атипичная пневмония - как жить бум?
Дон, представьте, я на работе. А работа в данный период рутинная. И вот как раз сейчас могу только ждать. Иначе бы меня тут не было.
О. покоробила аналогия Простите, без этого не объяснить. Чем это хуже Ваших разьяснений "Бог делает так, потому что.." ? Уровень один.
Да, нет, Кобра не один уровень, но не буду с Вами спорить, т.к. спор - тоже дьявольское оружие.
Не верьте "моему" Богу, верьте "своему"... А ещё лучше задайте мысленно (или вслух) вопрос Богу. Если Вы искренне ждёте ответа, то Он Вам проговорит через Ваше сердце. Я нисколько не призываю следовать "моему" Богу, хотя никакого "моего" Бога нет и то, что я Вам говорю, известно любому истинно- верующему.
Вам не открывается потому, что Вы в бунте против Бога.
Я же говорю очень умные вещи. Точнее, я повторяю вслед за миллионами других... Просите Бога и Вам откроется. Это очень просто.
Не верьте "моему" Богу, верьте "своему"... А ещё лучше задайте мысленно (или вслух) вопрос Богу. Если Вы искренне ждёте ответа, то Он Вам проговорит через Ваше сердце. Я нисколько не призываю следовать "моему" Богу, хотя никакого "моего" Бога нет и то, что я Вам говорю, известно любому истинно- верующему.
Вам не открывается потому, что Вы в бунте против Бога.
Я же говорю очень умные вещи. Точнее, я повторяю вслед за миллионами других... Просите Бога и Вам откроется. Это очень просто.
Не буду с Вами спорить, т.к. спор - тоже дьявольское оружие.
При всем моем уважении к Вам, О., я заметил, что, как только перестаете находить уважительные аргументы, вы прекращаете спор, мотивируя самыми странными причинами...
Если этой заразе удастся распространиться в таких масштабах, то это будет означать абсолютную неэффективность всех служб(которых ранее не было) и ваще всего человечества.
...........
Так ведь грипп распространяется.
Чем же НП хуже?
Пути распространения те же самые...
...........
Так ведь грипп распространяется.
Чем же НП хуже?
Пути распространения те же самые...
2 Данилка:
Нет, ты не прав. Не мои аргументы кончаются, а я СОЗНАТЕЛЬНО ухожу от спора, как обходят пьяного и буйного, ибо спор никогда не приносит хороших результатов.
И когда Вы, Данилка , без году неделя здесь, успели всё заметить?
Здесь были споры ТАКИЕ, хоть три электростанции подключай. Для себя я сделала вывод, что спор ( любой, не обязательно религиозный) добрых плодов не приносит. Обе стороны остаются обиженными и при своем мнении. Так было и в СССР во всяких полит-клубах и в киношных клубах - везде, где намечалась дискуссия.
А нам, христианам, вообще в спор нельзя вступать, ибо спор, действительно, оружие дьявола.
Мы должны говорить: " У нас нет обычая спорить..."
Я, к сожалению, ещё вступаю в спор, но уже не так яро, как прежде. И это мой маленький "плюсик".
Когда я вижу, что я ничего не изменю, а спор накаляется, лучше его прекратить. Разве это не разумное решение?! Или лучше спорить, пока глотка не охрипнет и все не передерутся, пусть даже вирутально?
Или, когда я вижу, что человек, задавший вопрос и вступивший в спор, не понимает самого примитивного в вопросах религии и веры, то о чём можно с таким человеком спорить? Представьте себе спор студента вуза с пятиклассником! Кто вступит в такой спор? А с верой ещё всё сложнее. Вера ведь не математика, где можно доказать.
А аргументы... Как ни странно, они не заканчиваются.
Хотите попробовать? Давайте!
p.s. Данилка, а Вы не заметили, что в вопросах религии спор идёт так: на одной стороне я (или Василевс, нас практически никогда нет в одной "упряжке"), а на другой - практически все форумцы. Представляете КАКОЙ перевес!
Вот если бы Вы, Данилка, это заметили, я бы тоже Вас сильно зауважала. Надо быть наблюдательным, быть личностью, не похожей на других, и не "дудеть" в одну дуду. Так делали коммунисты и плохо кончили.
Нет, ты не прав. Не мои аргументы кончаются, а я СОЗНАТЕЛЬНО ухожу от спора, как обходят пьяного и буйного, ибо спор никогда не приносит хороших результатов.
И когда Вы, Данилка , без году неделя здесь, успели всё заметить?
Здесь были споры ТАКИЕ, хоть три электростанции подключай. Для себя я сделала вывод, что спор ( любой, не обязательно религиозный) добрых плодов не приносит. Обе стороны остаются обиженными и при своем мнении. Так было и в СССР во всяких полит-клубах и в киношных клубах - везде, где намечалась дискуссия.
А нам, христианам, вообще в спор нельзя вступать, ибо спор, действительно, оружие дьявола.
Мы должны говорить: " У нас нет обычая спорить..."
Я, к сожалению, ещё вступаю в спор, но уже не так яро, как прежде. И это мой маленький "плюсик".
Когда я вижу, что я ничего не изменю, а спор накаляется, лучше его прекратить. Разве это не разумное решение?! Или лучше спорить, пока глотка не охрипнет и все не передерутся, пусть даже вирутально?
Или, когда я вижу, что человек, задавший вопрос и вступивший в спор, не понимает самого примитивного в вопросах религии и веры, то о чём можно с таким человеком спорить? Представьте себе спор студента вуза с пятиклассником! Кто вступит в такой спор? А с верой ещё всё сложнее. Вера ведь не математика, где можно доказать.
А аргументы... Как ни странно, они не заканчиваются.
Хотите попробовать? Давайте!
p.s. Данилка, а Вы не заметили, что в вопросах религии спор идёт так: на одной стороне я (или Василевс, нас практически никогда нет в одной "упряжке"), а на другой - практически все форумцы. Представляете КАКОЙ перевес!
Вот если бы Вы, Данилка, это заметили, я бы тоже Вас сильно зауважала. Надо быть наблюдательным, быть личностью, не похожей на других, и не "дудеть" в одну дуду. Так делали коммунисты и плохо кончили.
Кто сказал, что мир антропоцентричен? Быть может, любимое занятие Творца - это эксперименты с вирусами, и человечество является лишь банальной чашкой Петри.
Знаете, сколько вирусных заболеваний человечество научилось излечивать на данный момент? Ровно ноль.
Знаете, сколько вирусных заболеваний человечество научилось излечивать на данный момент? Ровно ноль.
2Дон:
Не может Творец поставить какие-то вирусы выше человека, "венца" Его "творения", да ещё созданного по образу и подобию Своему.
Почему же человечество не научилось излечивать вирусные заболевания? Разве? Все наши болезни - вирусы. Бактериологический вирус лечится; non-бактериологический - нет. И здесь заслуга не столько людей ( хотя и их тоже), сколько - Творца. Наука и медицина - дары Божьи. Господь приоткрывает тайны людям ровно столько, сколько считает нужным по нашему "хорошему" поведению.
Не может Творец поставить какие-то вирусы выше человека, "венца" Его "творения", да ещё созданного по образу и подобию Своему.
Почему же человечество не научилось излечивать вирусные заболевания? Разве? Все наши болезни - вирусы. Бактериологический вирус лечится; non-бактериологический - нет. И здесь заслуга не столько людей ( хотя и их тоже), сколько - Творца. Наука и медицина - дары Божьи. Господь приоткрывает тайны людям ровно столько, сколько считает нужным по нашему "хорошему" поведению.
Чукча а может быть не китайцев, а как раз наоборот - направленное против них кем-то? Бактериологическое оружие...
Ч
Чайка Джонатан Ливингстон
Ну и где теперь эта пневмония? ))
Н
Натуся
Птица... а у Вас еще более давнего архива не сохранилось с форума? Если да - с удовольствием бы покопировала ссылки! Хоть тут, хоть в асе... (кстати, у Вас там красный цветок!)
23 ноября 2004 года 17:41
Парадигма микробного патогенеза в ХХI веке
Парадигма микробного патогенеза (ПМП) – фундаментальная концепция микробиологии, определяющая согласно линейной логике причинно-следственные связи развития заболевания у макроорганизма вследствие инфицирования его микроорганизмами. ПМП основывается на теории микробного моноформизма Луи Пастера. Конкретный микроорганизм вызывает конкретное заболевание в случае выполнения условий, которые называют триадой Коха:
1) микроорганизм обнаруживается в конкретном случае заболевания;
2) микроорганизм не обнаруживается при других заболеваниях и/или как непатогенный микроорганизм;
3) заражение здорового организма чистой культурой микроорганизма, выделенного из больного организма, вызывает аналогичное заболевание [Медицинская микробиология, 1999].
Внедрение ПМП, основанной на постулатах Коха-Пастера, в качестве основной концепции микробиологии определило политику фундаментальных и прикладных направлений медико-биологических исследований и способствовало умножению экспериментальных данных о неправомерности ПМП, в том числе в связи с распространением так называемых персистентных, упорных инфекций, вызываемых условно-патогенными бактериями [Maeda, 2000].
Ярким примером таких инфекций являются микоплазменные инфекции, получившие широкую известность в акушерско-гинекологической практике в конце XX – начале XXI веков. Возбудители этих инфекций - тахителичные (быстро эволюционирующие) бактерии (микоплазмы, класс Mollicutes) обладают высоким уровнем генетически опосредованной фенотипической пластичности. Миниатюрный размер генома и, существенно, ограниченные биохимические способности в значительной мере определяют зависимость микоплазм от высших организмов. Тем не менее эти микроорганизмы способны не только к самостоятельному воспроизведению, но и высокоэффективной адаптации, обеспечивающей преодоление различных защитных систем организмов хозяев и циркуляцию в природе [Борхсениус и др., 2002].
Большой интерес к этим маленьким организмам обусловлен, с одной стороны, уникальностью биологии мельчайшей клетки (вдохновляющей энтузиастов на попытки постигнуть логику жизни в терминах молекулярной биологии), а с другой, - диктуется практической необходимостью. Многие представители класса Mollicutes могут быть возбудителями болезней человека, животных, растений. Микоплазмы являются основными контаминантами клеточных культур. В организме человека микоплазмы могут вызывать иммуннодефицитные и аутоиммунные, острореспираторные и урогенитальные заболевания, в том числе обусловливающие отягощенный акушерский анамнез. Эти микроорганизмы способны передаваться не только горизонтальным путем, но и вертикальным (от матери к плоду), определять различные формы патологии беременности [Борхсениус и др., 2002; Razin, Herrmann, 2002].
Подавление микоплазменных инфекций представляет проблему. Исчезновение симптомов инфекции вследствие антибиотикотерапии не означает элиминации микоплазм из организма, но колонизацию этими микрооргнизмами клеток различных тканей макроорганизма и персистенцию микоплазм. При этом явные повреждения макроорганизма могут отсутствовать.
Специфичные факторы вирулентности у микоплазм не обнаружены. Считается, что высокий уровень генетически опосредованной фенотипической пластичности тахителичных бактерий, определяющей ускользание от иммунного надзора и персистенцию, является основным фактором вирулентности микоплазм [Dybvig, Voelker, 1996; Чернова, 1999].
В этой связи генетически опосредованная вариабельность основных поверхностных иммунодоминантных белков (ОПИДБ) микоплазм представляет особый интерес [Razin et al., 1998]. Гены этих белков образуют семейства. В состав семейств входят высокогомологичные гены, нуклеотидные последовательности которых представлены различными классами повторяющихся элементов, реорганизация которых по типу «выщепление-встраивание» в процессе репликации и рекомбинации обусловливают вариабельность продуктов экспрессии. Изменения в промоторных зонах соответствующих генов (также обусловленные «выщеплением-встраиванием» нуклеотидных последовательностей) обеспечивают переключение фаз (активности) гена. В результате могут возникать миллионы вариантов продуктов экспрессии ОПИДБ, например, генов адгезии, судьба которых определяется отбором, - способностью бактерий преодолевать иммунный надзор, связанный со специфичными антигенраспознающими рецепторами иммуноцитов.
В наших исследованиях первичной структуры генов ОПИДБ M.hominis (участвующих в цитоадгезии микоплазмы к эпителию урогенитального тракта человека) было обнаружено, что у клинических изолятов этой микоплазмы максимальное количество замен нуклеотидов в 1-ой и 2-ой позиции триплетов (определяющих изменения аминокислот) связано с областью гена vaa - модуля, кодирующего эпитоп узнаваемый иммуноглобулином G1. Эта область гена представлена в значительной мере прямыми и инвертированными повторами (15-23 нп), в том числе гомологичными повторяющимися последовательностями, диспергированными на хромосомах человека. Особенности первичной (а также предполагаемой вторичной структуры) соответствующего района vaa-гена M.hominis могут свидетельствовать о возможном участии гена в реорганизации генома как паразита, так и хозяина, а также антигенной мимикрии, определяющей персистенцию микоплазм и связанной с нею патогнез, в том числе имунопатологию.
Патогенез при инфекционных процессах в случае отсутствия факторов вирулентности у микроорганизмов в значительной мере определяется неспецифичной иммунореактивностью организма хозяина, связанной с активацией СОГ и NO-синтазной сигнальных систем, индуцирующих окислительный стресс [Белова, 1997, Чернова, 1999].
Показано, что неимеющая явных клинических проявлений персистенция микоплазм у человека может сопровождаться скрытыми патологическими изменениями в его организме, связанными с дисбиозом, ультрацитопатологией форменных элементов крови, активацией ГКК, угнетением фибринолиза и антикоагуляции и таким образом угрозой развития сДВС, вследствие хронического нарушения эндотелия [Мальцева, 1996; Чернова и др., 1999; Борхсениус, 2002].
В этой связи персистенция микоплазм (как и других инфекционных агентов) может быть фактором риска атерогенеза, ишемической болезни сердца, острого инфаркта миокарда. В наших исследованиях, выполненных совместно с сотрудниками КГМА [Арлеевский и др., 2000, 2001, 2003], приблизительно у 60% пациентов с острым инфарктом миокарда была выявлена персистенция микоплазм. Данные трансмиссивной микрографии свидетельствовали о наличии микоплазм в атеросклеротических бляшках сосудов у 30% этих пациентов.
Хронический окислительный стресс в случае персистенции микоплазм может запускать каскад неспецифических реакций по молекулярным механизмам, известным для инфекционных процессов [Меньщикова, Зенков, 1996; Белова 1996]. В этой связи раскрытие молекулярных основ регуляции стрессорного ответа у микоплазм имеет как фундаментальное, так и прикладное значение.
В наших исследованиях [Чернов и др., 1996; Чернов и др., 1999; Тарчевский, Чернов, 2000] in vivo было установлено, что инфицирование высших эукариот микоплазмами сопровождается хроническим окислительным стрессом и приводит к трансформации микоплазм в мини-тела, размер которых составляющий менее 0.2 мкм (по сравнению с 0.6 мкм для обычных клеток микоплазм), соответствует размеру бактериальных нанноформ.
Феномен наннотрансформации – объект пристального внимания сегодня, установлен для ряда бактерий, в том числе как ответная реакция неспорообразующих бактерий на стрессорные воздействия, включая окислительный стресс [Вайнштейн, Кудряшова, 2000; Маркелова и др., 2001]. Бактериальная наннотрансформация обеспечивается трехкомпонентной системой регуляции, контролирующей также синтез факторов вирулентности, антибиотиков, компетентность и некоторые другие состояния [Nakayama et al., 2003]. Индукторами трансформации микроорганизмов в вирулентные формы являются факторы среды их обитания, в том числе физиологически-активные соединения (интермедиаторы) организма хозяина, - цитокины, активные формы кислорода и гормоны.
В результате наших исследований [Чернов и др., 2004] ультрацитоструктурных и молекулярно-генетических особенностей клеток микоплазм при воздействии стрессоров, определяющих бактериальную трансформацию in vitro, было обнаружено, что клетки микоплазм могут находиться как минимум в двух различных физиологических состояниях, одно из которых, дормантное (дремлющее), связано с нанноформами, - клетками, средний размер которых составляет менее 0.2 мкм. Нанноформы микоплазм проявляют высокую устойчивость к стрессорным воздействиям in vitro и сохраняют потенциальные способности к пролиферации, а также реверсии. Доля нанноформ в популяции клеток микоплазм зависит от особенностей среды их обитания - микрокосма. Трансформация клеток микоплазм в нанноформы при воздействии биогенных и абиогенных стрессоров связана с существенной реорганизацией структуры и экспрессии генома микоплазм.
Персистенция микоплазм является быть индикатором патологии микро- и макробиоценозов. Установлено, что персистенция микоплазм у человека связана с дисбиозом генитального тракта и характеризуется преобладанием условно-патогенных микроорганизмов, особенности метаболизма которых создают благоприятные условия для размножения микоплазм.
По отношению к другим патогенам микоплазмы обычно выступают как синергенты и способствуют развитию суперинфекций [Чернова и др., 1999; Борхсениус и др., 2002; Razin, Herrmann, 2002]. Однако клиническая картина персистенции микоплазм может существенно различаться у разных индивидуумов. Микоплазмы обладают различными средствами воздействия на сигнальные системы инфицированного организма и способны изменять иммунореактивность в организме хозяина в результате как непосредственного воздействия на клетки (в том числе иммуноциты), так и опосредованного – через активные формы кислорода, гормоны и цитокины. Микоплазмы, имеющие ферменты для усвоения аргинина и глюкозы, способны уничтожать L-аргинин (субстрат NO-синтазы) и переключаться в разных условиях на использование в качестве основного источника энергии то аргинин, то глюкозу, меняя, соответственно, спектр индуцируемых сигнальных молекул, регулирующих клеточную реактивность. Эти микроорганизмы могут модулировать иммунореактивность, индуцируя экспрессию провоспалительных цитокинов и/или подавлять их действие посредством индукции антивоспалительных медиаторов ИЛ-10 и ИЛ-12, а также экспрессии антагониста рецептора ИЛ-1 [Борхсениус и др., 2001; Razin, Herrmann, 2002].
Восприимчивость, а также чувствительность к микоплазменным инфекциям зависит от иммунных особенностей индивидуума и может быть генетически детерминирована, так что проявление и спектр патологических реакций при персистенции микоплазм может существенно различаться у разных индивидуумов, что противоречит ПМП, основанной на постулатах Коха-Пастера. Таким образом, при персистенции микоплазм все слагаемые действующей ПМП оказываются невыполнимыми как из-за особенностей тахителичных бактерий так и вследствие молекулярно-генетических механизмов иммунореактивности хозяина.
Многочисленные данные исследователей молекулярных основ в системе «паразит-хозяин», свидетельствующих о неправомерности ПМП, основанной на постулатах Коха-Пастера, стали причиной ее ревизии и разработки новой фундаментальной концепции микробиологии XXI века [Maeda, 2000; Борхсениус и др., 2002].
Способность бактерий, в том числе микоплазм, к трансформации при изменениях окружающей среды, является подтверждением и развитием теории плеоморфизма, а не моноформизма микроорганизмов, что определяет необходимость принципиально нового подхода к решению фундаментальных и прикладных проблем, связанных с механизмами формирования системы «паразит-хозяин» и способами контроля инфекционных процессов. В этой связи актуальное значение сегодня приобретает сигналомика микро- и макробиоценозов, раскрывающая молекулярные основы бактериальной трансформации (в том числе взаимопереход условно-патогенных микроорганизмов в патогенные), регуляция которой может обеспечиваться активными формами кислорода, цитокинами и гормонами [Олескин и др., 2000].
Список литературы:
Арлеевский И.П., Чернова О.А., Ганеева Л.А., Сафин И.Н., Чернов В.М. 2000. Роль микоплазменных инфекций в развитии острого инфаркта миокарда: факты и предположения. Российский кардиологический журнал. N 4 (39): 28-31.
Арлеевский И.П., Ганеева Л.А., Сафин И.Н., Чернов В.М., Чернова О.А. 2001. Персистирующая микоплазменная инфекция как фактор риска развития острого инфаркта миокарда. Кардиология. 41(3): 45-47.
Арлеевский И.П., Чернова О.А., Ганеева Л.А., Сафин И.Н., Чернов В.М. 2003. Микоплазменные инфекции и инфаркт миокарда. Российский кардиологический журнал. N 4 (42): 17-23.
Белова Л.А. 1997. Биохимия процессов воспаления и положения сосудов. Роль нейтрофилов. Биохимия. 62 (6): 659-668.
Борхсениус С.Н., Чернова О.А., Чернов В.М. 2001. Взаимодействие микоплазм с иммунной системой животных и человека. Цитология 43(3): 219-243.
Борхсениус С.Н., Чернова О.А., Чернов В.М., Вонский М.С. 2002. Микоплазмы. Санкт-Петербург: «Наука». 2002. 320 с.
Вайнштейн М.Б., Кудряшова Е.Б. 2000. О наннобактериях. Микробиология. 69: 163–174.
Мальцева Л.И. 1996. Механизмы развития осложнений беременности и перинатальных повреждений плода при микоплазменных инфекциях у женщин. Автореф. докт. дисс. Казань. 36 с.
Маркелова Н. Ю., Алексеева Н. В., Романова Ю. М., Гинцбург А. Л. 2001. Взаимодействие вегетативных и некультивируемых форм Salmonella typhimurium с бактериями bdellovibrio. Журнал микробиологии, эпидемиологии и иммунобиологии. 6: 16-19.
Медицинская микробиология, 1999. Ред. Покровский В.И., Поздеев О.К. ГЭОТАР, Медицина, М. 1183с.
Меньщикова Е.В., Зенков Н.К. 1997. Окислительный стресс при воспалении. Успехи совр. биол. 117(2): 155-171.
Олескин А.В., Ботвинко И.В., Цавкелова Е.А. 2000. Колониальная организация и межклеточная коммуникация у микроорганизмов. Микробиология. 69(3):309—327.
Тарчевский И.А., Чернов В.М. 2000. Молекулярные аспекты фитоиммунитета. Микология и фитопатология. 34 (3): 1-10.
Чернов В.М., Гоголев Ю.В., Попова Н.В., Чернова О.А. 1996. Инфицирование гороха посевного Pisum sativum клетками Acholeplasma laidlawii приводит к изменениям морфологических и физиологических признаков растений.Доклады академии наук.. 348(3): 428-430.
Чернов В.М., Гоголев Ю.В., Попова Н.В., Чернова О.А. 1999. Генетическая изменчивость микоплазм (Acholeplasma laidalwii) при взаимодействии их с эукариотами (Pisum sativum). Доклады академии наук. 369(2): 275-277.
Чернов В.М., Гоголев Ю.В., Мухаметшина Н.Е., Абдрахимов Ф.А., Чернова О.А. 2004. Адаптация микоплазм к биогенным и абиогенным стрессорам: наннотрансформация и мини-тела Acholeplasma laidlawii. Доклады академии наук. 396(3):417-420.
Чернова О.А. 1999. Биохимические и и молекулярно-генетические аспекты персистенции микоплазм у человека. Успехи биол. химии. 39: 103-140.
Чернова О.А., Мальцева Л.И., Чернов В.М., Попова Н.В. 1999. Нарушение структуры форменных элементов крови и связанных с ними реакций гемостаза у человека при персистенции микоплазменных инфекций. Доклады академии наук. 365(6): 842-845.
Dybvig, Voelker, 1996. Molecular biology of mycoplasmas. Ann. Rev. Microbiol. 50: 25-57.
Maeda H. 2000. Paradigm shift in microbal pathogenesis: an alternative to th Koch-Pasteur paradigm on the new millenium. 13th Intern. IOM Congress. Abstracts. p. 35. Fukuoka, Japan.
Nakayama J., Akkermans A.D.L., De Vos W.M. 2003.
High-throughput PCR screening of genes for three-component regulatory system putatively involved in quorum sensing from low-G+C gram-positive bacteria. Biosci. Biotechnol. Biochem. 67(3): 480 – 489.
Razin Sh., Herrmann R. 2002. Molecular Biology and Pathogenicity of Mycoplasmas // Kluwer Academic/Plenum Publishers, New York. 572p.
Razin S., Yogev D., Naot Y. 1998. Molecular biology and pathogenicity of mycoplasmas. In: Microbiol. Molec. Biol. Rev. 64:1094-1156.
Парадигма микробного патогенеза в ХХI веке
Парадигма микробного патогенеза (ПМП) – фундаментальная концепция микробиологии, определяющая согласно линейной логике причинно-следственные связи развития заболевания у макроорганизма вследствие инфицирования его микроорганизмами. ПМП основывается на теории микробного моноформизма Луи Пастера. Конкретный микроорганизм вызывает конкретное заболевание в случае выполнения условий, которые называют триадой Коха:
1) микроорганизм обнаруживается в конкретном случае заболевания;
2) микроорганизм не обнаруживается при других заболеваниях и/или как непатогенный микроорганизм;
3) заражение здорового организма чистой культурой микроорганизма, выделенного из больного организма, вызывает аналогичное заболевание [Медицинская микробиология, 1999].
Внедрение ПМП, основанной на постулатах Коха-Пастера, в качестве основной концепции микробиологии определило политику фундаментальных и прикладных направлений медико-биологических исследований и способствовало умножению экспериментальных данных о неправомерности ПМП, в том числе в связи с распространением так называемых персистентных, упорных инфекций, вызываемых условно-патогенными бактериями [Maeda, 2000].
Ярким примером таких инфекций являются микоплазменные инфекции, получившие широкую известность в акушерско-гинекологической практике в конце XX – начале XXI веков. Возбудители этих инфекций - тахителичные (быстро эволюционирующие) бактерии (микоплазмы, класс Mollicutes) обладают высоким уровнем генетически опосредованной фенотипической пластичности. Миниатюрный размер генома и, существенно, ограниченные биохимические способности в значительной мере определяют зависимость микоплазм от высших организмов. Тем не менее эти микроорганизмы способны не только к самостоятельному воспроизведению, но и высокоэффективной адаптации, обеспечивающей преодоление различных защитных систем организмов хозяев и циркуляцию в природе [Борхсениус и др., 2002].
Большой интерес к этим маленьким организмам обусловлен, с одной стороны, уникальностью биологии мельчайшей клетки (вдохновляющей энтузиастов на попытки постигнуть логику жизни в терминах молекулярной биологии), а с другой, - диктуется практической необходимостью. Многие представители класса Mollicutes могут быть возбудителями болезней человека, животных, растений. Микоплазмы являются основными контаминантами клеточных культур. В организме человека микоплазмы могут вызывать иммуннодефицитные и аутоиммунные, острореспираторные и урогенитальные заболевания, в том числе обусловливающие отягощенный акушерский анамнез. Эти микроорганизмы способны передаваться не только горизонтальным путем, но и вертикальным (от матери к плоду), определять различные формы патологии беременности [Борхсениус и др., 2002; Razin, Herrmann, 2002].
Подавление микоплазменных инфекций представляет проблему. Исчезновение симптомов инфекции вследствие антибиотикотерапии не означает элиминации микоплазм из организма, но колонизацию этими микрооргнизмами клеток различных тканей макроорганизма и персистенцию микоплазм. При этом явные повреждения макроорганизма могут отсутствовать.
Специфичные факторы вирулентности у микоплазм не обнаружены. Считается, что высокий уровень генетически опосредованной фенотипической пластичности тахителичных бактерий, определяющей ускользание от иммунного надзора и персистенцию, является основным фактором вирулентности микоплазм [Dybvig, Voelker, 1996; Чернова, 1999].
В этой связи генетически опосредованная вариабельность основных поверхностных иммунодоминантных белков (ОПИДБ) микоплазм представляет особый интерес [Razin et al., 1998]. Гены этих белков образуют семейства. В состав семейств входят высокогомологичные гены, нуклеотидные последовательности которых представлены различными классами повторяющихся элементов, реорганизация которых по типу «выщепление-встраивание» в процессе репликации и рекомбинации обусловливают вариабельность продуктов экспрессии. Изменения в промоторных зонах соответствующих генов (также обусловленные «выщеплением-встраиванием» нуклеотидных последовательностей) обеспечивают переключение фаз (активности) гена. В результате могут возникать миллионы вариантов продуктов экспрессии ОПИДБ, например, генов адгезии, судьба которых определяется отбором, - способностью бактерий преодолевать иммунный надзор, связанный со специфичными антигенраспознающими рецепторами иммуноцитов.
В наших исследованиях первичной структуры генов ОПИДБ M.hominis (участвующих в цитоадгезии микоплазмы к эпителию урогенитального тракта человека) было обнаружено, что у клинических изолятов этой микоплазмы максимальное количество замен нуклеотидов в 1-ой и 2-ой позиции триплетов (определяющих изменения аминокислот) связано с областью гена vaa - модуля, кодирующего эпитоп узнаваемый иммуноглобулином G1. Эта область гена представлена в значительной мере прямыми и инвертированными повторами (15-23 нп), в том числе гомологичными повторяющимися последовательностями, диспергированными на хромосомах человека. Особенности первичной (а также предполагаемой вторичной структуры) соответствующего района vaa-гена M.hominis могут свидетельствовать о возможном участии гена в реорганизации генома как паразита, так и хозяина, а также антигенной мимикрии, определяющей персистенцию микоплазм и связанной с нею патогнез, в том числе имунопатологию.
Патогенез при инфекционных процессах в случае отсутствия факторов вирулентности у микроорганизмов в значительной мере определяется неспецифичной иммунореактивностью организма хозяина, связанной с активацией СОГ и NO-синтазной сигнальных систем, индуцирующих окислительный стресс [Белова, 1997, Чернова, 1999].
Показано, что неимеющая явных клинических проявлений персистенция микоплазм у человека может сопровождаться скрытыми патологическими изменениями в его организме, связанными с дисбиозом, ультрацитопатологией форменных элементов крови, активацией ГКК, угнетением фибринолиза и антикоагуляции и таким образом угрозой развития сДВС, вследствие хронического нарушения эндотелия [Мальцева, 1996; Чернова и др., 1999; Борхсениус, 2002].
В этой связи персистенция микоплазм (как и других инфекционных агентов) может быть фактором риска атерогенеза, ишемической болезни сердца, острого инфаркта миокарда. В наших исследованиях, выполненных совместно с сотрудниками КГМА [Арлеевский и др., 2000, 2001, 2003], приблизительно у 60% пациентов с острым инфарктом миокарда была выявлена персистенция микоплазм. Данные трансмиссивной микрографии свидетельствовали о наличии микоплазм в атеросклеротических бляшках сосудов у 30% этих пациентов.
Хронический окислительный стресс в случае персистенции микоплазм может запускать каскад неспецифических реакций по молекулярным механизмам, известным для инфекционных процессов [Меньщикова, Зенков, 1996; Белова 1996]. В этой связи раскрытие молекулярных основ регуляции стрессорного ответа у микоплазм имеет как фундаментальное, так и прикладное значение.
В наших исследованиях [Чернов и др., 1996; Чернов и др., 1999; Тарчевский, Чернов, 2000] in vivo было установлено, что инфицирование высших эукариот микоплазмами сопровождается хроническим окислительным стрессом и приводит к трансформации микоплазм в мини-тела, размер которых составляющий менее 0.2 мкм (по сравнению с 0.6 мкм для обычных клеток микоплазм), соответствует размеру бактериальных нанноформ.
Феномен наннотрансформации – объект пристального внимания сегодня, установлен для ряда бактерий, в том числе как ответная реакция неспорообразующих бактерий на стрессорные воздействия, включая окислительный стресс [Вайнштейн, Кудряшова, 2000; Маркелова и др., 2001]. Бактериальная наннотрансформация обеспечивается трехкомпонентной системой регуляции, контролирующей также синтез факторов вирулентности, антибиотиков, компетентность и некоторые другие состояния [Nakayama et al., 2003]. Индукторами трансформации микроорганизмов в вирулентные формы являются факторы среды их обитания, в том числе физиологически-активные соединения (интермедиаторы) организма хозяина, - цитокины, активные формы кислорода и гормоны.
В результате наших исследований [Чернов и др., 2004] ультрацитоструктурных и молекулярно-генетических особенностей клеток микоплазм при воздействии стрессоров, определяющих бактериальную трансформацию in vitro, было обнаружено, что клетки микоплазм могут находиться как минимум в двух различных физиологических состояниях, одно из которых, дормантное (дремлющее), связано с нанноформами, - клетками, средний размер которых составляет менее 0.2 мкм. Нанноформы микоплазм проявляют высокую устойчивость к стрессорным воздействиям in vitro и сохраняют потенциальные способности к пролиферации, а также реверсии. Доля нанноформ в популяции клеток микоплазм зависит от особенностей среды их обитания - микрокосма. Трансформация клеток микоплазм в нанноформы при воздействии биогенных и абиогенных стрессоров связана с существенной реорганизацией структуры и экспрессии генома микоплазм.
Персистенция микоплазм является быть индикатором патологии микро- и макробиоценозов. Установлено, что персистенция микоплазм у человека связана с дисбиозом генитального тракта и характеризуется преобладанием условно-патогенных микроорганизмов, особенности метаболизма которых создают благоприятные условия для размножения микоплазм.
По отношению к другим патогенам микоплазмы обычно выступают как синергенты и способствуют развитию суперинфекций [Чернова и др., 1999; Борхсениус и др., 2002; Razin, Herrmann, 2002]. Однако клиническая картина персистенции микоплазм может существенно различаться у разных индивидуумов. Микоплазмы обладают различными средствами воздействия на сигнальные системы инфицированного организма и способны изменять иммунореактивность в организме хозяина в результате как непосредственного воздействия на клетки (в том числе иммуноциты), так и опосредованного – через активные формы кислорода, гормоны и цитокины. Микоплазмы, имеющие ферменты для усвоения аргинина и глюкозы, способны уничтожать L-аргинин (субстрат NO-синтазы) и переключаться в разных условиях на использование в качестве основного источника энергии то аргинин, то глюкозу, меняя, соответственно, спектр индуцируемых сигнальных молекул, регулирующих клеточную реактивность. Эти микроорганизмы могут модулировать иммунореактивность, индуцируя экспрессию провоспалительных цитокинов и/или подавлять их действие посредством индукции антивоспалительных медиаторов ИЛ-10 и ИЛ-12, а также экспрессии антагониста рецептора ИЛ-1 [Борхсениус и др., 2001; Razin, Herrmann, 2002].
Восприимчивость, а также чувствительность к микоплазменным инфекциям зависит от иммунных особенностей индивидуума и может быть генетически детерминирована, так что проявление и спектр патологических реакций при персистенции микоплазм может существенно различаться у разных индивидуумов, что противоречит ПМП, основанной на постулатах Коха-Пастера. Таким образом, при персистенции микоплазм все слагаемые действующей ПМП оказываются невыполнимыми как из-за особенностей тахителичных бактерий так и вследствие молекулярно-генетических механизмов иммунореактивности хозяина.
Многочисленные данные исследователей молекулярных основ в системе «паразит-хозяин», свидетельствующих о неправомерности ПМП, основанной на постулатах Коха-Пастера, стали причиной ее ревизии и разработки новой фундаментальной концепции микробиологии XXI века [Maeda, 2000; Борхсениус и др., 2002].
Способность бактерий, в том числе микоплазм, к трансформации при изменениях окружающей среды, является подтверждением и развитием теории плеоморфизма, а не моноформизма микроорганизмов, что определяет необходимость принципиально нового подхода к решению фундаментальных и прикладных проблем, связанных с механизмами формирования системы «паразит-хозяин» и способами контроля инфекционных процессов. В этой связи актуальное значение сегодня приобретает сигналомика микро- и макробиоценозов, раскрывающая молекулярные основы бактериальной трансформации (в том числе взаимопереход условно-патогенных микроорганизмов в патогенные), регуляция которой может обеспечиваться активными формами кислорода, цитокинами и гормонами [Олескин и др., 2000].
Список литературы:
Арлеевский И.П., Чернова О.А., Ганеева Л.А., Сафин И.Н., Чернов В.М. 2000. Роль микоплазменных инфекций в развитии острого инфаркта миокарда: факты и предположения. Российский кардиологический журнал. N 4 (39): 28-31.
Арлеевский И.П., Ганеева Л.А., Сафин И.Н., Чернов В.М., Чернова О.А. 2001. Персистирующая микоплазменная инфекция как фактор риска развития острого инфаркта миокарда. Кардиология. 41(3): 45-47.
Арлеевский И.П., Чернова О.А., Ганеева Л.А., Сафин И.Н., Чернов В.М. 2003. Микоплазменные инфекции и инфаркт миокарда. Российский кардиологический журнал. N 4 (42): 17-23.
Белова Л.А. 1997. Биохимия процессов воспаления и положения сосудов. Роль нейтрофилов. Биохимия. 62 (6): 659-668.
Борхсениус С.Н., Чернова О.А., Чернов В.М. 2001. Взаимодействие микоплазм с иммунной системой животных и человека. Цитология 43(3): 219-243.
Борхсениус С.Н., Чернова О.А., Чернов В.М., Вонский М.С. 2002. Микоплазмы. Санкт-Петербург: «Наука». 2002. 320 с.
Вайнштейн М.Б., Кудряшова Е.Б. 2000. О наннобактериях. Микробиология. 69: 163–174.
Мальцева Л.И. 1996. Механизмы развития осложнений беременности и перинатальных повреждений плода при микоплазменных инфекциях у женщин. Автореф. докт. дисс. Казань. 36 с.
Маркелова Н. Ю., Алексеева Н. В., Романова Ю. М., Гинцбург А. Л. 2001. Взаимодействие вегетативных и некультивируемых форм Salmonella typhimurium с бактериями bdellovibrio. Журнал микробиологии, эпидемиологии и иммунобиологии. 6: 16-19.
Медицинская микробиология, 1999. Ред. Покровский В.И., Поздеев О.К. ГЭОТАР, Медицина, М. 1183с.
Меньщикова Е.В., Зенков Н.К. 1997. Окислительный стресс при воспалении. Успехи совр. биол. 117(2): 155-171.
Олескин А.В., Ботвинко И.В., Цавкелова Е.А. 2000. Колониальная организация и межклеточная коммуникация у микроорганизмов. Микробиология. 69(3):309—327.
Тарчевский И.А., Чернов В.М. 2000. Молекулярные аспекты фитоиммунитета. Микология и фитопатология. 34 (3): 1-10.
Чернов В.М., Гоголев Ю.В., Попова Н.В., Чернова О.А. 1996. Инфицирование гороха посевного Pisum sativum клетками Acholeplasma laidlawii приводит к изменениям морфологических и физиологических признаков растений.Доклады академии наук.. 348(3): 428-430.
Чернов В.М., Гоголев Ю.В., Попова Н.В., Чернова О.А. 1999. Генетическая изменчивость микоплазм (Acholeplasma laidalwii) при взаимодействии их с эукариотами (Pisum sativum). Доклады академии наук. 369(2): 275-277.
Чернов В.М., Гоголев Ю.В., Мухаметшина Н.Е., Абдрахимов Ф.А., Чернова О.А. 2004. Адаптация микоплазм к биогенным и абиогенным стрессорам: наннотрансформация и мини-тела Acholeplasma laidlawii. Доклады академии наук. 396(3):417-420.
Чернова О.А. 1999. Биохимические и и молекулярно-генетические аспекты персистенции микоплазм у человека. Успехи биол. химии. 39: 103-140.
Чернова О.А., Мальцева Л.И., Чернов В.М., Попова Н.В. 1999. Нарушение структуры форменных элементов крови и связанных с ними реакций гемостаза у человека при персистенции микоплазменных инфекций. Доклады академии наук. 365(6): 842-845.
Dybvig, Voelker, 1996. Molecular biology of mycoplasmas. Ann. Rev. Microbiol. 50: 25-57.
Maeda H. 2000. Paradigm shift in microbal pathogenesis: an alternative to th Koch-Pasteur paradigm on the new millenium. 13th Intern. IOM Congress. Abstracts. p. 35. Fukuoka, Japan.
Nakayama J., Akkermans A.D.L., De Vos W.M. 2003.
High-throughput PCR screening of genes for three-component regulatory system putatively involved in quorum sensing from low-G+C gram-positive bacteria. Biosci. Biotechnol. Biochem. 67(3): 480 – 489.
Razin Sh., Herrmann R. 2002. Molecular Biology and Pathogenicity of Mycoplasmas // Kluwer Academic/Plenum Publishers, New York. 572p.
Razin S., Yogev D., Naot Y. 1998. Molecular biology and pathogenicity of mycoplasmas. In: Microbiol. Molec. Biol. Rev. 64:1094-1156.
Авторизуйтесь, чтобы принять участие в дискуссии.