны также окончания на -arium (например, cellarium и pulmentaruim) и -апеит (calcaneum вместо calx).
Другая особенность этих ранних переводов - разговорный, иногда яркий и живой, приземленный язык. Вот пример «западного» чтения двух рукописей в Мф 6:8: вместо привычных слов «Знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду прежде вашего прошения у него» (πρò τού ύμάς αίτήσαι αύτόν-), в кодексе Безы (греческий текст; латинский отсутствует) и в h стоит πρò τού άνοΐξαι τò στόμα, antequam os aperiatis, «до того, как вы откроете уста». Другие примеры большей живости языка старолатинской версии обнаруживаются в притче о бесплодной смоковнице. В Лк 13:7, по общепринятому тексту, хозяин говорит: «сруби ее: на что она и место занимает?». А в кодексе Безы — и в греческом, и в латинском тексте — перед этим стоит: φέρε τήν άξίνην = adfers securem, «принеси топор». Ответ виноградаря (ст. 8), предлагающего подождать, «пока я обкопаю ее и обложу навозом», обретает в кодексе Безы и нескольких других старолатинских текстах гораздо более живую, разговорную форму: βάλω κόφινον κοπρίον = mittam qualum (или squalum) stercoris (d), или cophinum stercoris, «я высыплю навоз из корзины» (старолатинские рук. a, b, c, f, ff2, i, l, q).
Старолатинские тексты изобилуют прилагательными в превосходной степени и отдают предпочтение причастным формам — ни то, ни другое не типично для классической латыни.1037 Таким образом, нельзя ни опровергнуть вердикт начала IV в., что стиль этих версий «банален и жалок... творение людей невежественных и некультурных»1038, ни удивляться тому, что их грубость оттолкнула юного Августина.
Авторизуйтесь, чтобы принять участие в дискуссии.