Искуственный сон
Снова глаза закрываю – вижу маленькая такая девочка сидит, смотрит, улыбается на меня. Горохом падает вниз небо, белым горохом да кружевами вверх подымается и страх какой-то неведомый скалится. И вдруг встаёт девочка, закашлившись падает и ползёт ко мне, кровью харкая, будто бы просит чего, да при
этом чего-то рассказывает. Прислушиваюсь, а она просто поёт, да не просто а марсельезу.
И вот убегаю я от неё, а убежать не могу, всё она за пяток шагов от меня и ползёт. Думаю что вверх за мной не подастся, ан нет – тоже летит, а точнее как-то иначе ползёт по воздуху. И вроде понимаю я что девочка та жалость и жалеть её надо а не бояться, но пересилить себя не могу. И чем выше подымаемся мы тем сильнее нас горох то тот и хлещет, а снизу кружева давят - мочи нет, и знаю я, да и она скорее всего тоже, что вскоре плотно плотно перемешаются кружева с горохом и перекрутят нас как жернова какие-то.
И бывает, что не догонит нас небесные прихвостни, но редко, но бывает, а тогда ещё страшнее делается – девочка та встаёт на коленки, изо рта её, носа её да глаз вырываются густо кровавые жилы, воёт она, захлёбываясь, как то по звериному да по птичьему разом воет, а то и слышали как дельфины поют. Ну вот жилы то те обвивают полотно её да оборачивается девочка чёртом алым с ногою одной на копыте громадном рубиновом и ну прыгать за мною и каждый раз как копыто оземь бьёт на месте том пятно кровавое ребёночка какого невинно убиенного проявляется. И движется чёрт быстрее меня да догнать не может и получается как-то, что движемся мы по кругу и пересекая пятна те, вижу я как из них, словно из зеркала смотрят на меня дети и поют марсельезу и из уголка рта у каждого обязательно струйка черная катится.
А как-то во снах я признал самого себя в растворяющемся растворе убийственных кислот. Плакал и просил.
Ты веришь, что нас придумали? Я верю! У кого-то болела голова и он согрешил.
И вот убегаю я от неё, а убежать не могу, всё она за пяток шагов от меня и ползёт. Думаю что вверх за мной не подастся, ан нет – тоже летит, а точнее как-то иначе ползёт по воздуху. И вроде понимаю я что девочка та жалость и жалеть её надо а не бояться, но пересилить себя не могу. И чем выше подымаемся мы тем сильнее нас горох то тот и хлещет, а снизу кружева давят - мочи нет, и знаю я, да и она скорее всего тоже, что вскоре плотно плотно перемешаются кружева с горохом и перекрутят нас как жернова какие-то.
И бывает, что не догонит нас небесные прихвостни, но редко, но бывает, а тогда ещё страшнее делается – девочка та встаёт на коленки, изо рта её, носа её да глаз вырываются густо кровавые жилы, воёт она, захлёбываясь, как то по звериному да по птичьему разом воет, а то и слышали как дельфины поют. Ну вот жилы то те обвивают полотно её да оборачивается девочка чёртом алым с ногою одной на копыте громадном рубиновом и ну прыгать за мною и каждый раз как копыто оземь бьёт на месте том пятно кровавое ребёночка какого невинно убиенного проявляется. И движется чёрт быстрее меня да догнать не может и получается как-то, что движемся мы по кругу и пересекая пятна те, вижу я как из них, словно из зеркала смотрят на меня дети и поют марсельезу и из уголка рта у каждого обязательно струйка черная катится.
А как-то во снах я признал самого себя в растворяющемся растворе убийственных кислот. Плакал и просил.
Ты веришь, что нас придумали? Я верю! У кого-то болела голова и он согрешил.
Авторизуйтесь, чтобы принять участие в дискуссии.