БАНЗАЙ!
З
Задний гуд
Социальное и национальное расслоение в Москве понемногу дошло до той стадии, когда в городе появляются анклавы, собранные по национальному или социальному признаку.
http://www.vz.ru/society/2010/3/23/386303.print.ht...
Есть районы, в которых лучше не появляться после захода солнца, а есть районы, куда прохожего просто не допустит охрана.
Старое доброе французское кино.
Не про нас.
Или, уже?!!
http://www.vz.ru/society/2010/3/23/386303.print.ht...
Есть районы, в которых лучше не появляться после захода солнца, а есть районы, куда прохожего просто не допустит охрана.
Старое доброе французское кино.
Не про нас.
Или, уже?!!
В
Враг Народа ? 2
Социальное и национальное расслоение в Москве понемногу дошло до той стадии, когда в городе появляются анклавы, собранные по национальному или социальному признаку. Есть районы, в которых лучше не появляться после захода солнца, а есть районы, куда прохожего просто не допустит охрана. В разговоре с
корреспондентом газеты ВЗГЛЯД депутат Мосгордумы Михаил Москвин-Тарханов, занимающийся в МГД этой тематикой, рассказал о своем видении ситуации с анклавами в столице.
− Что такое национальные и социальные анклавы в большом городе? Это проблема или безобидный атрибут мегаполиса?
− Я не считаю, что национальные и социальные анклавы в Москве не являются проблемой. Это, конечно, проблема, и мы всегда стремились делать так, чтобы при предоставлении площадей, при расселении, при размещении наблюдалась социальная и национальная равномерность. Чтобы Москва оставалась таким взвешенным, сбалансированным городом.
Но ведь общество накладывает свой отпечаток – речь идет, по сути, о свободе коммерции. Конечно, диаспоры в целях самоорганизации и обеспечения собственных интересов стремятся селиться компактно. Так же, как и социальные группы: скажем, бизнесмены тоже предпочитают селиться компактно, в закрытых элитарных поселениях.
И это процессы, контролируемые лишь до известной степени, а в некоторых случаях и просто неконтролируемые. Так что проблема здесь есть, безусловно.
− Как обстояло дело с национальными и социальными анклавами в старой Москве?
− Безусловно, в старой Москве тоже всегда были подобные анклавы. Отдельно жили на Сретенке татары, была Грузинская улица, был Армянский переулок, где проживали компактно армяне. Все было: была и элитарная Остоженка, и Хитров рынок, и социальные, и национальные проблемы были.
Но должен сказать, что они всегда рассматривались именно как проблемы. Все знали, что такое Хитровка, что такое Грачевка, нынешняя Трубная улица – мы хорошо знаем эту ситуацию. Но тогда была очень серьезная власть генерал-губернатора. Какой-нибудь Закревский или Долгоруков мог мгновенно выслать из Москвы любого на три года как нечего делать. Мог и арестовать, подвергнуть суду и административно наказать. Была очень жесткая власть, и это удерживало от эксцессов.
И, кроме того, в то время многие диаспоры рассматривали Москву как убежище. Грузинская диаспора, армянская диаспора, айсоры – это были люди, бежавшие от очень серьезных притеснений, из очень неблагополучных мест – из Ирана, Турции. Сейчас бегут от бедности, а тогда бежали порой от натурального геноцида. Поэтому они воспринимали Москву с благодарностью и относились к ней по-другому, и занимались здесь бизнесом.
А татары, как, например, и айсоры, давно стали коренными москвичами. И благодаря своему качеству – они не пьют спиртных напитков – они очень ценились в качестве сторожей, дворников, охранников и тоже не бедствовали в Москве и хорошо себя чувствовали. Так что Москва была довольно гостеприимным городом, и проблемы можно было уладить в случае чего и силовым методом. Но нечасто возникала такая необходимость.
− Что делают столичные власти и общественники, чтобы смягчить ситуацию?
− Мы делаем очень большую работу с диаспорами, с общинами – Дом национальностей, например, центральный комитет по связям, мероприятия, беседы, уроки толерантности – чего только не делаем. Но все равно градус национализма и конфликтности на национальной почве повышается. Хотя этому противостоят и прогрессивные деятели мусульманства, и руководство РПЦ – в общем, довольно много противостоящих сил.
Но, к сожалению, это идет снизу. Это идет из глубины. В общем, как сказал мне один человек, «все идет от рынка», то есть от базара. Там идет острое соперничество, растут конфликтные ситуации. И власти требуются большие силы, чтобы сдержать эту опасную тенденцию, которая постепенно разрастается.
Но в столице это, как ни странно, сделать легче. Потому что столица обладает мощными возможностями по урегулированию конфликтов. Гораздо опаснее Подмосковье и глубинка.
− Видите ли вы угрозу образования в столице социальных «гетто»?
− Понимаете, это такая же ситуация, как с пригородными поездами. Раньше в электричках ездили все – и профессор, и мелкий предприниматель-кооператор, и тут же бедняк и даже бомж. А сейчас весь средний класс и выше пересели на автомобили, и в электричках сменился контингент.
Так же и с жильем − средний класс кто воспользовался ипотекой, кто купил, кто присоединил комнату, кто построил коттедж. Естественно, социальный состав очередников становится все беднее. А теперь ввели еще планку малоимущих, скоро совсем будут бедные. Отдельные анклавы будут формироваться из тех, кто не смог оплатить коммунальные услуги и был выселен за долги.
В общем, мы, как всегда, повторяем пути западных стран. Везде есть «районы неблагополучия». Я видел в Чикаго такой квартал – сейчас его уже сломали – где публика страшно неблагополучная, так там квартиры и вовсе были бесплатные.
В общем, Москва находится в состоянии серьезной обороны. То есть благодушия никакого нет. Но стоит понимать, что наши возможности ограничены, мы все-таки демократическое государство. Со всеми нашими особенностями мы все равно не можем силовые меры применять к гражданам.
Возможно, было бы интересно увидеть методологический прорыв в этой области. Вот, кстати, отличный предмет изучения и разработки для социальных технологов.
− Что такое национальные и социальные анклавы в большом городе? Это проблема или безобидный атрибут мегаполиса?
− Я не считаю, что национальные и социальные анклавы в Москве не являются проблемой. Это, конечно, проблема, и мы всегда стремились делать так, чтобы при предоставлении площадей, при расселении, при размещении наблюдалась социальная и национальная равномерность. Чтобы Москва оставалась таким взвешенным, сбалансированным городом.
Но ведь общество накладывает свой отпечаток – речь идет, по сути, о свободе коммерции. Конечно, диаспоры в целях самоорганизации и обеспечения собственных интересов стремятся селиться компактно. Так же, как и социальные группы: скажем, бизнесмены тоже предпочитают селиться компактно, в закрытых элитарных поселениях.
И это процессы, контролируемые лишь до известной степени, а в некоторых случаях и просто неконтролируемые. Так что проблема здесь есть, безусловно.
− Как обстояло дело с национальными и социальными анклавами в старой Москве?
− Безусловно, в старой Москве тоже всегда были подобные анклавы. Отдельно жили на Сретенке татары, была Грузинская улица, был Армянский переулок, где проживали компактно армяне. Все было: была и элитарная Остоженка, и Хитров рынок, и социальные, и национальные проблемы были.
Но должен сказать, что они всегда рассматривались именно как проблемы. Все знали, что такое Хитровка, что такое Грачевка, нынешняя Трубная улица – мы хорошо знаем эту ситуацию. Но тогда была очень серьезная власть генерал-губернатора. Какой-нибудь Закревский или Долгоруков мог мгновенно выслать из Москвы любого на три года как нечего делать. Мог и арестовать, подвергнуть суду и административно наказать. Была очень жесткая власть, и это удерживало от эксцессов.
И, кроме того, в то время многие диаспоры рассматривали Москву как убежище. Грузинская диаспора, армянская диаспора, айсоры – это были люди, бежавшие от очень серьезных притеснений, из очень неблагополучных мест – из Ирана, Турции. Сейчас бегут от бедности, а тогда бежали порой от натурального геноцида. Поэтому они воспринимали Москву с благодарностью и относились к ней по-другому, и занимались здесь бизнесом.
А татары, как, например, и айсоры, давно стали коренными москвичами. И благодаря своему качеству – они не пьют спиртных напитков – они очень ценились в качестве сторожей, дворников, охранников и тоже не бедствовали в Москве и хорошо себя чувствовали. Так что Москва была довольно гостеприимным городом, и проблемы можно было уладить в случае чего и силовым методом. Но нечасто возникала такая необходимость.
− Что делают столичные власти и общественники, чтобы смягчить ситуацию?
− Мы делаем очень большую работу с диаспорами, с общинами – Дом национальностей, например, центральный комитет по связям, мероприятия, беседы, уроки толерантности – чего только не делаем. Но все равно градус национализма и конфликтности на национальной почве повышается. Хотя этому противостоят и прогрессивные деятели мусульманства, и руководство РПЦ – в общем, довольно много противостоящих сил.
Но, к сожалению, это идет снизу. Это идет из глубины. В общем, как сказал мне один человек, «все идет от рынка», то есть от базара. Там идет острое соперничество, растут конфликтные ситуации. И власти требуются большие силы, чтобы сдержать эту опасную тенденцию, которая постепенно разрастается.
Но в столице это, как ни странно, сделать легче. Потому что столица обладает мощными возможностями по урегулированию конфликтов. Гораздо опаснее Подмосковье и глубинка.
− Видите ли вы угрозу образования в столице социальных «гетто»?
− Понимаете, это такая же ситуация, как с пригородными поездами. Раньше в электричках ездили все – и профессор, и мелкий предприниматель-кооператор, и тут же бедняк и даже бомж. А сейчас весь средний класс и выше пересели на автомобили, и в электричках сменился контингент.
Так же и с жильем − средний класс кто воспользовался ипотекой, кто купил, кто присоединил комнату, кто построил коттедж. Естественно, социальный состав очередников становится все беднее. А теперь ввели еще планку малоимущих, скоро совсем будут бедные. Отдельные анклавы будут формироваться из тех, кто не смог оплатить коммунальные услуги и был выселен за долги.
В общем, мы, как всегда, повторяем пути западных стран. Везде есть «районы неблагополучия». Я видел в Чикаго такой квартал – сейчас его уже сломали – где публика страшно неблагополучная, так там квартиры и вовсе были бесплатные.
В общем, Москва находится в состоянии серьезной обороны. То есть благодушия никакого нет. Но стоит понимать, что наши возможности ограничены, мы все-таки демократическое государство. Со всеми нашими особенностями мы все равно не можем силовые меры применять к гражданам.
Возможно, было бы интересно увидеть методологический прорыв в этой области. Вот, кстати, отличный предмет изучения и разработки для социальных технологов.
Т
ТатьянаИванова
Зачем изучать в Москве, если в Краснодарском крае это все уже прошли и изучили жизнью. То, что там сейчас, будет в Москве и других городах лет через десять.
А будет вот что. Все прибыльные торговые и административные места будут заняты не буду говорить кем. Остальные, вытесненные, будут прислугой тех, новых и пожизненно влачить рабство. Новые захотять создать административный округ или область соотвествующей национальности, желательно, поближе к своим и побольше, так как они тут родились и это их земля. Ткачев пока сумел дать отпор, но как знать. Будут и ужу есть нац. общины, которые не подчиняются гос. органам и будет государство в государстве.
А будет вот что. Все прибыльные торговые и административные места будут заняты не буду говорить кем. Остальные, вытесненные, будут прислугой тех, новых и пожизненно влачить рабство. Новые захотять создать административный округ или область соотвествующей национальности, желательно, поближе к своим и побольше, так как они тут родились и это их земля. Ткачев пока сумел дать отпор, но как знать. Будут и ужу есть нац. общины, которые не подчиняются гос. органам и будет государство в государстве.
Авторизуйтесь, чтобы принять участие в дискуссии.