Перезимовать на юге в августе

Вы же меня знаете, я спокойно жить не умею. Поэтому, когда мы поднимались на первое тренировочное восхождение 3б категории трудности, я шел по тропе за Волеговым, и потихонечку цеплял его: «Саня, да ты, брат, навеселе штоли? Почему тебя так качает?» А Саша, действительно шел неровно, мне и самому было не очень, поэтому, вероятно, я пытался компенсировать свои проблемы туповатыми шутками. Саня окрысился на меня, и я понял – ему реально не до шуток. Саша в жизни не употреблял алкоголь ни в каких видах, возможно еще и это обостряло мою неделикатность. Хотя, если подумать – что собственно такое – этот пятитысячник? Простенький поход по безопасной тропе, упасть некуда, даже если захочешь. Каски и веревки были в рюкзаках, ни о каких крючьях речи не было.
Пришли на заснеженную вершинку и давай расставлять палатки. Погода была прекрасная, светило солнце, снег слепил под ногами и с окружающих величественных вершин.
Тут вдруг подходит Витя Суворов и говорит, что нужно помочь инструктору – он тяжело идет на подходе. Мы пошли его встречать и увидели – скрюченного под рюкзаком - уже метрах в ста от вершины на пологом участке. Витя подошел первым, снял с него рюкзак и понес к палаткам. А я вдохновившись красивым видом двойки альпинистов на изогнутом снежном гребне отбежал и отснял пару традиционных кадров.
Команда СКА заявили маршрут на чемпионат СССР, поэтому они после перекуса пошли по гребню дальше. У СКА-шников уже была хорошая акклиматизация, они шли весь маршрут сразу.
Нас осталось человек двадцать и, когда палатки поставили, начали неспеша разжигать примусы и готовить супчики из пакетов с добавлением мясных консервов. Удивило меня, что руки плохо слушались, приходилось сосредотачиваться, чтобы попасть спичкой об коробок. Полная аналогия с симптоматикой опьянения, голова кружится, легкая эйфория. Когда поели, тут и южное солнце быстро зашло. Мы спрятались в спальники, было откровенно холодно. Я начал засыпать, как вдруг понял, что перестал дышать… Только я это сообразил, как, перепугавшись, задышал с утроенной, нет – с учетверенной силой. Оказывается, дыхание Чейн-стокса – совсем тоже не шутка. Фик с ним, я уже слегка пригрелся… начал засыпать, и все медленнее и медленнее дышать… Вдруг снова сообразил, что так дело не пойдет. Задышал.
Какое-то время я боролся то со сном, то с дыханием. Было неприятно, честно вам скажу.
И тут… из полудремы меня достает очередной ужас: откуда-то по соседству доносятся довольно громкие стоны. Не те, о которых вы уже подумали, нет. Эти стоны были явно умирающего задыхающегося человека… На улице был мороз, темень – хоть глаз выколи и до меня дошла жуткая мысль: придется сейчас вылезать в темень на мороз, одеваться и бегом тащить ночью кого-то в базовый лагерь, чтобы не умер. Вероятно какой-то приступ сердечной недостаточности. Признаюсь, я испугался.
Когда я все это сообразил, я спрашиваю Аркашу Баскина, с которым ночевал в палатке: что там такое? Тащить вниз ведь нужно? Аркаша сказал, что пока вроде не нужно, что Коле Шкабара Руслана уже уколы поставила, и что пока отдыхаем.
Послушав еще некоторое время стоны, я все же благополучно уснул.

Утро было солнечным и очень ярким, в палатке – колотун. Голова раскалывалась от тупой боли, шевелиться не хотелось. Теперь уже полная аналогия с похмельем. Кое-как я сел, надел синтепоновые теплые штаны, пуховку и приступил к самому ужасному – надеванию высотных ботинок. Минут за десять я их все же одолел, пальцы не слушались, шнурки я не зашнуровал, не было сил, засунул вовнутрь. Волевым усилием вылез на улицу. На утреннем морозце и ярком солнце немного полегчало. Коля Шкабара сощурившись принужденно улыбался. Он стоял, опершись грудью о лыжные палки и на мой вопрос «Как себя чувствуешь?» - ответил, что ничего, хорошо, сейчас «расхаживается». И правда, переставил палки на 30 см, снова оперся о них грудью и только тогда подтащил к палкам по очереди свои ноги. Всем своим видом, а главное - улыбкой он демонстрировал свою готовность к дольнейшей спортивной работе. Но главное – что жив.
Я пошел за большой камень – «на шхельду» (в туалет). Когда расстегивался за камнем, меня покачнуло, и я чуть не улетел с крутого склона. Чувство равновесия было ослаблено, но я успел вцепиться в камень, что меня и спасло. Справа красиво возвышался пик Дзержинского.
Кое-как мы приготовили чай, перекусили что-то, собрали палатки и побрели вниз.
Даже вниз ноги работать отказывались, снег проваливался, я еле успевал идти не отставая. Уже по моренам идти стало легче, организм «включился».
Вобщем так, ничего особенного, сходили.
Продолжение следует.
А что, ставить продолжение то? :-D :cool:

а то

:-) В базовом лагере умылись, поели – есть не хотелось, все устали. И разбрелись по палаткам отдыхать.
На следующий день группа расположилась на камнях на разбор. Неспеша по очереди рассказали об этом тривиальном восхождении. Рассказывать на самом деле был нечего.
Руководителем восхождения была Филенкова Таня, ей как раз нужно было в зачетную книжку альпиниста «руководство 3б». Сходили спокойно, без происшествий.
Просто сходили, без касок, страховочных систем не одевали, тропа безопасная, веревками не связывались. Старший инструктор Кузнецов (препод из Лестеха), отдельно переспросил: как мы страховались? Еще раз подтвердили, возможно даже с легким сарказмом, что крючья забивать было незачем, да и некуда – не в сыпуху же?
Было скучно. Выступил Суворов Витя: вот мол – Васечкин – поступил не по-товарищески, не помог инструктору поднести рюкзак. Думаю, что Витя хотел «приколоться». Ну я ответил, что я же, мол, подошел. Но ведь Витя раньше перехватил рюкзак. Там было то – метров сто донести без набора высоты. Не подумал, короче.
Итоговое слово взял Кузнецов. Он сказал, что восхождение совершено с многочисленными нарушениями. С пренебрежением ВСЕХ стандартных мер безопасности. Поэтому он рекомендует спорткомитетету «Отстранить Филенкову – как руководителя от дальнейших восхождений». Также отстранить меня от восхождений «за нетоварищеское поведение на маршруте».
?!?!
Кто бы мог подумать, что так все обернется? Ведь мы же долго готовились к этому восхождению, тренировались, время освобождали! Проходили отбор в экспедицию. И что? Все? Сидеть тупо в лагере, пока все поднимаются на горы?!?!
В полной прострации мы пошли в столовую. Предатель Суворов помалкивал, скаттина.
Что делать?
Короче, совершенно точно, что это я подал идею: идти к Кузнецову со следующим разговором. Просить за нас с Таней, что мы, мол, осознали и раскаялись в содеянном. Но ведь, если нас отстранят, то группы уже совершенно точно на разборах будут отчаянно врать про забитые в морену крючья и про то, что каски не снимали, и даже спали в них.
А ведь вранье легко может привести (не дай Бог) к реальным нарушениям!
А еще я добровольно, в качестве компенсации «нетоварищества» взял на себя обязанности «вечного дежурного» на восхождении.
Кузнецов, конечно, сразу вида не подал, но к вечеру допустил нас с Таней к восхождениям, в составе уже «группы здовья» - так все называли группу из спортсменов, всячески проштрафившихся и отнесенных к более слабым. «Группа здоровья» должна была идти на восхождение второй и подстраховывать основную группу «спортсменов».
Эффектно, ничего не скажешь, Кузнецов поддержал свой авторитет. И без потерь.
Продолжение следует.

Через день первая группа «спортсменов» ушла на второй акклиматизационный выход. Мы отдыхали в лагере, наблюдали за любопытными сурками. А с разрывом в день, и мы – «группа здоровья» пошли наверх, страховать «спортсменов». Погода после вершины «5000» испортилась, но было вполне терпимо, мы прошли еще через второй пятитысячник, и в уютном месте под прикрытием скалок поставили палатки. Борис Шкабара почему-то настаивал на возвращении. Николай, его брат, пояснил мне, что Боря обычно нервничает выше 5000, что это его высотный предел.
Может быть, я ничего не понял. Боря нормально шел и выглядел неплохо. А нужно сказать, что я нес аптечку, знал действие лекарств и поэтому посматривал на самочувствие ребят. Что-то я там готовил, потом мы улеглись отдыхать. Ночь прошла значительно лучше, чем первая ночь на 5000. На следующий день пошли дальше, перевали через пик Узбекистан 5600 м по-моему. Погода окончательно испортилась, лепил снег, в тумане не было видно куда идти дальше. Мы уткнулись в крутой снежный взлет, Суворов полез первым, метров через 15 он потерялся в тумане, не понятно было, куда он залез или нет. Вобщем, в такой ситуации, он вернулся и было принято решение идти назад в лагерь. Я шел по гребню первым, буквально нащупывая тропу ногами, потому что все замело и в тумане трудно было ориентироваться. Более жесткая тропа под снегом давала все же некоторую уверенность в правильности движения. Короче, спустились без приключений.
Первая группа тоже спустилась, какие-то проблемы у них были, но они помалкивали. Похоже, что психологический раздор вносили две альпинистки. Они считались членами некоей «женской сборной», якобы сильными спортсменками, чего я подтвердить не могу. Во всяком случае вели себя они очень заносчиво, типа, как «первый сорт». А всякий знает, как трудно в длительных экстремальных условиях с заносчивыми людьми. Поэтому у альпинистов очень ценятся спокойные уравновешенные люди, которые могут долго работать и не показывать негативных эмоций. Это качество вырабатывается еще и большим опытом. Вот Таня Филенкова, например, обладала качеством невозмутимости и скромности, хотя вот именно о ней я могу смело сказать, как о незаурядной спортсменке и скалолазке.
Справедливости ради, добавлю, что и Танечку я однажды довел своим поступком на скальном маршруте. Группа УРГУ-шников во главе с Бобылевым полезла по стенному участку, а мне, как всегда, понравился вид работающих в связке альпинистов. Я попросил ее подождать минутку, чтобы сфотографировать и отошел от стены на скальный выступ. Но Танечка возмутилась, что я сдерживаю группу и не стала меня ждать, тоже полезла. Веревки мне не хватило, я отвязался – опасности упасть не было. А Таня полезла и мой конец веревки реально уползал от меня вверх уже по настоящей скале. Я сфотографировал (эти слайды и сейчас есть у меня) и, благо, что скала была не сложнее волчихинской, быстро без страховки догнал конец и привязался. Таня, кстати, на разборе не заложила меня.
Продолжение следует.
:cool:

Ну так вот, группы собрались в базовом лагере и отдыхали перед решающим штурмом вершины. Прошло два дня.
А начспас района выход не давал, якобы из-за штормового предупреждения метеорологов.
Так я не понял почему, но договариваться с начспасом отправили Аркашу Баскина и меня – простых спортсменов, не руководителей и не инструкторов. Начспас из Москвы жил в большой палатке с антеннами и радиостанциями в паре километров выше нашего лагеря. Пришли мы к нему, и незамутненно начинаем рассказывать, насколько бы хотели подняться на вершину. А у начспаса, оказывается, тоже – ТА ЕЩЕ фамилия. Поэтому он разговаривал исключительно с Аркашей, и все вокруг того, что в Москве тоже много Баскиных. Затем все же подписал нам какую-то бумагу на выпуск, и мы пошли домой. Аркаша был прекрасным спортсменом и товарищем, хотя и попал, как я в «группу здоровья». А я был бы не я, если бы не затеял разговор на обратном пути о великой роли богоизбранного народа в истории цивилизации.
Итак, на следующий день группа «спортсменов» ушла на восхождение.
А через день и мы. Перед выходом сварили грибной суп из двух дождевиков, найденных неподалеку. Один дождевик был с футбольный мяч, другой – поменьше. Когда вышли, через час ходьбы Коля Шкабара упал и лежал пол-часа, у него болел живот, вероятно от супа. У всех остальных было нормально, короче, Коля встал, пошли дальше. Погода была нормальная, хорошо прошли оба пятитысячника и дошли до пика Узбекистана, перед ним поставили палатки. Слава Плешанов, руководитель восхождения, вышел на связь с базой, дул сильный ветер. Я конкретно слышал как по рации нам сообщили о штормовом предупреждении и о приказе всем группам спускаться вниз. Слава пару раз прокричал, что плохо слышит, и «эс ка эс ка» - то есть, «связь кончаю». Нужно сказать, что наверху нападает некоторая тупость, поэтому я не оценил в тот момент Славиного поступка. А ведь именно во время сильного ветра не так давно погибло два десятка спортсменок, и именно в этих местах. Ветер просто снес палатки, и они замерзли.
Я, как вечный дежурный приготовил в алюминиевой скороварке пару пакетов супчика, принес парням в палатку, забыв остудить на снегу. А когда открывал, скороварка взорвалась, я сильно препугался, чтобы никто не обварился, но нет, вроде никто. Половина супа оказалась на стенках палатки, но половина все же – в скороварке. Я расстроился, что теперь парням не хватит, но даже эту скромную порцайку кое-как съели.
Пожевали колбасу, попили чай, и спать.
На следующий день была вполне нормальная погода, мы легко перевалили через пик Узбекистана и зашли на Раздельную 6100 метров. А вот когда уже мы поправляли оставленные первой группой палатки – начался сильный ветер, видимость ухудшилась. Я опять варил чай, а парни в это время помогли двум альпинистам баскам ставить палатку. Те вернулись со штурма вершины, не дошли и кое-как ворочали пальцами от сильной усталости и холода. Нашей первой группы на Раздельной не было, похоже, что они послушали приказ и «свалили» вниз в сторону Луковой поляны.
Продолжение следует.
:-p

На следующий день мы поднялись и позавтракали. На Раздельной было довольно много палаток, но все остатки групп срочно налаживались идти вниз из-за штормового предупреждения. Наша группа пошла вверх, теперь уже на пик Ленина. Действительно, дул очень сильный ветер. С этого момента мы уже не связывались веревками, падать было просто некуда.
На первом взлете встретили польского альпиниста, он выглядел довольно бодрым. Поляк помогал спускаться двум полькам, они замерзли, вероятно ничего не соображали и еле-еле шли с обледеневшими лицами. Поляк сказал, что на 6400 стоит их палатка, что мы можем пользоваться. Что доведет клиенток сам, Раздельная уже рядом. Мы сказали, где стоят наши палатки и угостили их по глотку чая из термоса и пошли дальше.
Сильно дул боковой ветер и у меня обмерзало лицо. Останавливаться не хотелось – маска на лицо была в рюкзаке, так я и закрывался от ветра капюшоном и тупо передвигал ноги.
Группа медленно шла вверх. Слава Плешанов громко на ветру крикнул: «Все, идем вниз!». Но группа не отреагировала, медленно продолжала движение вверх.
Я бы не назвал ту ситуацию критической, просто было реально холодно и тяжело.
Наверное через час Слава снова крикнул: «Валим вниз!», но группа упорно шла вверх.
Думаю, что не только на меня – на всех напала высотная заторможенность, когда идешь на полном автомате и уже слабо соображаешь из-за недостатка кислорода.
Пришли к польской палатке на 6400, Плешанов с Баскиным и Филенковой ушли в польскую палатку. А мы поставили свою – большую высотную палатку. Я набрал снега в скороварку и пошел разжигать в палатке примус. Смотрю, а в палатке сидит в каске и черных очках Витя Суворов и раскачивается. Я его спрашиваю: как, мол, чувствуешь себя? А он только мычит и раскачивается. Я ему: что тебе из лекарств дать? А он только мычит. Не помню каких-то таблеток я ему дал, типа стимулирующих кровообращение. Поставил топиться чай. А на улице возник разговор – как мы будем завтра подниматься, если будет такая погода? Я сказал Плешанову, что Суворов, похоже плохо себя чувствует, непонятно, как завтра пойдет?
И тут… Картинка - из палатки… страшный… шатаясь как коммунист в одноименном фильме, вылазит Витя и не менее страшным голосом хрипит: «Я пойду. Я завтра.»
Хорошо – хорошо Витя, конечно пойдешь, пошли в палатку, сейчас чай будет.
Не помню что я варил, никто особо-то не ел, чаю только попили, колбаски зажевали только. Все себя плохо чувствовали, устали, да еще и высота.
НО У НАС С СОБОЙ БЫЛО!
Вот же я был дурак в те времена! В СТЕКЛЯННОЙ НЕРАСПЕЧАТАННОЙ БУТЫЛКЕ!
Тащить дешевый коньяк на ТАКУЮ высоту, ё!
Открыл я, значит, бутылку. Взял стаканчик и пошел в польскую палатку. Грамм по пятьдесят им предлагаю. Польская палатка отказалась. В нашей палатке ночевало в тесноте человек семь, кое-кто тоже отказался. Таким образом нам с Вовой Поволоцким досталось по двойной! Выпили мы, забрались в спальники. У меня был легкий пуховый спальник только до подмышек – грамм пятьсот весил. Узкий, зараза. А ведь в него – в ноги еще укладывались большие альпинистские ботинки – чтобы утром их можно было одеть и ноги не поморозить. Залез я в мешок с ботинками прямо в теплых штанах, накрылся сверху пуховкой, Поволоцкий зачем-то накидку серебрянку тащил наверх, ее тоже сверху положили. Но все равно было очень холодно. Постепенно коньяк сделал свое доброе дело, мы с Вовой попели песен на ночь. И, кстати, спали очень хорошо. Не сильно мерзли.
Продолжение следует.
:-D

Утром я встал рано, на улице ветра не было, но мороз был приличный, вполне январский. Солнце ярко светило, я набрал снега и поставил на примус топиться.
Попили чаю и пошли на штурм.
Отошли недалеко, у Поволоцкого начали мерзнуть ноги и он попросил растереть ему с апизартроном. Прямо на снегу сняли ботинки, растерли, снова одели, он помахал ногами и двинулись дальше – догонять своих. У меня начались позывы в животе. До вершины от лагеря только перепад высот 700 метров – то есть идти далеко, ну мы и шли. Медленно. Шажок в две секунды примерно. Наверное смешно смотреть со стороны, как бредут «умирающие» спортсмены на высоте, задыхаясь, кашляя, согнувшись, то и дело останавливаясь на совсем простой тропе. Местами был снежок сантиметров двадцать, и идти было тяжело. Меня в тот день очень удивило, что Коля Шкабара наверное половину штурма шел первым, мы конечно менялись, шли по очереди, но Коля,.. Колю было не остановить! Вероятно слишком тяжелая акклиматизация дала ему дополнительные возможности типа суперкомпенсации. Аркаша хорошо тоже шел. Все старались, сбывалась наша мечта. И погода нам наконец удружила – ветра почти не было, светило яркое солнце, было холодно только.
Не знаю во сколько мы дошли до той небольшой кучки камней, которая называлась «вершина пика Ленина 7134 м». К камням косо-криво прибиты десятки всяких металлических вымпелов с профилем известного революционера. Восторга не было, была некая заторможенность, облегчение, что теперь – только вниз. Вверх уже не надо.
Сфотографировались и побрели назад.
Я все восхождение терпел – не хотел отставать. Ну, тут уж я немного отошел от тропы за камни и сделал свое большое дело почти на вершине пика Ленина. Валера потом рассказывал, что когда он заметил что я пошел куда-то в сторону, подумал, что я сбрендил и уже рванулся меня спасать, но потом увидел… и успокоился. :-)
Видимо из-за этой заминки, или из-за слабого соображения во время спуска я вдруг понял, что спускаюсь один – то ли отстал, то ли обогнал товарищей. А ведь вид сверху отличается от того, что видел, когда поднимался… И вот, бреду я, и уже пугаюсь: а вдруг я уже прошел мимо места стоянки и палаток? Вот еще одно место похожее… Но нет, палаток не видно… Парней тоже. Фик его знает, я честно говоря, струхнул. Вроде бы палатки давно должны были уже быть, а их нет. Соображение-то плохо работает и непонятно – куда делись ребята?
Но нет, добрел я до палаток все же и дальше уже совсем не помню: варил ли я чего-нибудь, как я спал? То что спал – совершенно точно, потому что не помню ничего.
:-)
На следующий день утром поднялись, попили чаю, сняли палатку и повалили вниз – на Раздельную. На Раздельной было уже потеплее, тоже сняли палатки, с сожалением посмотрели на груды дефицитных по тем временам консервов типа печени трески, шпрот, сгущенки, тушенки. Консервы затащили, а есть их – почти не ели. И тащить вниз их тоже не было никаких сил. Снаряжения вместе с палатками было уже достаточно много. Я присел отдохнуть перед дальнейшим спуском и увидел Таню Филенкову. Она сидела в темных солнечных очках и по щекам ее текли слезы. Наверное от усталости.
Взвалили мы тяжеленные рюкзаки и пошли дальше. А лагерь то стоял в перемычке, ниже Раздельной метров на пятьдесят… Это значит, что сначала нужно зайти на Раздельную, и уже только потом будет спуск вниз. Наверное это был самый трудный подъем в моей жизни. Делаешь несколько шагов и останавливаешься. Дошел я до вершины, и тут Валера говорит, что Суворов не двигается. Оставили мы с ним рюкзаки, и пошли назад. Конечно я испугался. Суворов сидел на тропе и только мычал. Валера, вероятно он лучше всех себя чувствовал на восхождении, взял Витин рюкзак и поволок его вверх на Раздельную. Мне кажется, я бы не смог дотащить его. А я дал всяких сердечных, стимулирующих, против обморожения таблеток Вите, дал ему запить и помого встать. То ругаясь на чем свет стоит, то уговаривая его мы двигались эти самые трудные последние метры подъема, я только помогал вставать Вите, когда он падал – тащить его я бы не смог. Сам время от времени садился на снег. Вниз Витя уже одел рюкзак, вероятно подействовали пилюли, и шел самостоятельно, падая на рюкзак через каждые два шага, потом поднимался – еще на два шага. Меня хватало шагов на десять, потом самопроизвольно подламывались ноги, я тоже садился, отдыхал минуту, вставал и шел дальше. Но это уже была быстрая потеря высоты! Плюс - прямо перпендикулярно склону жарило южное солнце, мы согревались и приходили в себя.
Начали встречаться иностранные и отечественные альпинисты. «Штормовое предупреждение» сняли, и группы толпами повалили вверх. А мы – вниз.
Метров на триста ниже я окончательно согрелся и выбросил изодранный штурмовой анорак, который сам сшил – не тащить же лохмотья вниз! Мимо нас поднимались немцы, и Витя Суворов (!) уже объяснял эффектной белокурой немке, где находится польская палатка, а где остались наши консервы! Я чуть не упал от негодования! Только что его чуть не пинками спасали, и он уже кокетничает с блондинкой размахивая руками и распушив усы. Про усы – это я не фигурально, а вполне натурально говорю – только пол-часа назад они безжизненно сосульками свисали вниз… А теперь бодро топорщатся вверх! Я себя ТАК бодро не чувствовал.
Спустились мы на «Сковородку» 4600 метров, прошли по тропе мимо лагеря. «Сковородкой» это место названо по причине южной экспозиции ледника, находящегося в линзе склонов и закрытого от ветров. Солнце здесь действительно жарит – мало не покажется. Когда спускались уже со «Сковородки» по крутому снежному склону на 4200, встретили семейную пару западных альпинистов, проходящих тропу в связке, увешанных многочисленным красивым снаряжением, на зависть нам. Кузнецов бы порадовался их безупречному исполнению страховочных мер на безопасной тропе.
На морене 4200 увидели палатку-шатер, обрадовались, что никого нет. Смертельно усталые залезли, расстелили спальники, готовили чай. Все же значительно полегчало. Тут шли мимо чехи. Суворов разговорился с ними, был вечер, и чехи остановились рядом с нами. Они залезли в шатер, мы их угостили чаем, они нас чешским печеньем. Расспрашивали о восхождении, об условиях. Бодрее всех себя чувствовал Суворов, он восновном и разговаривал, остальные все дремали, у меня язык не шевелился. Я только слышал, что чехи явно бравируя перед нами матерились по-русски как кочегары. А у нас в группе была девушка, лично мне было неприятно. Так-то чехи – славные обычно ребята. Хорошие спортсмены. Переночевали нормально.
Утром двинулись дальше, дошли до легендарной Луковой поляны. В тех местах действительно растет много дикого лука, его постоянно рвали и добавляли в еду. На луковой поляне нас покормили супом добрые повара какой-то экспедиции и мы пошли дальше, в свой базовый лагерь.
Первой группе действительно в тот раз не повезло, они спустились с Раздельной, не пошли на Ленина.
А мы поднялись
Вот так, именно - вопреки всем обстоятельствам и логике, мы, «группа здоровья» и поднялись. Известно ведь, что у нас, В России, все хорошее всегда делается «вопреки».
:cool: :-D

Ну что, дочитали хоть? :-p

Что за вопрос?
Давно пора.

Здорово написано

Старался, спасибо. :-)

да
спасибо, Термичек
Вы недавно это писали или раньше?

Ужас... Читаю - и прямо холодею! Нет, альпинисты - это какой-то другой вид, с одной стороны - преклоняюсь и восхищаюсь, с другой - никогда не пойму, ради чего люди добровольно подвергают себя таким опасностям и мучениям.
Вы, Терми - просто герой наших дней!

Я так и знала, так и знала что он без меня уйдёт в горы... :weep:
:-)

Вот, на выходных писал. :-)
Болел чота, да холодно было, на лыжах не удалось покататься. Зато написал. :-)
Чтобы вот так сконцентрировать восхождение в историю, в рассказ, должно было пройти время и придти понимание смысла тех событий.

На самом деле клиовский опыт плюс. :-)

Поставила плюсики- читалось с замираньем сердца,, немного отлегало только на фразах "попили чаю" :-D

Ну ещё наверно нужен нехилый стимул, чтоб из глубин памяти всплыли; скороварка, хвори в команде, мысли, встречи, ощущения ..? ;-)
Пишите книгу — я куплю. Ну и с юмором у Вас как всегда всё нормуль!

:-D Обманул и кинул. :lol:

У меня есть личная теория, что если человек не находит и терпит добровольно выбранных лишений и трудностей - например спорт, то лишения приходят к нему с другой, часто непредсказуемой стороны.
Каждому человеку будет дано по силам его.
Так уж лучше спорт.
:-)

Это же как у фронтовиков - самые тяжелые времена войны вспоминаются наболее... наиболее... вобщем понятно. :-)

Честно говоря не ассоциируется у меня альпинизм со спортом. Спорт это фарс наподобии нынешней олимпиады: тепличные условия, мизерные разрывы в достижениях, показушность, фальсификации ... ну или футбол. А экстрим в горах или на море это игра со смертью, испытание на прочность не столько физическое сколько духовное. Тут ведь не стаерский рывок, не взятие веса, а многодневное напряжение когда облазит вся шелуха.
А что, много нужно на аклиматизацию? Скажем реально на такой высоте (5000-6000м) работать, скажем вахтовым методом, тем кто вырос ближе к уровню моря?

[Сообщение изменено пользователем 24.02.2010 12:38]

Отличная теория! Мы вот гуляем по Парижу каждый день тоже до отваливания ног.... Конечно, самонадеянно сравнивать с восхождениями, но в целодневном походе по Лувру некий экстремизм тоже присутствует:-)
Значит, помучать себя самим, чтобы не мучали другие.... хороршая мысль, я буду ее думать! :ultra:

А так и получается. Хорошие спортсмены два - три раза в году - в горах. Организм привыкает к режиму.

Альпинизм конечно и спорт высших достижений, и философия, и больше чем спорт. :-)

наполняйте свою чашу терпения сами!
не ждите, когда это сделают другие!

не поможет, в жизни всегда есть место экзогенным мучениям

Сменив соотношение в сторону эндогенности, поможет. Проверено. :-)

Олег, давай ышшо много букаф, а!?

Да мне нижалко. Напишу и дам. :-D